ОДИН ДЕНЬ ИЗ ЖИЗНИ ПОГРАНИЧНИКА

Лето 1975 года в предгорных, приграничных с соседним Ираном равнинах Туркмении выдалось исключительно жарким. Настолько жарким, что плавился холодно-катанный асфальт, что даже привычная к постоянному зною мелкая листва южной акации, маклюры, карагача сворачивалась в тоненькие трубочки, стараясь предельно сократить испарения, а всё живое стремилось спрятаться в любую тень. И вот в один из таких дней настоящего пекла заместитель начальника штаба по боевой подготовке (ЗНШ-2) майор Слыщенко В.П., . . .

исполнявший по совместительству обязанности нештатного коменданта гарнизона, поставил мне задачу выехать следующим утром на автомашине ЗИЛ-131 с нарядом пограничников в составе семи человек (по два солдата от комендантской, инженерно-технической, автотранспортной рот, один – из роты связи) и провести рекогносцировку местности (разведка для получения сведений о противнике) на дальних тыловых подступах к месту нашей дислокации.

Из сообщений на регулярных совещаниях, проводившихся командованием с офицерами управления отряда, мне было известно, что, по имеющимся сведениям, активизировалась войсковая разведка американских соединений и частей, базировавшихся в тот период на территории Ирана, начато скрытое рокадное перемещение их некоторых подразделений из Мешхеда в Кучан, а оттуда – в сторону границы. Истинные причины этой «возни» пока не были установлены. Возможно, просто учения, о которых правительство шах-ин-шаха Мохамеда Реза Пехлевиви не считало нужным или, скорее всего, не было уполномочено американцами предупредить советскую сторону. В любом случае следовало «держать ушки на макушке».

По действовавшему плану проверки боевой готовности требовалось провести дополнительную рекогносцировку на случай возможной эвакуации гарнизона отряда в один из запасных районов сосредоточения севернее Каракумского канала. Изучить проходимые маршруты выдвижения, качество УКВ-радиосвязи на этих маршрутах, состояние местности, наличие жизнедеятельности (возделывание полей хлопчатника, сорго, кукурузы, выпас домашнего скота), пригодных к использованию водоисточников и т.д.

Это – во-первых. И во-вторых, что, пожалуй, не менее важно, если вдруг потенциальные нарушители государственной границы с сопредельной стороны сумеют преодолеть на НВДНГ основной, заставский, рубеж охраны и попытаются скрыться, чтобы спрятаться, временно (через ограниченное время они просто вынуждены будут выходить к местным путям сообщения – железной дороге, автомобильной трассе) отсидеться где-то в глубоком тылу пограничной зоны, эти уточнённые разведданные потребуются для принятия решения, где, в каких условиях, с использованием каких сил и средств оперативно развёртывать войсковой поиск нарушителей,  как организовывать всестороннее обеспечение, на какую помощь можно рассчитывать со стороны местного населения.

На топографической карте масштаба 1:50 000, охватывавшей участок почти всего Каахкинского района Ашхабадской области, которую вручил мне под роспись Виктор Павлович, он простым карандашом обозначил район рекогносцировки северо-западнее райцентра фронтом около двадцати километров и на глубину предельной доступности проезда по полевым дорогам.

– Маршрут движения разработайте и проложите самостоятельно, в последующем корректируйте в зависимости от состояния местности. Выход на связь с радиоузлом – каждый час. Возвратиться не позже 19.00 – 20.00, – распорядился ЗНШ.

– К 10.00 следующего дня представьте мне письменный отчёт-донесение с обозначением интересующих объектов на карте.

Ровно в 6.00 наш мобильный разведдозор, снабжённый средствами радиосвязи, сухим пайком, а также термосами с питьевой водой, дополнительной бочкой бензина, несколькими брёвнами и скатками старого брезента на случай увязания в солончаках или в песках, погруженными в кузов трёхосного ЗИЛ-131, выдвинулся к месту выполнения поставленной задачи по намеченному ещё накануне маршруту.

Часть пути пролегала по асфальтированной трансазиатской магистрали, затем по пыльной, но сухой и ровной грунтовой дороге в сторону Каракумского канала, на берегу которого были уже через полтора часа после выезда из отряда. Здесь и встретились с первым препятствием: «грунтовка» не имела продолжения на другой стороне водного потока, она раздваивалась, уходя вверх и вниз по течению вдоль левого берега. Нужно было искать мостовой переход, почему-то отсутствовавший на карте.

