ВОЙНА НИКОГО НЕ ЩАДИЛА

Когда-то давно,  в послевоенном детстве,  я на едином дыхании сочинила  стихотворение, наполненное оптимизмом и верой в хорошую,  светлую жизнь без войн и страданий.  По большому счёту, моя первая проба пера  посвящалась великому Дню Победы. Остаётся сожалеть, что хрупкая детская память не вобрала в себя все строки  и общий смысл стихотворения. Запомнилось лишь одно:

              Я не познала  участь той  войны -

              Разруху, голод, испытанья, беды…

              Но всё  ж,  как откровение весны

              Моим  рожденьем стал великий  День Победы…

А родилась я и впрямь 9 мая, через восемь  лет после окончания войны. Этим фактом    гордилась и в детстве, и в юности, да и сейчас  с хорошим,  светлым чувством встречаю приближение  самого  радостного весеннего праздника - Дня Победы. Во все времена день 9 Мая воспринимался и воспринимается мною как радость жизни, её вечное торжество.     

         Сегодня,  в канун юбилейного дня Победы,  мы публикуем  лишь самую малую часть живых,  волнующих воспоминаний - откровений,  коими поделились с нашим журналом ветераны прокуратуры. Эти уважаемые люди    из числа тех, кому  довелось родиться накануне войны, в самом её начале,   в конце или чуть позже…  Одним словом, их нелёгкое детство пришлось  на  тяжелые военные времена -  на оккупированной территории,  в прифронтовой зоне или в тылу… Эти строки   невозможно читать без волнения. Не случайно детей войны именуют ёмким словом «подранки».

 

Подранки войны -  их радость и боль

Чижиков Юрий Васильевич (1937) , ветеран прокуратуры. 

 - Порой включаешь телевизор и  с грустью смотришь   в недетские глаза малолетнихдетишек Донбасса и Луганска, других населённых пунктов Малороссии. И это  сегодня, в ХХIвеке. Я не могу смотреть в экран без боли в сердце. Мы, дети войны, всегда гордились  нашими отцами. Они  когда-то победили фашизм. Думали, что навсегда. А вот как история теперь повернулась.

…  Когда началась война, мне не было еще и четырёх лет. Мой отец, кадровый военный, был командиром взвода пулемётчиков. Мы жили в Орле. Родители работали, и  за мной присматривала  сестра моего отца.  

Спросите, помню ли я начало войны?! Помню – бомбежку, сирену, и то, как меня, малыху,  впопыхах обронила   по пути в бомбоубежище  моя юная 14-летняя тетя -  няня Таня. Среди общей паники бегущих,  спасающихся от снарядов  людей я покатился, покатился куда-то … Бомба разорвалась рядом. На всю жизнь запомнил нечеловеческое чувство страха и ужаса. Меня контузило. Я не разговаривал больше года, а когда заговорил – то ещё долго заикался. Потом меня заботливо водили по врачам и лечили…

Отец сразу ушел на войну. Как наиболее вооруженных, их бросили ударной силой под Винницу, в  местечко Крупка. Он трижды был ранен. С войны не возвратился. Женился на другой женщине – на полячке по фамилии Мицкевич. Письма писал и с фронта и потом после войны.

Из Орла мы эвакуировались в Мордовию к родителям отца. Семьи комсостава подлежали эвакуации. Мама родила в июле 1941 года сестренку. От родителей отца из Мордовии нас эшелоном повезли на Байкал, где поселили на острове Ольхон. Красивые там места.

Потом мама выбиралась с нами с этого острова до Хабаровска. Сама она родом  из  этого города, здесь жили ее родители. До нашего города мы добирались долго, испытывая голод и нужду. Выезжали зимой в кузове грузовика: сено тюками уложили колодцем,  и мама там с нами уместилась. Она отчаянная была! Грузовик по льду гнали, треск раздавался, водитель на большой скорости проскочил от озера до берега. На станции   мать обратилась к военным, чтобы до Дальнего Востока доехать, и нам они помогли. В столыпинском вагоне ехали с печкой-буржуйкой – в таких вагонах заключенных в основном  возили. Нары – доверху. Встретили там ленинградцев с детишками: голодные, хватали еду всю подряд, потом поносили кровью. Я видел таких детишек – конфетами угощал, но им не разрешали конфеты кушать. 

В Хабаровске всю войну жили на улице Павловича – тогда это был переулок Полковой,  в японской фанзе. Я еще не знал, что папа к нам больше не вернется и ждал его  - всю войну ждал. Он и письма писал: «Вернусь!»  В тот день, это было 9 мая 1945 года,  я катался на  велосипеде. Домчался до  угла улицы Батарейной (сейчас улица Гамарника) и нашего переулка Полкового,  вижу: все целуются, обнимаются. Вдруг меня приподняли и тоже целуют. Мужчина идет пожилой и говорит: «Наверное, не знаешь, почему тебя целуют? Война кончилась! Гитлера разбили!» И я как обрадовался: «Папка приедет, значит!»  Никогда в жизни так не радовался! Приехал к маме, кричу восторженно: «Мама! Война кончилась!» Радио не работало, и для нее была неожиданная радость.

