Идиостиль Игоря Царева
    |
Елена Крадожен-Мазурова, кандидат филологических наук, доцент Индивидуальность поэтического стиля Игоря Царёва: текстологический анализ Этим небольшим исследованием открываем новое для большинства дальневосточных лингвистов творческое явление, новое для исследователей имя – Игорь Царёв. По итогам 2012 года поэт Игорь Царёв удостоен знака «Золотое перо», национальной литературной премии «Поэт года». А в апреле 2013 года Игорь Царёв ушёл из жизни, «…недолюбив, недокурив последней папиросы», шагнул в вечность. Поэт и друг Андрей Земсков в предисловии к подборке из полутора десятков стихотворений, присланных для журнала «Дальний Восток» самим Игорем Царёвым и опубликованных уже после его смерти – в осеннем номере 2013 года, написал очень душевно: «Сутулясь и даже стесняясь, вышел на сцену ЦДЛ получать вполне заслуженное Золотое Перо. И я точно знаю: Игорь был как бы в стороне от всех этих премий, рейтингов, признаний. Скромный, улыбчивый, мудрый. А главное – добрый и светлый». Без небольшого экскурса в биографию поэта многое при анализе его творчества окажется непонятным и останется непонятым, поэтому начнём с истоков. Будущий журналист, поэт и писатель Игорь Вадимович Могила (Игорь Царев) появился на свет в Приморском посёлке Гродеково 11 ноября 1955 года.В Хабаровске начал учиться в 78 школе (ныне школа № 15 – «школа пяти героев», из стен которой вышли пять Героев Советского Союза). Продолжил обучение в школе № 5, а завершил учёбу в математической школе г. Хабаровска. Литерная и журналистская деятельность Игоря Царева закончилась на посту ответственного редактора «Российской газеты», заместителя шеф-редактора «РГ-Неделя» 4 апреля 2013 г. прямо за столом в рабочем кабинете.В Хабаровске живут родители нашего земляка, поэта-дальневосточника: мама Игоря - Екатерина Семеновна Кириллова - учитель русского языка и литературы хабаровской школы, Отличник народного образования; отец - Вадим Петрович Могила, профессор Дальневосточного государственного университета путей сообщения, «настоящий физик». Физика и лирика – родительские начала – переплелись в жизни и творчестве Игоря Царёва. Приняв решение идти по стопам отца, Игорь поступил в Ленинградский электротехнический институт. По распределению работал в Москве в «секретном ящике», занимался расчётами полётов … на Марс. Лирика пересилила, и Игорь Могила под псевдонимом Царёв начинает журналистскую и писательскую деятельность, итогом которой стали более 1000 публикаций. Желание рассказать людям о чудесах физики вылилось в научно-популярные издания - 16 научно-популярных книг, в том числе в соавторстве с Ириной Царевой и другими авторами: «Колдун России»; «Планета призраков» (1990); «Знание» (1991); «Энциклопедия чудес» (1998); «Проект «Колесо фортуны»; «Формула удачи» (2001); «Призраки живой планеты» (2002); «Тайны неведомых сил» (2005); «Тайна ведьминых кругов» (2005); «Кунсткамера тайных знаний» (2006); «Если»; «Если» ( 1994, №№ 2,10); «Синдром зомби», «Эзотерические знания, откуда они», «Мы живем в «неонке», «Сникерс и памперс в одном флаконе». При жизни вышли и сборники стихов «Море камни не считает» (2002) «Соль мажор» (2011), электронный сборник «Переводы с языков пламени» (2013),о которых разговор особый.Сейчас готовятся новые издания. Осуществляет их вдова поэта - член Союза писателей России, писатель – Ирина Борисовна Царева. Ирина Борисовна проводит огромную работу по сохранению литературного наследия Игоря Царёва. Чем же привлекает читателей (и слушателей, потому что многие его стихи положены на музыку) поэтическое творчество безвременно ушедшего Игоря Царёва? Попробуем разобраться, исследуя текст «под лингвистическим микроскопом». Стихи Игоря Царёва – это не рифмованная проза, не литературный «новодел», а именно русская поэзия, в которой отразилась глубочайшая культура, мощные затекстовые знания: жизни, литературы, поэзии. Встречи с родителями Игоря Царёва убедили