ПОСЛЕДНИЙ ПОКЛОН

Это не должно повториться!

Мою бабушку Баранову Екатерину Ивановну арестовали зимой 1938 года. В далекий уральский поселок приехали на санях двое сотрудников НКВД и увезли ее в районный центр. С тех пор долгое время о ней ничего не было известно. Родители, да и родственники боялись, куда-либо обращаться за сведениями. Не дай Бог, и их заподозрят в пособничестве врагам народа.

И только перестройка разрушила барьер страха. Как-то, будучи в очередном отпуске, я зашел в областное КГБ города Свердловска. По моим данным в его архивах должны были сохраниться сведения о родственнице. Надежды оправдались. После небольших бумажных формальностей офицер принес в кабинет тонюсенькую серую папку с грифом «секретно».

- Пожалуйста, знакомьтесь с делом вашей бабушки, - сказал он. - Просьба только не вырывать листы и ничего не вымарывать.

- Были случаи?- не удержался я.

- Конечно.

- Фотографировать можно?

- Не запрещается.

Работник архива вышел, оставив одного в кабинете.

ПРИГОВОР ПРИВЕДЕН В ИСПОЛНЕНИЕ

Передо мной дело № 31245 по обвинению Барановой Екатерины Ивановны по статье 58-6 УК РСФСР, арестованной, как агент германской разведки Надеждинским (ныне Серовским) городским НКВД Свердловской области. Это моя родная бабушка по материнской линии.

Наконец-то, стала известна последняя страница ее трагической жизни с 18 декабря 1937 года по 14 января 1938 года – с момента ее ареста оперуполномоченным третьего отделения управления НКВД г. Надеждинска Свердловской области Ивановым (имя и отчество не указано), и до осуждения особой тройкой ГУГБ НКВД по статье 58-6 УК РСФСР к высшей мере наказания (расстрел).  Который был приведен в исполнение, согласно протоколу №168, 14 января 1938 года.

Санкционировал расстрел начальник управления НКВД по Свердловской области комиссар госбезопасности третьего ранга Александр Дмитриев и прокурор Уральского военного округа бригадный военный юрист Юрий Петровский. На документе под фразой «Согласен» стояла также фамилия начальника Надеждинского ГО НКВД старшего лейтенанта Ивана Трубачева.

Я пытаюсь представить, что думала моя 56- летняя бабушка в застенках НКВД в то время, как себя вела, что на самом деле говорила на допросах. Ведь, согласно протоколу, она созналась в шпионской деятельности в пользу Германии. Рассказала, как встречалась с резидентом германской разведки и получала от него задания. Сначала в Крыму, где жила до спецпереселения, затем уже здесь, на Урале - в глухом лесозаготовительном поселке. Удивительно, но резидент нашел ее и тут. Приказал поджигать тайгу, вести среди жителей антисоветскую пропаганду.

Поистине, бумага все стерпит. Этот абсурд запротоколирован, подписан начальниками и аккуратно подшит в дело. Маразм, который сейчас трудно понять и объяснить. А ведь он длился в стране несколько десятков лет.

Впрочем, позволю процитировать часть протокола допроса моей бабушки Барановой Екатерины Ивановны, который и послужил основанием для высшей меры наказания. (Стилистика и орфография сохранена по оригиналу).

"До высылки на Урал меня и моих детей, я выполняла ряд поручений, даваемых мне, (далее вымаранное чернилами имя резидента Германской разведки) контрреволюционного характера. Он мне часто говорил, когда мы встречались, что задания, которые я выполняю, даются немецкой разведкой, и я выполнять их должна осторожно и аккуратно.

В одном из разговоров он мне сказал, что он, начиная с 1925 года, находится на связи с одним известным немецким разведчиком Джековым. Когда в 1930 году меня и мою семью выслали на Урал (опять вымарано чернилами имя) – встречи временно прекратились. Переписку с ним стала вести с 1931 года, как я уже сказала, до 1935 года. А он до 1935 года проживал в Крымской АССР, а с 1932 года уехал в Германию, затем в Швейцарию.
Из Швейцарии резидент мне писал письма, посылал денежные переводы. ( Это в тайгу что ли?) И так до 1935 года. Затем связь временно у меня с ним прекратилась. Причины мне неизвестны, почему он перестал писать и отвечать на мои письма.

