Творчество Галины Александровны Пысиной

Александр Сергеевич Пушкин родился 6 июня. Эта дата была известна каждому советскому школьнику. Более того, ежегодно по всей советской стране и во всех союзных республиках в этот день проводились пушкинские чтения и другие мероприятия, посвященные творчеству поэта.
В принципе такое трепетное и уважительное отношение к творчеству поэта сохранилось и после распада Советского Союза.

Однако 6 июня 2012 года, открыв ресурсы Интернета по разным поисковикам,  я вдруг обнаружила для себя весьма неприятное обстоятельство: сообщений о пушкинских днях и даже о нем самом и его дне рождения - естественно дне памяти, связанном с днем рождения, нигде не обнаружила, чему была крайне удивлена. Сами по себе родились строки. Они не о поэте Пушкине - они, мои строки, об отсутствии уважения и памяти о нем. Привожу текст этого стихотворения. Я разместила  это стихотворение в Сети в день памяти поэта - 6 июня 2012 года.

Галина Пысина


6 июня

6 июня – известная дата.
Она широко отмечалась когда-то.
Сегодня за будничной суетой
Я не заметила нежности той,

К которой когда-то стремилась сама,
Которая  громко  входила в дома.
И  в них оживала поэзией века
Того, дорогого для  всех, человека.

Арап - по  рождению русский, конечно,
Он русский восславил стихами навечно.
Его знает каждый на шаре земном  -
Мы в суете дней  забыли о нем.
 
А день -  святой для каждого семейства,
Для русской поэтической души
Прошел в тиши июньского бездейства 
И сгинул в новостной глуши.
 
                                 http://www.stihi.ru/2012/06/06/554.

Прошел еще один год. Дата памяти поэта у меня просто всегда на подсознании. И какова же была моя радость, что 6 июня 2013 года вся Сеть была просто насыщена информацией о поэте, размещены его стихи, новости о днях его памяти. Я не удержалась и опять набросала несколько строк, адресуя их простым людям, которые сохраняют память о таком уникальном недосягаемом пиите,  как он себя называл, - Пушкине Александре Сергеевиче. Вот эти стихи:

Пушкин - поэт и гражданин
Галина Пысина

6 июня  - чудесный денек,
как легок и нежен его огонек.

и каждый в России, а так же извне
сегодня не будет противиться мне.

ведь первая новость на первой строке -
что память поэту жива на земле.

его день рождения - праздник для всех,
и радость в стихах - это вовсе не грех.

хоть нет его с нами - но лира жива, 
на сказках поэта растет детвора.

в честь памяти этой во все времена
рождали мелодии строфы стиха.

и мы с его лирою с детства дружили,
ей нежно, как матери, верность хранили. 

внукам по памяти сказки читаю, 
и Пушкина строфами их покоряю.

и знаю - не будет поэта для них
роднее и ближе. За  пушкинский стих!

                            http://www.stihi.ru/2013/06/06/2025

Приближается 29 января - день трагической гибели великого поэта. Его день памяти. Или день памяти о нем.

"Я памятник воздвиг себе нерукотворный -
К нему не зарастет народная тропа..."

Скажу так: я среди того самого народа, о котором написал поэт Александр Сергеевич Пушкин. Любила творчество Пушкина, люблю его творчество и буду о нем всегда писать и говорить. С пяти своих лет непроизвольно начала запоминать его сказки, знаю все его сказки наизусть. Почти без запинки рассказываю детям и буду рассказывать. Мне в нем нравится все. 

Как иные сейчас о нем, о нашем Пушкине,  пишут: и в детстве-то он ленился учиться, и устраивал множество дуэлей. Еще пишут, что в СССР создали (незаслуженно) культ Пушкина - равный и равнозначный культу Сталина.

Но он, Пушкин,  - гений, в том числе,  и со своей глагольной рифмой - стих его легкий для запоминания, прямо вот льется, как ручеек, не запомнить просто невозможно.

Как Стив Джобс на современном этапе человеческого развития - тоже плохо учился в школе, точнее ленился - так пишут. Но он, также,  просто - гений, просто, все очень просто...


