Мяу-мяу, или американская строевая
 |
Ходила застава плохо. Нет, не то, чтобы совсем никак, но как-то без души, откровенно попирая заветы товарища Апакидзе. Нет, не то, чтобы совсем попирая и презирая, вовсе нет. По сравнению с другими 10-15 учебными заставами в этот же вечер ритмично утаптывавшим асфальтное покрытие плаца пограничного училища очень даже на уровне. Однако капитан Молотков, несший службу в тот памятный вечер в наряде "помощник оперативного дежурного" по училищу думал совершенно иначе. Всё ему хотелось увидеть и особенно услышать эдакий "огонёк и задор", на который 108-ая учебная пограничная застава, 1-го дивизиона 3-го факультета ну никак не была способна. Верная заветам недавнего советского прошлого, застава, изо всех сил вспоминая герб на кумачовом стяге, старательно "косила и забивала". Вообще-то, положа ногу на сердце стоит сказать, что застава сия была не так уж плоха, и проведённые в училище 3 месяца ничем особенно плохим для неё отмечены не были. Это лишь спустя год-другой, она по праву заслужит гордое прозвище (данное одним из преподавателей кафедры общей тактики) "шайки убогих уродцев". Вообще то по-украински данное прозвище звучало гораздо колоритнее, да и последнее слово в переводе на великий и могучий было вовсе не "уродцы". Ну, речь, в общем-то, не об этом. 108-ая доблестная, торпедоносная, псевдо гвардейская, имени нетрудового дырявого знамени, ордена св. Ебукентия 13-ой степени и медали Сутулова учебная пограничная застава состояла сплошь из курсантов факультета иностранных языков. Два отделения были отданы на растерзание "англичанам", а еще одно, да и то неполное, было с садистским удовольствием заклеймено "фрицами", "гансами", "фашистами" и прочими милыми сердцу каждого немца именами. Состояло данное инвалидное подразделение на тот момент из 32 человекоподобных организмов, одетых в затёртые камуфляжи "подменки" и, непонятно по какой ошибке начтыла, берцы облегчённого варианта. Построенные в колонну по трое, курсантики без души топали нижними конечностями по плацу, без души исполняя строевые песни, искренне мечтая поскорее попасть в теплое расположение дивизиона, проквакать на вечерней поверке в ответ на произнесённое имя и завалиться спать на мягчайшие солдатские койки. Однако капитан Молотков был совершенно другого мнения на этот счёт. Уже отпели и ушли в темень многие заставы других факультетов и дивизионов, мерно ухая кирзовыми сапожищами, прочапали к своей казарме жиденькие строи солдат-срочников БМТО и комендантской роты (эти по жизни пропадали в нарядах и караулах или на бесконечных хозработах). Тягуче что-то пела грузинская застава, их песня была совсем не строевой по ритму и тональности, при этом, следует признать, красивая, как и всё песенное творчество горцев. Вслед за ней в сторону угловой казармы, в которой размещался тогда 5-й факультет (для курсантов из стран бывшего СССР) маршировали несколько туркменских застав, по ходу выкрикивая что-то, должное означать бравую строевую песню, однако, больше похожее на звуки, издаваемые бандой пьяных басмачей в припадке любви к искусству. Единственное уловимое слово из этой какофонии звуков было "Ашгабат". В общем, как говаривал мой дед: "знал бы, о чём поют - заплакал бы". Последними покидали плац заставы ребят из Молдавии. Вот эти горлопанили от души, исполняя самую пограничную песню всех времён и народов "Зелёные погоны", за что и были награждены одобрительным замечанием помощника оперативного дежурного, несравненного капитана Молоткова. А наша героическая 108-ая застава всё продолжала наматывать круги по громадному прямоугольнику плаца. Уже были спеты все известные запевале заставы, Климу, песни. Начали, как обычно, с "А на плечах у нас", потом с бурлачьей тоской выли "Уходил я в армию в ноябре". После этого, чисто для разнообразия, затянули украинские народные. Клим до багровой рожи надрывался песней про двух казаков, один из которых "багата родина", а второй, к своему несчастью оказался "бідна сиротина". Следующей в top-list нашего хит-парада прозвучала "Гей, наливайте повнії чари", потом очередной опус про казака и его Буцефала, у которого "під копитом камінь тріснув". Потом кто-то, явно предатель и изменник Родины, начал заводить "Артиллеристы, Сталин дал приказ", но на полуслове умолк, закашлялся и сдох. Что еще пели, заходя на 1208-ой круг по периметру плаца, уже никто не вспомнит. Услышав шедевр про артиллерию, богиню войны, блистательный капитан - помощник оперативного окончательно потерял терпение и перешел к усиленной строевой подготовке единственной, оставшейся в его досягаемости заставы, ходил за ней по пятам, вопя благим матом по поводу, что "не в ногу", "чётче шаг", "держать диагональ" и прочее. Сорвав голос и потеряв пару-тройку килограммов нервов, Молотков остановил заставу аккурат напротив трибуны, гаркнул "напра-о!" и приступил к вербальной части. Метал громы и молнии, призывая на головы курсантов 108-ой все библейские кары, обещал сгноить, раздавить и уничтожить. Также в качестве бонуса было обещано лишить всю заставу увольнений сроком на миллиард лет. Но вот тут ошибка вышла. Грозить лишением увольнений