Трагедия на Забеловском
Верхне-Спасское и на село-то не похоже — ни церкви, ни даже часовни. Разбросаны по берегу Амура десятка три полуземлянок, возле которых торчат колья, на них летом сушат невода да сети или вялится рыба. Если бы не несколько капитальных построек таможенного поста, то смотрелось бы всё как рыбацкий стан. Бросается в глаза и отсутствие огородов или возделанных полей в округе. Первыми поселенцами здесь были крестьяне из Киевской, Полтавской и Волынской губерний. Поначалу дружно раскорчевали среди зарослей тальника клочки под грядки, только год за годом наводнения сводили на нет все плоды труда. Разбрелось тогда большинство переселенцев по другим селам, а кто и в Хабаровск подался, благо до него шестьдесят верст. Закрепились самые отчаянные, стали заниматься в основном рыбной ловлей, а все овощи и продукты питания закупать в Китае, благо он буквально через речку. Прибились к ним остатки рыбацких артелей, самая что ни на есть голь перекатная, которым на зиму и податься некуда. Попадется в аханы трехсаженная калуга, в которой чёрной икры с бочонок – сдадут перекупщику и гуляют неделю, а как большая вода, ледоход или ледостав, то и похлебка из голов вяленой рыбы за радость. Главное место в Верхне-Спасском занимает рубленое из лиственничных плах здание таможенного поста, больше похожее на казарму. В нём и служебные помещения, и квартира управляющего с отдельным входом, и комнаты семейных досмотрщиков, и общежитие для холостяков. Тут же конюшня на восемь лошадей из накатника и склад конфискатов из тёса. Вся территория огорожена частоколом из жердей. Раньше таможенный пост размещался в хуторе Забеловском. Но сначала напротив Верхне-Спасского поставили в Казакевичевской протоке, соединяющей Амур с Уссури, брандвахту, а затем через пару лет перевели и сам пост. Служащие поста все пришлые и с местными дружбы не водят. Это и понятно. Одни на страже границы стоят, другие так и норовят летом пристать к чужому берегу или перебежать зимой по льду, чтобы поменять пойманную рыбу на ханшин или продукты. А как отменили с первого января 1913 года 50-ти вёрстную полосу беспошлинной торговли, а затем ввели с началом войны «сухой закон», так дошло и до стычек. Приходилось таможенникам и в воздух стрелять, чтобы остудить наиболее горячие головы. В свою очередь, по некоторым признакам наняли контрабандисты в селе соглядатаев, чтобы каждый выезд досмотрщиков в разъезд становился им известным... Утро шестого февраля 1919 года никакой беды не предвещало. С раннего утра завозились жены семейных досмотрщиков на общей кухне, сухарей-то еще с вечера насушили в духовке. Надо накормить поплотнее мужей перед дальней дорогой да еще в февральскую стужу. А морозы нынче нешуточные – за неделю до Крещенья как ударили, так по сей день и не отпускают. Стоит только зазеваться, а кончик носа или щека — побелели. Сегодня отправляться в разъезд выпало четверым, время нынче неспокойное… Сейчас все четверо сидели за общим столом, на котором пыхтел ведерный самовар. Тянули почти чёрную, как дёготь, жидкость с блюдец, с шумом дули, чтобы не обжечься. Лица раскраснелись, лбы покрылись бисеринками пота… Феодосий Потапов на таможенной службе с 1909 года, самый опытный. Ему давно за сорок, широколиц и светловолос, пшеничная бородка и усы, нос вот, правда, картошкой. Весельчак и балагур, к тому же на все руки мастер – хоть литовку отбить до остроты бритвы, хоть полозья для саней выгнуть, а коль надо, то и конскую сбрую сошьёт. Дети его уже взрослые: сын слесарем в депо на станции Облучье, у него «бронь», поэтому под мобилизацию не попал; дочь удалось в Хабаровске пристроить посудницей в столовую затона, живет у жениной двоюродной сестры. Николаю Силантьеву на днях исполнилось 37 лет, на службу определился