в том, что ощущение «втянутости в эпохи» его поэзии не случайно: будущий писатель очень много читал и впитывал прочитанное. В его библиотеке Борис Пастернак, Николай Рубцов, Иосиф Бродский, Марина Цветаева, Анна Ахматова, Максимилиан Волошин и многие другие. Путешествия по России с родителями, исхоженный ногами Крым, детство и юность на Дальнем Востоке, а затем учёба в Ленинграде – мистической столице серебряного века, работа в Москве сформировали широту взглядов, свободу суждений поэта. Творчество Игоря Царёва – это отражённое в хрупкой лирике умение «алгеброй гармонию поверить», и, как результат, - совершенная рифма Игоря Царёва. Именно эта уникальная особенность его поэзии, не похожей на многие небрежные наброски претендентов на литературные премии, не сиюминутность расширили круг ценителей его стихов. В его стихах всё и все сосуществуют: доктор Живаго, Линда Эвангелиста, Наоми Кэмпбелл, Гуччи, Армани – и Гварнери, Альфред Шнитке, Николай Рубцов, Иосиф Бродский, Марина Цветаева и легендарные капитаны Николая Гумилёва… В них много удивительного: знание мировых шедевров и способность самому их создавать, а не только коллекционировать. Чувство ритма – завораживающее, закручивающее, абсолютное. За Игорем Царёвым надо следовать. Кому-то из современников нужно ещё расти, чтобы прочесть и оценить его стихи. Потрясающее чувство меры и такта отличают Игоря Царёва в рассказе об очень личном: Утром спросят друзья: «Ты с кем был? Кожа мятая, цвет землистый…» Ценители поэзии наслаждаются текстами Игоря Царёва с первой строки, как гурманы – глотком изысканного кофе или дорогого коллекционного вина. Например, великолепной звукописью стихотворения «Ночные каравеллы» (2004 г.) Первая строка построена на аллитерации [Энциклопедический словарь-справочник 2005: 19-20]: «хр – гр – к-р – [ф] - ф-рф-р» (ниже, в первой строке цитируемого текста курсивом отмечены звуки, создающие аллитерационный рисунок звукописи, соответствующей «опасным» звукам, возникающим при покачивании ящика или коробки с упакованной фарфоровой посудой). Уже следующая строка указывает на источник движения – это ход корабля: «Парусанаполнив звездами зюйд-веста,/ Сны мои, как каравеллы Христофора…». Поэт абсолютно точен и как физик-практик, и как литератор – в тексте ни нотки фальши:
С хрупким грузом королевского фарфора Второе четверостишие – погружение в детство, аллюзия [Энциклопедический словарь-справочник 2005: 22-24]– отсылка к «Принцу и нищему» Марка Твена, скреплённая добротной троекратной анафорой «кто-то», перерастающей в антитезу [Энциклопедический словарь-справочник 2005: 41-42]: «кто-то…», …«ну а мне» и неожиданным «непоэтическим», но очень точным разговорным глаголом «хлюпать»:
Кто-то снится себе принцем, кто-то нищим,
Третье четверостишие начинается сочным олицетворением [Энциклопедический словарь-справочник 2005: 198-200]: «Млечный путь питают, трескаясь, кокосы». Немедленно возникают затекстовые ассоциативные связи: «в кокосах – кокосовое молоко», «Млечный путь – это молочный путь», так вот в чём дело – его «подпитывают» кокосовым молоком. И вновь звукопись: «ша-жа», которая усиливает сравнение [Энциклопедический словарь-справочник 2005: 306-309]в форме сравнительного оборота «С тонкой ниткой бус на талии, как осы»:
Финал текста выводит на уровень философских, библейских рассуждений. Ключом к четверостишию является библеизм «Иезекиль» и лексический повтор «каравеллы», замыкающий кольцевую, или рамочную композицию стихотворения «Ночные каравеллы». Сильным выразительным действием обладает развёрнутая метафора [Энциклопедический словарь-справочник 2005: 176-178] в форме олицетворения, акцентированного разговорным фразеологизмом [Энциклопедический словарь-справочник 2005: 342-344] «против шерсти»: «…сны …драят шкуру океана против шерсти»: «В стихах Игоря Царёва зашифрован код эпохи – это послание потомкам. Здесь отголоски поэзии Серебряного века, переклички с