По прибытии  в ссылку в лесопункт Надеждинского района Свердловской области «Пасынки», я в 1934 году познакомилась и близко сошлась с немкой Розой (Тоже спецпереселенкой. Фамилия вымарана чернилами). У нас с ней были частые и длинные разговоры на контрреволюционные темы. Мы всячески выражали свое недовольство и озлобление против Советской власти, руководителей ВКП(б) и Советского правительства.

Часто сходились во мнениях, что необходимо вести борьбу с Советской властью, путем насильственного свержения устранить ее. Причем, Роза обращала мое внимание, что в этом деле поможет ее родная страна – Германия, которой мы должны помогать.

 Я уже помогала практически: по заданию германской разведки совершила три поджога леса на территории Сосьвинского леспромхоза, в результате чего выгорела значительная площадь тайги. Вывела также из строя дизель- электрогенератор, который подает свет в дома. Об этом я доложила Эльвейн. (Наконец-то, фамилию Розы следователь не вымарал. Видимо, просмотрел.)
После чего она предложила быть у нее на связи и выполнять ее поручения. На что я дала согласие".

С иронией представляю: сидят две престарелые женщины в таежном, богом забытом поселке и планируют убить Сталина, свергнуть Советскую власть. И все это в 120 километрах от районного центра, где и дороги-то нормальной нет, в пятистах километрах от области и более 2000 километров от Москвы…
Это ж, как надо было издеваться над человеком, чтобы он признал эту чушь и подписался под ней. Однако продолжу цитировать протокол допроса.

Вопрос: укажите, какие поручения вы получали от агентов немецкой разведки?

Ответ: Вести контрреволюционную агитацию против Советской власти. Распространять всяческую клевету в адрес руководителей Коммунистической партии и государства. Совершать различного рода диверсии. С тем чтобы подорвать мощь Союза Советских Социалистических республик.

Вопрос: Вы практически выполняли даваемые вам поручения?

Ответ: Да я практически выполняла даваемые мне поручения.

Вопрос: Укажите конкретные факты Вашей практической деятельности как агента немецкой разведки?

Ответ: Фактов было много, и я их уже все не припомню…»

Горько читать строчки этого протокола полувековой давности, акты обысков, записки фискалов о том, что моя бабушка не тот человек, за которого себя выдает. Почему доносители среди сотен таких, как она спецпереселенцев, выбрали именно ее на закланье в НКВД? Чем привлекла внимание эта женщина, у которой на тот момент было четверо несовершеннолетних детей? Тощая папка уголовного дела под номером 31245, должным образом не проливала свет. Шпионка – и все тут.

И все- таки ключ к обвинительному заключению моей бабушки Барановой Екатерины Ивановны был найден. Правда, через год. Во время поездки в Крым.

НЕОПЛАЧЕННЫЙ ДОЛГ

Мне разрешили познакомиться с документами Государственного архива автономной республики Крым с 1920 по 1930 годы, направленные в Феодосийскую городскую комиссию по вопросам восстановления прав реабилитированных. В них я без труда нашел историю жизни моих близких родственников, раскулаченных и сосланных, как «врагов народа» на Северный Урал. Оттуда узнал, каким богатством они владели и как были (уже после смерти) реабилитированы.

Согласно выписке из протокола № 41 заседания ЦИК от 25 марта 1930 года Баранова Екатерина Ивановна была лишена избирательных прав на основании п. «П» статьи 15 Инструкции ВЦИК о выборах, как находящаяся в материальной зависимости от лица, лишенного избирательных прав. В переводе с канцелярского языка на нормальный, человеческий, это означало, что она повинна в том, что была женой Баранова Дмитрия Митрофановича (моего деда по материнской линии), которого чекисты в 1921 году расстреляли.

Моя бабушка не отказалась (как в те времена было принято) от мужа и была в 1930 году вместе с детьми выслана на основании решения общего собрания деревни на Урал, как спецпереселенка. Имущество семьи было конфисковано в неделимый капитал только что образованного товарищества по коллективной обработке земли. Пашни –  13,75 х 78,23 сажен, фруктового сада – 0,3 гектара, две лошади, две коровы, одна свиноматка, один плуг, один буккер, одна лобогрейка, одна бричка.

