САВЕЛЬЕВ МИХАИЛ СЕМЕНОВИЧ

Солдаты Победы

...Колесные пары, казалось, медленно, с неохотою разворачивались, и с монотонностью отдавался в голове их размеренный стук по рельсам. Как удары молотком. С большими промежутками. Такое всегда бывает, когда зреет, вплотную придвинувшись смертельная опасность. Время как бы останавливается.

Говорят, когда между темною вечностью и последней вспышкой сознания остается один или два мига, человек успевает за эти секунды прокрутить мысленным взором всю прожитую судьбу свою - от первого вздоха до того мгновенья, вслед за которым открывается черное небытие.

Так это или не так, Михаилу не пришлось удостовериться. Видать, еще не настал для него час рокового исхода. Не успел испугаться. Не пришло его время. Не хлынули холодные, липкие струйки по спине. Не зачастило сердце.

Со странной холодной рассудочностью Михаил как бы наблюдал за собою со стороны, рассуждая: «Ну, вот и все... Сейчас, сию минуту все кончится. Померкнет день. Хорошо бы, чтоб сразу. Без треска костей, не видеть чтоб кровь свою. Чтоб не мучиться... Дай Бог! Дай Бог!»

Вид крови ему, побывавшему не в одном бою, прошагавшему маньчжурскую кампанию, хоть и короткую, но все же со множеством смертей, ужасную и для памяти мучительную, оставался непереносим. К такому ведь не привыкают.

Колеса все крутились, издавая железный и ржавый скрежет, подобный тошнотворному звуку, когда ножиком скребут по стеклу. Не без некоторого курьеза Михаил замечал: что-то шершавое и синее, похожее на шинельное сукно, наматывается на стальные ободья рваными клочьями. Покуда, наконец, не догадался - да это же его собственная милицейская шинель с погонами и галунами, непонятно как сдернутая с плеч, обернулась вокруг вагонного колеса. Остался он в одних синих рукавах...

И тут, окончательно уразумев, что и на этот раз пронесло, что покуда миновала его неизбывная горькая чаша, Михаил поднялся на ноги, не чувствуя боли в теле, ушибленном во многих местах, машинально пытаясь отряхнуть перронный сор и грязь, обильно прилипшие к гимнастерке и галифе, к начищенным сапогам. Словно из опрокинутого ушата хлынули на него привокзальные разнокалиберные голоса, лавина лиц, обернутых к Михаилу, бледных, без кровинки на щеках, с затравленным блеском в глазах, слилась для него в одну неохватную мозаику, подобную гидре со многими головами. Множество рук протягивалось к Михаилу, а он ничего не слышал и никого не видел в отдельности. Стоял и оторопело улыбался...

Поезд номер два «Россия», как всегда, отправлялся на запад минута в минуту. Вагоны уже тронулись и медленно поплыли мимо столбов, несущих медные нитки троллея, и мимо окон вокзальных, все набирая бег. И тут какой-то черною молнией метнулась к вагонам чья-то тень, а потом высокочастотный, душераздирающий женский визг, словно клинком, вспорол хмурое сковородинское небо.

Старшина милиции Михаил Савельев, дежуривший на перроне, и сегодня не может припомнить, какая неведомая сила бросила его под вагонные колеса, каким замысловатым манером сумел он выдернуть из-под них женщину, пытавшуюся запрыгнуть на ступеньки и оказавшуюся, как потом выяснилось, проводницей «России», и какое чудо уберегло его от участи Анны Карениной.
Так уж совпало: в том же поезде возвращался из командировки в Читу корреспондент ведомственной газеты Забайкальской железной дороги. Он и расписал в красках, отхватив чуть ли не два подвала газетной площади, перронное происшествие на станции Сковородино.

А потом, через изрядное время, когда старшина Савельев порядком уже подзабыл про давнюю случившуюся с ним кутерьму на вокзале, (мало ли что бывает в службе милицейской), его вдруг вызвали в столицу гуранского края - в Читинское линейное управление милиции, где при синем блеске фотовспышек, при кликах ликующей толпы милицейских соратников, начальник в полковничьем чине вручил старшине медаль «За отвагу» и крепко пожал ему руку...

Обрадовала или нет награда старшину милиции Савельева? Как вам сказать?.. Вообще-то, «За отвагу» - это далеко не мелочь. Только никак не ожидал Михаил Семенович Савельев подобного оборота судьбы.

Медаль?.. За что, спрашивается?.. В атаку не шел. Из окопа под пулями не выпрыгивал. При визге летящей мины в землю не вжимался. Всегда никнешь к родимой матушке сырой, когда слышишь мину. Из нутра это солдатского, хотя разумом и опытом обстрелянности знаешь: мина, твоя которая, как и суженая тебе пуля, ничего не поет, настигает молча.

