Про майора Шикермана, или как я служил участковым

Рассказ

    В отдел полиции я пришел с опозданием. Следователь попался нетерпеливый, он сделал мне уже восемь звонков, я ответил ему на два. Мой подзащитный ждал меня в коридоре, сегодня решался вопрос о его аресте. Он обвинялся в угрозе убийством жене и теще, но свою вину признавать не хотел. Дабы не вводить обвиняемого в искушение привести угрозу в исполнение, следователь решил взять его под стражу. Я это знал, а подзащитный нет.

    Пока сержант проверял у меня документы, я позвонил следователю, сказав ему, что я уже прибыл. Сержант записал меня в книгу посетителей. Так сегодня соблюдается безопасность. Сегодня адвокат в полиции -  это посетитель.

    Очень знакомый голос заставил меня обернуться. Это был голос из прошлого.

    - А я говорю, Вы должны принять. Я сам  служил в органах.

    - Гражданин, я уже в который раз объясняю – это к участковому. Он этими вопросами занимается. Кабинет номер два напротив. Но их сейчас никого нет. Завтра в девять утра они все собираются у заместителя начальника отдела. – Голос дежурного монотонный и равнодушный. – Сегодня уже никого не будет. Идите домой, гражданин.

    Я присмотрелся. Высокий худой мужчина, лет, примерно, восьмидесяти, с пышной, но седой копной волос на голове, с двухдневной щетиной, стоял возле дежурной части и пытался всунуть  в окно небольшой клочок тетрадного листа, на котором было что-то написано. Мужчина был одет в серый костюм, под которым виднелась легкая светлая водолазка. И в тапочках на босу ногу.

    - А Вы должны принять. Не имеете права не принять. Совершено преступление. Вот тут у меня в  заявлении все написано.

    - Еще раз повторяю Вам, гражданин, - это не сюда, это бытовой вопрос, это должен участковый разбираться.

     Мужчина настаивал, дежурный вяло, но вежливо отбивался:

    -  Идите домой, гражданин. Не до Вас. Не мешайте работать. –  И дежурный закрыл окно.

      Мужчина ссутулился, поняв, что ему никого не удастся убедить в каком-то, только ему известном преступлении.

      Я внимательно посмотрел на него еще раз. Знакомая фигура, знакомая осанка, голос, который я не спутаю с другим, профиль. Ну да, это был Шикерман. Алексей Геннадьевич, майор-пенсионер, бывший начальник участковых инспекторов милиции Промышленного района. И мой начальник тоже. Я тут же вспомнил его и всех товарищей по службе.  Мне было двадцать три, когда я пришел охранять закон и порядок. А сколько было тогда Шикерману - сорок или сорок пять? Пожалуй, даже и больше.

    И как называется сейчас должность, с которой я начал свою юридическую карьеру? Сегодня она называется – участковый уполномоченный полиции, сокращенно УУП. Глуховато и как-то угрюмо. На мой взгляд, УИМ - участковый инспектор милиции, звучало звонче и веселее.

    И мы были такими же. Я включил воображаемый хронопроектор и отмотал кинопленку на тридцать лет назад…

    …- А-а, это ты. Как фамилия? Приходи завтра, не до тебя сейчас.

    Майор Шикерман, это был он, в очередной раз записал ручкой мою фамилию на стене справа от себя. Он записывал каждый раз, когда я приходил, новая запись была уже на уровне его стула. Всего я был записан пять раз. Именно столько дней, в тот день была пятница, я приходил к майору, чтобы он написал на меня какую-то бумагу. Так потребовал кадровик в отделе кадров городского УВД, куда я пришел устраиваться «в органы». Кадровика звали капитан Смирнухин, и еще он сказал, что это должен сделать лично майор Шикерман, потому что именно он командует участковыми. И как только напишет, он сразу же изготовит приказ о приёме. Приказ подпишет генерал, и потом на склад, получать форму. Смирнухин сказал, чтобы я был понастойчивее, а то Шикерман будет тянуть, он его знает.

    Шикерман искренне хотел написать на меня бумагу, она называлась представление, потому что ему были очень нужны «молодые здоровые парни с образованием», которых не хватало, и также искренне огорчался от того, что не может. Некогда.

