ЛЕНИНГРАДКА

Есть такие женщины     

Предварительно со своей героиней  недолго пообщалась   по телефону.  Сделала вывод – встреча  с Галиной Павловной Кузнецовой  обещала быть интересной, без  особых условностей и ненужных «реверансов». Так иногда бывает,   встречаются люди, чье обаяние и доброжелательность, а также ясный ум и непревзойденное мастерство рассказчика,  ощущаются даже на расстоянии.

Лишь  одно  обстоятельство для начала  озадачило немало  – уж слишком голос  блокадницы-ленинградки показался моложавым. Не  было в нем  ни намека на старческие интонации,  ни охов-вздохов,  ни сетований на ослабшее здоровье.

А где же бабуля?

Бесшумно скользящий лифт с неожиданно огромным зеркалом в кабинке плавно распахнулся на площадке пятого этажа. Меня уже ждали. Мельком глянув на голубоглазую  белокурую женщину с изящно уложенной прической и тонкими чертами лица, направилась  прямиком в квартиру к своей героической бабуле. Судя по всему, встретить меня у порога та не может, поскольку ей уже за семьдесят. И где  же она, моя болезная?..

- А  давайте пройдем сразу на кухню,  – невольно заставляет обернуться голос с мягкими интонациями. И рядом  та же,   со вкусом  одетая женщина, утонченная, с легким макияжем и свежим маникюром.

- У меня со дня рождения вкусный  тортик остался. Сейчас чай  будем пить. Я в такие неюбилейные дни особо никого не приглашала. Были только друзья и родные. 76 – не дата.

И лишь только тогда с особой ясностью осознаю, что никакой бабули не будет. Передо мной сама Галина Павловна Кузнецова, блокадница - ленинградка, вдова боевого офицера, подводника. У супругов - прямое отношение к Великой Отечественной войне. Не так давно блокадники по своему рангу причислены к участникам боевых действий. Разуваясь, с долей смущения произношу: « У вас все, как в аптеке, стерильно чисто». И опять оказываюсь в дурацком положении. Оказывается, Галина Павловна аптечному делу отдала более 40 лет.

Хозяйка деловито нарезает орехово-мандариновый  торт собственного приготовления,  разливает ароматный чай по разноцветным пиалкам.

- Мы 27  января отметили  очередную годовщину снятия блокады, - попутно сообщает она. – Было приятно. Нас поздравляли на уровне администрации Хабаровского края. Я потом ночью долго заснуть не могла. Все вспоминала…

Израненное солнышко на асфальте

К военной теме Галина Павловна прикасается с особой осторожностью, болью и трепетностью. Вновь возникают  кадры, которые уже никогда не сотрутся из ее цепкой памяти,  -  голод, обстрелы, бомбежки, первая блокадная зима  и весна 1942 года… Надо ли воссоздавать  все лишения, утраты, мучения, которые тогда пережили ленинградцы? Впрочем, только они в состоянии оценить высоту и силу ими же совершенного подвига.

- В сентябре 41-го фашисты  уже были в Пушкино. От нас недалеко. – Галина Павловна задумчиво отодвигает белоснежную шторочку на окне. На подоконнике ухоженная зелень. А она будто вдаль заглядывает. Туда, где была война. И сразу   продолжает.

- Поначалу слышались отдаленные залпы. Потом снаряды стали долетать до тех домов, где жили мы. С нами, ленинградцами,  начали воевать.

В безмятежно – теплом сентябре, когда  природа еще только меняет свой  наряд на пурпурно золотистый, когда вольготное тепло еще не перемежается с остылыми дождями, северная столица России хороша как никогда. Именно тогда  ранней осенью 41-го медленно с приходящим чувством холода  вклинивалось в сознание жителей города на Неве страшное слово "блокада".

- Я тогда маленькой  была, весь трагизм ситуации оценить не смогла.  Помню одно – постоянно было страшно.

… Угрожающий свист, затем оглушающий грохот. Папа ушел на фронт и погиб практически сразу при обороне города. А мама целыми днями на смене в войсковой части. Галинке пять лет, а ее младшему братишке – три года. Мама каждый раз,  уходя на работу, целует каждого и плачет, будто прощаясь. На всякий случай строго дает наказ: «Галочка, смотри за братиком…»

Кто-то раз в день подсовывал под дверь нехитрую еду, зелень, картофелину, морковь. Стограммовый  кусочек хлеба они  с братом делили пополам. А потом сидели в обнимку молча, в ожидании страшного рева. Он начинался неожиданно, и ребятишки сразу прятались под стол. Галочка не забывала захватить с собой своего одноухого мишку, чтобы тот «не погиб». Дети его однажды потеряли, когда оказались практически погребенными после прямого попадания снаряда в дом. По-кошачьи отчаянный писк детишек случайно услышал отряд комсомольцев – спасателей. Галя из последних сил звала на помощь, здорово надорвала голос. Это со временем перешло в болезнь. У Галины Павловны и впрямь мелодичный голос, но связки дают о себе знать до сих пор.

