ЛИЦА. ХАРАКТЕРЫ. СУДЬБЫ.

Отгремели фанфары т о р ж е с т в е н н о г о празднования в Самаре и по всей стране векового юбилея органов государственной безопасности Российской Федерации. Торжественные собрания, боевые знамена на сцене, печатный шаг почетного караула, парадные мундиры в наградах на сотрудниках, в обычной жизни одетых цивильно и не броско. Все это здорово и духоподъемно. Но накануне сотой годовщины Управления по Самарской области думается о том, что государственная безопасность это прежде всего люди, её обеспечивающие.

На страницах нашей газеты мы стараемся вспоминать о славных делах, совершённых ими, величии государственных задач, в решении которых они участвовали. Но, вместе с тем, они остаются в памяти живыми людьми со своими характерами, привычками, иногда и слабостями.

По заведённому от века порядку, начнем с начальства, с Кинарова Ивана Павловича. Когда в 1972 году я пришел в УКГБ при СМ СССР по Куйбышевской области, Иван Павлович был начальником Управления. Довольно часто ходил в генеральской форме, особенно тогда, когда ездил на совещания в обком и облисполком. Управлением рулил твердою рукой. Вспоминается в этой связи партийное собрание второго отдела, на котором принимали в партию Игоря Березина. Игорь был фигурой нетипичной среди оперативного состава. К зрелым годам склоняюсь к мысли, что он был современной реинкарнацией Якова Блюмкина. Характер у него был не нордический, а, скорее, левантийский. Кипучая энергия из него так и фонтанировала, но направлена она, оказывалось, по большей части, не на исполнение партийного и служебного долга, а на решение личных проблем.

В здоровом коллективе отдела сложилась целая группа сотрудников, причем молодых, которые выступили против принятия Березина в члены КПСС. Наиболее активными были Е. Григорьев, В. Веретенников и В. Новиков. Назревал колоссальный скандал. Голосование против и отклонение кандидатуры Березина означало признание грубых просчетов в Управлении при подборе кадров, дальнейший разбор полетов в обкоме и парткоме КГБ. Собрание проголосовало «против» приема в партию Игоря.

Сидевший в президиуме начальник отдела И.В. Серпокрылов попросил сделать перерыв и вышел, вскоре вернувшись вместе с И.П. Кинаровым. Взойдя на трибуну, Иван Павлович заявил, что закрывает партийное собрание и открывает оперативное совещание. В кратком, но убедительном спиче генерал разъяснил, что прием в партию Березина дело не столько партийное, сколько производственное, поэтому надо проголосовать «за». Генерал персонально обращался к сотрудникам, голосовавшим «против» и сидевшим в зале. Последовала непродолжительная, но эмоциональная дискуссия. Незначительным большинством Березина в партию всетаки приняли. Правда, вскоре его перевели с глаз долой в Новокуйбышевск, а потом он и вовсе отбыл из области, говорили, что в Прибалтику. Сам я на тот момент был комсомольцем, на собрании присутствовал, но в голосовании участия не принимал.

Что касается профессионализма, то в оперативных проблемах Иван Павлович разбирался отлично, инициативу со стороны рядовых сотрудников поощрял. Мне это известно из личного опыта, так как несколько раз Иван Павлович вызывал меня на доклад с планом оперативных мероприятий по конкретным разработкам. Замечания делал по существу, вникал в детали. Видя, что исполнитель уверенно отвечает на вопросы и владеет материалом, планы утверждал.

Многих сотрудников знал по имени. Как-то довелось дежурить по управлению с Г.Я. Ильиным. Георгий Яковлевич был постарше меня, да и выглядел возрастным: седой, довольно грузный. В КГБ он был призван уже состоявшимся специалистом, работавшим чуть ли не зам. нач. цеха на авиазаводе. Дежурные несли службу в генеральской приемной, перед дверью в кабинет, среди множества различных телефонов. Во время дежурства офицеры должны были быть в военной форме. На мне был ладный кителёк, сшитый на заказ, как тогда было принято на Высших курса в Минске, в военном ателье, портным Матвеем Икусилевичем Канфером. А Ильин был одет в гимнастерку старого образца, которая, к тому же, не сходилась у него на шее. Уже довольно поздно, часов в 8 вечера, Кинаров вышел из своего кабинета. Я отрапортовал, как положено. Иван Павлович с интересом обозрел военные одежды дежурных и вдруг спросил у Ильина: «Жора, а что ты ещё старший лейтенант?» Ильин с присущим ему артистизмом изобразил глубокое смирение и потупив глаза молвил: «Да, Иван Павлович, нас тут таких двое. В УВД соседей (областное УВД находилось в соседнем здании, сгоревшем в 1999 году прим С.М.) есть совсем седой пожарный, ещё старше меня, он, вообще, младший лейтенант, а у нас, я вот». Генерал хмыкнул и, ничего не сказав, вышел. Потом Жора рассказывал, что на следующий день его вызвал заместитель начальника Управления по кадрам А.П. Попов и стал выговаривать за то, что он, якобы, нажаловался на него генералу.