в 1912 году. Смугл и худощав, бреется наголо, большие глаза навыкате, густые брови и нос с горбинкой – больше похож на грека. С ним сейчас пятилетняя дочь, мальчишки-погодки девяти и десяти лет у матери на хуторе Венюковском. Там хоть в школу ходят, а здесь что зимой делать? На лето берут ребят обязательно к себе, а то быстро от рук отобьются. Иван Шубин лет на пять моложе, ему чуть больше тридцати, крепко сбитый увалень. Женат давно, но только три года назад бог послал ему с супругой дочку, в которой он души не чает. Матвей Гущин самый молодой в таможенной команде, с января пошел двадцать четвертый год. Худ и чернолиц, вёрткий, как вьюн, и искусный наездник. Несмотря на возраст, тёртый калач. Не раз выходил без единой царапины из разных передряг. И стреляли в него, и с ножом кидались, да бог пока миловал. Детьми пока с женой не обзавелись. Но вот чаёвщики дружно поднялись из-за щедрого стола, оделись по полной форме и гурьбой пошли через двор в служебное помещение. Там дежурный досмотрщик, сверив с книгой нарядов, выдал им карабины и подсумки с патронами, затем пошел докладывать управляющему постом. Тот, несмотря на рань, уже сидел в своём кабинете. Евгению Михайловичу Пазюричу не привыкать. С самого основания поста, почти семь лет руководит этим таможенным учреждением. С двухклассной сельской школой и сданным экстерном экзаменом за третий класс городского училища за плечами на карьерной лестнице сильно не разгонишься. Попервости два года был вольнонаёмным писцом таможни в Николаевске-на-Амуре. Поднаторев в делах, ещё три года трудился канцелярским чиновником, пока не сдал экзамен на первый чин – получил коллежского регистратора в 1911 году. Поработал год помощником корабельного смотрителя, и только после этого был назначен надзирателем на открывшийся Забеловский пост. Сейчас он придирчиво осматривал выстроившихся в ряд досмотрщиков. При нахождении на службе таможенные служащие должны быть в форме, чтобы задержанные не ссылались, что не выполнили законные требования, так как не знали, кто перед ними. Двое в ичигах с голяшками из шинельного сукна, но это их вина – с валенками туго, сколько раз ни делал заявку в Хабаровское инспекторство. Да тут еще такая чехарда с властью – то красный флаг развевается, то российский триколор. - Какие-либо причины, препятствующие несению службы, есть? – обратил управляющий к сослуживцам уставной вопрос. Все четверо дружно ответили, что таковых нет. - Напоминаю правила применения оружия, - продолжил инструктаж управляющий. - Оружие разрешается применять только для самозащиты, вдогонку стрелять запрещено. Понимаю, что в наших условиях это, мягко сказать, неверно, но так гласит инструкция… Поэтому обращаю внимание: при выезде из селения карабины перевести из положения «за спиной» в такое, чтобы без промедления можно было выстрелить, то есть положить поперек луки седла. В случае опасности можно дослать патрон в патронник, однако поставить на предохранитель. Не ровен час, друг друга перестреляете. Феодосий Потапов назначается старшим наряда, все его распоряжения выполнять беспрекословно. Да, Феодосий, зайдите ко мне. Остальным разрешаю перекурить и седлать лошадей, дежурный скажет кому какую. Когда за Потаповым закрылась дверь в кабинет управляющего, Пазюрич понизил голос почти до шепота: - Не подумайте, что я кому из досмотрщиков не доверяю. В прошлом месяце было три крупных задержания контрабанды спирта, в большой убыток мы спиртоносов ввели, могут и следить. Поэтому, как говорится, береженого Бог бережёт. Следуете в сторону Луговой до Никишкиной пади, а там по ложбинке выходите на тропу к заимке Фирстова, огибаете её и вдоль Амура следуете до Новгородского. В селе не показываетесь, делаете ночевку в укромном месте и назад по берегу до