Цветаевой, Пастернаком, Ахматовой, Гумилёвым (поэт был победителем конкурса «Заблудившийся трамвай» в 2011 году, не случайной наградой стала и «Большая серебряная медаль Николая Гумилева», которой Игорь Царёв был удостоен в 2012 году). Чтобы войти в стихи Игоря Царёва, например, в его «На Ордынке», нужно держать в руках ключи, а не отмычки: не только знать, что Ордынка – старинная и славная знаменитыми именами улица Москвы, но и вчитаться в Бориса Пастернака, в текст его стихотворения из романа «Доктор Живаго»: «…Мело, мело по всей земле, во все пределы. /Свеча горела на столе, свеча горела». А потом с изумлением узнавать эти строки в преломлении словесных витражей эпохи Игоря Царёва» [Крадожён-Мазурова 2014: 93-95 здесь и далее с дополнениями и изменениями]: …В этом доме в Серебряном веке У знакомых гостил Пастернак. И свеча меж тарелок горела, И гудела метель за окном. И куда-то в иные пределы Уносили стихи и вино. С пастернаковской Ордынки легко попасть на Елоховую и на Цветной бульвар, где Повидлом губы перепачкав И не смущённая ничуть, Зеленоглазая скрипачка Склонила голову к плечу. В текстах стихов Игоря Царёва слышатся отголоски Булата Окуджавы, встречаются прямые обращения к Николаю Рубцову и Иосифу Бродскому, которых он ощущает братьями по крови и по духу. В тексте стихотворения о Бродском намеренно использован приём введения в текст разговорно-бытовой лексики и фразеологии, что находит своё выражение в использовании слов с суффиксами субъективной оценки (-ик-, -ёк-, -к-: по тросику, часики, чаёк), к которым неожиданно примыкает созвучное «в классики». А далее в тексте на уровне звукописи и звукоподражания выстраивается ряд рифмующихся между собой слов, возникает внутренняя рифмовка в строках, которая «сшивает текст» - это слова«дурацкого – братского, плотского – Бродского». И, конечно, нельзя не вспомнить А. Ахматову - «Когда б вы знали, из какого сора/ Растут стихи, не ведая стыда…»: …Но жизнь, скользя по тросику, накручивая часики, Готовила Иосику одну дорогу – в классики. …Проём окошка узкого, чаёк из мать-и-мачехи… Откуда столько русского в еврейском этом мальчике? Великого, дурацкого, духовного и плотского… Откуда столько братского? Откуда столько Бродского? И ему, Игорю Царёву, «накручивая часики», может быть, слишком поспешно, жизнь тоже готовила дорогу в классики. Лучше бы – попозже, но с жизнью, как и с судьбой, не поспоришь… А вопросов к жизни у Игоря с детства было много, не разучился он их задавать и став взрослым. Эти вопросы во многом определяли и его судьбу – судьбу русского поэта, и это не только о Николае Рубцове, а и о себе, о человеке «с обжигающей лампой таланта в груди»: У матросов нет вопросов. Я, наверно, не матрос… Почему мы смотрим косо на того, кто в небо врос? Печка в плитке изразцовой затмевает дымом свет. Выпьем, братцы, за Рубцова – настоящий был поэт! Был бы бездарью – и ладно. Их, родимых, пруд пруди. Угораздило ж с талантом жить, как с лампою в груди – Жгла она зимой и летом, так, что Господи спаси! А без этого поэтов не случалось на Руси. География стихов Игоря Царёва – размахом «в десять тысяч вёрст»: от Дальнего Востока, родного Хабаровска, заповедной тайги, Уссури, Амура, Сунгари, скал Сикачи-Аляна – до Москвы. В стихотворениях И. Царёва – масса подробностей, деталей, придающих особый вкус его текстам. Их смакуешь, в них хочется вчитываться, вглядываться, вслушиваться, замирать, обдумывать, а не пролистывать, прочитывать, просматривать – и спешить в суете дальше. Замрите, остановитесь, вглядитесь в амулеты – обереги от равнодушия, которые щедро дарит нам поэт: Скорлупа водяного ореха, желтоглазый цветок горчака, Оторочка оленьего меха и от старой гранаты чека… Это лето на краешке света, где восход и бедов, и медов, Нанизало свои амулеты на цепочку звериных следов. В цитируемом выше тексте использована точная рифма, усиленная типичной для идиостиля Игоря Царёва внутренней рифмой в строке «где восход и бедов, и