Православное обличье

В асфальте отразилась осень
Слезами радостных дождей,
И желтизна в листве, как проседь,
Причесок верных матерей. 
День Богородицы. Успенье,
Воспетое на всей Руси,
Даруй им всем  свое спасенье. 
Пред Господом о том проси.

Амур красив в своем величье,
В разливе мощных рукавов, 
Здесь православное обличье
Высоких русских  берегов.
И Матерь всех детей России
Оберегает мирный сон,   
И укрывает их отныне
Под нежный колокольный звон.

 

Любовь и Лира

Если ты идешь по Миру с миром
Если даришь ближнему Любовь –
То тебе всегда попутно с Лирой,
И она разделит с тобой кров.

Если ты в душе Добро лелеешь,
Если не умеешь унывать –
Слов своих  для Лиры не жалеешь
И готов с ней ночи коротать.

Если вдруг надвинется ненастье
Если холод близится к тебе –
Ты получишь нежное участье
И заботу ближних о себе.

Все они – поделятся  стратегией, 
Увеличив плюсовой заряд.
Чтобы ты с удвоенной энергией
Мог с Любовью Лиру воспевать!  

 

Читать стихи я буду нараспев

Читать стихи я буду нараспев 
То возвышая тон, то понижая,
Но голосом не выражая гнев,
И радости  своей не выражая. 
Читая строки хрупко о былом,    
Я мысленно в тепло их погружаюсь,   
И вновь в тиши за письменным столом
Энергией «стихирцев» заряжаюсь. 
Не знаю, я не ведаю – кто здесь. 
Но в каждой строчке вашей  постигаю 
Свою награду за благую весть,
И ваши вести - нараспев читаю.   
Энергия такая нам дана   
Лишь для того, чтоб очищались души
Чтоб видела родимая страна:
Не все потеряно на русской суши. 

Читать стихи я буду нараспев…
Чтоб получать благое наслажденье   
От творчества у тех, кто, преуспев,
Дарует ритмов четких наважденье.   
Известно каждому – едва начав, 
От  музыки уж никуда не деться: 
Уйти отсюда   можно лишь, предав
Свое далекое шальное детство.   
Качают волны музыки стиха,
Качают плавно на своих просторах.
Мы проживаем жизнь – не без греха,
И свою истину рождаем в спорах. 
Читать стихи я буду нараспев 
С мороза забежав, едва  присев.
Читать стихи я буду нараспев. 
Читать стихи я буду нараспев…   

 

Белый стих

Белорусский мотив
Навевает далекое детство.
С ним росла я давно
В той прекрасной и милой земле,
Что родною была
Для меня и далекого сердца
Белоруса, живущего
За рубежом. 

«Белорусский мотив»
Напевает на старой кассете
Древний ВИА о том,
Что узнала я только  сейчас.
Белый аист летит,
Белый ветер его подгоняет…
Жаль страну не вернуть.
Кто бы знал, что такое бывает.

Белорусский мотив 
На подзорах из маминой сказки
Оживает вокруг
С их словами о том,
чтобы мы были «Ласки»,
что прохода «Няма»,
и выходим «На правый бок». 
Милый слог.

Это стихотворение названо так не потому, что придерживалась правил написания именно белым стилем, нет. Оно названо так,  потому что написано о стороне, в которой я никогда ранее не была, но которая ассоциируется с моим счастливым и светлым детством под белорусский говорок  моей мамы. Стихотворение посвящено моей маме, с одной стороны имевшей корни в Могилевской губернии. Она никогда не была в Белоруссии. Написано стихотворение не к капустнику - оно написано под влиянием моей поездки в эту страну на детский музыкальный конкурс, в котором принимал участие мой старший внук. Я не подражала никакому музыкальному произведению и вряд ли размер, ритм и такт совпадает с каким либо музыкальным произведением. Стихотворение написано в память о маме, но в связи с моим посещением ее исторической родины, а так же в связи с состоянием потрясения, которое я испытала, оказавшись там. Я увидела в некоторых прохожих абсолютные черты внешности своей матери, услышала интонации ее голоса, увидела белорусские кружева, Среди которых прошло мое дальневосточное детство, прочла впервые в жизни объявления на зданиях такими словами, которые для меня писала мама. Она мне говорила, что ее так писать учили в школе. И теперь при своей старости я сделала открытие: в школе маму учили белорусскому языку и это в Сибири! Вот такую сопричастность я ощутила там, в Белоруссии!