- Нас бомбят, мы переходим в другую квартиру, опять бомбят, мы снова переселяемся. У нас долгое время стоял старый буфет из мореного дуба. Он был весь изрешечен осколками от снарядов. – Вспоминает ленинградка. - Буфет был чистым, внутри – ни сахаринки. Все вылизано нами было.

И еще весну она хорошо запомнила. Ели с братом, сидя на завалинке какую-то траву. Мама ее варила, запаривала. Карточек на продукты  тогда еще не было. Каждый выживал,  как мог.
Блокадное время прошло единым истерзанно-голодным кошмаром. И все-  таки были там свои детские радости. Ослабленные,  дистрофичные, они играли в классики, войнушки, рисовали солнце на иссеченном снарядами асфальте, сочиняли стихи типа…

- Пусть будет холод, голод,  пулей град,
Мы защитим тебя, любимый Ленинград!

Нарисованное на асфальте солнышко улыбалось грустно. Голодное, холодное, но все же это было детство.

Блокаду сняли в январе 1944 года. Галя пошла в школу, закончила десятилетку.  Но еще долго, возвращаясь с занятий, замирала во дворе при  виде железобетонных прочных заграждений треугольной формы, что, казалось, были намертво вбиты в землю.

Галина Павловна и до сей поры  переписывается со своей подружкой, что проживает теперь уже в Санкт-Петербурге. Она сообщила, что старые школьные здания военной поры сохранились. Не стало, правда, речушки с чистой водой, пиявками и корюшкой в бывшем поселении Рыбацком. Теперь это местечко – значимая часть единого мегаполиса Северной столицы, которую «причесали» под современный деловой стиль.

Когда усталая подлодка…

Ее муж – Анатолий Кузнецов – флагманский медик, тоже родом из Ленинграда. Окончив мединститут, потом Военную медицинскую академию, он в 1960 году увез свою молодую красавицу жену к новому месту службы в Архангельск. У нее на тот момент – техническое  фармацевтическое образование.  Дальше – обычная неспокойная служба, которая единит все армейские семьи.  Мурманск, Североморск, Полярный, Кольский полуостров с северным сиянием, где полгода ночь, полгода – день. Березки мелкие, невысокие, но под ними грибов видимо – невидимо.
Памятных событий за время службы накопилось много. В январе 1961 года в Полярном взорвались две подводные лодки. Трагедия случилась рано утром, когда  рассвет еще чуть забрезжил.  Галина побежала на пирс встречать мужа. Глянула, а в дымке тумана кто-то высокий, энергичный, смелый, свой…Руководит.  На душе спокойно стало – жив.

Это нормальное чувство, когда по жизни перемежается боль за любимого  с закономерным  ощущением успокоения, а заодно и с осознанностью своей сопричастности к делам близкого человека, будет сопровождать ее всю жизнь. До самого его последнего дыхания.

- Толя, будучи военным медиком, всегда занимал ответственные посты. Он, офицер в третьем поколении, исполнительный и обязательный, всегда уходил от  меня незаметно, как подводная лодка. Давал команду подготовить необходимый багаж и исчезал, как потом выяснялось, то на Кубу, то  еще в какое иностранное государство, - вспоминает Галина Павловна. -  Это по -мирному называлось – «уйти в поход».

В Полярном они прослужили до 1969 года. Потом – Военно-командная академия. Анатолий защитил диссертацию. Ему предложили место на кафедре. Действующий офицер медицинской службы отказался. Тогда ему «пригрозили»…  Хабаровском. Он навел справки, узнал, что там, на краю земли, замечательная охота, классная рыбалка, а тигры бродят в основном по тайге, а не по городским проспектам. Согласился на перевод.

Галина тогда чувствовала себя «подневольной декабристкой», отчаянно сопротивлялась, узнав, что после овеянных славой морей, где она знала практически каждый номер боевой подводной лодки, они пристанут к «челночному» Амуру.

- Как можно променять подводный флот на «тюлькин пруд»? – Собирая чемоданы, недоумевала она.

- Амурская флотилия во все времена считалась боевой и славной,  - невозмутимо ответствовал муж.

Подполковник медицинской службы с женой ссориться не стал, он, молча и авторитетно, поступал по-своему, как офицерская совесть велит.

На удивление Галина быстро сдружилась с дальневосточным городом, стала невольно гордиться полноводным Амуром. Нашла себя по специальности, занявшись привычным аптечным делом, при больнице №10. Муж занял достаточно значимую должность при штабе и был постоянно занят по службе. Виделись нечасто.

Из Хабаровска супругам Кузнецовым однажды пришлось уехать в далекую республику Бангладеш, доверив на некоторое время  сына Сашу на попечение хороших знакомых. В течение полугода Галина Павловна помогала супругу лечить заболевших иностранных пациентов. Причем в условиях, далеких от санитарных норм. Она и там, в экзотических условиях,  выгодно выделялась  среди офицерских жен. Следила за собой, сооружала  модные прически, стильно одевалась. Однажды приглянулась местному богатейчику, который вознамерился сделать ее своей четвертой женой. Даже выкрасть намеревался. История наделала много шуму, и невиноватая ни в чем Галина вынуждена была уехать в Хабаровск досрочно по приказу самого адмирала.