А он однозначно должен быть! Где-то же местные колхозники переправляют на правый берег достаточно глубокого и многоводного на этом участке канала отары овец и сельхозтехнику для обработки возделываемых полей. И не за десятки километров в стороне от центральной усадьбы. Ближайшими населёнными пунктами оказались посёлок Каушут и кишлак Мехенли. Сориентировавшись на местности, принял решение двинуться вдоль берега вниз по течению. И не ошибся: через неполных три километра обнаружили достаточно мощный, сооружённый из бетонных плит, способных выдержать любую тяжёлую технику, со сварными металлическими ограждениями мост. К мосту подходила прямая, с хорошо укатанной гравийной насыпью дорога от посёлка. Так появилась первая отметка на карте: наиболее рационально в последующем доехать по шоссе до развилки на Каушут, где свернуть на «гравийку», идущую в северном направлении.

За каналом дорога с твёрдым покрытием закончилась, пошла обычная полевая. Перегоняемые стада домашнего скота, автомашины и сельхозтехника разбили её настолько, что колёса нашего ЗИЛ-131 на треть утопали в плотной мелкой серой пыли; при движении в стороны разлетались своеобразные «усы», как от катера, бегущего по воде. Большая часть года в центральных областях Туркменистана погода ясная, без малейших осадков, которые здесь как природная аномалия, и такая дорога вполне проходима для любого автотранспорта. Но поздней осенью, зимой, а также в непредсказуемый период дождей она станет опасной: по сути это – высохший и лишённый даже скудной растительности солончак, способный остановить любую, самую вездеходную технику – ещё одна пометка на карте.

Через восемьсот-девятьсот метров ровный, как стол, солончак закончился, местность стала кочковатой, бугристой от песчаных наносов, пошли заросли верблюжьей колючки, камыша и цветущего красивыми розово-сиреневыми шапками гребенчука. Ухабистая «полёвка» испытывала нас на «тряскоустойчивость» не меньше тридцати минут. При сниженной до предела скорости мы продвинулись километров на пять. Наконец дорога снова немного выровнялась, пошла параллельно узкому с мутной водой арыку, питавшему просторное хлопковое поле. Чуть дальше зеленела бахча с ещё незрелыми дынями и арбузами, окаймлённая посадками сорго. На краю бахчи виднелся большой шалаш-навес с плоской камышовой крышей, рядом с шалашом курился дымок костра.

При появлении нашей автомашины из-под навеса вышло несколько человек в стёганых халатах и в круглых тюбетейках поверх бритых наголо голов. Это были каушутские колхозники – мирабы, занимавшиеся орошением возделываемых тут полей. Они, понятно, никак не ожидали увидеть в такой «глухомани» военных, тем более, пограничников, но выразили неподдельную радость при встрече. Прямо на земле, поверх валяных из грубой овечьей шерсти подстилок – говорят, запах такого войлока не переносят больно жалящие скорпионы и представляющие ещё большую угрозу тарантулы и змеи – оказались накрыты старенькие, но чистые туркменские ковры. Получился импровизированный дастархан, к которому нас и пригласили выпить по пиалке-другой традиционного зелёного чая, отведать жареной баранины – коурмы, ещё горячего, видимо, сваренного накануне, но недавно разогретого плова.

На востоке не принято отказываться от угощения, иначе – обидишь радушных хозяев. Тем более, в таких, аскетических условиях, вдали от жилья, в окрестностях давящей на психику человека своей бескрайностью, навевающей тревогу и уныние, немилосердной пустыни Кара-Кум (не зря же её название переводится как «чёрные пески»), где встретить человека – если не подарок судьбы, то, несомненно, большая удача. И для нашей рекогносцировочной команды это можно считать настоящей удачей: обосновавшиеся у бахчи обитатели просто не могли не знать о численности работающих за каналом членов родного колхоза и роде их занятий, о характере местности, о наличии дорог. За неспешным разговором и добротным запоздалым завтраком (утром, стремясь выехать пораньше, до жары, успели лишь наскоро перекусить), в тени просторного шалаша дехкане, с продублёнными солнцем и ветрами, почти коричневыми руками и лицами, с белозубыми улыбками, охотно поделились сведениями по интересующим нас вопросам. Так на моей карте добавилось ещё несколько существенных пометок.

