ЖЕСТКИЕ ВЕТРЫ ЛИМАНА
  |
Как на Нижнем Амуре крепили оборону страны "У ворот Татарского пролива" – так называется книга Ивана Соловьева, изданная в Хабаровске. Это воспоминания гидролога о работе на Нижнем Амуре в конце 1930-х – начале 1940-х годов, когда была решена . . . так называема амуро-лиманская водно-транспортная проблема. В преддверии 80-летия Победы уместно напомнить, что Владивосток, как главная база Тихоокеанского флота, в предвоенную и военную пору был, по сути, на осадном положении. Проливы Лаперуза и Сангарский контролировала империалистическая Япония, которая состояла в союзе с нацистской Германией. Пополнение флота могло осуществляться только через Амурский лиман, в котором глубины на судоходных фарватерах не превышали четырех метров. Между тем на судостроительном заводе в Комсомольске-на-Амуре были заложены крейсеры «Калинин» и «Каганович», для прохождения которых даже без вооружения требовались семиметровые глубины. Разные типы проливов Охотского и Японского морей, более чем в 100 раз меняющиеся расходы воды Амура и систематические штормы создавали колоссальные помехи для прокладки подводных каналов и других дноуглубительных работ, что в конечном счете сдерживало укрепление обороноспособности. Руководство страны поручило решение амуро-лиманской водно-транспортной проблемы Наркомату внутренних дел, который ранее построил Беломорско-Балтийский канал руками осужденных. В сентябре 1936 года при гидрологическом отделе главного управления исправительно-трудовых лагерей наркомата было создано техническое бюро с участием ведущих ученых. Для сбора материалов на Амуре и в лимане формировались изыскательские партии из осужденных и вольнонаемных общей численностью более 500 человек. НА ВОЛНЕ ОГОЛЯЛСЯ ВИНТ В своих воспоминаниях Иван Александрович Соловьев замечает, что на него, еще студента Московского гидрометеорологического института, обратил внимание нарком внутренних дел Н.И. Ежов. В гидротехническом отделе, в который был приглашен пятикурсник, ему предложили поработать над дипломным проектом по рекомендованной наркомом теме. Она предполагала исследование гидрологического режима фарватеров Амурского лимана на основе данных Гидрометеослужбы и других профильных учреждений. В июне 1937 года молодой специалист прибыл в Николаевск-на-Амуре – центр Нижне-Амурской области, входившей в Дальневосточный край. «Меня приняли очень приветливо, рассказали о состоянии дел на изыскательских работах, – пишет он. – Долго я не мог уснуть. Как буду работать с коллективом, 99 процентов которого составляют заключенные? А что такое Амурский лиман?» Утром Соловьев отправился на мыс Пронге. Катер с мотором от автомашины ЗИС попал в шторм, и его стало бросать как щепку. Тошнота погнала недавнего москвича на палубу. Два часа он не возвращался в кубрик. Руки замерзли, но робость отступила, как и отчуждение. Перед отходом Соловьев не знал, как себя вести, поскольку все, от капитана до матроса, были осужденными. В критической ситуации, когда на волне оголялся винт и мотор работал с перебоями, он увидел их собранными и обходительными друг с другом. А когда непогода ушла, «гражданин инженер» попросил, чтобы и его называли по имени-отчеству. На воду опустили шлюпку, погрузив в нее теодолит, треногу, мерную ленту и раскрашенные в разные цвета вехи. На островах, которые через пару часов затопит приливная волна, буквально бегом устанавливали вехи, определяя их местоположение теодолитом. После полудня взялись за промеры глубин. Работали с вдохновением. Не заметили, как стемнело и на катере, на который шлюпке предстояло вернуться, зажглись огни. Замеры глубин на Амуре проводили и зимой. Бурили лунки во льду, толщина которого доходила до полутора метров. Много позже Соловьев подсчитает: в 1937–1942 годах изыскательскими партиями была пробурена