Последний полет Светогорова

«...Во время последней экспедиции, ее участниками найдена рулевая колонка, того самого гидросамолета «Савоя С.55», которым управлял легендарный летчик Светогоров. В рабочем состоянии, спустя восемьдесят лет, сохранились рычаги запуска двигателя, - щелкая тумблером «пускача», корреспондент ГТРК «Дальневосточная» в Хабаровске, не сводя глаз с объектива видеокамеры, с легкостью переводит клавишу вверх на искореженном обрубке металла из кабины пилота...»

- Давай еще раз, - просит Иван Стыченко.

Щелчок, винт пошел. Со второго раза...

«Это чем же заправили? Или вода попала?» - подумал Стыченко, глядя в окошко поликарбоната, где с берега машет платком какая-то тетка в брезентухе и кирзовых сапогах.

Над головой рождался рой пчел. Вот пошел второй двигатель.

Перекосившаяся надпись синькой «Александровск-на-Сахалине» ожила и стала удаляться.

Моросило. Пахло свежеразливным мазутом, кожей, вперемешку с запахом йода - морем и водорослями. Рваными кусками по акватории гидропорта носило лепестки тумана.

«Куда в такую погоду лететь? - продолжал свой внутренний монолог Иван Стыченко. - Нет, чтобы подождать, пока погодье настанет, выспаться бы! И балку на хвосте надо рихтовать. Ну куда черт несет?..»

Светогоров отдал сектор газа от себя, самолет неспешно стал налезать на волны. Они были не страшны воздушной технике. Наоборот, ступеньки редана, там внизу, на лодках, словно подъедала их. Чем круче волна, чем легче и быстрее «Савоя» отрывалась от воды и неслась ввысь, прочь от морской стихии.

- Курс на Хабаровск! - сказал Александр Светогоров, похоже, сам себе, а надо бы всей команде. Машина набирала высоту. Вроде бы...

Компас, альтиметр, хронометр, жироскоп - вот те приборы, по которым предстояло лететь в густом молоке тумана, или как говорят профессионалы, под колпаком.

«Работают ли индикаторы, не врут? Разве тут разберешь без ориентиров. Видно на безмолвные указатели вся надежда. Не подведите...» - просил про себя Стыченко.

...Самолет тронул волну, над головой вскипели моторы. «...Пииик», - донеслось хрипло в наушниках.

«Говорит Москва!! - женский голос диктора был бодр. - В столице - 22 часа. В Ашхабаде - полночь, - монотонно начала перечислять города и время. - В Караганде - час, в Красноярске - два, в Иркутске - три, в Чите - четыре, в Хабаровске и Владивостоке - пять, в Александровске-на-Сахалине - шесть, в Петропавловске-на-Камчатке - семь часов утра». Голос смолк. Закончились или города или время...

Бортрадист Леонид Ефремов поймал как всегда позывные всесоюзного радио перед посадкой. Сверил часы. Точно. Итальянский гидросамолет необычной конструкции - как катамаран, с крыльями, плавно приводнился и шел к берегу. Двигатели сбрасывали обороты. По лодкам стукали волны, брызги летели до небес.

- Леня, - сегодня отсыпаемся, никуда не летим, - не оборачиваясь, в поисках линии берега, сказал Светогоров.

Но Ефремов его не слышал, передавали последние известия: «Удовлетворить просьбу Пленума центрального совета общества бывших политкаторжан и ссыльно-поселенцев о ликвидации общества...», - так же бодро звучал голос диктора. «За что боролись, на то и...», - пришло в голову Ефремову.

А Светогоров все продолжал убеждать самого себя: «Никуда больше не летим! Хватит!» И новостей в ефремовские наушники он не слышал. Точное время ему было ни к чему. Минуты он сверял по своим Буре, подаренным за перелет Хабаровска - Камчатка, два года назад, когда еще служил в погранвойсках УКПВО ДВК. Тикали часы исправно.

В Александровске-на-Сахалине экипаж серебристого с алой по борту полосой гидросамолета «Савоя С.55П», с черными буквами «СССР Л840» по бортам лодок, прибыл ранним утром. На Дальнем Востоке начинался рабочий день - среда, 26 июня 1935 года.

Бросили якорь, сошли на берег.