курсантам, которые и так уже были облагодетельствованы правительством страны на три года казарменного положения (1-3 курс) было, по меньшей мере, грубейшим просчётом в морально-психологическом воспитании будущих офицеров-пограничников. Поэтому, 32 тела в зелёных погонах с буковкой "К" на оных, с тупым равнодушием взирали на ходячий громкоговоритель в капитанских погонах, обречённо осознавая, что сегодня не выйдет блаженно покурить в туалете перед отбоем и потравить байки о курсантках из девичьих застав. Надо отметить, что вышеупомянутый запевала, тот, который Клим, ростом был мал и шагал левофлаговым в последней шеренге, то есть был замыкающим. Справа от него, в той же последней шеренге, шаркал кривенькими ножками в модных югославских ботинках курсант Серёженька, начисто игнорируя обязанности солдата в строю. Всё это время, пока его коллеги надрывно голосили, на раз переплёвывая заслуженный хор имени Г.Верёвки, Серёженька бубнил себе под нос, возводя поистине мега - многоэтажные матерные конструкции, поминая незлым тихим словом тот день, когда его уговорили вместо киевского "ин.яз-а" поступать в военное училище. Причём, в качестве мест появления на свет сего ВУЗа упоминались исключительно глотательно-испражнительные отверстия какой-то пьяной макаки. Так вот. В тот момент, когда неповторимый помощник оперативного дошел в своей речи практически до Всемирного Апокалипсиса, обильно забрызгивая слюной и желчью берцы понуро стоящего перед ним Димки "Леща", Серёженька вдруг прервал свой монолог, два раза моргнул, смачно плюнул на священный бетон плаца и присел за спинами товарищей. Вырвав из тетради лист и разместив на коленях планшет, Серёженька что-то сосредоточенно царапал в листке мелким почерком. Потом встал, ткнул острым локтём в бок начавшего засыпать Клима и сунул ему под нос написанное. Клим, даром, что был "немцем", прочтя написанное, выкатил моргалки и залепетал: "Серый, я ЭТО петь не буду". Серёженька, не отходя от кассы, ткнул вторым своим верхним отростком стоявшего впереди Юлика "Чунга-чанга". На этот непочтительный провокационный акт повернулась вся предпоследняя шеренга, состоявшая сплошь из Серёженькиных корешей. Кроме Юлика, там также стояли гвардейцы кардинала Серёга "Волчара" и Ромка "Телега". Вопросительно воззрившись на нарушителя спокойствия, получили ответ: "Пацаны, Клим песню петь не хочет". Три носа разом уткнулись в исписанный листок. Район дислокации предпоследней шеренги расцвёл тремя белозубыми улыбками. Потом к носу Клима синхронно протянулись три сложенные в кулак руки, и кто-то из трёх богатырей замогильным голосом брякнул: "Пой, или пи***ц тебе, котёнок". Молотков, закончив пророчествовать по поводу безрадостного будущего 108-ой заставы, в этот момент подал команду к дальнейшему хождению с песней. И вот, получив команду "Песню, запе-вай!", стадо, носящее гордое имя учебной пограничной заставы, двинулось на очередной заход. Клим, пропустивдвалишнихшага, неувереннораззявивварежку, пропищал:
A vacation in a foreign land, Uncle Sam does the best he can Ясны очи капитана Молоткова в тот момент, стали размером с чайные блюдца, что было заметно даже с другого конца плаца, а нижняя челюсть со скоростью, стремящейся к третьей космической, рванулась вниз, грозя пробить асфальт между носками начищенных до блеска кошачьих глаз туфель. В этот момент застава в тридцать с лишним молодых лужёных глоток дружно рявкнула: oh-oo-oh you're in the army now
Капитан, вытянув вперёд руку, дрожащим пальцем тыкал в сторону топающих возмутителей спокойствия. В горле у него клекотало и булькало, вырывая из голосовых связок лишь нечто нечленораздельное и сипящее. В конце концов, непобедимый капитан совладал с собственной слабостью и прерывающимся голосом завопил: "Что это такое?! Вы что поёте?! Это что за мяу-мяу??". На этот крик души погибшего гладиатора бодро отрапортовал Юрка "Толстый", старшина заставы, до гроба верный заветам своей родной красавицы Одессы: "Товарищ капитан, так это американская пограничная строевая! А вы что, не знаете разве? Быть не может! Да шоп мне всю жизнь "Мивину" хавать! Это же преподают на занятиях по ОРР".
You'll be the hero of the neighbourhood, nobody knows that you've left for good
Smiling faces as you wait to land, but once you get there no-one gives a damn Hand grenades flying over your head
Missiles flying over your head, if you want to survive get out of bed
Shots ring out in the dead of night, the sergeant calls 'Stand up and fight!'
You've got your orders better shoot on sight, your finger's on the trigger but it don't seem right
Night is falling and you just can't see, is this illusion or reality? История не сохранила данных, ходил ли капитан Молотков после этого на вечерние прогулки застав и обращался ли он за помощью к психотерапевту. Наверняка знаем лишь, что застава успела вернуться в расположение до команды "Отбой", Клим получил от Толстого благодарность в виде "фанеры" за самодеятельность, а Серёженька в ту же ночь ушел в "самоход", абсолютно непонятным образом преодолев забор, густо смазанный солидолом по верхнему краю и с тремя рядами колючей проволоки.
|