Стихи белорусского поэта Алексея Пысина

В переводе Галины Пысиной                         

Узел 

Не ведаю, каким узлом
Навеки-вечные повязан
До старых сосен за селом,
До яблонь, груш, зеленых вязов,
До кладок гладких валунов,
До трав и хлеба на пролесках,
До партизанских курга'нов,
И памятников неизвестных.

Одно я знаю: такой меч
Во свете целом не скуется,
Что б мог тот узел он рассечь,
Не повредивши мое сердце.   
-------

Бойцам не снились пантеоны 

На обелисках только даты,
Ведь многие ушли - без вести.
И неизвестные солдаты
В бою погибли в этом месте. 

Бойцам не снились пантеоны.
И в радость с детства труд бы был,
Коль ясным был бы дол зеленый,
Коль град колосья б не побил...

------
Могилевской говорок
Не узна'ю вас в молчании,
Друзья, родные - могильчане.
Но всюду с вами, что сияние
Есть слово дорогое - сяннi.

-Куда сосед, ходил ты сяннi?
-Медведя пас на ауйсянни* .
Не раз бывало - мы встречали,
Как полоз выгнутое - сяннi.

И часом даже генерала
Оно в беседе выдавало.

Вот диво - около Тургаю
Своих землячек угадаю.

И степь звучала голосами:
-Комбайны выезжают сяннi!

*шишечник

------

Иван-чай

Вдруг незнакомая дорога.
Себе скажу я: примечай,
Коли дорог на свете много,
Друг мой любимый, Иван-чай.

Дорог смоленских не забуду:
В снегах, в дождях и в синеве.
Бойцы село отбили - Буду.
Бойцы погибли в том селе.

Под Будой - смертью стали раны.
Под Будой - многие друзья:
Алеши, Викторы, Иваны
В бою легли в сыры поля.
Взошли травою горицветом.
Взошли - на радость иль печаль? 

Иван стоит по-над кюветом,
Главой кивает: "Хлопцев жаль.
Ты не взыщи, что я - багряный:
От восьми пуль из ран - поток...
Уж осень. Каркают вороны.
Желт возле ног моих листок...
Хочешь - напою я нашим чаем,
Я теперь навеки - водохлеб".

Нет, Иван, мы чаю не желаем -
Закурить не лишне нам было б.
Мы цигарку скрутим по-былому,
Пустим сизый дым за провода.
Первая затяжка - мне, живому,
Ибо горечь в сердце, вот беда ...
Багрянца цвет горячий навсегда... 
-----

Дала мне мама речь родную   

Дала мне мама речь родную,
Иначе - нем пришел бы в свет.
Дала мне мама речь родную  -
От предков заповедь внаслед.

Была она не белоручкой -
Знакома с севом и жнивьем.
На ниве доброй белорусской
Слова все рождены ее.

Пропахла солнцем и подзором,
Дождями, хлебом и травой.
Я песнь пою рукам мозольным,
Что знали лишь во сне покой.

О, дочь моя! В житейской прозе:
И в будни и в святые дни,
К ней чаще пусть судьба заносит,
Не покидай ее, смотри!

------

В исходе дня светло еще довольно

В исходе дня светло еще довольно.
И тени влажные дубы дарят.
О, как приятны мне твои ладони,
Любовь моя.

Коль утомлюсь когда-либо чрез меру,
Дашь ощутить поддержку рук твоих.
И в мощность сил я сразу же поверю
Для нас двоих.

Приметишь, что волненье недалече,
Слова обидные сказать хочу -
Ладони мне опустишь ты на плечи
И я смолчу.

А осенью дубы роняют листья.
У каждого  - земной короткий век.
В мой листопад легонько прикоснись
До моих век.

И я почувствую тебя незримо,
Твои ладони станут для меня 
Полетом ласточки, в пуще - рябиной,
Любовь моя. 