    На третий день я уже участвовал в планерке, которую проводил Шикерман с вверенными ему участковыми инспекторами. Он был первый заместитель начальника  отдела, отвечал за все, в том числе и за работу участковых.

    - Ты приходи, приходи. Как фамилия? А-а, понятно. Ты каждый день приходи, я тут дела разгребу и составлю этот чертов документ. Мне участковые во-о как нужны. У меня пять человек недокомплект.

    На четвертой планерке я уже был почти своим, освоился быстро. Освоиться мне помог Валера, мой друг и одногруппник по юридическому институту, он был уже младшим лейтенантом.

     На пятый день, скромно присев по небрежному кивку майора позади участковых, я узнал, что Кус был старшим участковым и таким же лейтенантом, самым активным, потому что приносит протоколов больше всех. А лейтенант Маевских сдает протоколов мало. Иногда нисколько. Что Стахненко, - самый старый из всех, он уже лет десять ходит в капитанах, появляется на планерках редко и на опорном пункте милиции тоже, и за это старший участковый Боярчиков требует отобрать у Стахненко мотоцикл с коляской и передать другому участковому, а лучше ему, потому что он выше по должности. И еще много интересного я узнал про мотоцикл – предмет гордости майора Шикермана. Оказывается, что права с категорией «А» были только у Стахненко и Боярчикова, и когда решался вопрос - кому его передать, потому что Боярчиков был в госпитале по ранению. Именно поэтому он был недоволен и считал, что мотоцикл распределен несправедливо. Из чего я сделал вывод, что мотоцикл был один.

   - Ничего. Скоро нам дадут пять мотоциклов, все запланированы в службу участковых. – Снимал «мотоциклетный» вопрос Шикерман. – Всем сдать на категорию и получить права. Мотоциклы будут распределяться лучшим.

    Услышав про мотоциклы, я еще сильнее захотел  стать участковым инспектором милиции. Я уже представлял себя в форме и в шлеме на желто-синем мотоцикле с коляской.

    А еще через неделю на меня было написано представление, и я был принят на милицейскую службу. С  легкой руки Шикермана ко мне надолго приклеилось: «Ты приходи к нам, приходи».

    Месяц я ходил на работу без формы, но с удостоверением, потому что бланки удостоверений в отделе кадров были, а формы подходящего для меня размера на складе не нашлось.

    За этот месяц я познакомился со всеми участковыми и успел побывать на пяти семейных скандалах, на одном из которых получил приличную «сливу». Произошло это так. В опорный пункт милиции, где последняя в те времена взаимодействовала с общественностью, прибежала взволнованная женщина с жалобой на разгулявшегося зятя, который оскорбляет её, говорит, что она зараза. Но после моей попытки задержать зятя и доставить в «участок», почему-то с этим не согласилась, тут же потребовав его не трогать. Гуляка почувствовал, что перевес на его стороне, и, расхрабрившись, заехал мне под левый глаз. Потом попытался повторить успех, но я увернулся и  заехал ему - под правый. Повторил успех я. Отчего зять быстро спрятался в квартире, а я с его тещей остался на лестничной площадке. И сколько мы ни пытались стучать в квартиру, которая, по словам тещи, была «не его», нам никто не открыл.

    Где была дочь, а она должна была быть при наличии зятя, я выяснить не смог. Пьяным был не только зять, но и теща. Строго посмотрев на нее и сказав, что этому придется дать «ход», указывая пальцем на свой глаз, я потребовал от нее объяснений, которые она должна была написать в опорном пункте. Испуганная женщина, вмиг протрезвев, – вывод можно было сделать по тому, как ее взгляд и речь сразу стали осмысленными, упросила меня хода делу не давать, потому что зять хороший, а только иногда дурной, когда выпьет. Я пообещал историю замять, два моих хука против одного встречного меня вполне устраивали. Как потом показала жизнь, я поступил правильно. Этот зять и его теща стали самыми лучшими моими помощниками на участке. С их помощью я смог предотвратить много мелких и крупных правонарушений.