поста. Во время передвижения в кучу не сбивайтесь, но и не растягивайтесь. С богом! О смене маршрута остальные трое узнали лишь тогда, когда ехавший первым Потапов вдруг резко свернул в пади и махнул рукой – мол, следуйте за мной. В полдень на днёвке Феодосий довёл до товарищей изменение маршрута. - А я думал, по почтовому тракту до Петровской доедем, там, на заимке у кума, переночуем. В тепле-то лучше. Туесок жира от дикой чушки обещал натопить, - забубнил Силантьев. Но тут же осекся под суровым взглядом Потапова. - Не доверяет нам управляющий или как? – спросил Шубин и обвёл всех взглядом. - Вот так один пообещал к куму заехать, другой ещё что-нибудь, и вся округа маршрут знает. После этих слов все замолчали, и было слышно лишь потрескивание валежника в костре да хруст сухарей на зубах. Попробуй, потрясись полдня в седле, да ещё в мороз – аппетит будет отменный. Таможенники уже начали присматривать место для ночлега, как резко усилился ветер, по насту зазмеилась позёмка. Лица у всех разом посуровели – самое разбойничье время! Ветер глушит скрип снега – можно чуть ли не лоб в лоб с обозом контрабандистов столкнуться. Так и вышло на этот раз. Даже ещё хуже. Сопровождала обоз с контрабандой шайка бандитов из выходцев с Кавказа под руководством некоего Заурбека. Поговаривали, что тот в молодости убил в горячке сына влиятельного человека из селения Эрзи, и родственники сами выдали Заурбека полиции, так как кровники готовы были убить всех мужчин его рода. Получив по суду пятнадцать лет каторги, горячий горец был направлен в числе других осужденных из Владимирского централа далеко на восток, на строительство Амурской колесухи. Каким-то образом Заурбек умудрился бежать оттуда в 1908 году, сколотил свою банду, в которую брал преимущественно ингушей и лезгин. Грабил золотые обозы с Зейских и Сутарских приисков. Когда старательский сезон заканчивался и шлих оказывался в сейфах банков, мог спланировать нападение на железнодорожную или почтовую станцию, если там оказывалась определенная сумма. Ходили упорные слухи, что именно его шайка 8 марта 1914 года совершила налёт на правление селения Средне-Белая Амурского уезда. При этом было убито шесть человек и двое ранено. Добычей налётчиков стали около одиннадцать тысяч рублей, бланки паспортных книг, печати и штампы. Хотя это могла сделать и банда Анастасии Юдиной, «амурской тигрессы», несколько раз её сообщники переодевались под кавказцев, чтобы замести следы. Во многих станицах и сёлах Заур завёл себе соглядатаев, обложил данью купцов от Архары до Николаевки. Правда, в крупные города, такие как Благовещенск или Хабаровск, предпочитал не соваться – там полиция, а то и жандармерия может хвост прищучить. Золото ведь — стратегический запас любой власти. Вот и сейчас Заурбек с тремя подельниками сопровождали шесть подвод с контрабандным спиртом. Все бандиты кроме кавалерийских карабинов вооружены ещё и маузерами для ближнего боя. Это сразу создавало преимущество перед любым, даже более многочисленным, противником... Место пересечения замёрзшей водной глади Амура разбойниками было выбрано не случайно. Здесь река делала полупетлю, и, выставив на закраинах наблюдателей, можно было сразу заметить любую опасность. Поэтому таможенный разъезд и был замечен издалека. Обоз незамедлительно укрыли за высоким берегом старицы, а бандиты заняли удобную позицию в густых зарослях тальника. Ехавший первым Потапов заметил многочисленные конские следы и отпечатки полозьев и поднял руку с карабином над головой. Но ехавшие следом досмотрщики заметили знак не сразу, и невольно приблизились друг к другу. Вот тогда бандиты и начали стрелять. Феодосий Потапов получил сразу две пули в голову и рухнул вместе cлошадью на бок уже бездыханным. Шубин и Силантьев, раненые