Поблагодарив за угощение и за гостеприимство, распрощались с любезными, доброжелательными текинцами  и направились дальше, на север, чтобы узнать, насколько проходимо местное бездорожье. Углубились ещё почти на семь километров, преодолев несколько небольших площадок потрескавшихся такыров и разделявших их пока относительно невысоких песчаных барханов – уже ощущалось присутствие величайшей среднеазиатской пустыни, её грозное дыхание, её ещё некрепкие, но суровые, коварные объятья. На одном из таких ровных, возвышенных «пятачков» из грязно-серого песка остановились для проверки наличия УКВ-связи. Как оказалось, кроме атмосферных шумов в наушниках ничего не было, на наш позывной никто не отзывался. После нескольких безуспешных попыток выхода в эфир пришли к выводу, что удалились от узла связи отряда предельно далеко.

Пока выясняли причину молчания радиостанции, наш тяжёлый грузовик стал ощутимо и неуклонно погружаться в грунт. Зыбучие пески!  Очень и очень опасная ситуация! Вокруг – ни души! И даже у местных дехкан, с которыми относительно недавно расстались, не было при себе ни трактора, ни другой техники, способной вытащить из песчаной ловушки наш «зилок».

По моей команде все спешились. Сбросили брезентовые скатки, сняли запасённые брёвна, взялись за лопаты, чтобы подвести эти брёвна и подпихнуть брезент под односкатные колёса. Без всего этого мы могли, не исключено, потерять наше единственное транспортное средство, не выручили бы даже давно включенные водителем все три ведущих моста. Не скрою, такая «перспектива» всерьёз испугала: остаться без автомобиля? без связи?  Но и придала сил, даже словно утроила их. Разве сдавались когда-либо пограничники? Разве пасовали перед трудностями?

«Боролись» за освобождение машины из предательского плена не меньше часа. У всех бойцов, включая меня самого, хлопчатобумажные  куртки и даже брюки пропитались потом и пылью, стали чёрными от влаги, лица горели и руки болели от зноя и выматывающего напряжения; незаметно опустошили полный бачёк с питьевой, уже нагревшейся даже в термосе водой. Но из природной «западни» кое-как, задним ходом, всё-таки выбрались. Члены моей команды радостно заулыбались, неспешно загрузили обратно в кузов спасительные подручные средства, передохнули пока я искал и отмечал на карте контуры обнаруженных зыбучих песков.

Дальше в прежнем направлении ехать было нельзя. Этот урок - очень кстати, его тоже следовало учесть: на такие задания необходимо снаряжать и отправлять, как минимум, две автомашины повышенной проходимости. Чтобы обеспечить взаимовыручку. И обязательно иметь в качестве запасного (или даже основного) варианта мобильную коротковолновую радиостанцию, способную обеспечить надёжный канал связи на более значительные расстояния.

В летний период на участке отряда, как и в большинстве пограничных соединений Среднеазиатского пограничного округа, действовал общий запрет на движение автомашин с 11.00 до 17.00 – в самое «знойное» время. Но нашей разведгруппе этот запрет исполнять было нельзя.

Во-первых, находились на открытом пространстве, делать стоянку в самом центре раскалённой «сковородки» более вредно и опасно, чем движение, создававшего хотя бы небольшой ветерок от встречного потока воздуха.

Во-вторых, прохождение намеченного маршрута планировалось по времени лишь с небольшими допусками. Шестичасовой перерыв не входил в расчёт, был бы для нас непозволительной тратой времени, сорвал бы выполнение порученного задания.

В-третьих, мы пока оставались без связи, и многочасовое отсутствие её вызвало бы закономерную обеспокоенность и тревогу у наших командиров.

Вернулись почти на километр, где удалось снова связаться с отрядом (границу устойчивой УКВ-радиосвязи тоже нанёс на карту). Поскольку часы показывали чуть больше полудня и изменённый из-за задержки с вызволением едва не утонувшего в песке грузовика график позволял продолжить рекогносцировку, но, несмотря на изнуряющее пекло, по почти незаметной, полузанесённой песком, давно не езженной рокадной дороге двинулись в восточном направлении: нужно было уточнить состояние местности и устойчивость радиосигнала по фронту.