медов». Стихи Игоря Царёва вызывают море ассоциаций. Нам, дальневосточникам, понятны, как никому другому в России, первые две строки текста, собранные из одних прилагательных, рифмующихся между собой, отражающих особенность идиостиля Игоря Царёва, делающая его тексты узнаваемыми: «соболиная, бобровая, тигровая, комариная, суровая, кедровая». Эти слова – бусины наших чувств, они вне возраста, вне времени. Но читателя к таким текстам надо готовить. Наслаждение магией слова следует заслужить. Чтобы разгадать, ощутить эту магию, нужно знать предшественников и современников, учителей и соратников Игоря Царёва: Соболиная, бобровая, тигровая, Комариная, суровая, кедровая, Из оленьих жил земля дальневосточная. Если кто-то там и жил, так это – точно я. Поэт «играет» формой стиха, демонстрируя «фигуры высшего пилотажа», принадлежность к асам школы поэтического мастерства: в приведённом выше четверостишии абсолютная гармония первых двух строк достигается за счёт попарной вертикальной рифмовки каждого из слов: «соболиная - комариная»; «бобровая - суровая»; «тигровая - кедровая» при одновременной горизонтальной внутристрочной рифме: «бобровая - тигровая», «суровая - кедровая». Это индивидуально-авторская примета поэтического текста Игоря Царёва, достойная особого внимания и отдельного изучения, например, в рамках специального курса «Лингвистический анализ поэтического текста: сложные поэтические фигуры». Данью уважения родному городу является очень личное стихотворение – «Окна Хабаровска». Композиция текста задана несколькими позициями: сильной позицией текста – заглавием и абсолютным финалом – строкой «Светят в сердце окна Хабаровска». Словосочетание «окна Хабаровска» замыкает идеальную кольцевую (рамочную) классическую композицию текста. Однако автор ещё раз укрепляет каркас текста стихотворения, используя для этого вариативный дистантный повтор первого четверостишия в предпоследней строфе: Я и сам теперь вхож в московский цирк, /Не один свой отпуск провел в Крыму, /Но все чаще снится седой Хехцир, /И зовет, скучая по мне, Амур. Можно говорить с изрядной долей уверенности, что приметами идиостиля Игоря Царёва являются не только внутренняя рифма, но и кольцевая композиция текста, насыщение текстов стихов подробностями, деталями; обращение к значимым личным собственным именам, географическая конкретика, отличавшая стиль великого предшественника И. Царёва - Николая Гумилёва, медалью которого поэт был награждён за литературное творчество («Большая серебряная медаль Николая Гумилева» 2012 г.). Любовь к родному городу, к Дальнему Востоку неразделима для поэта с чувством к близкому человеку, запечатлённом в трогательном сравнении:«У жены моей чудный цвет волос – /Как амурских кос золотой песок». Интересна для исследования смена ритма в последнем четверостишии текста, вновь возникающая внутренняя рифма, создающая микрообраз «река - резка».
Кто-то рос в Крыму, ел зимой хурму,
Я, еще волчонком покинув кров,
Память о поэте – его стихи, они должны звучать, потому …Что в них – ни фальши, ни апломба, Лишь сердца сорванная пломба С неуспокоенной души… Золотое Перо России оставило Золотой след. Круг читателей, в том числе молодых, - это, быть может, будущие поэты, которые сегодня выбирают между «физикой и лирикой» пока не в пользу последней… Но пример Игоря Царёва поучителен: для стихов не бывает поздно! Как не бывает поздно и для их профессионального осмысления и анализа. Творчество Игоря Царёва ждёт своих исследователей. ЛИТЕРАТУРА 1.Энциклопедический словарь-справочник.Выразительные средства русского языка и речевые ошибки и недочеты / под ред. А.П. Сковородникова. – М.: Флинта – Наука, 2005. – 480 с. 2.Царёв Игорь. Море камни не считает. – М., 2002. 3. Царёв Игорь. Соль мажор. – М., 2011 4. Царёв Игорь. Переводы с языков пламени: электронный сборник., 2013. 5.Крадожён-Мазурова Е.М.Раздумья о стихах Игоря Царёва// Аргументы времени. - № 1 (22), 2014. – С. 93-95.