в грудь и живот, тоже не успели оказать сопротивление, и выпали из седел на снег. Только Гущин проявил чудеса джигитовки: нырнул под брюхо коня и успел два раза выстрелить, попав в одного из татей. Но затем упавшая кобыла придавила его своим телом, и бандиты буквально изрешетили животное и человека. Кроме взятого оружия, с убитых досмотрщиков содрали всю одежду и обувь, оставив лишь в нательном белье. Кровяные пятна на обмундировании долго счищали снегом, и скоро всё место стало казаться одним кровавым пятном. Затем начинавшие костенеть тела перетащили в ближайшую ложбинку. Поскольку лошади таможенников были тоже убиты, с них сняли сёдла и сбрую. Уже ничего не опасаясь, обоз с контрабандой продолжил свой путь, и его следы затерялись где-то в районе Дежнёвки... Этой ночью Евгений Михайлович спал плохо, ворочался, даже получил в бок пару раз локтем от супруги. - Ты во сне кричал, командовал… - Что я кричал? - Не разобрала. Спи… Но сон не шёл, и только к утру Пазюрича сморило. Едва забрезжил рассвет, управляющий стал собираться на службу, даже завтракать не стал, нехотя выпил лишь стакан крепкого чая. Едва перешагнул порог служебного помещения, как увидел у дверей кабинета женскую фигуру. Выскочивший с комнаты дежурный бойко доложил: - Господин управляющий! На посту без происшествий. Затем понизил голос, добавил: - Клавдия Потапова уже с полчаса дожидается… Я её уговаривал прийти позже, так ни в какую… Едва дежурный закончил, как, робко семеня, к Пазюричу приблизилась жена Потапова и начала говорить, то и дело шмыгаю носом: - Господин управляющий. С нашими какая-то беда приключилась. Сон ночью видела: лицо у Феодосия бледное-бледное, ни кровинки, комок снега лежит на лбу и не тает, и глаза пустые. Спасать немедля надо… - Ну, разъезд только к вечеру должен вернуться, так что для тревоги рановато. Надо ждать… А беду нечего кликать. Как говорится, не буди лихо, пока оно тихо… Идите к себе. Женщина после этих слов нагнула голову и медленно пошла к выходу, но до Пазюрича явственно донеслись всхлипывания. «Вот чёрт», - подумал про себя управляющий. – «Вечно эти бабы в тоску вгоняют. Четверо вооруженных мужиков, не сосунки – тёртые калачи, сумеют, поди, постоять за себя. Хотя, конечно, и самому что-то не по себе – да и время, не приведи Господь...». Часам к одиннадцати вернулся секрет, стоявший на Колесухе в районе моста через реку Грязнуху. Старший сначала о чём-то громко разговаривал в коридоре, только потом зашёл к Пазюричу. - Господин управляющий, ничего предосудительного замечено не было. Прошло несколько подвод, но они были пустые. Поэтому себя не обнаруживали. - Хорошо, оружие отойдет от мороза – почистить и отдыхайте. График нарядов обязательно посмотрите. День прошел в ожидании, начало смеркаться. Разъезд так и не появился. Управляющий даже не пошёл на ужин и просидел в ожидании до половины одиннадцатого ночи. Наконец, ушел, наказав дежурному донести при прибытии разъезда независимо от времени. Эту ночь он спал тоже плохо, то и дело просыпался и выходил курить на крыльцо, накинув на плечи бекешу. Жена совсем не переносила запах табачного дыма, и Евгений Михайлович, жалея её, курил в любую погоду на улице. В семь часов утра управляющий был уже на посту, но известий о разъезде всё не было. К восьми в служебном помещении для досмотрщиков собрались все — заступившие и сменившиеся. Пазюрич вышел на середину комнаты, пригладил рукой непослушные вихры на голове. - Все знают, что разъезд не вернулся. Будем начинать поиски. Может быть всякое, лошадь захромала и пришлось ехать медленнее, или еще что-нибудь. Так как на заставе осталось всего четыре лошади, то со мной поедут Емельян Щербань, Алексей Баранов, Николай Балохнин. Готовность к выходу — через полчаса. Иван Машуков