В документах я нашел и скупую запись о муже бабушки – Дмитрии Митрофановиче Баранове, моем родном дедушке.

«…без, на то веских, оснований в деревне Ивановка Симферопольской волости в 1921 году Баранов Дмитрий Митрофанович был расстрелян мобильным чекистским отрядом, как германский шпион и контрреволюционер. В 1963 году реабилитирован…»

Эпитет – контрреволюционер был понятен: тогда власть всем инакомыслящим ставили такой диагноз, но вот почему деда обвинили еще и в шпионаже в пользу Германии, было не ясно. Родителей в живых уже не было, которые могли бы пролить свет на темное пятно в биографии близкого человека, поэтому пришлось обратиться к родственникам. Некоторые были еще живы и помнили Дмитрия Митрофановича.

Вот что рассказала его племянница бабушка Полина: «Дядя Дмитрий был красавцем мужчиной. Балагур, весельчак, гуляка - он был любимцем деревенских женщин. Когда в 1914 году уходил на войну, многие украдкой вытирали слезы.

Первое время дядя исправно писал жене письма. Затем переписка неожиданно прекратилась. Прошел слух, что Баранов в плену у германцев. Баба Катя стоически перенесла это печальное известие.

В конце 1918 года дядя появился в деревне. Такой же статный, красивый. Он охотно после нескольких рюмок водки рассказывал о Германии, войне, друзьях-товарищах, плене. Однажды, в минуты откровения, поведал о том, что, будучи в плену, завел новую семью. Баба Катя, поплакав, разговорила мужа. Оказывается, как военнопленный, дядя Дмитрий, был представлен в качестве батрака к богатой фрау. Там в него влюбилась дочь фермерши. Вскоре у них родились близнецы.

Закончилась империалистическая война. Многие однополчане стали возвращаться домой. Затосковал дядя Дмитрий. Этого не могла не заметить немка. Она оказалась женщиной умной и не стала удерживать возлюбленного.

Сказала просто: «Съезди домой, осмотрись, не приживешься – возвращайся обратно. Тут у тебя тоже дети. Ждать будем с нетерпением».

Как натуре любвеобильной и увлекающейся спиртным, Дмитрию Митрофановичу нередко доставалось от бабы Кати за деревенские похождения. В эти минуты в горячке дядя бросал обидное законной жене: «Вот уеду в Германию – тогда узнаешь, как жить без мужа…» Утром винился, просил прощения.

Вскоре вся деревня знала о второй семье Баранова в Германии. Как водится, одни были равнодушны к известию, другие – злобствовали – неспроста гражданская жена осталась у германцев, не иначе немецким «шпиёном» стал. Если б он знал тогда, во что выльется эта трепотня - язык бы на двух замках держал.
После разгрома Врангеля мобильные чекистские отряды зачищали от врагов Советской власти Крымский полуостров. Без суда и следствия расстреливали они не только участников белого движения, но и сочувствующих.

Когда группа чекистов появилась в Ивановке, местные активисты тут же донесли комиссару, что Баранов - бывший военнопленный, что у него в Германии остались жена и дети. Он, наверняка, немецкий шпион.

Этот серьезный факт не могли проигнорировать чекисты. Так дядя Дмитрий в одночасье с другими «контрреволюционерами и шпионами» был расстрелян в овраге на краю деревни».

Сразу все стало на свои места. У чекистов четко прослеживалась «шпионская» связь Екатерины Барановой и Дмитрия Баранова в пользу Германии. Как говорится, был бы повод, а статья найдется.

Политические репрессии 20-30 годов коснулись и родственников по линии отца - Карташева Пантелея Федотовича. Некоторые из них были расстреляны, как враги народа, многие - сосланы на Соловки. В живых остались единицы. Но это уже другая история.

Для справки.

Несколько лет назад жертвам политических репрессий на Урале сооружен мемориальный комплекс. Он находится на трассе Екатеринбург-Ревда. На одном из пилонов сооружения среди тысяч фамилий значится и имя Екатерины Ивановны Барановой. Мемориал зимой и летом утопает в цветах.

Владимир Карташев, военный корреспондент.

На фотографиях:

1. Автор - Карташев В.

2. Екатерина Ивановна  и Дмитрий Митрофанович Барановы. 1923 год.

3, 4, 5. Фото документов из архивного дела КГБ г. Свердловска