 

Маленький рассказ

Галина Пысина

Маленький рассказ из долгой жизни Веры Петровны:

Мама моя была человеком совсем неграмотным, но такая чуткая и добрая. Нас у нее было 12. Трое умерли во младечестве, одна сестренка - в 8 лет. Все остальные - нас восемь братьев и сестер, стали взрослыми, имели свои семьи. Семеро получили высшее образование, лишь одна по своей лени учиться после школы не захотела.

Ах, мама, мама...
Сидим, уроки делаем. Мама ведра с водой в дом таскает. Приходит папа с работы:
- Почему сама? Помочь некому?
- Уроки пусть делают - это для них главное.

Признали маму матерью-героиней. Скромно мы жили - ничего не имели. Одеть, порой, нечего было. Тут выплаты дополнительные назначили по званию Мать-героиня. Первый раз получила мама деньги, сидит - глаза слез полные:
- Мама! Что с Вами? - Спрашиваю.
- Сейчас, дочка, присмотри за младшими. Я - ненадолго.
Ходила и в самом деле недолго, видно, давно наметила покупку: приносит балалайку:
- Музыке учиться будете!

В деревне нашей школа была лишь начальная. Пошел старший брат в среднюю школу в райцентр. Жил там в интернате неделю. На воскресенье - домой приезжал. Заявила мама папе:
- Переезжаем.
- Куда? Зачем? От своего двора!
- Там, где средняя школа рядом - там и жить будем. Пусть дети учатся. При мне.

Переехали в райцентр. Проходила мама каким-то днем мимо Дома Пионеров. Зашла - увидела и услышала детский хор.
Прихожу как-то из школы, а мама ткань белую купила, шьет уже что-то.
- Мама, что Вы шьете?
- Кофточку тебе белую шью. На хор ходить будешь.

1937-2013гг  

Долгой жизни

Галина Пысина

-Саша! Проходи! А я не слышу - собаки лают, я в огороде.
-Здравствуй, теть Тань! - Саша приобнял  женщину и поцеловал старушкино лицо.
-Здравствуй, Здравствуй. Проходи, - гостеприимно ответила на ласку женщина, - в командировку?
-Ты мне, сначала, покажи свой огород, грядки свои, что тут у тебя растет.

Огород был бабитаниной гордостью: все ровненкько, грядочка к грядочке и ни травинки, ни соринки.
После огородной экскурсии баба Таня пригласила гостя к столу в летнюю кухню, а сама засуетилась у плиты. Бабой Таней ее уже звали все - даже ее собственные дети. Она не мирилась с этим и каждый раз спрашивала их: "Какая я тебе баба Таня? Я тебе мама".

-Так ты в командировку? Надолго? Ночевать у нас будешь?
-Ты меня сначала накорми. А то сутки уж, кроме чаю в кабинете начальника, ничего во рту не было. А потом посидим, поговорим.

И защемило сердце у старушки от этих его слов. Защемило так, что и в голове сразу привычно зашумело, волнение охватило. "Случилось что-то?", промелькнула в голове бабы Тани. Но виду своему волнению и поднявшемуся вдруг кровяному давлению - это она чувствовала сразу, она не подала. Потихоньку от Саши, улучив момент, приняла привычную уже много лет спасительную таблетку, и приготовилась слушать любую горечь. А и видно ей сразу стало: не просто так забежал к ней Саша. Саша - это для нее, бабы Тани, с улицы, имеющей такое странное название: Передовая. Не понятно было, в честь чего получила улица такое название. То ли и в самом деле была в чем-то первая, лучшая - передовая, что уж точно не соответствовало ее "дизайну", то ли в честь прошедших войн так назвали. Передовая - рубеж обороны от ворога. Не больше-не меньше.

На самом деле Саша - Александр Алексеевич, старший офицер и комендант одного из участков дальневосточной государственной границы. И она-то, мудрая женщина, ни один год знавшая изнутри жизнь на заставе, где была частой гостью в семье своей дочери, знала: просто так Александр Алексеевич к ней, поесть борща, не зашел бы.