остаётся старшим на посту на время моего отсутствия. Через полчаса четвёрка вышла с поста почти рысью, высыпавшие во двор женщины крестили их и шептали молитвы. Несмотря на вчерашнею поземку, следы читались, тем более, что Емельян Щербань — прекрасный следопыт. За околицей Пазюрич рассказал про изменение маршрута разъезда. К обеду таможенники вышли на тропу к заимке и двинулись по берегу Амура. Время от времени следы ушедшей ранее группы терялись, но после поисков тут же находились. До Новгородского осталось чуть больше пяти верст, но след вёл все дальше. Первым стаю ворон, кружащих над тальниками, заметил Шербань и перекрестился: - Евгений Михайлович, вороны скопом кружат…. Ой, не к добру это… Без команды прибавили ходу и вылетели на перешеек протоки-старицы, густо поросшей молодым тальником и густой осокой. При приближении разъезда вороньё уселось на верхушки ближайших деревьев и закаркало на все лады. Взору таможенников открылась страшная картина – четыре полузаметённые снегом конские туши, уже с частично расклеванными головами и красно-бурые пятна на снегу. Спешились, встали в круг, прикрываясь лошадьми, нацелили стволы карабинов на заросли ивняка. Пазюрич стал пристально оглядывать местность. Прикинул в уме: «Та-ак. Со стороны Амура всё просматривается, поэтому с той стороны нападение сомнительно. Можно послать двоих в разведку». Скомандовал: «Щербань, Баранов – осмотреть всю местность!» Потянулись томительное время ожидания. Вот досмотрщики отошли на десять саженей, двадцать… Щербань спустился в какую-то ложбинку, его стало видно только по пояс. Наклонился и вдруг, голос его сорвался в крик: - Они здесь! Мертвые… Управляющий и Балохнин привязали поводья лошадей к разлапистой коряге, принесенной, видимо, половодьем. Всё еще держа под прицелом кусты, подошли к ложбинке. Щербань и Баранов раскидывали руками комья снега. Стали видны чьи-то голые сине-чёрные ноги, запорошенный снегом затылок... - Варнаков давно нет, по следам смотрел… Санный след в обход Новгородского… Больше суток прошло, - доложил Емельян Щербань. Тела погибших, раздетых до исподнего, товарищи вынесли на ровное место, положили их лицами вверх. Как по команде сняли шапки, постояли, молча, с минуту, затем нехотя одели, простывать тоже нельзя… У Потапова не лицо, а застывшая кровяная маска. Видно, попало несколько пуль, а, может, и добивали. На теле у остальных то там, то здесь — кровяные пятна. У Пазюрича вдруг резко заломил затылок, он даже схватился за него левой рукой: «Вот так, одним махом, четыре семьи остались без кормильцев! Ладно, у Феодосия дети взрослые и сами зарабатывают на жизнь. Но всё равно помещения — казённые, и придется Клавдии освобождать комнату. А вот другим вдовам, куда податься в зиму, да ещё с малыми детьми? Сейчас главное добраться до Новгородского, там найти подводу и доставить тела погибших на пост»... И только потом управляющий подумал о том, кто и почему всё это мог сотворить. Пазюрич стал рассуждать. Если везли золотой шлих, то маршрут проходил в районе Помпеевки или Дичуна, там ближе к Сутарским приискам. Китайский купец вез пушнину, выменянную у гольдов, проживающих в бассейне Урми, Кукана и Тунгуски? Но тогда следы вели бы в Китай, а не наоборот. Спиртоносы? Из-за одной подводы с ханшином на это не пойдут, значит, шёл крупный обоз, которого не хотелось терять. Или всё- таки засада и месть? И ведь маршрут специально меняли. Следили с самого выхода? А может, получилось наоборот? Контрабандисты были уверены, что разъезд направился в сторону Луговой, а он оказался на берегу амурской протоки. Ладно, в первую очередь доставить погибших, доложить начальству, а уже затем искать убийц. Из всевозможных веревок даже запасные портянки были распущены на полосы, из веток тальника