- Нечего было такие красивые прически делать, -  с нарочитой строгостью сказал адмирал на прощанье и неожиданно грустно вздохнул.

Самые радостные совместные поездки выпадали на их отпуск. На это деньги они не жалели. Ей теперь есть о чем вспоминать, листая альбомы. Смешно, но опять везде море, пляж, тихий прибой…

Ошибка цыганки

После смерти дорогого ей человека Галина Павловна долго приходила в себя. С головой ушла в работу. Это, как ни странно, и сыграло однажды в ее судьбе роковую роль.

- Из моего окна общежитие видно, - снова откидывает белоснежную занавесочку Галина Павловна. – Это здание, что напротив, когда-то было нашим военным госпиталем с добротным военным складом. Я туда была вхожа,  что называется на доверии. Брала необходимые медикаменты, препараты, лекарства для нашей больничной аптеки. С возвратом, конечно.

Однажды в городскую больницу привезли из Советской Гавани 14 солдат с отравлением.
- В нашей больнице было отделение токсикологии с двумя аппаратами «искусственной почки». Бойцам нужно срочно ставить капельницы, а глюкоза на тот момент  закончилась. – Вспоминает моя собеседница. – За ней меня и отправили в военный госпиталь.
На выезде с территории больницы служебная «Волга» попала в аварию. Галина Павловна ехала в салоне, где обычно возят больных.
- Сижу на металлическом стульчике, и вдруг меня начинает кидать туда-сюда, - заново переживает трагический случай Галина Павловна. Помню одно – крючок, угол, стена… Потом ударилась головой, спиной, ногами…

Это то немногое, что она запомнила. Были смещены позвонки на шее и частично на самом позвоночнике. Наложили гипс. Чего скрывать, главный врач намеревался после выписки освободить ее от обязанностей. Но добросовестная заведующая аптекой продолжала ходить на работу, перемежая трудовые дни с «отсидкой» на  недолгих «больничных».

Изящная и хрупкая, всю свою жизнь она ходила на тонких каблучках. После того несчастного случая Галина Павловна сшила себе специальные сапожки на сплошной подошве, непривычно грубоватые, но удобные. Ходила в них в основном пешком, не давала замирать смещенным позвонкам. Было нестерпимо больно, но она все шла и шла… Однажды у парка имени Гайдара ее остановила старая цыганка.

- Мне от тебя ничего не надо. Только всю правду про тебя скажу. Будет тебе  пятьдесят лет, ты в аварию попадешь.

- Вот тогда у меня все дела на поправку и пошли, - смеется Галина Павловна. – Я себя вновь почувствовала обаятельной и привлекательной. А цыганке сказала: «Было мне пятьдесят лет аж два года назад. И была у меня авария. И вот теперь я точно выживу. Спасибо тебе, цыганка!»

И она на удивление всем с еще большим энтузиазмом приступила к своим профессиональным обязанностям. Только в Хабаровске она  аптекарскому делу отдала 32 года. Было ради чего ожить.

Сейчас Галина Павловна Кузнецова на заслуженном отдыхе. Занимается домом, разведением цветов. В гости выезжает нечасто. Дают о себе знать боли в позвоночнике. На всякого рода недуги жена морского офицера  жаловаться не любит и не умеет. Потому и не понимает, как это ее сверстницы прочно увязли во всякого рода болячках, не борются с ними, и даже с завидной гордостью на них сетуют. Ей больше нравится общаться с молодежью. С той же любимой внучкой, к примеру. Она знает все молодежные новости.  Потому и  держит себя  в  отличной форме. Неизменная прическа, нарядная одежда. Говорит, что мусор не вынесет,  не подкрасившись. И правильно делает. Многие  женщины, кому едва за семьдесят, давно себя в старухи записали. А она,  кажется,  наоборот молодеет день ото дня. Интересуется модной косметикой, современными шляпками, ведет здоровый образ жизни, пьет чай, настоянный на травах. И еще у нее на жизнь свои установки:

- Я не пользуюсь привилегиями своего мужа, хотя мне положено. Всегда считала – это его заслуги и льготы. У меня в жизни всегда было все свое. Я и сейчас ни в чем не нуждаюсь. Все сетуют на кризис, а я в свою небольшую пенсию полностью укладываюсь. За время блокады в послевоенные  трудные годы приучила себя экономить и в жизни ни у кого не заняла ни копейки. Медработники умеют жить по средствам. Меня не испортила жизнь супруги старшего офицера, хотя соблазнов много было. Ради памяти своего Анатолия я не хочу выбирать себе очередного спутника жизни. А для чего? Мы с супругом, деликатным и добрым человеком, прожили вместе душа в душу ни один десяток лет. И теперь я живу с памятью о нем.

Слушаю искренние слова Галины Павловны и невольно любуюсь этой замечательной женщиной. Все-таки ленинградцы военной поры как будто храбрые светлячки в ночи – негаснущие, стойкие, живые… Моя героическая собеседница из их числа. И пусть она хранит свою естественную неувядаемую красоту, которой ее щедро наделила природа, еще долго-долго…

Ольга Гребенюк, военный журналист.