Опустошив тарелочку наваристого бабушкиного борщеца, да осилив приличный кусочек мясца, Саша произнес:
-Спасибо, мать! Можно я так тебя сегодня назову, теть Тань? Моя-то мама далеко. Я вот к тебе пришел.
-Зови, Саша, зови - как тебе сейчас удобно, как хочется, - почувствовав важность момента, ответила мать - не своему, но своему сыну.

-На войну я, мать, ухожу, проводи меня. Никто не знает. И говорить тебе я тоже не имею права. Ты меня проводи.
-Да как же так, Саша? А Валя? А - девочки?
-Им потом сообщат. Валя думает - я на сборах.
-Куда идешь, хоть, скажи, - спросила мать с улицы Передовой.
-Скоро узнаешь. Слушай новости. Там буду я.
-Ну, все. Мне дали два часа на сборы - а какие сборы, семья далеко, мать - еще дальше.
-Иди, сынок, иди. Я за тебя молиться буду.

И пошел солдат по улице Передовой на передовую под добрым взглядом умных глаз матери.

Он уходил - а мать крестила вслед,
Как на Руси во все века бывало.
Так провожали в армию. На смерть.
Но только жизни долгой пожелала. 

                                                                      Начало 80-х

Мама, я тебя так звала

Галина Пысина

Она легла спать рано – болела голова, и ломило каждую косточку. Видно, продуло немного в дюнах. А может так что.
Какое замечательное место – Паланга. Белый мелкий и мягкий песок, похожий на муку крупного помола. Чуть выше пляжа – дюны. Каждая песчинка такого чудесного песка сберегается – от морской воды и крепкого  ветра. На самом деле, в дюнах лежать тепло, нежно – на солнышке. Но чуть приподнимешься – сразу же тебя захватывает ветер, который никому не подвластен.
Жаль, не привезли в такую красоту и нежность 4-х летнюю дочь – Лану. Правда, она не  очень-то и просилась. Оставаясь с бабушкой в  уральской деревушке, она даже не ожидала, что ей предстоит разлука с родителями и, в первую очередь, с мамой. Расставаться с мамой она совсем не любила, так как они, практически, всегда были вместе.

В тот вечер мать заснула очень быстро и внезапно. Никакие мысли перед сном не побеспокоили ни сердце, ни голову. И вдруг среди ночи, как удар грома: в сердце, в голову, в каждую клеточку организма. Лана умирает! Вытаращив в темноту глаза от недоумения под впечатлением только что и кем-то неизвестным произнесенных слов, мать громко сказала:
-Мы летим к Лане!

Перед глазами продолжала оставаться темнота, которая только что поглощала  взгляд и во сне. Просто густая всеобъемлющая темнота  перекочевала из сна в явь, и матери даже не было понятно, в какой именно момент глаза её открылись, а сон слетел с ресниц.
-Мы летим к Лане!, - повторила она более громко.
-Что случилось? Спи! Три часа ночи. У нас ещё пять дней отдыха.
-Надо лететь, ей совсем плохо там. Надо лететь, - язык не повернулся повторить ту фразу, которую только что она услышала из черноты пространства. Она так и не повторила эту фразу ни тогда, ни позднее, ни много лет после этого. 
-Самолеты - не каждый день. Без брони – не улетим.
-Надо лететь. Вставай, сделай что-нибудь. Надо лететь. Ей плохо, плохо, мне надо лететь. Я поеду поездом – это недолго. Я не могу больше ни о чём думать. Мне надо лететь к дочери. Сейчас же, срочно – надо лететь. Делай что-то, - повторяла мать одни и те же слова, но только не ту самую страшную в её жизни фразу.
-Ну, хорошо-хорошо,  не нервничай, тебе сейчас в твоём положении нельзя нервничать.

Он встал и начал обычный утренний туалет: душ и тщательное бритьё станком выросшей за ночь щетины.
-Как ты долго! Быстрее. Может улететь самолёт, если есть ночной или утренний рейс. Ведь до аэропорта ещё надо доехать. Быстрее. Быстрее.
-Ты ещё не сложила вещи.
-Ошибаешься – чемодан упакован, только твои бритвенные принадлежности  да зубная щетка не убраны.
-Как ты быстро. Что-то случилось? Скажи!
-Ей плохо – мне надо к ней. Пожалуйста, не расспрашивай ни о чём – полетели на Урал!

