Как ковались и закалялись кадры спецназа КГБ

Суровый подполковник А. А. Говоров, который стал отныне моим неизменным начальником курса (причина употребления эпитета «неизменный» будут понятна читателю немного позже), . . .

будучи во Владивостоке, не разводил перед нами «предвыборную агитацию».                                                                                 

Он был полностью объективен в оценках преподавательского состава Высшей школы, получаемого там образования и близости к столичной культуре. Посудите сами: нам были предоставлены прекрасные условия для получения высшего специального, высшего юридического, высшего языкового, а также среднего военного образований за одну единицу студенческого времени продолжительностью в 4 года и 6 месяцев. Весьма сжатый, между прочим, срок. Пришлось немало попотеть.                                                                              

Тем не менее, мне удалось благополучно изучить китайский язык, постичь премудрости своей будущей специальности контрразведчика и тонкости её юридического оформления. На всех нас, слушателей Высшей школы, или проще «вышкарей», нисколько не давили постоянное ношение военной форменной одежды (удалось ещё прихватить времена вполне кавалерийских галифе) и некоторый сугубо военизированный антураж повседневной жизни. Это действительно был только антураж. Ведь нас готовили к абсолютно мирному сосуществованию, хотя и протекающему в непрестанной, но исключительно интеллектуальной борьбе со спецслужбами противника. Кстати, многим «вышкарям» по гроб жизни так и не удалось после выпускного вечера хотя бы раз покрасоваться в офицерской форме.                                                                                  

Отсутствие казарменного режима позволяло совершенно свободно распоряжаться личным временем, как говорится, «в меру своей испорченности». Некоторые предпочитали изучать московскую жизнь «с низов», подавляющая же часть сокурсников на полную мощь использовала рекомендованную Александром Афанасьевичем возможность плотного общения со столичной культурой. Мне так даже удалось возглавить на старших курсах факультетский студенческий театр и поставить два спектакля, которые стали победителями общешкольных конкурсов.                                                                       

И, увы, очень скоро пришла всё же пора возвращаться во Владивосток, в отчий дом, дабы практической деятельностью на ниве обеспечения государственной безопасности оправдать понесённые Родиной затраты на моё образование. Чекистская служба в Управлении КГБ СССР по Приморскому краю с первых дней протекала достаточно напряжённо и интересно. Но её содержание и конкретные результаты не являются целью данного повествования. Поэтому остановлюсь только на ключевом моменте в своей биографии, который прямиком привёл меня в ряды советских «суперменов».                                                                             

Ежегодно каждое территориальное Управление КГБ получало кадровую разнарядку о направлении для переподготовки одного из офицеров на Курсы усовершенствования офицерского состава, которые в наших рядах всегда называли сокращённо – КУОС. Под разными наименованиями эти курсы существовали со времён Великой Отечественной войны и преследовали цель подготовить определённую часть офицеров государственной безопасности к работе в тылу противника в военное время. Эту работу все представляли как исключительно организацию различных подрывных акций против вероятных оккупантов, потому и КУОС в кулуарах именовали «курсами диверсантов».

Ещё одно народное название – «попрыгунчики» – Курсы получили из-за самого волнительного предмета, который там преподавали, – парашютно-десантной подготовки. КУОС базировался в городе Балашихе Московской области в обстановке строгой секретности, за высоким сначала деревянным, а потом и железобетонным забором. Но любой местный пацанёнок, если у него спросить дорогу, не колеблясь, мог показать, где обитают «шпионы». Лично опробовал этот способ выхода на объект ещё в 1969 году.                                                                                      

Немного презрительное, легковесное название «попрыгунчики» отражало, в принципе, общее недостаточно серьёзное отношение к КУОСу со стороны как рядового оперативного, так и начальствующего состава на местах. О том, что наше поколение может столкнуться с настоящей войной, никто и помыслить не мог. Потому обучение «на диверсанта» считалось блажью каких-то московских шишек, которые ради удовлетворения собственных амбиций только отвлекали оперсостав от важнейшей повседневной оперативной деятельности.                                                                                

