ЧЕМПИОН
Я шла по центральной пешеходной улице города и наслаждалась великолепной погодой. Было самое начало сентября, когда жара уже отступила, а солнце, как будто по привычке, все еще продолжало пускать свои яркие, но уже не обжигающие лучи на землю. Деревья осторожно желтели, . . . но зеленые краски все еще присутствовали на их слегка лысеющих кронах. Такое приятное сочетание зелено-желтых оттенков и яркого солнца, пробивающегося сквозь листву и поднимающего настроение. Начало учебного года, как всегда, принесло массу неотложных дел, и я намеревалась сделать все сразу, не откладывая в долгий ящик, но хорошая погода откровенно расслабляла и притормаживала бегущее с бешеной скоростью время. Хотелось ненадолго остановиться, чтобы просто полюбоваться тем, что творится вокруг, запомнить, зафиксировать, сфотографировать в памяти и забрать с собой в холодную зиму с ее вечной меланхолией, колючим отрезвляющим воздухом, руками в карманах и немного исправляющим ситуацию глинтвейном. Я остановилась на секунду, запрокинула голову, подставив лицо деликатному сентябрьскому солнцу, как вдруг совсем рядом раздался звонкий собачий тявк, который и лаем-то назвать было сложно, именно тоненький, но уверенно заявляющий о себе тявк. На тротуаре стояла женщина средних лет в смешной цветастой панамке и держала на руках маленькое нереальное существо с чуть приплюснутой мордочкой, показавшееся мне космическим пришельцем. Я никогда в жизни не видела таких собак, понятия не имела, что это за порода, не планировала заводить животных в ближайшее, да и не в ближайшее время тоже, но идти дальше уже не могла. Что-то в этой морде меня крепко зацепило и не хотело отпускать. Круглые, чуть выпуклые глазки, мягкая светло-серая шерстка, переходящая в белоснежные пятна, бантик на макушке, удерживающий маленький смешной пучок, и гуляющий из стороны в сторону приветствующий хвостик. — Привет, собакен! Что это за зверь такой? — единственное, что смогла я вымолвить. — Это щенок породы ши-тцу. Большая редкость в нашем городе. По легенде, это огромный лев, заключенный в теле маленькой собачки. Это собака-компаньон, собака-хризантема, видите, как интересно распадается шерстка на лобике? Она считается символом императорской власти Китая, — женщина заметно оживилась и начала показывать мне родословные родителей собакена, сунула свою визитку. — Вы можете приехать к нам в любое время. У нас еще остались щенки, есть хороший выбор. Берите своих домочадцев и приезжайте — не пожалеете! Время поджимало, дела торопили, а я, как загипнотизированная, все смотрела на необычное существо с бантиком на голове и никак не могла вернуться к осуществлению своих планов. Ближе к вечеру, когда большая часть дел была раскидана и ужин приготовлен, уютно погрузившись в свое любимое, обволакивающее и убаюкивающее креслоубежище, я отчетливо поняла, что утренняя веселая морда постоянно появляется перед глазами, заставляя невольно улыбаться. Сыну тринадцать, и он поглощен своей очень важной жизнью семиклассника, беспрерывно информируя меня, что я ничего не знаю и не понимаю, что главная моя задача на сегодняшний день — это просто постараться ему не мешать. Я стараюсь. Муж в одной упряжке со мной, и он тоже старается. Почему мои мысли то и дело возвращаются к этому собакену? Хочется еще о ком-то заботиться? Мне мало моего беспокойного семейства? Хочется новой ответственности или приключений? Не реализованное до конца материнство или что-то другое? А может быть, просто мордашка, непредвиденно встретившаяся на моем пути и сразившая мгновенно и наповал? За ужином я поведала своему семейству о неожиданном знакомстве с очаровательным зверем, запавшим мне в душу. — Нет, только не это, пожалуйста, прислушайся к разуму! — сразу отрицательно замотал головой муж. — О, собака! Круто! Я всегда за! — выпалил сын, засунул в рот большой кусок макового рулета и исчез в своей комнате, не оставляя ни малейшего сомнения в том, что вряд ли можно серьезно рассчитывать на его помощь. — Ну зачем нам эти лишние хлопоты, собачьи волосы на