Здесь уже ждала роковая телеграмма: «Требую возвратить самолет Л840 Хабаровск. Диспетчер Бураго».

- В десять будет «окно», туман уйдет, может удастся пробиться, - встречая летчиков, предложил местный диспетчер.

Ребята решили хоть немного поспать. Но в десять велели будить.

- Посмотрим на погоду и... полетим, - так решил Светогоров. Иван Стыченко и Леонид Ефремов возражать не стали. Усталость валила с ног...

...Снег сыпал. Небо словно обтянули перкалью «серебрянки», не продавить. 23 февраля 1934-го - это День Красной Армии и Флота - но особо его не праздновали.

«Лишь бы лавина не сошла, - прикидывал Светогоров. - Сугробы надуло до верха окон. Это Камчатка! А завтра во Владивосток, какой там праздник, собирайся...»

Он уже получил приказ в командировку «По спасению экспедиции товарища Шмидта» и направлен во Владивосток, в распоряжение особого представителя на Дальнем Востоке Пожидаева - уполномоченного Севморпути.

Все газеты мира тогда писали, как был раздавлен льдами и затонул пароход «Челюскин» и 104 человека героически выживают на льду в Арктике.

Во Владивостоке под парами стояло госпитальное судно «Смоленск» (капитан Вага), уже во всю меняли груз на самолеты. Пароход должен срочно идти на помощь челюскинцам с лучшими полярными летчиками.

Но Светогоров в портовый город прибыл с опозданием, «Смоленск» ушел в среду, 28 февраля 1934-го.

Из газет узнал, что в трюмах «Смоленска» поместилось семь самолетов: пять Р-5 и два У-2 во главе с Каманиным (в команде были его сослуживцы Демиров и Бастанжиев - оба разобьют свои самолеты на Чукотке и получат награды; Горелов, Пивенштей - вынужден будет под дулом пистолета отдать свой самолет Каманину, а взамен получит машину с разбитой стойкой лыжи, но и орден ему тоже вручат; гражданские летчики Молоков и Фарих - первый отстоит свой самолет у Каманина, взяв пистолет в руки, второго отстранят от полетов за неподчинение). В трюмы на «Смоленске» уместились шесть машин, один Р-5 - это был самолет Пивенштейна - закрепили прямо на палубе - не смоет!

В этот же день, 28 февраля, с Камчатки на Север, в бухту Проведения отошел новенький пароход «Сталинград» (давал в среднем 11,5 миль ходу, это 21 км/ч) с двумя самолетами Ш-2 на борту, как их прозвали сами летчики - «шаврушки». Попав в 9-ти балльный шторм, далее сплошной фронт льда и повернул назад, к берегу.

В Олюторской бухте у северо-восточного берега Камчатки, два парохода - «Сталинград» и подошедший из Владивостока «Смоленск» - встретились 14 марта.

В кают-компании «Смоленска» прошло совещание. «Дядя Вася», так звали Василия Молокова, одного из самых взрослых летчиков, ему было уже 39 (пилоту Галышеву, который полетит из Хабаровска - 42!), хоть и был молчаливым, тут взял слово, возмутился: «Почему летчики должны лететь больше двух с половиной тысяч километров по неизвестному маршруту, рисковать, а команда парохода, добравшись до первых льдов, уже решила, мол, дальше двигаться нельзя...».

Кто-то предлагал идти к американскому берегу, обойти эти льды. А летчик Фарих вообще задвинул у правительства просить разрешения работать в Америке, оттуда и летать... Его сразу и задвинул Каманин...

Александр Светогоров следил во Владивостоке за спасением челюскинцев из прессы. Его приписали к пароходу «Совет» cэкспериментальными мягкими дирижаблями «Смольный» и «Комсомольская правда» (начальник экспедиции Бирнбаум), аэросанями и вездеходами, английским самолетом «Т-4» (НР.19 - Хэндли Пейдж) Болотова. Они все тоже спешили на спасение челюскинцев. Хотя уже знали, 5 марта Ляпидевский нашел лагерь челюскинцев... Только нашел! Долгоиграющая пурга сорвала все планы!

Ас Виктор Львович Галышев предложил Светогорову, мол, по воде долго, по воздуху будет быстрее, полетели с нами.