Они торопливо спустились на первый этаж к вахтерам, которые удивленно таращили на странных постояльцев сонные глаза и ничего не могли понять в столь толи позднее, то ли раннее время. А ведь прошёл уже час, как она услышала из темноты два слова, при воспоминании о  которых сердце замирало и обрывалось  до самых пяток. Они проследовали в комнатку с телефоном, где были и телефонные справочники. Он стал своим  тактичным, слегка картавым голосом, наговаривать необходимые слова сотруднику аэропорта. Телефон всегда срабатывал, на противоположном конце кто-то брал трубку и вежливо по-русски произносил: «Доброй ночи!». Дальше этих слов разговор не клеился – не успевал склеиться. Матери показалось, что заслышав русскую речь с этого конца провода - на том конце отключали телефон неслучайно.  Мысль мелькнула – она её отогнала. «Такого не может быть. Нас все любят, и все люди – братья», - подумала она.
-Ты не так говоришь, ты не с того начинаешь!  Давай я поговорю.
Но ей не сказали даже «Доброй ночи!»

-У вас какие-то проблемы? – доброжелательно и с легким прибалтийским акцентом обратилась к постояльцам с вопросом  сотрудница санатория. То ли прибалтийка, то ли давно проживающая здесь русская.
-Нам надо дозвониться…, - начал объяснять он.
-Нам надо срочно улететь на Шереметьево, - произнесла скороговоркой мать.
-Но, насколько я помню, у вас ещё не закончились путевки и билеты дней через 5?  Сейчас я помогу – вам на ваш русский никто ничего делать не будет. Давайте ваши билеты.

И она – этот добрый ангел, имя  которому Женщина, по-прибалтийски тактично и без лишних вопросов, набрала тот же номер телефона и на местном наречии довольно быстро объяснила, что требуется при наличии билетов на более позднюю дату – улететь срочно и сейчас. Самолет через пару часов!..  Летим, едем, чтобы лететь – быстрее, быстрее.

Всю дорогу она молчала. Ни о чем не могла ни говорить, ни думать. Совершенно непроизвольно в висках стучали слова: «Господи, скорее, скорее, господи!»

В Москве переехали во Внуково.
-На Курган сегодня рейса нет, изучил он расписание, как более опытный пользователь советского Аэрофлота.
-Летим. Летим. Хоть куда – в ту сторону ближе.
-Сейчас – только в Омск.
-Летим в Омск.
-Если будут билеты.
-Будут билеты, будут, - иди в кассу. «Господи, скорее, господи, скорее!» 
В Омске в тот же день оказался рейс на Курган. «Господи, скорее, скорее, господи!»

В Кургане в аэропорту встретили родственники. На волнение матери прозвучали слова:
-Да там всё нормально, у матери и Ланы. Мы вот были только в субботу.
-Едем, едем в деревню.
-Уже поздний вечер. Нельзя в такую дорогу на ночь. 100 км по бездорожью – застрянем где-нибудь. Дороги раскисшие. Ночью никто не поможет – мимо не проедет. Замерзнем –  ночью уже холодно.
-Едем, Сережа! Едем.
-Давай утром? – пытался добавить он.
-Нет, надо ехать срочно.
-Да всё там хорошо – зря ты так переживаешь! – Произнес Сергей.
-Мне надо ехать.
-Ну, ладно, поехали по объездной – немного короче будет. Время-то уж одиннадцать, ночь, практически. К Галине-то будем заезжать? Нет? А ужинать как – с собой хоть что-то взять.

Грязь стаскивала старенький «Москвич-412» с раскисшей глинистой и скользкой от мокрой глины дороги. В некоторых местах руль выворачивало перпендикулярно движению автомашины – и они бороздили дорогу поперек шин. Иногда казалось – всё, это последний миг движения! А в ее мозгу только и было одно и то же: «Господи, скорее». Она ни о чем и ни с кем не могла   говорить.
Пробили колесо. Запаска? Есть – слава Богу! Меняли долго: машину стаскивало по скользкому грунту и никак не удавалось её приподнять.
-Если ещё раз  пробьем – колёс больше нет!