    Но об этом случае все-таки узнал майор Шикерман и за это меня строго отчитал. Посмотрел на мой «файер» и все понял. Я думал, что наказание будет более суровым. Я  был еще молодой участковый, с небольшим стажем, и потому майора Шикермана опасался и сразу «раскололся». Шикерман был строг, грубоват и резок. Но, как оказалось, все это у него было не настоящее. На самом деле наш майор был добр, отходчив и понятлив, и участковых зря никогда не наказывал и всячески защищал нас от начальства повыше.

    А вот протоколов за этот месяц я не составил ни одного, потому как не знал где, на кого и за что их можно было составлять. А учитывая, что протоколов не было не только у меня, но и у более опытных участковых, то я особо и не переживал по этому поводу.

    - Маевских, где протоколы?

    - Товарищ майор, я уже на всех  понасоставлял, у меня на участке полный порядок. Тишина.

    - Что, работы нету? А ты выйди на участок, стань посередине и кричи: «Граждане, я Ваш участковый!» Столько народу прибежит, столько работы будет, только успевай протоколы составлять. А ты говоришь, работы нет.

    Участковые укатывались со смеху. Я тоже представил себе, как я стою и ору: «Граждане…!», и ко мне бегут со всех сторон, – с жалобами, заявлениями и сообщениями о страшных и не очень преступлениях, которые я раскрою в один присест, жалобы рассмотрю тут же, кого надо пристыжу, кому-то помогу, а кого и накажу, составлю протокол.

    Как говорил мне Валера, расписывая в цветах и красках службу в органах, участковый инспектор все равно, что министр внутренних дел на отдельно взятом административном участке. Валера любил обобщать.

    Участковый Девяткин единственный из всех, кто всегда брал в дежурке пистолет. Никто, кроме Девяткина, его не брал. Пистолет нам только мешал. Приходилось много ходить (эх, мотоцикл бы!), а он тяжелый.

    Шикерман говорил нам, что у Девяткина было трудное детство и отец-алкоголик. А вот ведь, вышел в люди. Когда Девяткин еще жил с родителями, то спал только с молотком. Молоток был более убедительным аргументом, чем кулаки отца. А когда Девяткин стал работать в милиции, молоток он заменил на пистолет системы Макарова. Тоже убедительно. Но это смотря для кого.

    - А, между прочим, однажды пистолет мне пригодился. - Шикерман решил рассказать нам на очередной планерке историю задержания им опасного преступника.

    Шикерман шел со службы домой поздно вечером мимо масложиркомбината за высоким забором. И увидел,  как через забор ему на голову летит здоровенный мешок.

    - …Я притаился, достал пистолет. Жду хозяина мешка. Он появился минут через пять. Жду, когда  перевалит на мою сторону. Мужик спрыгнул, я ему - «Руки вверх!». Мужик от страха присел, а встать не может. Говорит, ноги  отнялись. Ничего, говорю ему, вставай, бери мешок и вперед. Встать-то мужик встал, а мешок брать наотрез отказался. Не его, говорит. Пришлось мне с мешком  на плечах, и с пистолетом в руках вести мужика в райотдел. Так и шли – впереди мужик, оглядываясь, сзади я с мешком и пистолетом. Мешок тяжелый оказался, килограммов сорок в нем было. В мешке было масло сливочное, масло подсолнечное и что-то там еще из местной продукции. Мужик работал на этом комбинате. Смена у него закончилась, он и решил гостинец себе домой принести, а пришлось в милицию нести. Да и то не ему, а мне.  Так что пистолет, товарищи участковые, иногда очень даже пригодиться  может.

    Рассказав эту историю однажды, Шикерман рассказывал ее нам потом всякий раз, когда мы отказывались брать Макарова. Тяжелый все-таки, мешает.  

    Вообще, пистолеты применяли тогда в основном в патрульно-постовой службе и государственной автомобильной инспекции. Еще его любили опера, пряча под мышкой, в скрытой от видимого наблюдения кобуре. Хотя, думаю, он и им особо не был нужен. Если только для форса. Операм часто приходилось внедряться, и тут пистолет им мешал тоже, он мог их выдать. «Внедряться» означало пьянствовать с малознакомыми личностями подозрительного вида, в надежде выведать у них – кто, где, когда что-то совершил или совершить собирается.

