Охотник самодёлкин

На краю нашего поселка, вдоль проходящей через него автодороги Селихино-Николаевск стоял дом обходчика нефтепровода Овчинникова Геннадия. Геннадий жил  с пожилой матушкой, наблюдал за нефтепроводом и занимался охотой. На охоте ему особо не везло и, он больше промышлял выделкой шкурок и пошивом женских и мужских шапок. Шапки он шил замечательные, и их качество знали далеко по округе. Приезжали заказывать и из города, в общем спрос был.

Но была в этом спросе и беда, многие норовили бутылкой расплатиться и Гена, добрая душа, начинал принимать, как говорится, на грудь. Не забывал налить и мамане, которой рюмки хватало вполне, чтобы потерять, где день, а где ночь. Жена Геннадия собрала вещи, двух дочерей и укатила невесть куда с проезжавшим в военной колонне офицером. 

В общем, начал Гена уверенно катиться по наклонной, заказчики начали просто обирать его. Как-то проезжая мимо его дома на мотоцикле, я увидел, как два полупьяных молодца мутузят Гену и таскают по двору. С ними-то разобрался, вытолкав за калитку, а вот что было с Геной делать? Лет на 15 старше меня, до этих событий уважаемый, безотказный и добрый человек, сейчас сидел на завалинке и рыдал. Вышла его матушка Геля, тоже заплаканная. Маленькая, тщедушная, с кучей всяких болячек, но всегда очень добрая и ласковая с людьми. А людей у них бывало, даже трудно сказать по деревенским масштабам. Дом обходчика или так называемый «блок–пост» ‒ это по сути проходной двор, где сосредоточен узел связи, оборудование ремонтных бригад, гостиничные комнаты и проезжающие бригады, техники, связисты, водители, вездеходчики, обходчики: даже трудно сказать, кто там не останавливался.

‒ Что же Вы, теть Геля, совсем Геннадия из рук выпустили? ‒ спросил я. ‒ Ведь сопьется. Что дел у него нету? Ведь охотился раньше, шапки шил, унты, шкуры выделывал?!

‒ Да гоню я его и на охоту, и на рыбалку. Нет, сидит, пьет, всё друзья какие-то. Сетку последнюю и то, или пропили, или украл кто. Да и напарник его дальше по участку двинулся, расширился. Гена то по старинке, с собакой ходит, а напарник на «Буране» ‒ поди, угонись. ‒ рассказывала мать Геннадия.

Гена, между тем пришел в себя и неожиданно спросил:

‒ А ты не на рыбалку, а то у нас ни одной рыбины. Бочка с весны стоит перевернутая.

‒ Можем и на рыбалку, я вообще-то недавно приехал, мои рыбу разделывают. Давай так, я сейчас своим воды натаскаю, ты свою бочку залей водой, а то ведь рассохлась, наверное. Через полчаса чтобы был собран, брать ничего не надо; - сказал я и под слова благодарности, уехал.

Не поймать рыбу в осенний ход, надо умудриться или просто сидеть на берегу, так что мы за два часа поймали Геннадию более 20 штук кеты, и он заявил: «Все, нам с маманей на зиму хватит».  Во время рыбалки разговор сначала шел о том, как погасить его долги, которых в природе не  существовало, некоторые дельцы, как говориться тупо грузили его за просрочку пошива шапок.

Второй вопрос, что он в зиму делать собирается? Сезон, по сути, вот-вот начнется,  уже сахатый на гон идет Нужно ведь и угодья осмотреть, всегда думается, что тайга не меняется, ан нет – это не так. Идешь и смотришь, тут бурелом таежную тропу – путик перекрыл, надо найти удобный обход для зимней лыжни, где-то берег подмыло, ловушки развалились. Все поправимое, но требующее времени, труда и смекалки. Геннадий предложил: «А чего если ты и впрямь свободен, завтра и пойдем».

На том и порешили, а на рассвете были уже на несколько километров от поселка, по направлению к ключу Цикличный. Привал наметили на «Горбатом» мосту, и когда подошли к нему, увидели напарника Геннадия, Воропаева Владимира. Он увидел нас заранее и сидел, поджидал. Поздоровались, перекинулись вопросами по угодьям. Владимир, увидев у меня карабин, спросил: «Решили зверя посмотреть? В сторону озера можете не ходить, там калиновские охотники загоном прошли. А ты, Гена, все со своим двадцатым калибром? С ним наверное еще дед твой ходил? Не боишься?». «Моя одноствольная двадцатка еще ваши карабины переживет, я ей может новую жизнь дать решил.» - бурчал Геннадий. Вскоре мы расстались и вдоль ключа стали подниматься в сторону Шаман горы, где было зимовье Геннадия.