И вот в конце 1973 года меня вызвал в свой кабинет заместитель начальника отдела полковник Лоенко Николай Андреевич: Тут кадры собираются направить тебя на эти «попрыгунчики». А оно тебе надо, если на следующий год у нас много чего интересного здесь запланировано?                                                                             

Я, тогда молодой и вполне самонадеянный опер, также понятия не имел об истинном содержании подготовки на этих Курсах и плыл в общей струе легковесного к ним отношения. Поэтому тут же согласился, что «оно мне не надо».                                                                                   

Тогда срочно беги в медслужбу, придумай себе какую-нибудь временную болячку, а кадры пусть подыщут кого-нибудь менее загруженного.                                                                                  

Таким образом, в январе 1974 года на КУОС «влетел» Алексей Журавлёв, который был на 12 лет старше меня и которому вряд ли, по приметам того времени, светила перспектива прослужить до новой мировой войны. На следующий год Николай Андреевич опять своего «ценного кадра» от разнарядки отмазал, ссылаясь на то, что в прошлом году меня не послали по состоянию здоровья. Он пользовался таким авторитетом, что никто и не подумал поинтересоваться, какая же столь длительная болячка меня оседлала. На этот раз КУОСовцем, по-моему, стал Пётр Рябошлык, который о данном событии в своей судьбе до сих пор с удовольствием предаётся ностальгическим воспоминаниям.                                                                         

Но на третий год я уже подумал, что невидимая «болячка» может слишком прочно приклеиться к моей карьере и, по согласованию с тем же Николаем Андреевичем, решил от очередной разнарядки не ускользать.                                                                      

Что ж, если кто-то «наверху» считает обучение на КУОСе насущной необходимостью дополнить наше общее образование, то почему бы не использовать весьма интересную возможность опробовать свои силы и волевые качества на новом поле деятельности.                                                                       

Я прибыл в Балашиху с готовностью взвалить на свои плечи груз новых знаний и навыков, но без уверенности, что когда-либо этот груз смогу использовать в будущей жизни. Только время всё расставило по местам. Сегодня те же американцы, которые драпанули из Афганистана под натиском талибов, наверняка завидуют мудрости наших старших товарищей, начинавших службу на фронтах Великой Отечественной войны, которые смогли доказать руководству страны насущность выделения необходимых сил и средств на подготовку хотя бы небольшой части офицеров КГБ к работе в тылах «предполагаемого противника». Между прочим, в период моего обучения на КУОСе этим «предполагаемым» были как раз американцы.                                                                                   

Изначальное впечатление о встрече с КУОСом меня несколько шокировало. Ибо первым принявшим меня должностным лицом в скромном кабинете начальника курса оказался Говоров Александр Афанасьевич. Тот самый «неизменный», кто пестовал меня с первого до последнего курса в Высшей школе КГБ, вводил в чекистскую жизнь с младых ногтей. Как будто машина времени перенесла меня на 4 года вспять. Сейчас-то я понимаю, что Александр Афанасьевич – один из земных вершителей моей судьбы. Он был неотъемлемой частью общего процесса, устремляющего меня в какое-то тогда ещё непознанное мною будущее. И что самое интересное, Александр Афанасьевич, как слепой исполнитель кармы, точно о моём будущем тогда, в 1976 году, тоже представления не имел. Сам бывший фронтовик, он, наверное, надеялся, что КУОС – это так, на всякий случай. И тем не менее, полковник Говоров, будучи весьма искушённым в своём деле наставником чекистской молодежи, приложил немало усилий, чтобы мы должным образом относились к учебному процессу.                                                                                 