Вскоре встретили большое стадо одногорбых верблюдов. Дромадеры с аппетитом поедали их любимую траву, называемую верблюжьей колючкой, росшую здесь в изобилии. Ни одно местное травоядное даже морду не сунет в это кустистое, с тонкими шипами-иголками однолетнее растение, не рискуя больно уколоться, получить занозу. И только для «кораблей пустыни» верблюжья колючка, можно сказать, лакомство, еда-деликатес. Лишь несколько губастых с полуприкрытыми большими глазами голов величественных животных лениво повернулись в нашу сторону, остальные будто и не заметили гудящую мотором автомашину, продолжая неспешную трапезу – они сохраняли невозмутимость и данное природой достоинство, словно знали свою настоящую цену. Удивило, что при стаде не было ни одного чабана, ни одной собаки – привычных среднеазиатских овчарок – «алабаев». Как узнал позже, верблюды всегда держатся кучно, с участков кормления далеко не уходят, а смертельно опасных для них хищников в этих местах нет.

Через пару километров от пастбища наткнулись на крошечный оазис из нескольких разновозрастных раскидистых саксаулов и полузаброшенного, выложенного невесть откуда взятыми камнями колодца со слегка солоноватой, но вполне пригодной для использования водой. Колодец, видимо, давний, но его обозначения на карте тоже не нашёл. Здесь сделали обеденный привал, частично смыли с себя въевшиеся в открытые части тела пот и пыль, использовали для приёма пищи ещё не начатые сухие пайки. А выданная мне карта наполнялась всё более ёмким содержанием…

К исходу дня, когда по-прежнему пылающее, но уже не такое жгучее солнце ушло на запад, склонилось над уходящими за горизонт, еле видимыми, затуманенными далью и знойным маревом отрогами Копет-Дага, обследование намеченного для рекогносцировки района удалось полностью завершить. Преодолев маршрут по крутой дуге, безошибочно выехали на заросший камышом берег Каракумского канала. Только значительно выше по течению от того места, где пересекали его утром. Без труда нашли другой железобетонный переход через искусственную водную преграду. От него даже без бинокля были заметны знакомые ориентиры нашего райцентра, в частности – чётко выделяющаяся тёмно-зелёная масса мощных антенн и аппаратных кабин радиолокационного комплекса «Алтай» на высоком насыпном кургане в полукилометре от северной окраины Каахка, где базировалась зенитно-ракетная бригада ПВО страны.

К установленному времени, без опоздания, возвратились в расположение гарнизона отряда.

На следующее утро, в назначенные 10.00 обстоятельно доложил майору Слыщенко о результатах проведённой накануне рекогносцировке, представив также подробный рапорт и пояснительную записку к пометкам на топографической карте. Заместитель начальника штаба задал несколько существенных уточняющих вопросов по ряду позиций. Как недавний выпускник академии имени М.В. Фрунзе он знал в них толк. Вообще Виктор Павлович имел в отряде особую, строгую репутацию. Большинство офицеров знали, что за многолетнее успешное командование пограничной заставой он был награждён орденом Красной Звезды – а в те времена такое случалось очень даже не часто – и получил внеочередное право поступить в военную академию.

За это его уважали, считали настоящим «служакой», в хорошем смысле, и командиры подразделений старались предельно полно и точно выполнять замечания и распоряжения нештатного коменданта гарнизона, основанные исключительно на законных требованиях общевоинских уставов, на его собственном бесценном опыте управления пограничной заставой.

– Вы – молодец, товарищ лейтенант! – удовлетворённо похвалил майор Слыщенко В.П. по завершении доклада, обращаясь, как всегда, подчёркнуто официально, и пожал мне руку. –  Сегодня же представлю все материалы начальнику штаба и командиру…

А в пятницу, на очередном совещании офицеров управления и подразделений гарнизона отряда, начальник штаба майор Бекетов Виктор Лаврентьевич зачитал приказ, которым мне была вынесена благодарность «за успешное выполнение специального задания». Это – одно из первых моих офицерских поощрений, объявленных в приказе по прославленному дважды Краснознамённому пограничному соединению. Поэтому и помнится до сих пор. Как, впрочем, не стёрлись из памяти за прошедшие десятилетия и сам процесс той, вроде бы обычной, но в чём-то экстремальной, в чём-то поучительной, полезно-познавательной рекогносцировки, и её инициатор – «настоящий служака», орденоносец, украинец со свойственным только выходцам из «Малороссии» говорком – майор Слыщенко Виктор Павлович; как сохранился в личном арсенале знаний, навыков и умений также тот, пусть и небольшой, но бесценный опыт, который довелось получить всего лишь за один день пограничной службы.

Абрамов Виктор Николаевич, полковник в отставке,

сборник "Граница - моя жизнь, моя судьба"

г. Самара