Пришлось Савельеву по новой заказывать себе наградные колодки. Потому что медаль боевая, солдатская «За отвагу», а кроме того и «За боевые заслуги», у него уже открывали с правого почетного фланга верхний колодочный ряд. А там - вослед шли «За победу над Японией», милицейская «За отличие в охране общественного порядка», за выслугу лет, юбилейные разные, памятные...

...На действительную Мишу Савельева призвали из ФЗУ при Челябинском тракторном, в ту пору - танковом заводе. Учился на слесаря, не доучился. Школы имел за плечами только начальные четыре класса. Отец ушел на войну с первых дней мобилизации и прошагал по фронтам, покуда не оказался в Сталинграде. С волжских берегов и пришла на него похоронка.

Мать работала дояркой в колхозе. Часто болела. Миша, старшенький, чтоб не быть обузой многодетной семье, подался в ремеслуху, в Челябинск, на завод.

Когда его забрили во солдаты, учебку проходил в Свердловске. Готовили его сержантом в кавалеристы войск НКВД, то бишь, как нетрудно догадаться, в пограничники.

После курса молодого бойца погрузили их в эшелон: «На фронт, ребята, едем!» Однако привезли снова в Челябинск. И здесь после команды «Выходи строиться!» увидел впервые Михаил своего будущего командира. Высокий, стройный, с молодецкой выправкой, в кавалерийской до пят шинели, со сверкающими золотыми погонами на плечах и с длиннющей (ух ты!) волочащейся офицерской шашкой на портупее. Полковник Леонид Константинович Попов - начальник Джалиндинского кавалерийского отряда пограничных войск НКВД. Бравый вояка. Фронтовик. Изрядно понюхавший пороху на западном театре военных действий.

Никто тогда из новобранцев и подумать не осмелился бы о том, что Попов, в сущности, тяжелобольной человек, что он инвалид. После тяжелого ранения долго валялся по госпиталям и выжил. Военные хирурги поставили его на ноги, зато удалили из груди изгнившее, исхаркавшееся, израненное легкое. Дышит и зычно по-командирски подает команды Леонид Константинович одним только легким. Даром, что половина груди у него запала. Никто этого не замечал.
Полковник Попов был истинным русским офицером. Как образно сказал когда-то поэт «слуга царю, отец солдатам».

Сержант Савельев приглянулся полковнику. Он взял Михаила к себе коноводом...

На службе начальник отряда не щадил себя. Когда, по данным разведки, стало известно о том, что японцы готовят прорыв агентуры в наш тыл на участке заставы «Ельничная», полковник Попов сам командовал нарядом в засаде на острове Свербеева.
Тогда японцев кто-то спугнул. Они повернули обратно, открыв огонь по наряду. Ответным огнем наши продырявили их резиновую надувную лодку. Может, кто и сгинул в Амуре из японцев...

А пограничники ждали «гостей» в холодной воде по грудь и выше. И полковник Попов, с одним своим легким, - тоже...

Сержант Савельев участвовал в ликвидации японского погранполицейского поста на том берегу напротив Албазино и Джалинды в группе начальника разведки отряда майора Григорьева. Вот как об этом говорится в историческом формуляре части:

«Японские погранполицейские посты «Амурхэяця» и «Лянь-инь» дислоцировались на правом берегу Амура в одноименных поселках напротив нашего села Джалинда. Гарнизон первого состоял из 35 человек, вооруженных тремя пулеметами. Второй насчитывал 14 военнослужащих императорской армии с пулеметом. Разумеется, личный состав постов имел на вооружении винтовки, гранаты и достаточное количество боеприпасов.

Японские погранполицейские посты были обнесены земляным валом высотой 2 и толщиной до 1,5 метра с обустроенными бойницами. Кроме того посты имели дзоты и наблюдательные   вышки.

Джалиндийский пограничный отряд получил приказ на ликвидацию японских погранполицейских постов 9 августа в 16 часов, когда на других участках границы уже начались боевые действия.
В тот же день начальник пограничного отряда полковник Леонид Попов издал свой очередной приказ на ликвидацию японских пограничных постов.

Было сформировано 14 отрядов нападения. Задача состояла в том, чтобы под покровом ночи сосредоточиться в пунктах переправ, 10 августа в 2 часа бесшумно форсировать Амур, блокировать погранполицейские гарнизоны противника и на рассвете захватить или уничтожить их. Форсирование Амура и атака на противника обеспечивались огнем минометов и станковых пулеметов с нашего берега.

Для ликвидации японского погранполицейского поста «Амур-хэяця» был сформирован отряд нападения в составе 124 человек во главе с начальником отделения штаба части майором Григорьевым. На вооружении бойцов имелось два 82-миллиметровых миномета, два станковых и пять ручных пулеметов, 56 винтовок и 60 автоматов. Отряд имел три радиостанции. Для форсирования Амура выделялось три катера «ЗИС» и две лодки «А-3».

