Не забыть, что ничего не помню

Виктор Калинкин

В комнате обозначился серый рассвет. Зачем лежать, встану, займусь чем-нибудь. Но делать, знаю, нечего. И не надо оттягивать, надо решать, нет, я уже решил, осталось решиться. План готов, входные ключи и портфель с документами у соседей. Главное – не забыть всем отвечать, что я ничего не помню. Юра, когда  в последний раз звонил, говорил, что их авиационный полк расформировывают, что ему придется еще на какое-то время задержаться в Забайкальском округе.

Узнать бы, как они там, но связи с внешним миром нет: два месяца назад отключили телефон.  Напишу, но не сейчас, потом.

Иван Денисович встал, выполнил, простенькие, уже давно напрягающие движения руками и головой, глядя на двор, родной до боли, нагнулся… и осторожно выпрямился. Затем прошел в ванную комнату, умылся, поводил бритвой по щекам, в глаза старался не смотреть. Прошел на кухню, что-то сунул в рот, сморщившись, пожевал. Оделся, ботинки выбрал новые, лётные, подарок сына. Никак не получалось завязать шнурки, и он, кряхтя и отдуваясь, втиснул непослушные веревочки негнущимися пальцами между носками и черной кожей. Еще раз пожалел, что когда-то сэкономил и не купил себе трость, и вновь, так не хотелось теребить душу, но вспомнил, что перед этим потерял трость жены, одиноко напившись в день её похорон.

Вышел, захлопнул дверь, начал спускаться. Пройдя два пролета, увидел на один этаж ниже Светку из параллельного класса. Она стояла в углу площадки и ждала, когда он освободит лестницу. Вдруг пластмассовая лента перил закончилась. За металлическую полоску, которую она перед тем обхватывала, рука зацепиться не успела. Чувствуя, что теряет равновесие, и видя только широко раскрытые глаза Светки, Иван Денисович быстро сел и съехал к ее ногам. С ее помощью поднялся, поблагодарил, вежливо отказался от разговора о президенте и вышел во двор.

Недалеко удачно расположен вокзал, и очень скоро именно он станет тем местом, где будет осуществлен его "коварный" план. "Главное, не забыть, что ничего не помню,  тогда, может быть, устроюсь получше, чем придумал О’Генри  для своего Сопи, и витрины бить не надо" (см. примечание).

Идти бульваром вначале было не то чтоб легко, скажем, не очень трудно. Да, его покачивает. Да, ноги заплетаются и шнурки болтаются. Неожиданно он заметил и понял, почему его обходят, сторонятся. Как вести себя в такой ситуации, Иван Денисович решить не успел: его внимание отвлекло уже не раз приходившее ощущение жжения в середине груди, за косточкой. Подошел, загребая ботинками, к ближайшей скамейке. В метре остановился, посмотрел вниз, удивился, что успел оценить ее как последнее ложе, удивился спокойствию, усмехнулся, мол, все пройдет. Как и раньше, он сосредоточился и постарался дышать ровно, глубоко, медленно. И вдруг вовнутрь хлынул поток расплавленного свинца. Иван Денисович, не желая того, рванулся вперед и упал на скамейку. Правая рука оказалась под ним, колени на асфальте, голова вблизи урны, дышать стало тяжело, окружающее он видел теперь в тумане и только на уровне пояса.

За этим наблюдала из своего окна приболевшая третьеклассница Юля, откусывая понемножку от булочки и запивая молоком. Она быстро поставила все на подоконник, пробежала в комнату, позвонила маме, прокричала по-детски, сбиваясь, самое главное, и встревоженная, но довольная вернулась на свой пост.

Прошло какое-то время, и Иван Денисович услышал звук стеклянной бутылки, извлекаемой из урны, затем тень прошла мимо, заслонив утреннее солнце, и кто-то присел на скамейку у его ног. Через минуту этот "кто-то" снял с него ботинки, поднялся и ушел.

Поравнялась парочка, девушка обратила внимание своего спутника на лежащего старика. Парень возразил:

– Ну что ты, смотри, ему так хорошо босому, даже в штаны надул. Ну его, алкаша, пачкаться.

– Дурак же ты, Владик!

Промчались школьники. С их стороны прилетел окурок, ударился в край урны, отскочил и, оставив пепельный штрих на переносице Ивана Денисовича, приземлился рядом,  вслед ему донесся дружный смех.

Вскоре, прошуршав протекторами, у обочины притормозила машина скорой помощи. Спереди и сзади вышли два белых халата, подошли:

– Поднимайся, батя! Что ж ты с утра так надрался!

Батя в ответ только простонал. "Главное, не забыть, что я ничего не помню, тогда, может быть, попаду в дом для престарелых или на больничную койку", – вспомнил он. Медбратья подхватили старика и поставили на ноги.

– Стоять можешь? Ну, ступай, отец! – и пристроились по бокам.

Через пару мучительных шагов Ивана Денисовича качнуло вправо, синхронно вправо ушел белый халат, качнуло влево – то же произошло и с левым халатом. Вдруг старика потянуло вверх, его босые ноги забились в ритме ирландского танца. Как дерево, потерявшее корни, он начал ускоренно крениться, повернулся затылком к земле, еще мгновение, и его голова с ураганной силой ударилась об асфальт. Прохожие на глухой треск кто обернулся, кто поднял взор, а тот, кто еще не успел отвести глаза, мог видеть, как ноги в серых носках, замедляя танец, наконец, успокоились.

Медперсонал, не сговариваясь и не встречаясь взглядом, дружно молча потянул носилки из кареты с таким совсем недавно желанным "Скорая помощь" на борту.

01.04.2011

Прим.: Скопи – герой рассказа О.Генри "Фараон и хорал".