    Участковые получали информацию несколько иным образом. Пить горькую в целях добычи оперативных данных не было необходимости. Информация поставлялась нам в большинстве случаев от детей, женщин, интеллигентных мужчин и пенсионеров. Сомнительные и подозрительные личности нам не доверяли, потому что мы на них составляли протоколы. Пьянствовать участковым было не с руки, поскольку были всегда в форме, в отличие от оперуполномоченных.

    Зато у нас были несомненные преимущества – всегда с народом, нас знали в лицо. Потому что мы постоянно взаимодействовали с трудовыми коллективами, на предприятиях мы были как у себя дома. С самого утра участковые начинали трясти руководителей, «выколачивая» народных дружинников на вечер. Зачем они были нужны, мне непонятно до сих пор, но с нас спрашивали. Дружинники, в большинстве женского пола как будто бы охраняли порядок на административном участке. Мы были молоды, веселы и неженаты, и потому дружинники, в основном из местной женской общаги, охотно становились нашими лучшими информаторами. А иногда и женами, как у Каверина. Каверин  был красавец, высок и разговорчив. Он лучше всех взаимодействовал с общественностью.

    Благодаря Шикерману я получил квартиру в девять квадратных метров и с сидячей ванной. Я уже был женат, и потому квартира подвернулась  весьма кстати. Всякий раз, когда срочно нужен был сотрудник для выполнения экстренных поручений, Шикерман всегда посылал за мной, потому что моя квартира оказалась недалеко от райотдела.

    А мотоцикл я не получил. Хотя и сдал на категорию. Пять мотоциклов, обещанных майором, и которых мы так ждали, были отданы в районное отделение госавтоинспекции. Там показатели были лучше. У них было больше протоколов, это был основной критерий. Так нам с грустью объявил Шикерман. Начальника этого отделения через год посадили за взятки, которые он, – об этом тоже объявили, брал как раз за не составление этих самых протоколов. То есть, даже не составленные протоколы конкурирующим за обладание мотоциклами отделением нам, участковым, не помогло.  А посему, мотоциклы в районное ГАИ были отданы заслуженно. Если, конечно, не принимать во внимание удар по престижу службы, который нанес ей её начальник.

    …Алексей Геннадьевич? Ведь это Вы?

    - Я. - Шикерман удивленно посмотрел на меня.

    - Вы не помните меня?  «Ты приходи, к нам приходи»…

    - Я тут, понимаешь, заявление принес. – Шикерман явно не помнил меня. – А они не хотят принимать.

    - Вы подождите меня, я сейчас освобожусь, решим с Вашим заявлением.

    Я ушел на допрос, который продлился около часа. Под стражу следователь моего клиента не взял, потому что теща и жена горячо заверили, что «он больше не будет».

    Когда я вернулся к дежурной части, вместо Шикермана в окошко к дежурному пыталась  достучаться женщина, она просила вызвать наряд на семейный скандал. Она говорила, что ее зять напился и гоняет их с дочерью по квартире. Называет их «заразами и проститутками». И еще оскорбляет нецензурной бранью. А квартира, между прочим, не его.

    Я ее тоже узнал. За тридцать лет женщина почти не изменилась. Дежурный пообещал направить к ним участкового инспектора.

    - Вы пока идите домой, участковый к Вам скоро придет.

    - А где мужчина, который тут был недавно? – я спросил у дежурного через окно, когда женщина ушла домой дожидаться участкового.

    - А-а-а, этот. Ушел. Он каждый день приходит. Говорят, он когда-то работал здесь каким-то начальником, давно, лет тридцать назад. Сначала приходил из-за ностальгии, потом стал приносить заявления. У него каждый день новое преступление. Завтра опять придет. – Свой короткий рассказ дежурный сопроводил сочувственным выражением и глубоким вздохом.

    - Сами понимаете.

    Я вышел на улицу. Шикермана нигде не было видно. Я знал, что он жил недалеко отсюда. Когда он выхлопотал мне квартиру, мы стали соседями через стену. Соседом с другой стороны стал капитан Смирнухин, который работал в отделе кадров. В этой квартире я прожил три года.

Стефаненко Вячеслав Владимирович, адвокат коллегии адвокатов «ВЕРА» в Хабаровском крае

Октябрь 2015г.