В этот процесс пришлось вовлекаться незамедлительно. Изучение тонкостей разведывательно-диверсионной деятельности в тылу противника, тактики действий групп специального назначения и партизанских отрядов для меня, выпускника Высшей школы, было во многом, так сказать, повторением пройденного. Больше всего увлёк процесс познания... самого себя. Ибо КУОС предоставил шикарнейшую возможность проверить, способен ли я выдержать испытания во время многочисленных учений, связанных с максимальной физической и психологической нагрузкой. Собственно, все практические занятия были так построены, что нас не бросали с головой в омут, а дозированно подводили к состоянию уверенности в собственных возможностях, к обретению психологической устойчивости, к полной осознанности своих действий в тех или иных обстоятельствах.                                                                             

Причём, если прилагаешь достаточно усилий для преодоления собственного мандража в стрессовых ситуациях, то уверенность и спокойствие обретаются достаточно быстро. Ярким примером постепенного вкатывания в психологическую устойчивость было наше поведение на занятиях по минно-подрывному делу. Помнится, как дрожали у многих руки, вываливались из непослушных пальцев коробки и разлетались спички, когда впервые вышли в соседний лесок, чтобы потренироваться всего лишь в поджигании запального шнура. «Колотило» от того лишь, что шнур был соединён с капсюлем-детонатором. А ведь достаточно было после приведения запала в действие отбросить его на метр в снег – и никакого вреда. Не меньше волнений было и во время первой работы на полигоне с тротиловой шашкой. И вот прошло шесть месяцев. Последнее занятие на полигоне. Нам раздают по большому свёртку с пластитом и предлагают изготовить по пять зарядов разной конфигурации.                                                                              

Выходим вразвалочку на площадку, лепим из пластита по пять разных фигур, вставляем в них собственноручно изготовленные металлические воронки для кумулятивного эффекта, втыкаем запалы, зажимаем в губах по пять спичек и после этого поднимаем руку, свидетельствуя о готовности. После команды без суеты прикладываем головку спички к концу шнура, чиркаем о спичку коробком, убеждаемся, что «процесс пошёл», берём следующий шнур и поочерёдно проделываем требуемую процедуру ещё четыре раза. Затем поднимаемся и также вразвалочку идём к укрытию. В бетонированный бункер не прячемся, а располагаемся рядом на травке, чтобы полюбоваться срабатыванием наших изделий. В тот раз с особенной гордостью уезжали с полигона, ощущая себя настоящими специалистами минноподрывного дела. И с чувством благодарности Борису Дмитриевичу Плешкунову, который обучал нас спокойно, рассудительно, без окриков и нервотрёпки. Эх, замечательный был человечище!                                                                               

Ещё быстрее обретаешь спокойствие и уверенность, готовясь к парашютным прыжкам. Но это уже благодаря методике подготовки, отработанной в воздушно-десантных войсках. Конечно, волновались все. Не так уж просто решиться ринуться вниз с высоты в восемьсот метров, но чего только не сделаешь «за компанию», особенно когда первым буквально вывалился из самолёта мой старший товарищ, одессит Николай, с горьким восклицанием: «Эх, у меня же двое детей, и на фига всё это надо?!»                                                                             

Недаром первый прыжок называют «ознакомительным». Он только хорошо запомнился страшной болью в паховой области после раскрытия основного парашюта, так как плохо затянул ремни подвесной системы. А вот второй – «тренировочный» – вспоминаю с восторгом. Убедившись, что раскрытие парашюта прошло штатно, я успел разглядеть голубое небо над головой и бескрайнюю снежную равнину под ногами, ощутить всю прелесть свободного полёта. Затем определился, в какой стороне находится место нашего старта, подтянул стропу с нужной стороны и приземлился всего в каких-то ста метрах от поджидавшего нас Александра Афанасьевича Говорова.                                                                         

До сих пор жалею, что непогода помешала нам совершить положенный третий прыжок.                                                                          