Первый день занялись обустройством, заготовкой дров, подбивкой завалинки и прочей необходимой таежной суетой. Курить было некогда, осенние дни коротки, а сделать надо много. Только иногда останавливались передохнуть и оглядеться, а точнее полюбоваться. Где еще осенью можно найти такое буйство красок, такое глубочайшее синее небо, как в Дальневосточной тайге? Это, без приукрас. Волшебство. С ближайшей сопочки открывался панорамный вид на трехглавую, отдающую синевой Шаман – гору. Через низину мари, Шаман смотрится так внушительно и грандиозно, что забываешь, кто ты и для чего сюда пришел. Просто оторопь берет. Сейчас мощные машины проложили под Шаманом дорогу на Де–Кастри, но вид конечно с этой стороны не такой, хотя красиво.

Геннадий после обеда, все разбирался с инструментом, что-то точил, мерил, подпиливал и разговаривал сам с собой. Ближе к вечеру я подошел к нему и с удивлением увидел, что он напильником подтачивает проточенный ствол – вкладыш под винтовочный патрон. Так вот что он имел в виду, говоря про новую жизнь своей старенькой одностволки – решил в нее нарезной ствол вставить. «Ты что делаешь, Левша хренов», - возмутился я – «эти вещи очень тонкую подгонку на станке требуют. Что угробить себя хочешь?».

Геннадий очень часто брался за разные поделки, но не дал ему Бог таланта в механических делах. Если он пытался помочь в ремонте лодочного мотора или снегохода, то я просто гнал его, чтобы не мешал. Как правило, после ремонта своего снегохода, он виновато опускал голову и звал меня. Причина одна: не работает. Со словами: «Я бы этому ремонтнику, руки отрубил бы по самые колени» - ремонтировал его технику.

Но, то снегоход, а здесь оружие и как я его не убеждал оставить это опасное занятие, он не слушал и опять точил, мерил, точил. Наконец, когда солнце пошло к закату, Геннадий, радостно улыбаясь подошел ко мне и заявил: «Все, подогнал, все работает, дай пару патронов и пошли пробовать». Патроны я ему дал, но осмотрев «двадцатку» пожалел. Ствол был откровенно прослаблен, но Гена убеждал, что это даже лучше. Не нарушит его скорострельности. Надо сказать, что с одностволки он стрелял как с полуавтомата, скорость была поразительная как и сама «двадцатка». На ее счету было достаточно много трофеев и больше всего медведей. Единственное, что я упросил его сделать, так это привязать одностволку к дереву и выстрелить гижуром, привязанным за спуск. Опасения были не напрасны, патрон 7,62х54 большой мощности и шутки с ним плохи. Я отошел метров на 5-6 и встал за стволом толстого ясеня, Гена дергал шнур, взводил курок и снова дергал – выстрела не было, тогда он отвязал ружье и прицелившись, опять нажал на спуск. Только щелчок курка. Гена переломил ружье и осматривал патрон. Я подошел к нему и увидел, что ударный штырь – боек недостаточно бьет по капселю патрона. Так и есть, сам ствол был прослаблен и я опять попытался его отговорить от этой идеи и отвезти оружие токарю для подгонки.

Но Гену уже закусило, подняв ружье вверх, когда вкладыш опустился на боек, со словами: - «Все равно пальнешь, посмотрим, как работают нарезы» - нажал на спуск. Раздался грохот, вокруг головы Гены полыхнуло пламя, что-то хлестко ударило по стоящей  впереди ели. Я ничего не успел сделать, даже пригнуться и смотрел на Гену: по правому виску текла кровь, ухо и правая половина лица была как у негра, ухо было пробито и с мочки капала кровь. Гену качало он оглох и ничего не слышал, я взял его под руку, отвел в зимовье и налил из фляжки полстакана водки. Выпив он сразу начал осматривать ружье. Его легендарная одноствольчатая «двадцатка» героически погибла, приклад раздробило и щепой разорвало ему лоб и висок, боек вылетел и пробил мочку уха, ствол лопнул и был покрыт утолщениями, а вкладыш мы так и не нашли. Мощный патрон, пробив ствол «двадцатки», унес вкладыш в непролазный бурелом, где он догнивает и по сей день.

«Оружейный самоделкин» Гена, выпив полфляжки водки, крепко уснул. Останки «двадцатки» лежали возле него. Утром он пришел в себя и сказал: «Так дураку и надо». Мне стало жаль его, и я предложил ему выпить. На удивление он отказался и мы пошли по «путику» готовить капканы и ловушки.

Два года мы неплохо охотились вместе, если конечно можно назвать охотой перерывы между работой. Почему два? Все просто, Гену перевели на другой блокпост, он был неженат, ничто не держало его в поселке. Он уехал вместе с матушкой и новенькой одноствольной «двадцаткой», которую я достал по случаю, дорогому другу.  

Крюков Владимир Викторович, казачий полковник, почетный атаман Амурского казачьего войска, генеральный директор ООО ППП «Сугдак», член СВГБ по ДВ региону