Галышев, а с ним еще двое ребят: Водопьянов и числящийся везунчиком Доронин (до этого у него не было ни одной аварии, но в первом же вылете к челюскинцам, сломает лыжу самолета), прибыли в Хабаровск «пешими», следом за ними, на поезде, догнали их самолеты - Р-5 из Москвы Водопьянова и латанные ПС-4 (Junkers W33) привезли из Иркутска - так называемого «иркутского производства». Из Хабаровска вылетели 17 марта и стали самостоятельно пробиваться на Чукотку - это 5860 км полета (3,5 недели) до Ванкарема.

Но для Светогорова самолета не было даже «иркутской сборки»! Он был настроен спасать с дирижабля. Получится ли?

В воскресенье, 25 марта, почти с месячным опозданием от «Смоленска», пароход «Совет» отчалил от берега Владивостока...

На этом «Совете» вымотало все кишки, шторм был непрекращающимся. Пароход шел как черепаха Тортилла - не более 5-6 миль в час (это 9-11 км/ч!) При такой болтанке играть в любимое домино было невозможно, зато слушать попутчика - одно удовольствие.

Именно здесь Светогоров познакомился с «королем репортеров» - собкором «Правды» Львом Хватом, который с радиорубки всегда приносил интересные известия. Он говорил: там были «его уши походного корреспондентского пункта»! (В своей книге «Три путешествия к Берингову проливу», Хват первым, в 1949 году, напишет о гибели своего друга Светогорова...)

Уже 3 апреля в Петропавловске, команда вместе с капитаном «Совета» Сидневым, «угрюмым стариком», как его прозвала команда, сменили корабль. На «Совете» вышла из строя силовая установка и судно встало на рейд. С Севера как раз возвратился побитый льдами «Сталинград» (капитан Каргальсков уступил свой командирский мостик Сидневу). Для Светогорова там был подарок - голубая мечта - голубая лодка - гидросамолет «Савоя С-62бис» Камчатского пограничного авиаотряда, на котором никто из местных летать не мог...

9 апреля «Сталинград» вновь пошел на Север, во льды...

«Легких льдов!» «Возвращайтесь с челюскинцами!» - были напутствия провожающих.

...Подтянутый и элегантный, с приятными чертами лица, Александр Светогоров ходил в любимчиках у женщин. Не зря, спустя годы и расстояния, Герой Советского Союза Нина Распопова - ночная ведьма, как прозвали ее немцы, с теплотой вспоминала свой первый выпуск в полет в Хабаровском краевом аэроклубе (тогда он назывался школой гражданских пилотов Уншлихта) и наставления инструктора Светогорова. Его крепкие руки и карие глаза. Без него - исключили бы из школы. А было-то это аж в 1933-м!

В Хабаровск Светогоров попал в 1930 году за выкрутасы в московском небе. А тут, думаете, исправился?

Вряд ли найдем свидетелей тех его проходов на «Фоккере» над улицей Карла Маркса на низкой высоте. Такой воздушный вихрь над главной дорогой города вызывал восторг у мужчин и страх у женщин.

А его эксперимент - пройти двойкой между фермой моста над Амуром. И ведь пролезли с неразливным другом Московдовым, правда, чиркнули друг друга крыльями, так было плотно. Опять влетело!

Кровь кипела и двигала Светогоровым к разным делам. Больше было хороших.

...В десять растолкали. На рейде четко просматривались суда. Туман немного разбрелся, было пасмурно, кидало морось. Тот кунгас, что пару дней назад, в ночь с 22 на 23 июня 1935 года, в шторм, влетел в «Савою С.55П» (самолет забыли огородить на воде, в итоге у гидроплана оказалась погнута рулевая балка), стоял рядом, вытащили на берег от греха подальше.

Придется лететь в Хабаровск сегодня. В самолет уже грузили с лодки почту, на берегу стояли немногочисленные пассажиры. Это был бухгалтер «Сахлестреста» Грановский и супруга сотрудника областного земельного управления Докучаева, а также одна женщина, похоже, провожающая, без вещей. «Будя в Хабаровске, гроши не сорь, - доносились слова провожатой. - Осенью хату делать, у тебя ведь семья...»