Судя по реакции Попова, ему крепко досталось от Кинарова за задержку Ильину очередного звания. Уже через пару недель Жора получил капитана. Ильин запомнился тем, что обладал от природы естественным артистизмом и был великолепным рассказчиком, на уровне Ираклия Андронникова. К тому же он играл на гитаре и пел песни, которых знал множество. Во время командировки в Италию на завод ФИАТ, бывший в составе группы наших специалистов Ильин, сразу познакомился с множеством итальянцев. Они часто приглашали Жору в гости, как он сам говорил, на дружеский ужин, и за его вокально-музыкальные таланты в нем души не чаяли, просили спеть и сыграть нация-то песенная. Последний раз Ильина я встретил в Москве, уже после развала Союза, около Гастронома № 40, на Б. Лубянке. Увидев меня и узнав, Жора изобразил печаль и пожаловался: «Вот, в кадры вызвали, увольняют, Серёга, по возрасту».

Как уже было сказано, Анатолий Петрович Попов был заместителем Кинарова по кадрам. Росточка он был небольшого, сухощавый. Улыбался редко. Прислали его в Управление с партийной работы. В оперативные вопросы он не вникал, да они в его компетенцию и не входили. Рядовые сотрудники его не то, чтобы не любили, но побаивались. Анатолий Петрович по партийной привычке предпочитал читать морали и нотации. Читал и мне, посылая на различные спортивные соревнования, от которых я отлынивал, как мог, поскольку они отвлекали от работы, которую все равно приходилось делать. Вообще Попов уделял физподготовке большое внимание. Тогда весь оперсостав дружно, дважды в неделю занимался ею на стадионе «Динамо». Сам Попов, как правило, присутствовал на занятиях, хотя и без спортивной формы. Одно время даже играли в хоккей с шайбой. На второй или третьей игре вдруг, в одночасье, два молодых оперуполномоченных задрались в пылу спортивной борьбы и силовых приемов. Вроде бы и разошлись, но на следующем занятии опять схлестнулись. Тут Анатолий Петрович хоккей в Управлении отменил, похоже, навсегда. Запомнился и другой случай. Уже на футболе. Одним из главных энтузиастов этой игры в Управлении был Саврасов Слава. Он был парень физически крепкий, окончил физкультурный институт и до службы работал спортивным инструктором в Горпромторге.

Стоял май месяц и на поле было грязновато. Слава энергично двигался с мячом по правому краю. Защитники ничего противопоставить ему не могли. Но футболистом Слава был не совсем техничным. Он совершил элементарную ошибку, на которую указывают всем новичкам: во время дриблинга надо смотреть не на мяч, а на соперника. И вот, неправильно глядя на мяч, Саврасов приблизился к воротам и изо всех сил пробил. Но попал не в ворота, а в Анатолия Петровича, стоявшего рядом со штангой, причем, прямо в грудь. Слава поднял голову и с ужасом увидел грязный отпечаток мяча на новеньком кремовом гэдеэровском костюме Попова. Произошла немая сцена, Анатолий Петрович с досадой махнул рукой и пошёл домой переодеваться.

Судя по всему, Анатолий Петрович зла на Славу за этот случай не держал. К такому выводу я пришёл после другого эксцесса с Саврасовым, который обошёлся для него без серьёзных оргвыводов. В один из престольных праздников Слава отдыхал после работы в модном в то время ресторане «Цирк» на Полевой улице. Похоже, что банкет задавали бывшие Славины сослуживицы, торговки из Горпромторга. Среди прочих гостей оказался молодой следователь из Октябрьской районной прокуратуры, на территории которой был расположен «Цирк». На свою беду, он не очень галантно обошёлся с одной из девушек из компании. Саврасов сначала сделал ему замечание, а увидав, что тот не раскаялся, стал его урезонивать, оторвал с лацкана его пиджака значок с Ф. Дзержинским, заявив, что тот не достоин его носить.