таможенники соорудили подобие носилок и укрепили между парами лошадей. Пока добрались до села, начало смеркаться. Возле погибших собрался народ, все вроде бы выражали сочувствие, но подводу с возчиком нашли не сразу, только после того, как Пазюрич пообещал заплатить разменной серебряной монетой, а не бумажными «сибирками». Тела уложили на сено в розвальни, им же и прикрыли. Несмотря на то, что отдыху себе не давали, прибыли в Верхне-Спасское далеко за полночь. Едва заехали на территорию поста, как сани и верховых окружили свободные от службы досмотрщики и женщины с детьми. - Где наши? - Неужели не нашли? - Почему молчите, как сычи, стряслось чего? Евгений Михайлович, молча, слез с лошади, отдал поводья одному из досмотрщиков и, подойдя к телеге, стал сбрасывать верхний слой сена. Как только показались тела убитых, раздался такой бабий вой, что у управляющего мурашки по телу побежали. Подождал пару минут, и. перекрикивая плач и завывания, сказал: - Погибли наши, - немного замялся, - боевые товарищи. Мы тех гадов обязательно найдем. А сейчас надо перейти к делу… Машуков и Тихонов, зайдите в кабинет. Пазюрич, не раздеваясь, сел за стол, вытянул натруженные ноги: - Машуков – вам заняться гробами, пустить все доски, что есть в наличии. Коли не хватит – обойти местных жителей, обязательно ведь припасено на ремонт лодок. Напишите расписки – оплатим. Кто потребует расчета, немедленно направляйте ко мне…. Тихонову с Дудевским готовиться выехать на станцию. Вот только депеши напишу… На бланк телеграммы ложились строки: «В ночь с 6 на 7 февраля в 25 верстах от Хабаровска на берегу реки Амур во время разъезда убиты четверо досмотрщиков Забеловского таможенного поста – Феодосий Потапов, Иван Шубин, Николай Силантьев, Матвей Гущин. Оружие и обмундирование похищены, лошади пристрелены». В конце добавил: «Прошу оказать материальную помощь семьям, оставшимся без кормильца, и дать разъяснения, с какой статьи использовать денежные средства на погребение погибших при исполнении служебного долга. Ответ дать телеграммой». Приложил к бланку печать поста. Теперь донесение инспектору. Вывел заглавие: «Его превосходительству господину Инспектору Хабаровского таможенного участка…». Исписал убористым почерком целую страницу. Подписал конверт. Выше вывел: « Служебное. Срочно». Вызвал через дежурного Тихонова и Дудевского, выдал по расходной книге суточные на два дня. - Тихонов, вы — старший. Обязательно дождитесь ответа на телеграмму, чего ради туда-сюда гонять. Военному коменданту и начальнику милиции на станции покажите бланк телеграммы, пусть начнут розыск и информируют кого надо. Зачем убийцам таможенная форма, ясно – переодеться да обозы грабить. И главное, пусть направят сюда врача – свидетельство о смерти выписать, желательно военного. Овес взять лошадям, порознь никуда не ходить, спать по очереди... Пересчитал кассу поста. Чего только нет – 355 рублей «сибирками», 50 рублей «мухинками», 23 серебряных китайских даяна и 7 рублей разменным русским серебром. Без сомнения, из инспекторства денежные средства придут, вот только когда. Хоронить мужей здесь жены, вероятно, не будут. Но везти тела по родным местам накладно - чего оцинкованное железо только стоит. Хотя сейчас морозы. Может, и не спонадобится... Похоронить бы всех вместе в Хабаровске, да памятник поставить, из гранита, чтобы потомки помнили честных стражей границы... В комнату, постучав, зашел Машуков, доложил четко, по-военному: - Досок хватит, сейчас в пакгаузе строгают. Селяне дали бесплатно, двое даже со своими строгалями пришли. Вот только ткани нет, обтянуть хотя бы внутри.. Пазюрич открыл сейф, достал ключ на кожаном ремешке: - Вот, открой склад конфискатов. Фонарь только не забудь. На правой стороне, увидишь стопкой уложены… Товары