Но особенно быстро мы преодолевали себя в новой для КУОСа дисциплине горноальпийской подготовке. Всего два примера. Выход на тренировку предваряла переправа через горный ручей по пятиметровому шаткому бревну. Высота-то была каких-то два – два с половиной метра, но под нами торчали острые камни, что и вызывало изрядную дрожь в коленках. В первый день нам протянули вдоль бревна верёвку, мы шли поодиночке, судорожно цепляясь за эту верёвку, некоторые срывались и преодолевали ручей вброд. А уже через неделю безо всякой страховки стремглав перебегали по этому бревну, двигаясь затылок в затылок. В первый день занятий по скалолазанию местный инструктор капитан Громов подвёл нас к скале в 3-4 метра высотой, по которой страховочными тросами были обозначены два или три маршрута подъёма. Каждый из нас полз на эту, казалось бы, небольшую высоту в течение часа, потея, обрывая ногти, периодически соскальзывая вниз и повисая на страховке. Прошло 12 дней, возвращаемся с последнего занятия на скале 90-метровой высоты, капитан Громов останавливает группу у нашей первой скалы, которая теперь нам кажется просто крупным камнем на склоне горы, и предлагает полазить в своё удовольствие. Через пять минут вся группа сидит наверху и любуется открывающимся с обрыва видом на ущелье реки Памбак. Заметьте, забрались все безо всяких страховочных приспособлений и вспомогательных верёвок. Было даже весело ощутить себя опытным покорителем скал, а потому после всего лишь двухнедельной тренировки совсем не было стыдно получить знак «Альпинист СССР».                                                                                  

Но если парашют или скала укрепляли наши личные морально-волевые качества и психологическую устойчивость, то специальные комплексные занятия (СКЗ) большей частью были направлены на сплочение коллективов и совершенствование взаимодействия внутри групп. Наши наставники во главе с Григорием Ивановичем Бояриновым придумывали для нас бесчисленное множество заковыристых заданий. Самой замечательной задумкой было облечение этих учений на местности в соревновательную форму между группами.                                                                            

Мы с увлечением совершали в подмосковных лесах многокилометровые маршброски, занимались разведкой подлинных военных объектов, «минированием» мостов и линий электропередач. Часто приходилось действовать на пределе сил, но ведь справлялись! Правда, справлялись не все. У кого всё-таки не хватало «физики», а кого подводила и «психика». Наши наставники всё видели и понимали, поэтому слабым физически разрешали помогать, а слабых психологически – презирать. Последних было всего двое из 60-ти, и больше мы с ними на тропах войны, слава Богу, уже не встречались.                                                                             

Отдельного рассказа заслуживает ресторан «Бычий глаз», название которого сегодня служит своеобразным паролем для любого, кто причисляет себя к КГБэшному спецназу. Собственно, ресторанчик имел название «Радуга». Когда же перегорели в его вывеске первые две неоновые буквы, он одно время назывался просто «Дугой». Потом кому-то из наших мерцающее оранжевое полукружье вывески показалось похожим на глаз родного быка из его деревни. Об этом сравнении думалось и по понедельникам при виде красных глаз некоторых слушателей курсов... Так и прилепилось – «Бычий глаз».                                                                         

Этот ресторан не просто служил приютом для досуга уставшим от напряжённых учений «диверсантам». Он был домом, который выковывал и закалял наше стремление стать «суперменом» в современном понимании этого слова. Там мы сбрасывали стрессы. Там же усиленно готовились к стрессовым состояниям. В феврале, например, объявили о поголовном нашем участии в соревнованиях по спортивному ориентированию на лыжах. Бежали парами. Всего 30 пар КУОСовцев, составленных по жребию. Мне выпадает в качестве напарника сокурсник из города Братска. Предстоит пробежать около 8 километров по запутанному маршруту в хвойных зарослях Балашихинского района. Соревнования в понедельник, а воскресный ужин, соответственно, никак не мог не быть в «Бычьем глазу». Я покинул сие достойное заведение примерно в 21.00, будущий напарник где-то после полного закрытия. Наутро он, весь покрытый испариной и постоянно жующий животворящий снег, молил «не гнать лошадей» и просто потихоньку прийти к финишу.                                                                           

А меня заклинило на желании опередить некоторых моих однокурсников, облечённых званиями мастеров и кандидатов в мастера спорта СССР. Как же мой товарищ по несчастью из города Братска был удивлён, когда на следующий день при подведении итогов вместе со мной получил грамоту за первое место!                                                                               