скважина, суммарная величина которой составляет 350 километров. МАЛЬЧИК С ЧЕРНОЙ КОСОЙ Границей между устьем Амура и лиманом считается мыс Пронге. Южнее его, в нивхском селении, Соловьев намеревался взять собачью нарту, чтобы на ней добраться до ближайшей группы островов. На крайнем из них предстояло выбрать место для установки мареографа – прибора регистрации и измерения колебаний моря. Нивхи развели руками: собачьи нарты отправлены в город с выловленной калугой. Осталась на месте одна, поскольку каюр заболел. Соловьев направился к нему. Гостя встречал, придерживая собак, мальчик 12–13 лет, с черной косой до поясницы. Хозяин с трудом встал и зашелся в кашле. Соловьев подумал, что пришел зря. Но из жестов, сопровождавших перепалку мальчика с отцом и матерью на их родном языке, стало понятно, что сын каюра по имени Тонге не прочь отвезти пассажира. Однако родители возражали: они опасались злых духов, которые охотились за каждым, кто посмел ступить на острова. Тут в разговор включился Соловьев, и через четверть часа юный каюр в одежде из собачьих шкур с гордостью управлял нартой. После нескольких часов езды остановились на острове Велямиф. Там была развернута карта для сверки пройденного маршрута, составившего порядка полусотни километров. Подняв четвероногих друзей, Тонге продолжил путь, объезжая торосы. Стало темнеть. Вдруг собаки круто повернули и с лаем бросились вперед. Там лежал сивуч. Тонге посмотрел на Соловьева: ребячий взгляд светился восторгом охотника, которому улыбнулась удача. «Бывало, едешь в самую позднюю ночь, а тебе нужен ночлег, так как не столько сам, сколько лошади или собаки устали. Подъезжаешь к хате, стараясь выбрать такую, у которой имеется пристройка для животных, и стучишь в замерзшее окно. Выходят хозяйка или хозяин. И тебя, как родного, проводят в хату, заведут во двор коня и будут за ним ухаживать. Более того, когда утром, накормленный и напоенный чаем, попытаешься рассчитаться, предлагая деньги, то это будет воспринято как обида», – так спустя десятилетия Иван Александрович опишет добросердечие жителей Рождественки, Астрахановки и других сел Нижнего Амура. ПРИБЛИЖАЛИ КАК МОГЛИ Еще в институте Соловьев испил полную чашу абсурдности тех лет. Он был избран секретарем комиссии, проводившей чистку парторганизации. А через некоторое время сам лишился партбилета. Но приспособленцем не стал – собственное мнение высказывал решительно и прямо. Изучив нюансы амуро-лиманской водно-транспортной проблемы, пришел к выводу, что землечерпанием невозможно поддерживать глубины на фарватерах. По его расчетам, за сутки подводные каналы заносятся песком на четверть метра. Нужны были принципиально новые решения, чтобы построенные на глубинах каналы служили десятилетиями. На совещании под руководством представителя главка его обвинили в авантюризме и пригрозили снятием с должности начальника экспедиции и привлечением к уголовной ответственности. К полной неожиданности высокопоставленного хулителя, который уже закрывал совещание, Соловьев встал со стула и, не дождавшись разрешения, стал говорить. Уверенно и доказательно. Агрессия нацистской Германии приостановила маховик огульных обвинений. В радиорубке земснаряда «Печора» Соловьев слушал станцию, которая вещала на Дальний Восток из Маньчжурии. Музыка русских композиторов дополнялась безудержным враньем. «Напрасно, – отметил в воспоминаниях Иван Александрович. – Нас это не обезоруживало, не вводило в паническое настроение, а только еще больше озлобляло. Вызывало ненависть к фашизму и еще упорнее заставляло работать». В военное лихолетье ему довелось строить судоремонтный завод в Николаевске-на-Амуре и нефтеналивной затон в Софийском. А потом пришла она – Победа…
Михаил КАРПАЧ Фото из архива автора
Газета «Приамурские ведомости», № 04 (8444) 2025 года г. Хабаровск |