Майору Григорьеву стало известно, что. гарнизон противника приведен в боевую готовность и частью сил занимает оборонительные сооружения. Учитывая это обстоятельство, командир решил скрытно форсировать реку северо-западнее острова, прилегающего к маньчжурскому берегу, блокировать вражеский гарнизон, а затем атаковать и уничтожить его.

Отряд нападения на трех катерах и двух лодках форсировал Амур и к трем часам 10 августа сосредоточился на северозападном берегу острова. Преодолев мелководную протоку, пограничники, организовав охранение и разведку, двумя группами направились к японскому посту.

Группа блокирования (45 человек) под командованием начальника отделения боевой подготовки штаба отряда майора Полева имела задачу обойти поселок Амурхэяця с юга и блокировать вражеский гарнизон с южной и западной сторон, перерезать линию связи, а затем атаковать противника, воспретив пути отхода японцев в тыл.
Штурмовая группа (65 человек) во главе с майором Григорьевым должна была атаковать японцев с северо-запада.

Огневая группа (2 миномета и 2 станковых пулемета), занимая позиции на западной окраине села Албазино, получила приказ поддержать атаку наших бойцов. Связь с группой - по радио.

К четырем часам группа блокирования перерезала телефонную линию противника и, разделившись на две части, расположилась на южной и западной окраинах поселка. К тому времени штурмовая группа заняла исходное положение для атаки на северо-западной окраине поселка.

Отделение разведки, высланное от штурмовой группы и возглавляемое старшиной Турьевым, проникло во двор японского гарнизона, но при подходе к канцелярии было обстреляно часовым с вышки. По команде старшины в окна полетели гранаты, а вслед за этим Турьев с пограничниками Верхотуровым, Савельевым и Сулимановым ворвались в помещение, захватили оставшихся в живых четверых японских полицейских.

Услышав стрельбу во дворе японского гарнизона, майор Григорьев подал сигнал общей атаки.

Майор Полев, оставив небольшие группы на западной и южной окраинах, с остальными силами атаковал врага с юго-западной стороны.

Отделения штурмовой группы атаковали японский гарнизон с северо-востока. С призывом «Комсомольцы, вперед!» одним из первых устремился к зданию казармы комсорг Шевляков, увлекая за собой боевых товарищей.

Полицейские встретили атакующих сильной, организованной ружейно-пулеметной стрельбой из окон казармы. Наши воины, блокировав здание, ответили ураганным огнем из пулеметов и автоматов. Под его прикрытием отделение старшего сержанта Кравченко вплотную приблизилось к казарме. В окна полетели гранаты.

Противник удерживал казарму, оказывая упорное сопротивление. Из окон других зданий японцы также вели интенсивный огонь. Пограничники несли потери. Смертельное ранение получил старший сержант Кравченко. Были ранены комсорг Шевляков, пограничники Касека, Третьяков. Все они оставались на поле боя до полной победы над врагом.

Оценив обстановку, майор Григорьев отдал приказ поджечь здание гранатами и бутылками с горючей смесью.

Под прикрытием огня ручных пулеметов и автоматов, умело используя укрытия, специально подготовленные бойцы, приблизились к казарме и забросали ее гранатами и бутылками с горючей смесью. В этой схватке инициативно, умело и бесстрашно действовали пограничники заставы «Албазино» пулеметчики Шевелев, Акуловских, Куклин, автоматчики Федосов, Бояринов, Капустин, Кирихин, Ивнин, Савельев и другие.

Под угрозой уничтожения 12 японских полицейских сложили оружие, а остальные были убиты или погибли в огне».

Только старшина в отставке Михаил Семенович Савельев как очевидец и участник боя дает некоторое уточнение. Старший сержант Кравченко погиб от руки жены начальника погранполицейского поста, выстрелившей в бойца из пистолета. Второй красноармеец - рядовой Цыренов, бурят по национальности, погиб от взрыва нашей же гранаты. В годах был солдат. Уже притупилась у него военная сноровка. Бросил гранату в окно японской казармы. Не попал: отскочила от стенки. Взорвалась. Осколками убило самого Цыренова и посекло, легко ранив, нескольких пограничников.

Долго еще ходили погранцы рейдами по маньчжурскому приграничью, вылавливая по лесам разбежавшихся японцев. За эти успешные поиски и удостоили сержанта Савельева медалей «За отвагу» и «За боевые заслуги».

В мирное время Савельев, став старшиною, пошел по хозяйственной части, ведал вопросами тыла на многих заставах Джалиндинского отряда.

После хрущевских сокращений «миллиона двухсот тысяч», обрушившихся в первую голову на пограничные войска, старшина Савельев получил перевод в линейный отдел милиции в городе Сковородино. Железнодорожная милиция в то время входила в ведомство государственной безопасности.

45 лет изо дня в день оставался Михаил Семенович под ружьем. Вышел на пенсию в 1985-м. С пограничниками не терял связи никогда. Он и сегодня - частый гость в Сковородинском отряде, где начиналась его служба, где прошла его боевая молодость.

Е. КОРЯКИН

Из архива журналиста