И «Бычий глаз», и общая атмосфера доброжелательности со стороны наставников, и увлекательные приключения, вытекавшие из нашей спецподготовки, всё это позволяло нам воспринимать тяготы КУОСа непринужденно, без психологического напряжения и с должным чувством юмора.                                                                                      

Именно чувство юмора навеяло калининградцу Олегу Рахту, моему сокурснику по КУОСу и старшекурснику по ВКШ КГБ, использовать одно из стихотворений Михаила Светлова для создания своего юмористического произведения, к которому я подобрал мелодию в стиле военных песен Высоцкого:                                                                      

Бой затих у взорванного моста,

ГСН растаяла во тьме.

Зам. по «Д», не терпящий удобства,

Умирает на сырой земле.

Жаркая нерусская погода

Застывает на его губах,

Звёзды неродного небосвода

Угасают у него в глазах.

Умирает он, не веря в сказки,

Сжав в руках разбитый пулемёт.

И к нему в набедренной повязке

Вражеский наёмник подойдёт.

Подойдет, посмотрит, удивится,

Вскинет автомат, прищурив глаз.

Скажет: «Много съел я бледнолицых,

Но русских буду кушать в первый раз».

А в России зацвела гречиха,

Там не бродит дикий папуас.

Есть в России город Балашиха,

Есть там ресторанчик «Бычий глаз».

По субботам и по воскресеньям

Парни в ресторан идут гурьбой.

Среди них идут, держа равненье,

Люди с удивительной судьбой.

Узнают их по короткой стрижке,

По беретам типа «балахон».

Их в округе местные мальчишки

Называют «дяденька шпион».

Если гром когда великий грянет,

В неизвестность улетят они...

Пусть им вечным памятником станет

Проходная возле ДорНИИ.                                                                           

Необходимый комментарий:                                                             

1. ГСН – группа специального назначения. Отсюда, сами понимаете, и само слово «спецназ».                                                                

2. Зам. по «Д» – заместитель командира группы по диверсиям.                                                                   

3. ДорНИИ – Научно-исследовательский институт дорожного хозяйства, у которого как раз и останавливался рейсовый автобус, если тебе надо было приехать на КУОС.                                                                         

Окончание курсов мы отметили в традиционном стиле, пригласив в холл нашей общаги всех преподавателей и устроив торжественную отходную. Застолье было украшено исполнением под гитару иронических куплетов, по достоинству оцененных нашими наставниками, поскольку ни до, ни после нашего курса никому не приходило в голову в стихотворной форме воспевать КУОС.                                                                             

Вот так, с ироничной песней и воспоминаниями о различных приключениях, случившихся во время спецподготовки, мы разъехались в июле 1976 года по домам.                                                                           

Из нас действительно стремились сделать бойцов специального назначения широкого профиля. Благодаря КУОСу я научился стрелять из любого иностранного пистолета, хорошо овладел навыками минно-подрывного дела и спокойно мог работать «радисткой Кэт», совершенно не подозревая, что получил право называть себя профессионалом или суперменом. Да и вообще тогда у каждого из нас абсолютно отсутствовало понимание того, когда это всё нам может понадобиться. Поверьте, жизнь советского общества в середине семидесятых годов казалась нам совершенно предопределённой, мирной и незыблемой. Во всяком случае, у каждого была уверенность в завтрашнем дне...                                                                                    

В родном Управлении КГБ по Приморскому краю тоже никто и не подумал воспринимать меня в качестве супермена-профессионала. Я продолжал выполнение своих служебных обязанностей в прежнем режиме, как будто не было восьмимесячного перерыва с переходом в категорию спецназовца. И было всё спокойно ещё три года.

Малашенок А.Л., подполковник КГБ СССР в отставке

Журнал «Чекист Приморья», №2 (25) декабрь 2024 года

Издание Союза ветеранов госбезопасности Приморского края