Наконец показались единичные огоньки деревеньки, расположенной в живописном распадке, окруженной березовыми рощами.  Кто-то не спит. Не спали в доме стариков. «Ну, вот» - блеснула она глазами в его сторону, и он понял в темноте её бессловесный взгляд. Сказал вслух:
-Это ещё ни о чём не говорит – всё хорошо, не волнуйся!

Доехали до  высоких и широких добротных ворот рубленой усадьбы. Сергей не успел выйти из-за руля, чтобы открыть ворота, как они широко распахнулись, и машина плавно медленно въехала на широкий двор. Остановилась капотом вплотную к конюшне. Коней там никогда и не было – на ее памяти. Но помещение было – конюшней.

Она сидела на заднем сиденье, вжавшись всем худощавым телом в кресло, и не решалась приоткрыть дверцу, опустить ногу  на грунт. На крыльце показался дед. Он вышел из сеней. «Кто же открыл ворота?»  Мелькнуло в голове.
-Ну, вот видишь – всё нормально! – Шепнул он и крикнул уже делу:
-Здравствуй, отец!
-Да, горе у нас, сынок,  горе – вот не сплю!
 
Она похолодела -  сердце остановилось. Дед – плакал! Спрашивать ничего не хотелось, закрыла глаза и откинула голову на спинку автомобильного сиденья. Мыслей не было никаких.
-Что случилось, отец?
-Да Лану вот с бабушкой- то в больницу отправил вечером  - «Скорая» с райцентра приходила. Тяжёлая Лана-то тяжелая.

-Что, что с ней? Упала, ударилась, обожглась, таблеток наелась?  - встрепенулась мать.
-Да нет – температура высокая, ничего не есть, не пьет, не говорит – не шевелится, прямо.
-Она не падала?
-В ведро перед этим упала – с холодной водой, только из колодца принес, а она тут как тут: иг-ра-ла-ся, - протяжно сказал дед, - и задом так и села в ведро. Да она, нет, не ударилась, ничего не ударила – вода была очень холодная, ледяная. Мы её с бабушкой и достали  быстро и переодели – да видно прихватило.

-Едем в больницу.
-Утром и поедем.
-Сейчас едем – мне надо, ей плохо, поехали.
-Ну, всё. Приехали – ты знаешь, она жива, в больнице, ей помощь оказывают. Сереже надо отдохнуть – по такой  дороге ехал. А тут еще ехать  30 километров, опять по темноте и  по глине. Надо отдохнуть. Сразу с утра и поедем. С самого раннего.

Мать просидела остатки ночи, не сводила глаз с кусочка неба в окне и лишь засерело в уголочке, как глянула на часы – пять утра. Пора всех поднимать – это уже утро.
Мужчины, толком не выспавшись, встали безропотно, как и обещали все трое: дед и два его сына – средний и младший.
-Едим!  - скомандовала мать. По дороге она расспросила деда: в какую дверь входить и где находится палата. Дед объяснял, приговаривая:

-Да я там, на месте и покажу – доедем. 
В больнице их никто не ждал. В детское отделение вообще нельзя было проходить. Их не пускали. 

Она ни слова никому не возражая, не совершая никаких лишних движений прямиком направилась в нужную дверь и быстро стала удаляться от вахтера в длинном коридоре, по которому, в конце концов, побежала. Или дед хорошо объяснил, или она хорошо расспросила – но в палату к дочери она влетела с первого захода, очень точно и сразу. Быстро обвела небольшое помещение глазами: три кровати. Где, где моя доченька, где моя…

Справа на коротенькой детской кровати почти невидимая – худенькая как тень, лежала Лана,  и, не отрывая глаз,  смотрела на двери. В палате было почти темно – утро так еще и не рассветилось. Но глаза матери и дочери встретились разом и они обе не видели уже ничего иного и никого:
-Мама, я тебя так звала!
-Я слышала – слышала, я прилетела!

1980г.

Пысина Галина Александровна, старший советник юстиции (полковник), член Союза писателей России, председатель Совета ветеранов прокуратуры Хабаровского края, член СВГБ по ДВ региону