отобраны на аукцион. От штуки постельного ситца отмерь каждому по сажени. Запись сделай в журнале выдачи. Деньги от инспекторства придут – внесу в кассу… Еще немного посидел на стуле, оделся и вышел в коридор. Дал указания дежурному досмотрщику и направился домой. Едва зашёл, как супруга кинулась на шею. Обнял её, и какое-то время они так и стояли. От беззвучного плача под его ладонями ходуном ходили женские лопатки. Долго гладил, пока не успокоилась. - Ты ведь тоже по разъездам мотаешься… Я бы не пережила, - шептала супруга. - Видно твои молитвы меня берегут… - Все молились... Тут жена осеклась, спохватилась, захлопотала, как обычно: - Ой, про всё забыла. Ты же голодный. Сейчас соберу, раздевайся, руки мой. - Кусок сейчас в горло не лезет. Только стакан чаю и спать, - попросил Евгений Михайлович... Казалось, только лёг, а уже кукушка на часах прокуковала семь раз, пора вставать. Жена на кухне копошится, тянет запахом оладий. Весь день пришлось просидеть за письменным столом: готовил акты на списание оружия, казённых лошадей и обмундирования убитых досмотрщиков. По всем правилам надо было пригласить на место гибели врача и представителя милиции, но это затянуло бы всё на двое суток. Ладно, будут сильно артачиться, выставлю пару банок спирта – подпишут и без выезда на место преступления… К обеду приехал на обывательских санях военврач из Волочаевского гарнизона, закутанный в огромный тулуп. Шинель без погон, лишь на петлицах змея обвивает чашу. Бегло оглядел тела, уже уложенные в гробы, и тут же на кухонном столе выписал акты о смерти. - Раны у всех смертельные, не мучились… Получил по приходному ордеру четыре рубля двадцать копеек, выпил стакан спирта, не закусывая, и тут же отбыл. К вечеру вернулись Тихонов с Дудевским, было слышно, как ставили винтовки в пирамиду… Тихонов вошел после стука, расстегнул шинель и достал из внутреннего кармана сложенный вдвое бланк телеграммы: - Вот от господина инспектора - ответная. А вашу подкололи в папку телеграфисты, говорят для отчета… Коменданту и начальнику милиции всё обсказали, но они только головами крутили и молчали… Так, что там пришло? «Скорбим вместе с вами в эту трудную минуту. Доложено в Омск, в Департамент таможенных сборов лично Волынцевич-Сидоровичу. При наличии денег в кассе, выдать вдовам по 15 рублей. Принято решение похоронить погибших как героев в Хабаровске и поставить памятник. По всем учреждениям инспекторства разосланы подписные листы для сбора средств. Как можно быстрее доставьте тела погибших в Хабаровск в помещение инспекторства на улице Кавказской, отпевание будет организовано в Кафедральном соборе…». Перечитал еще раз… То, что хоронить надо в Хабаровске как героев, - это правильно. Клавдия Потапова должна согласиться сразу – у неё дочь в Хабаровске. А вот Марию Силантьеву, похоже, придётся уговаривать - она ведь с Венюково. Да и Шубину Анастасию – у неё родня на станции Тихонькой. Гущин сам из Иркутска и женился здесь на сироте, так что Катерина, думаю, будет не против... Евгений Михайлович решил не откладывать дела на завтра и попросил дежурного досмотрщика пригласить вдов в кабинет. Сам расставил стулья полукругом перед столом. Женщины вошли молча, на предложение сесть – присели робко на краешки стульев. Пазюричу сразу бросилось в глаза, как резко постарели женщины за эти пару дней. И дело тут не во вдовьих черных платках — глаза потухли… Зачитал телеграмму из инспекторства и после добавил: - Я, думаю, Клавдия Потапова да Катерина Гущина будут за погребение в Хабаровске. Мужья жили достойно и погибли вместе при исполнении служебного долга. Надо, чтобы и потомки помнили. Женщины при этих словах захлюпали носами, стали прикладывать платочки к глазам. - Это Клавдии и Катерине пойдет, а я повезу