Светогорова в аэропорту просили немного задержаться. В Тымовской МТС (машино-тракторная станция) собрались сдавать кассу в Хабаровск, - получилась немаленькая сумма, под миллион рублей. Упаковки денег кроме главбуха Щетинина, сопровождал директор станции Антон Шереметьев (он взял свой именной ТК, так, на всякий случай) и два сотрудника НКВД: Корнышен и Меднис. С боку у них грозно виднелись кобуры с ТТ.

В отпуск собрался главный механик Тымовской МТС Вараксин. В Хабаровск он летел с женой и ребенком. Антон Васильевич обещал его тоже захватить, заехать за ними из конторы домой, а там, сразу на берег, к самолету.

Итальянский катамаран, хоть с виду и был несуразным, но внутри вполне просторный, и даже уютный. В каждой из двух лодок, размещалось по 6 мягких кресел, у каждого был свой иллюминатор. Здесь же, в пассажирских салонах стояли импортные беспламенные печи, зимой во время полета они работали и грели воздух.

В 10.40 к полету готовы. Со второго раза запустили двигатели, подняли якорь и вперед, по волне, на взлет. Самолет легко оторвался от воды, немного качнуло влево (рулевая балка так и оставалась с дефектом из-за того злополучного кунгаса), взяли курс на север! Клонило в сон...

Заход в «ворота на материк» - слева за поселком Де-Кастри, на озеро Кизи, дальше, на Софийск, и по Амуру - прямо до Хабаровска!

По этому маршруту самолет летал сто раз, а тут почему-то отвернул с курса. Он полетел дальше и больше его никто не видел...

...Лед, как куски сухаря, хрустел и ломался. Он шел набуром с берега в южной части Берингова пролива. Южный ветер шептал об угрозе отхода сплошного поля гранитного льда.

Стоять пришлось несколько недель. Светогоров слонялся по судну, не находя себе места. Даже любимую забаву в домино забросил, где ему не было равных, поиграв судовому штурману...

Раз все равно зажало «Сталинград» в ледяной панцирь, Светогоров и Болотов задумали собирать самолеты у американского острова Матвея, прямо на льду, и оттуда - лететь в Проведение - это всего 425 км.

Светогоров пошел в радиорубку - надиктовал телеграмму Куйбышеву - главе правительственной комиссии по спасению челюскинцев: «Молния. Москва. Совнарком. Куйбышеву. Прошу разрешения собрать самолет ледяном аэродроме Берингова моря. Лететь Проведения. Светогоров».

Разрешение пришло через несколько часов.

Самолет Светогорова собирали всем пароходом. 30 апреля можно было лететь!

На борту - штурман Падалко и знаменитый полярный исследователь Леонид Михайлович Старокадомский. Но в данном случае, он выступал в роли врача, прикомандированного.

- Сашенька, сначала в бухту Провидения, потом в Уэлен, - завязывая на подбородке тесемки на малахае, чтобы не сорвало ветром, Старокадомский старался перекричать над головой двигатель. Светогоров видел в зеркало, как врач перекрестился: «С богом!» Пошла на взлет голубая лодка...

Вот тут и вспомнил он своего командира Каминского, когда в нетерпимую жару, в Средней Азии, по пескам гоняли басмачей. Там ведь тоже не было никаких ориентиров. Песок и желтая бесконечность. «Карта и компас - главное отличие летчика от верблюда», - говорил молодым летчикам Каминский. Это многим спасло жизнь.

Врача Старокадомского Светогоров оставил в бухте Проведения - основной точке сбора зимовщиков, а сам улетел в Уэлен, куда эвакуировали со льда челюскинцев. В Уэлене было как в муравейнике: стояли несколько яранг, а вокруг ходили чукчи, челюскинцы, летчики...

На обратном пути свернул на мыс Шмидта, откуда эвакуировал больных цингой моряков с парохода «Хабаровск», зимовавшего во льдах Чукотского моря.

На «Сталинград» Светогоров дал радиосообщение с запозданием, только из Уэлена: «Долетели благополучно, вышли точно в бухту Провидения. Полет проходил на высоте 10-15 метров, над туманом. Местами пробивали снегопад. В пути отказала радиостанция. Три для ожидали погоду в Уэлене. Сегодня лечу в Провидение, на борту - семеро челюскинцев. Обнимаю товарищей по путешествию. Саша». Это он уже из Уэлена возвращался с бухту с пассажирами затонувшего «Челюскина».

