Хранить и помнить

Папа получил очередной отпуск, и мы приехали в Союз из Германии, где он служил в то время. По пути в его родное село Половское мы задержались на недельку в Москве у дяди Коли на Воздвиженке, тогда улица Калинина, в доме номер семь, рядом с Библиотекой, за углом – Манеж, Исторический Музей и Кремль.

Не зря тому, что мы в эти дни будем в Москве, откровенно позавидовал немец-парикмахер, обслуживший нас перед отъездом в своём крошечном салоне по соседству со школой, куда я этой осенью пойду в первый класс. На работу парикмахер приезжал на велосипеде, он припадал на одну ногу: след тяжелого ранения на Волге под Сталинградом. А позавидовал потому, что в столице в те дни шумно проходил грандиозный праздник: Фестиваль молодёжи и студентов! И мы успели! Успели увидеть танцы и гуляния на Манежной площади (и сам манеж с кавалергардскими шлемами на огромных дверях-воротах), разноцветные толпы иностранцев на улицах, в магазинах, на ВДНХ и в парке Горького и, конечно, салют в вечернем небе. Много нового, необычного, чуднОго. Например, один из весёлых гостей одет был в ярко-красный трикотажный костюм, на голове шапочка, и вся одежда его увешана значками, пожалуй, кроме того места, на которое он присел на прилавок в магазине на Тверской, где я тоже отдыхал от стояния в очередях..

Наконец, мы в деревне. Утром отправились в гости к родственникам, к Кирюхиным. Между станцией и переездом – небольшой дом под яблонями. Входим, просторная первая комната, у окна напротив – стол, скамья… тишина, прохлада. Маленький худенький старичок поднялся навстрчу. Папа нас, т.е. меня с братом, с ним познакомил – это дедушка Проня, он всё время улыбается и покашливает. На столе – фуражка, почти как новая, с чистым васильковым околышем. Это уже поинтереснее: недавно смотрели фильм «Пролог», запомнились бравые царские солдаты в таких же фуражках, но без козырьков. Спрашиваю дедушку Проню, служил ли он в царской армии. Конечно, нет, и улыбается. Наш-то служил и воевал, а дедушка Проня, на мой взгляд, оказался прост, без загадочности, без намёка на геройство. Досадно стало, но так, чуть-чуть.

Папа попросил посмотреть направо. На стене выделялся одинокий  портрет. Обычно в домах с деревенским жизненным укладом, как и в доме нашего дедушки Андрея, на стенах вывешивали фотографии близких, часто – под одной рамкой.

– Это Николай, мой двоюродный брат. Он с 21-го, на год постарше. Мы дружили… Двадцать второго июня мы на Тырнице рыбачили с ночёвкой … Как началась война, так с тех пор о нём ничего не известно… лейтенант...  пропал без вести… У дедушки Прони три сына, два не вернулись с войны. Старший, Георгий – лётчик. Когда средний, – весь в орденах, это наш дядя Володя, – вернулся, семья старшего брата стала его семьёй. Это его Зоя и Люда (дочь Георгия), вы ж знаете, они – ваши троюродные сёстры.

На довоенной карточке с затуманенной косой садовой решёткой по краям, – шаблон, применяемый в тридцатых многими фотоателье, – грудной портрет молодого красного командира в полоборота. На нём, как положено, гимнастёрка, портупея, по паре кубиков в каждой петлице, фуражка… Он смотрел мне в глаза… я почувствовал: оттуда, из того времени.

Не так уж и велика беда, если бы в памяти моей эта встреча заняла бы такой уголок, что вспомнил бы и о дедушке Проне, и о Николае, разве только тогда, когда подсказал бы кто, напомнил. Но нет… признаюсь, помню о них с лета того 57-го. Как мало надо, как просто: не пропустить, не опоздать, показать и сказать вовремя, пока душа ребёнка к этому готова, когда отец – твой самый главный авторитет.

Прошло время, учился, работал в КБ, ушёл в Советсткую Армию, в запас, в отставку. А мысли часто: «Как он испил свою чашу?.. Залпом?.. А может, по глоточку, долго, мучительно?.. А успел ли?..»

Однажды по чьей-то подсказке оказался на сайте «Мемориал»: много чего должен был узнать о близких. Набрал: Кирюхин Николай Прокофьевич, место рождения. Подождал несколько секунд. Торопясь, нажал ещё одну кнопочку и – вот она: страница донесения о безвозвратных потерях 107-й стрелковой дивизии. Скупо и ответственно – «убит в бою» 01.09.1941-го,  место гибели – деревня Садки Ельнинского района Смоленской области. Адрес, куда ушла похоронка, но так и не дошла – село Половское Спасского района Рязанской области. Отец – Кирюхин П.

Начал копаться в Интернете: боевой путь дивизии, характер боев. Дивизия формировалась в Барнауле, но погибли в один день с Николаем бойцы и командиры не только с Алтая, но и из Тамбова, Челябинска, Горького, Новосибирска… да мало ли. Выхожу на сайт дивизии – тишина, но воспоминания ветеранов доступны. Читаю… они все вспоминают бои за Садки?! В конце августа деревню взяли, впереди, недалеко, станция Нежода – рубеж. Садки удержали, пошли на Нежоду и в первых числах сентября замкнули кольцо внутреннего фронта и окружили немцев под Ельней. А Николай погиб первого сентября. Но погиб Победителем, как и товарищи его. А до Дня Победы нашим бойцам надо было ещё топать и топать целых три с половиной года.

Искренне жаль: ушли из жизни и дедушка Проня, и дядя Володя, племянник нашего деда Андрея, ушёл мой отец… Звоню Зое. Слышу её голос, называю себя, понемногу начинаю раскрывать причину, вдруг:

– Как?! Ты нашёл дядю Колю?!

Вздрогнул... Вот так, ребята... все эти годы Николай – в той семье...

P.S. Состоялось открытие мемориального военного кладбища в Мытищах. Первым упокоился прах Неизвестного Солдата, воина 107-й стрелковой дивизии. Погиб в боях под Смоленском. Говорят, он с Алтая. Но пали в тех боях, – подтверждают это записи о безвозвратных потерях дивизии, – воины, представлявшие всю нашу страну, зрелые мужчины и совсем ещё пацаны. Где похоронен Николай, точно неизвестно, но пал он под Смоленском.

Виктор Калинкин, полковник в отставке, кандидат технических наук

город Тверь                   http://www.proza.ru/avtor/kalinkin

27.08.2013