После этого вывел нарушителя из ресторана, отобрав при этом служебное прокурорское удостоверение. Сказал, чтобы завтра пришёл к нему за документом в Управление. Прокуратура тогда своего сотрудника наказала, да и у нас Саврасов получил выговор. Но это был конфликт на бытовой почве. А по работе, что с милицией, что с прокуратурой, всегда было полное взаимопонимание.

Прибыв после учебы на Высших курсах КГБ в Минске на службу в Управление, я был назначен в третье отделение второго отдела на обслуживание завода «Прогресс». Моим первым наставником в оперативной работе был Юрий Федорович Грушин. Валерий Федорович Грушин, именем которого назван широко известный фестиваль бардовской песни, был родным братом Юрия Федоровича. На «Прогрессе» Грушин работал к тому времени уже несколько лет и чувствовал себя там как рыба в воде. Будучи по характеру человеком открытым и дружелюбным, пользовался симпатиями со стороны заводчан. Поначалу разговаривал со мной строгим тоном, но надолго его не хватало. Давая какоелибо задание, начинал официально, но затем переходил на обычный разговор, объяснял все коротко и ясно, по-свойски, а я старался его не подводить. Как оперативный работник был грамотен, хорошо разбирался в людях, умел оказывать на них влияние. Временами бывал эмоционален, но искренен и непосредственен, чем, несомненно, располагал к себе.

Мне повезло, что в начале оперативной карьеры довелось встретить именно такого наставника. Он передал мне значительный задел по оперативной части, что позволило мне, совсем зеленому оперу, на первых порах не снизить показатели по объекту. Однако примерно через год-полтора Грушина повысили до начальника 6 отделения, которое было создано для обслуживания гражданской авиации. Да и меня вскоре перевели на другой участок работы, в 7 отделение, которое возглавлял Борис Петрович Фролов.

Внешне Борис Петрович в то время был импозантным сухощавым мужчиной средних лет. Поэтому он несколько выделялся из числа остальных сотрудников Управления, будучи похожим на иностранца. Когда Фролов встречался с немцами, а немецким он владел свободно, то его было не отличить от немца или шведа. Аккуратно постриженный и причесанный, одет был в строгий, тщательно отутюженный костюм и светлую рубашку. Был у Бориса Петровича любимый шелковый ЕНИЮ ФСБ ПО САМАРСКОЙ ОБЛАСТИ галстук в красно-сине-белую полоску, похожий на форменные галстуки пилотов фирмы «Бритиш эйруэйз». В то время в Советском Союзе таких галстуков не продавали. Когда в 1979 году я уезжал в командировку в Сингапур, то пообещал, что привезу ему в отпуск точно такой же. Галстук то я привёз, да Бориса Петровича уже не застал, он уехал в Афганистан. В 7 отделении наставника у меня не было, поскольку я считался уже состоявшимся оперуполномоченным. Моей дальнейшей профессиональной подготовкой занимался сам Фролов. Работа на новом участке имела свои особенности и была связана с контрразведывательным обеспечением иностранных специалистов, монтировавших оборудование на заводе «Металлург» и других объектах в Куйбышеве.

Борис Петрович учил и воспитывал совсем не так, как Грушин. Да и оперативный контекст на новом участке был иной и требовал адекватного подхода. На заводе был огромный объем черновой работы, выполнение которого было обязательным по оперативным или режимным соображениям. На линии же работник во многом самостоятельно определял объекты оперативного интереса. Если ориентироваться на терминологию теории управления, то в моей оперативной подготовке Грушин практиковал управление «по целям», а Фролов «по слабым сигналам». На практике это выливалось в более тщательный подбор и подготовку мероприятий на линии, по сравнении с объектом, предварительную проработку различных вариантов развития событий. То есть, в целом, работы было примерно столько же, но она была другая.