Первого мая в Проведении был праздник. Чукотские мальчишки просились прокатить их на «ките с крыльями». И Светогорову ничего не осталось, как исполнить мечту ребят: весь день он катал малышей на самолете. Потом было торжественное собрание: на складе, при свете ламп «летучих мышей». Поздравляли по-русски и по-чукотски. Хотелось спать...

- ...Там туман, летим выше, - забеспокоился бортмеханик Стыченко. - Запроси погоду, - обратился он к бортрадисту Ефремову. Но до Нижнетамбовского привода радиомаяка не «добивали».

Только в 11.30 радист аэропорта Нижняя Тамбовка принял радиотелеграмму от Ефремова: «Лечу в тумане, потерял ориентировку, сообщите погоду». Сводка о погоде была передана. Больше радиотелеграмм не поступало.

Они пролетели уже Лазарево, это еще час лету от поворота на материк. Здесь ветер с пролива разнес туман, был визуальный контакт - внизу море тайги. Пошли на Амур по долине на высоте 10-15 метров.

«Карта и компас - главное отличие летчика от верблюда», - еще раз промелькнуло в голове Светогорова. «Через распадок меж гор Медвежьей и Полосатой Чертова хребта должен быть проход. Идем по реке Тыми...», - сверял он карту. Туман снова стал обжимать, рядил дождь. Впереди должен быть выход на Амур... Поворот. Трос. Этот кунгас... Вспышка и тишина. Природа еще долго плакала...

...Иди быстрее, по телевизору показывают вашу пресс-конференцию, - позвали меня. - ...Найден рулевая колонка, того самого гидросамолета «Савоя С.55», которым управлял легендарный летчик Светогоров...

Константин Пронякин.

P.S. За спасение челюскинцев А.П. Светогоров так и не получил наград.

Из справки №170 от 23.09.1934 г. начальника авиационного отделения УПВО - Управления пограничной и внутренней охраны УНКВД ДВК Э.М. Лухта: «Всего Светогоров доставил в п. Провидения - основную точку сбора зимовщиков - 29 пассажиров и членов экипажа затонувшего парохода «Челюскин»...».

Полномочный представитель ОГПУ по Дальневосточному краю Т.Д. Дерибас: «Светогоров один из лучших наших летчиков, знакомый с условиями полярных полетов, энергичный, настойчивый, безусловно заслуживает быть отмеченным за эту работу и награждение орденом Красной Звезды...»

Награда не нашла своего героя...

Послесловие

Уже в октябре 2015 года после нашей экспедиции на место авиакатастрофы, что в 67 км от п. Лазарев Николаевского района Хабаровского края, организованной общественным Советом по изучению и сохранению исторического наследия, пропаганды и популяризации малоизвестных исторических событий, связанных с обороной Тихоокеанских рубежей российского Дальнего Востока при ВООПИиК, в Государственном архиве Хабаровского края было найдено Заключение комиссии Дальневосточного краевого комитета ВКП(б) от 31 августа 1935 года на 39 листах.

В главе VIII «Катастрофа Светогорова» Заключения сказано: причиной стала «нелетная погода». Там же написано, что Светогоров в дни перед катастрофой был явно перегружен, совершил с 24 июня несколько перелетов с Сахалина в Хабаровск и обратно, сидел на трассе на вынужденных посадках. В июне 1935 года за 15 дней налетал 75 часов, выполнив всю месячную норму.

Исполнительный директор Межгосударственного авиационного комитета (МАК) Виктор Сороченко сообщает в письме за № 03-291 от 15.10.2015 г. в Хабаровское краевое отделение ВООПИиК: МАК «не видит оснований сомневаться в выводах о причинах катастрофы самолета «Савоя С.55П» 26 июня 1935 года, сделанных комиссией Гражданвоздухофлота».

Восемьдесят лет Александр Светогоров, экипаж и пассажиры самолета «Савоя С.55П» не были захоронены. За все эти годы местные жители лишь растащили самолет, личные вещи... Кстати, часы Буре за перелет Хабаровска-Камчатка могут тикать у одного хабаровского чиновника...

Константин Пронякин