Природе вопреки…
 |
Двигаясь вдоль прошлогодней вырубки, я оступился и попал лыжей в промоину под снегом. Послышался зловещий треск, и мое средство передвижения сломалось… Держа в руках половину сломанной лыжи, я задумался: что делать дальше? Тащиться по колено в снегу три километра до основной дороги дело очень трудное. Можно в конце концов двигаться и на обломке лыжи, однако он будет постоянно зарываться в снег, и весь путь превратится в сплошные мучения. Но и оставаться в лесу без близкой перспективы выбраться отсюда тоже не годилось. Поразмышляв, я пришел к выводу, что единственный приемлемый выход — добраться до ближайшего кордона, где жил бывший егерь, а ныне пенсионер Федор Лукич Тихоненко. Правда, лично я его не знал, но много слышал о нем: он часто держал у себя диких зверей. Этот кордон находился примерно меньше чем в километре отсюда, но в стороне от нужного мне направления. То есть мой путь несколько удлинялся, зато, возможно, появлялся реальный шанс засветло вернуться домой. И я не мешкая двинулся на кордон. …Тихоненко сидел на ступеньке крыльца и ласково трепал по загривку лежащую рядом с ним на снегу большую собаку. Видимо, услышав скрип снега или почуяв меня, собака мгновенно вскочила и бросилась мне навстречу. — Верный, назад! — поднимаясь, остановил ее Тихоненко. Собака как вкопанная замерла в метре от меня, но во всем ее облике была такая злоба и неукротимая ярость, что мне стало даже как-то не по себе. — Верный, свои! — успокоил хозяин собаку. Я объяснил ему, кто я такой, как попал в беду, и он без лишних слов отправился в сарай за лыжами. Я тем временем смог хорошенько рассмотреть собаку. Серо-палевого окраса, с большой головой, мощной грудью и лапами. Она стояла передо мной и, не отрываясь, смотрела не меня. Когда наши взгляды встретились, то от этих желтых раскосых глаз у меня по всему телу даже мурашки побежали! И было отчего… Я отчетливо осознал: никакая это ни собака. А самый настоящий волк… — Федор Лукич, ведь Верный — волк? — спросил я у подошедшего с лыжами Тихоненко. — Вам не доставляет неприятностей его агрессивность? — Да нет… Просто он с недоверием относится ко всем посторонним и потому пытается меня защищать. А так он мирный. — Он снова погладил волка и продолжал: — Хотя он у меня сызмальства, можно сказать, я выкормил его, но держится он совершенно независимо. Мы с ним как бы на равных. Волк не терпит ни панибратства, ни покровительства. Главное для меня в наших отношениях ни в коем случае не показать ему свою слабость, боязнь. Если такое не дай Бог случится, волк никогда не подчинится такому человеку. Недоверие, страх волка перед человеком заложен природой на генетическом уровне. А когда человек воспитывает дикого зверя со щенячьего возраста, эти чувства несколько притупляются. Однако это очень зыбкое равновесие. Достаточно любого, даже незначительного с точки зрения человека инцидента, как волк становится диким зверем, и доверие к людям сменяется неукротимой злобой. И уже никогда, никакие самые благие ухищрения, не вернут волчьего расположения. Не скрою, я всегда с болью смотрю на волков в клетках зоопарка. Понурый вид, тусклый, безразличный взгляд, вялая походка, для вольнолюбивого животного — это тоска неизбывная. Как разительно все это отличается от того, когда зверь на воле! Волк сильный, ловкий, хитрый, удачливый охотник, наводящий страх на все живое. И никто не сможет переубедить меня в том, что истинное место волков только в природе. Поблагодарив егеря за помощь, я встал на лыжи и двинулся домой. У ворот остановился и оглянулся. Хозяин и Верный смотрели мне вслед. Человек и волк — опасный дикий зверь. Они издревле враждовали и сумеют ли дальше ужиться, окончательно преодолеть природное чувство страха друг перед другом? Это большой вопрос, ответ на который может дать только время. Правда, я до сих пор не встречал людей, которые долгое время могли бы поддерживать хорошие отношения с волками. Обычно все заканчивалось, как правило, для зверей весьма печально…
8 декабря 2016 Александр Носов
|