Папа до последнего писал, что возвратится. И я верил и ждал…  С мамой он переписывался  и после войны. Она на него не обижалась, говорила, что та женщина  спасла ему жизнь,  и он не мог поступить иначе. А мама у меня была красивая и веселая, хорошо пела и танцевала. Она до войны выступала в ансамбле с концертами, и с папой во Владивостоке познакомились, где он служил перед войной.

Мама моя – Мария Николаевна Козырева (по мужу – Чижикова). А отец – Василий Степанович Чижиков. Он после войны работал в Польше военруком в школе. Двое детей у него там. Та женщина  вынесла моего отца с поля боя тяжелораненого. Время всех примирило. Я отца давно простил. Осталось чувство благодарности – он нашу Родину защищал. 

 

Бояркина Надежда Петровна (1942), ветеран прокуратуры

-  Детство мое прошло в Амурской области. Я слово "победа" услышала от мамы. Была маленькой, но всё помню. Она меня разбудила поздно вечером, казалась очень весёлой и красивой. «Надюшка, победа, победа!» - То и дело радостно повторяла она.  Мы с ней выбежали на улицу, кругом народ, все счастливые, нарядные. Мы обнимаемся и твердим одно, как заповедный пароль,  «Победа!»

Позади была война. Многое из тех лет осталось в памяти. Запомнилось самое главное -  трудное время, а народ  тогда был  добрым и отзывчивым. Как-то зашла к соседям, а они обедали.Без разговоров усадили меня за стол, налили какого-то супа. Он был почему-то черного цвета. Вкуса теперь   не помню. Оказалось, картошка была в земле всю зиму. Её выкапывали и суп варили. 

Еще одно воспоминание было, когда мама утром выходила на улицу и смотрела, нет ли кого, на обочине дороги. Если путник лежал, она выносила кружку с чаем.   Мама ягоды сушила и делала чай из боярышника. Я спросила, зачем она это делает.  Мама отвечала: «Человек от голода да жажды совсем «охлял». Вот он попьет чайку, полежит в тенечке и дальше пойдет.  Доброта человеческая никогда никому не мешала». 

Вскоре после окончания войны в наш районный центр привезли пленных японцев.  Во двор  заходили чужие люди восточной внешности, измождённые и усталые. Мама с раннего утра тушила тыкву кусочками. Вроде на стороне немцев они поначалу были, а теперь ведь пленные. Японцы называли маму  сестрёнкой, других русских слов не знали. Она их отварной тыквой кормила, больше у нас ничего не было.

Кому то эти мои послевоенные воспоминания покажутся вовсе не геройскими. Но по прошествие времени, вспоминая эти трудные годы,  всё больше понимаю обыкновенный подвиг простой русской женщины.  Она  и супом из мерзлой картошки поделится  с ребенком, и чаем из боярышника напоит ослабшего,и кусочками тыквы с иностранцами – завоевателями поделится, потому что пожалеет. У той же моей мамы нас, голодных ртов,  было четверо

                

Шевнина Римма Васильевна (1938), ветеран МВД, ветеран прокуратуры   

-   Начало войны я почти  не помню, совсем маленькой была. Жили мы тогда в селе Малая Чёлка Советского района Кировской области. Но что-то в памяти сохранилось. Нас у мамы было двое. Мой брат, что  старше на 3 года, ещё не помощник. Папа сразу ушел воевать. Мама работала в колхозе. Уходила утром рано,  темно ещё было, возвращалась за полночь.

Во время войны тяжело было  жить и работать в колхозе. Да и со своего участка сельчане сдавали для фронта часть урожая. Мы копали дома картошку, мыли и сдавали в райцентр. На себе мама несла эту тяжелую ношу 18 километров. Обувь была одна - лапти.

Очень рано я стала помогать маме. Жала рожь, хотя  совсем маленькой была. Вязать снопы не могла, сил ещё не было - наложу «на поясок», а мама связывает.   Сестра отца работала на почте. Я помню, как папа прислал фотографию с войны. Он был в портупее. Я видела раньше такую портупею у милиционера, даже засмеялась: «Папка наш, как милиционер!» Он вернулся с войны победителем в 1946 году. Привез мне  в подарок платьице, розовое, вязаное, с четырьмя  клинышками.

Потом уже узнала, когда подросла, что мой папа освобождал Болгарию, был ранен. Спасла его медсестра, у нас был её фотография. Папа долго лечился в госпитале и потом вернулся домой уже после окончания войны. Они с мамой прожили вместе всю свою долгую жизнь. У папы было много наград. Самая последняя  нашла его в 1961 году.

После войны папа был председателем колхоза. Однажды он поведал мне историю.  На войну  мама дала ему  иконку Николая-Чудотворца. Он всегда носил её при себе, принес домой с войны вцелости -  сохранности.  Папа  говорил, что Николай-Чудотворец  и уберег его на той войне. Наверное, так оно и есть.

 

Пысина Галина Александровна, старший советник юстиции (полковник в отставке), член Союза писателей России, председатель Совета ветеранов прокуратуры Хабаровского края, член СВГБ по ДВ региону

На фотографиях:

1. Пысина Г.А. - автор статьи

2. Чижиков Ю.В.

3. Бояркина Н.П.

3. Шевнина Р.В.