полу и диванах, заморочки с кормлением и ограничение в отдыхе? Кому ты оставишь пса? Большинство собак плохо переносят езду на автомобиле, я уж не говорю о самолетах. С ним надо будет еще и гулять в шесть утра, а может, и раньше! — буквально запричитал мой муж. — Это не пес, а гормон радости! На него смотришь, и сердце танцует. И на душе сразу легко и спокойно! Давай не будем покупать, просто посмотрим. Не понравится — сразу уедем! Через пару дней мы отправились смотреть щенков... Хозяйка чудо-собачки открыла нам дверь и пригласила войти в квартиру. В центре небольшой комнатушки на просторной подстилке копошились пять щенков, а чуть поодаль возлежала слегка напряженная мать с розовым бантиком на хорошо посаженной породистой голове. Женщина не закрывая рта рассказывала про достоинства этой замечательной породы, про самые лояльные цены на щенков, про свою профессиональную помощь во всех собачьих вопросах. — Весь выводок назван на букву Г, и имена уже у всех в родословных проставлены, но вы сможете называть питомца, как вам захочется, — хозяйка плавно перешла к особенностям и конкурентным преимуществам породы, а я переключилась на щенков. Мохнатые симпампоны играли друг с другом, не обращая на нас никакого внимания, а я с умилением разглядывала их необычные мордочки. Муж заметно оживился: поочередно брал малышей на руки и с видом знатока осматривал их со всех сторон. Неожиданно для меня, да и для самого себя, он начал воодушевленно задавать конкретные вопросы по уходу за породой ши-тцу. От щенячьей стаи отделился один упитанный мохнатый комок, буквально шариком подкатился ко мне и встал на задние лапки, заглядывая в лицо и явно просясь на руки. — Этого я вам брать не советую, — резко прервала свою журчащую речь хозяйка. — Он первый родился, едва откачали. У него есть определенные проблемы, возможно с сердцем. — Это он был с вами тогда на улице? — я подняла активно двигающийся шерстяной клубок. — Привет, собакен! Женщина кивнула в ответ и тут же продолжила свой рассказ о тонкостях ухода за породой собак-хризантем. Пес смотрел на меня своими глазами-бусинками почти не мигая, доводя до мурашек, словно проникая внутрь, и только хвост ходил из стороны в сторону, посылая мне дружелюбное приветствие, а может, пытаясь сообщить, что вот он я, здесь, рядом. — Мы забираем этого! — сказала я уверенным тоном, не допуская никаких возможных возражений. — Это Гридон — так он в родословной значится, назван в честь горы в Альпах где-то между Италией и Швейцарией. Счастливые, мы сели в машину, еще не осознавая до конца всей серьезности совершенного поступка. Такие приобретения обычно называют импульсивными, но дело было сделано, эмоции переполняли, и мы взахлеб обсуждали, что название огромной альпийской горы мало подходит этой пузатой мелочи, доверчиво спавшей у меня на руках. — Какой он Гридон? — муж бросил на песика быстрый оценивающий взгляд. — Гришка он, а еще проще — Грин, Гриндерс, Гриняша... Гриня. На том и порешили. Всю дорогу муж со знанием дела и только что услышанных сведений об уходе за животными читал мне лекцию о воспитании собаки, о том, что нам готовит предстоящая первая ночь щенка на новом месте и что она обязательно будет самой тяжелой, но мы должны это выдержать, а пес с первых дней должен знать свое место на коврике в коридоре. — Ничего страшного, пусть плачет, воет, протестует, главное в воспитании — это твердость. Я же гладила мягкую нежнейшую щенячью шерстку и думала, что она, наверное, специально создана волшебниками для снятия стресса и любого негатива. Муж о чем-то активно вещал, не отпуская тему собачьего воспитания. Я слушала вполуха, потому что мне было абсолютно все равно, я была согласна на любые условия, только бы иметь возможность гладить легкую пушистую шерстку, словно созданную на своем субатомном уровне специально для этого. «Уступай в малом, побеждай в глобальном!» — сказала я себе и осторожно провела пальцем по сопящему кожаному носику. Ночь, к моему удивлению, прошла очень тихо. Я открыла глаза, потянулась и вынырнула из-под