Лингвистический анализ текста стихотворения Игоря Царёва «Ссора» Хансулян Араксия, студентка группы 1011-б «Юриспруденция», г. Хабаровск. Научный руководитель кандидат филологич. наук, доцент Крадожён-Мазурова Е.М. Творчество Игоря Царёва — часть традиционной поэтической культуры, частица фундамента, на котором, собственно, держалась и держится, и будет держаться культура поэтической речи. Как бы далеко ни уходил реформатор языка в область эксперимента, так или иначе каждый из ярких, сильных авторов всё равно соотносит себя с традицией. Говорить, что это не так — лукавство, изрядно подогретое гордыней... или — дилетантизм. Его стихи безупречны по технике, рифмы точны и сверхточны. Классическая манера, которой этот автор обладает в совершенстве, вызывает безусловное уважение и восхищение мастерством владения русским языком, отточенностью слова, образной внятностью, лирической лёгкостью и комфортностью прочтения — тем, чего иногда отчаянно не хватает в текстах представителей «новой волны»… Светлана Осеева. «Заметки о современной сетевой поэзии»[1]
Промозглая сырость расквасила глину. Трамвай куролесил последние рейсы, Я шел, повторяя былые дороги, А следом шел ливень. Он был неприятен. И не было сил от него отвязаться. И в диск телефона с последней надеждой
В приведённом тексте читатель соприкасается с душевными переживаниями лирического героя. Главной целью автора является выражение своих переживаний, и он этого достигает с помощью метафор и олицетворений [3, 176-178], которые рисуют в читательском воображении картину оживающей улицы: «У кассы трамвайной сегодня ангина –
«А следом шел ливень. Он был неприятен. В стихотворении используется множество сравнений [3, 306-309]:
Трамвай куролесил последние рейсы,
Сравнения помогают читателю наиболее ярко представить происходящее вокруг. Читатель словно оказывается среди той самой повседневной суеты, через которую приходится пройти автору. Условно мы можем выделить в тексте три части. Первые два четверостишия состоят из простых предложений, порождающих ощущение повседневности, обыденности. В следующей части поэт использует деепричастные обороты: «Я шел, повторяя былые дороги, как будто следы свои в жизни искал». Так автором передаётся многократность одного действия, отображающего состояние героя, бродящего в прошлом в поисках причины, из-за которой произошла ссора с любимой. А сложное предложения и использование многосоюзия [3, 181] «И ныли в ботинках натертые ноги, И пальцы немели в промокших носках» передают протяженность боли, при этом читатель видит душевную боль, а не только физическую. В дальнейшей синтаксической структуре текста мы снова встречаем простые предложения, но наше внимание привлекает риторическое обращение [3, 278-282] Ливня к лирическому герою: «Приятель! Обмоем свободу твою, дорогой…», после которого происходит резкая смена настроения и ритма. Пунктуация и данное средство художественной выразительности, отражающие радость и восхищение Ливня, сменяются бессилием и грустью героя: «И не было сил от него отвязаться. И в сточных канавах шумела вода. И в эти минуты мне стало казаться, Что я потеряю тебя навсегда» Автор с помощью инверсии обращает внимание читателя на слово «навсегда», и всего в одном слове проявляется страх потери и тоска по прежним временам. И это то, что может подтолкнуть лирического героя к серьёзному шагу, к попытке изменить происходящее. Особенно сильны в плане выражения чувств последние строки. Герой сравнивается с тонущим, чьим спасением может оказаться лишь голос любимого человека: «И в диск телефона с последней надеждой Я впился, как тонущий в брошенный круг…». Нельзя не заметить использование в одном из последних сложных предложений местоимений «я» и «ты». Это обусловлено быстротечностью мыслей, последней тенью надежды, выраженной в риторических вопросах, которые обращены, прежде всего, к себе. В стихотворении «Ссора» отражены мысли мужчины, который проходит тропы жизни в поисках ответа на свои вопросы о прошлом. После прочтения произведения у читателя остается чувство незавершенности, недоговорённости и желание узнать, чем же закончилась ссора… Список источников и литературы 1.http://igor-tsarev.ru/poetry.shtml 2.http://igor-tsarev.ru/poetry.shtmlИгорь Царёв. Пятая стихия. Подборка «Подруга». 3. Энциклопедический словарь-справочник. Выразительные средства русского языка и речевые ошибки и недочеты / под ред. А.П. Сковородникова. – М.: Флинта – Наука, 2005. – 480 с.
На фотографиях: 1. Е. Крадожен-Мазурова - автор статьи 2. Игорь Царев 2. Рукопись Игоря Царева 3. Рисунок Игоря Царева. Город Хабаровск 1978 год |