хоронить мужа на хутор. Это каждый год на Радуницу мне в Хабаровск ездить? - подала голос Мария Силантьева. - Да, поймите меня, женщины. Они там друг друга от пуль прикрывали и лежали уже мертвые рядышком. К тому же памятник будет добрый, который они заслужили, дети, внуки будут гордиться… Так судили и рядили не меньше часа. Сначала согласилась Анастасия Шубина, затем сдалась и Мария. Решили, что завтра с утра повезут тела погибших в Хабаровск, детей же оставят дома под надзором соседок. Для доставки тел на станцию пришлось использовать всех лошадей заставы, в том числе ещё не проданных с аукциона, захваченных в обозах с контрабандой. Утром на станцию были отправлены Тихонов с Дудевским, просить коменданта организовать теплушку. Траурную процессию вышло провожать всё село. Бабы выли так, что и у мужиков першило в горле и накатывались слезы. До Волочаевки добрались лишь к ночи, в эту же ночь и убыли в теплушке. В Хабаровске верне-спассцев уже ждали ломовые извозчики и экипажи — Пазюрич отправил заранее депешу. После прощания в здании инспекторства гробы перевезли в Кафедральный собор, где на панихиду собрались почти все служащие инспекторства и Хабаровской таможни и их семьи, кроме оставшихся на оформлении срочных грузов дежурных. Вот стоит, понурив голову, сам инспектор Котлов, рядом с ним исполняющий должность управляющего Хабаровской таможни Билунский. Группа офицеров от городского правителя атамана Калмыкова мнет в руках свои чёрные папахи. Поплыли ввысь собора голоса певчих, унося с собой какую-то частицу боли, и после отпевания на душе у Евгения Михайловича стало немного легче. На кладбище гробы медленно опустили в братскую могилу под звуки ружейных залпов — комендант выделил караул из состава комендантского взвода. Вроде только застучали комки мерзлой земли по крышкам гробов, а вот уже похоронная команда соорудила надгробие и установила крест с четырьмя табличками… Управляющему постом удалось накоротке переговорить с инспектором. Тот обещал в ближайшее время откомандировать двух досмотрщиков с Николаевской-на-Амуре таможни и одного из Хабаровской. На поминки же народу собралось мало, зимний день короток, уже скоро смеркаться начнет – можно и под комендантский час попасть... Благодаря содействию железнодорожных и военных властей, верне-спассцы добрались уже в пассажирском вагоне до Волочаевки, а затем на трех подводах вернулись в Верхне-Спасское. Клавдия Потапова уехала после первых поминок, собрала немудрёное своё имущество в узлы и корзины и отбыла к дочери. Оно и понятно, вместе легче горе переживать. Мария Силантьева подалась к своим в Венюково после сороковин. С началом летней навигации уехала и Анастасия Шубина. Затем удалось пристроить вдову Матвея Гущина уборщицей в Хабаровскую таможню... Несмотря на активные поиски, убийц установить не удалось. Была, правда, в деле одна ниточка. На одном из застолий у путейца на станции Николаевка, один из гостей по пьянке сболтнул, что видел на одной из заимок недалеко от Дежневки лезгина Гаджи или с раненой, или со сломанной рукой в лубке. Вот только в избушке пахло застарелой раной. Но пока осведомитель дождался утра, пока начали поиски, то нашли вчерашнего свидетеля с проломленной головой. Подручные Заура сработали быстрее. Обыск на заимке ничего не дал. Памятник таможенникам установили к концу лета, когда полностью оттаявшая земля просела. Он представлял собой гранитный четырехугольник высотой в сажень, с бронзовой табличкой. Клавдия Потапова следующей весной высадила рядом с могилой рябинку, и когда та стала плодоносить, то расклеванные ягоды на снегу казались каплями крови, совсем как на месте гибели... Лето 2017
Шевченко Владимир Владимирович, майор МО РФ запаса, майор таможенной службы в отставке г. Биробиджан, ЕАО |