одеяла. Мужа в комнате не было. Выйдя из спальни, я обнаружила его в коридоре на полу, рядом с собачьей подстилкой. Он тихонько похрапывал, свернувшись калачиком рядом с щенком. Гриня, увидев меня, незамедлительно вскочил и бросился радостно приветствовать. Муж открыл глаза, приподнялся на локте, почесал затылок и, будто оправдываясь, произнес. — Ну он же еще совсем маленький, ему страшно и по маме скучает. Гриня сразу определил меня в вожаки нашей стаи. Стоило мне двинуться с места, как он тут же вскакивал на ноги и сопровождал по квартире, за что получил смешное прозвище эскортника. За первую неделю собакен пару раз терялся, доведя всю семью до нервного апокалипсиса. Мы обследовали сначала квартиру, потом подъезд с обзваниванием всех соседей, потом двор. А пес все это время мирно спал где-то в квартире и появлялся из ниоткуда, когда наши силы уже заканчивались. Потом он странным образом оказался закрытым на балконе, проскользнув туда в совершенно непонятный для нас момент. Один раз я чуть не запустила стиральную машину вместе с ним, но буквально в последний миг обнаружила хитрую морду, дремлющую среди грязного белья. Гриня быстро и с удовольствием выучил все команды, демонстрируя высокий интеллект. По команде «прыжок» пес, вкладывая всю силу в задние лапы, прыгал ко мне на руки и очень шустро залезал на левое плечо, удобно располагаясь так, что передние лапы свешивались с задней стороны, а задние болтались спереди. Эта его езда на моем плече выглядела экзотически, но приносила нам обоим массу положительных эмоций. Первое время муж переживал по поводу плохого аппетита нового члена семьи, созванивался с заводчицей и часто повторял, что мы должны кормить его либо сухим кормом, либо влажным. И только так. Но малыш бастовал. Тогда я в сердцах вопреки законам ветеринарии перемешала все в миске и сунула Гриньке. И он с огромным удовольствием съел. Проблема с питанием была решена. Собакен и ел, и чувствовал себя превосходно, быстро вошел в семью, и уже через месяц мы не представляли, что когда-то жили без него. Пес прекрасно знал, что его место на подстилке в коридоре и с удовольствием там спал, когда нас не было дома. Но ночью он пробирался к нам в кровать, залезал под одеяло и тихонько вытягивался вдоль моей ноги, превращаясь в теплую грелку. Через неделю мы перестали сопротивляться, а Гриня отвоевал свое место под солнцем. Через пару недель я уже не представляла сон без любимой мягкой живой грелки. Вопреки нашим ожиданиям и предостережениям опытных друзей-собаководов Гринька спал ровно столько, сколько спали мы, и не минутой меньше. Он не просился гулять и не тревожил нашего сна ни под каким предлогом. И поездки на автомобиле переносил отлично, предпочитая расстилаться у меня в ногах бархатистым приятным ковриком. Грине было семь или восемь месяцев, когда позвонила заводчица с просьбой появиться на выставке, где она должна была продемонстрировать весь щенячий выводок. Мы не очень были настроены на участие в собачьих показах, но поддались на уговоры, следуя принципу: если человеку это необходимо, значит, следует помочь. В большом спортивном зале собралось огромное количество щенков разных пород, стоял мерный тявкающий гул, суета, беготня, прохаживались важные профессионалы-кинологи, что-то с серьезным видом обсуждали судьи-эксперты. Все было для нас непривычно, даже в диковинку, и хотя всплески восторга смягчали нарастающее напряжение, мы чувствовали себя новичками и полными профанами, случайно попавшими на чужой, хорошо организованный праздник с налетом торжественности и даже какой-то церемонности. Механизм проведения выставки был отлажен до мелочей и вызывал восхищение, работа кипела, а у нас, скромно стоящих в ожидании своего выхода, постепенно возникало чувство гордости от причастности к такому важному и интересному процессу. Наступила наша очередь, весь выводок выстроили и отправили ходить по кругу. Решением семейного совета в ринг с Гриней пошла я, как наиболее устойчивая эмоционально и спящая с собакой под одним одеялом. Щенки неистово тянули