Новое начальство всячески поощряло инициативу, указывало на необходимость перспективных планов, поиска новых оперативных возможностей. За манерой и подходом Бориса Петровича чувствовалась солидная разведывательная подготовка. За промахи и ошибки, а они были, Фролов не разносил, а деликатно указывал но то, как делать не следует, а как надо. Лично для меня этот метод был наиболее действенным, и я глубоко благодарен Борису Петровичу за оперативную науку, которая осталась со мной на всю жизнь. К сожалению, в газетной статье невозможно написать про всех сослуживцев того времени по Управлению. Но не могу не упомянуть про человека, который во многом повлиял на мое решение стать сотрудником органов государственной безопасности. Таким человеком является мой бывший сосед по дому на ул. Ленинской Каспарьянц Константин Саакович.

Родился он в 1920 году. В 1938 году поступил в Ленинградский электротехнический институт. Однако с первого курса был призван в армию и направлен в части НКВД. На фронт в финскую кампанию не попал, поскольку находился в учебном подразделении. В 1941 году, осенью, в составе диверсионнобоевого подразделения численностью около 500 человек был направлен в тыл к немцам под Москвой. Все бойцы были разделены на группы по 5-7 человек и имели конкретные боевые задания. В соответствии с приказом, после выполнения заданий, диверсанты должны были перейти линию фронта и вернуться к своим, в обозначенное место сбора. Из 500 человек вернулось только трое, в том числе и Каспарьянц. Окончив краткосрочные курсы, вплоть до окончания войны служил оперуполномоченным в «Смерше». Дядя Костя был человек скромный и о своих военных подвигах особо не распространялся. Рассказал только тогда, когда я окончил институт и просил у него совета в отношении службы в КГБ.

Демобилизовался Каспарьянц после войны в звании капитана, поступил в Нефтяной институт в Грозном и по распределению попал в институт «Гипровостокнефть» в Куйбышеве. Проработал там более 60 лет, от рядового сотрудника до главного инженера. Будучи уже на девятом десятке, ещё работал в институте консультантом. Я навещал его в начале 2000-х годов на рабочем месте. Над его письменным столом висел портрет Геория Димитрова. Я спросил: «Дядя Костя, а почему именно Димитров?» «Глава разведки Коминтерна», ответил он. Константин Саакович стал для меня одним из примеров того, что бывших чекистов не бывает. В 70-х годах он возглавлял группу советских специалистов, которая готовила проектную документацию по обустройству нефтяных месторождений в Сирии. Наша делегация прибыла в Дамаск, где проходил конкурс среди претендентов на этот заказ. Участвовали американцы, немцы, японцы и прочие шведы. И тут в ходе переговоров дядя Костя обнаружил, что иностранные конкуренты владеют конфиденциальной информацией о параметрах нашего предложения, возможных уступках, пределах ценового коридора и т. д. Он немедленно связался с компетентными товарищами из посольства. Совместно предприняв определенные оперативные меры, удалось выяснить, что информацию иностранцам не безвозмездно «сливают» два молодых сотрудника торгпредства. В результате, наша делегация, во главе с К.С. Каспарьянцем, победила в конкурсе и получила заказ на проект, который был успешно исполнен. А пытавшиеся заработать на продаже коммерческих секретов граждане были отозваны в СССР. Так что, нефтяные промыслы в Сирии, за которые сейчас идет война, были обустроены по проектам, разработанным в Куйбышеве самарскими специалистами, которые к тому же защитили их от вражеских происков.

МИРОНЕНКО Сергей Владимирович, ветеран ПГУ КГБ СССР-СВР России, кандидат исторических наук, полковник в отставке

г. Самара

На фото:

1. 1 мая 1984 года. Первый ряд: Чеботарев, Авакумов, Стрижов, Меденцев, Тимонин, Данько, Гузик, Попков, Исаев, Бабков, Бузуев.

2. Хумарьян С.Г., Антипов Е.А. 2013 г.

3. Хумарьян С.Г.и Колупаев В.И.

4. 1979 г. Первый ряд - Ю.Бабенков,Б.Фролов, С.Хумарьян, В.Кондауров, Л.Колмаков. Второй ряд Пастушкин, Медведева, Павлов, Милосердов, Чувашов, Грушин, Пыжиков.

5. Каспарьянц Константин Саакович, оперуполномоченный СМЕРШ 1943-1945 гг.

Газета «Самарские чекисты», № 5 (115) май 2018