поводки в разные стороны, кто-то не хотел идти и явно капризничал, кто-то прыгал на хозяина, просясь на руки в надежде, что его унесут из этого собачьего безумия, кто-то лаял, а один даже напрудил большую лужу. И только Гринька шел легко и свободно какой-то невероятной царской походкой, не оглядываясь по сторонам, только четко вперед, абсолютно безразличный ко всему происходящему, красиво подняв голову и уверенно неся свое мускулистое крепкое тело. Я ожидала от него на этом «смотре строя и песни» чего угодно, только не такого поворота, и пребывала в большом удивлении. В какой-то момент я уловила, что уже давно не веду собаку по кругу, а собака ведет меня. Главный судья без сомнений и промедлений объявил нашего Гришку лучшим в помете и велел остаться на «бест» — это когда между собой уже соревнуются лучшие представители всех представленных пород. Я не знаю, сколько собак выстроилось в ряд, когда начался этот парад самыхсамых. Мы затерялись в этих бесконечных собаках разного размера и окраски, голова пошла кругом, захотелось убежать быстрее домой и спрятаться от этого бесконечного мелькания, лаянья и умных реплик профессионалов, знатоков и просто любителей в своем мягком кресле-спасателе, прижав к себе Гриньку, и накрыться теплым пледом, желательно с головой. Я не знаю, какими принципами и критериями руководствуются судьи, когда выбирают лучшую собаку из представителей разных пород. Кого тут только не было! Я приходила в неописуемый восторг от гладкой велюровой спинки китайской хохлатой цвета размытых чернил, от больших складок симпатичной мордахи маленького шарпея. Невозможно было не умилиться улыбчивому и доброжелательному маленькому рыжему боксерчику с высунутым языком, всеми силами стремящемуся завладеть нашим вниманием, а скромняга пуделек в мелких кудряшках цвета спелого абрикоса чувствовал себя чужим на празднике жизни и активно просился на выход. Маленькая черноголовая овчарка постоянно жалобно поскуливала, косясь на хозяина; русская борзая, потрясающая своей исключительностью и нереальной стройностью, пыталась наладить отношения с маленькой симпатичной болонкой-блондинкой. Как среди этого великолепия щенков можно выбрать самого лучшего, я искренне не понимала, отдавая себе отчет, что на этой ярмарке тщеславия, где все между собой знакомы, у нас мало шансов. Но Гринька этого не знал и продолжал гарцевать своей элегантной космической походкой, демонстрируя гордую поступь и идеальную осанку. А как он держал голову и свысока смотрел вокруг! Откуда только взялось это неожиданное умение подать себя? Гринька в тот день выглядел настоящим Гридоном, нет, Гридонищем, глыбой, большой настоящей горой с большой буквы. От четвероногой толпы оставили сначала десять, потом пять собак. Мы снова и снова ходили по кругу, полностью включившись в эту игру, поймав кураж, сбрасывая адреналин и радуясь, что мы все еще в ринге. А потом Гриньку объявили победителем. Мы выиграли щенячий «бест»! Среди всех прекрасных собачьих детей, представленных здесь, наш Гриня, которого не рекомендовали покупать, считая бракованным, которого, не особо жалея, ежедневно таскали на центральную улицу под жаркое солнце с целью привлечения покупателей, стал самым лучшим. Я оглянулась на мужа, а он плакал и не стеснялся этого. Яркие и необыкновенные эмоции от понимания, что твой «ребенок» взял первый приз, захлестывали его. Наша заводчица в растерянности только разводила руками. На ее лице отражалось смятение чувств, терзающих и разрывающих ее на мелкие кусочки. С одной стороны, это была гордость за помет, представитель которого своей решительной победой сразу поднял ее в глазах окружающих на новый, почти недосягаемый уровень, заставив всех разом заговорить о ее питомцах. С другой стороны, она промахнулась, не разглядев эту маленькую жемчужинку, новую звездочку собачьей элиты, и явно продешевила. Все это время меня как будто накрывали громадные морские волны, болтали и швыряли между камней, не обращая внимания на отчаянное сопротивление. А теперь, вдоволь наигравшись, они выбросили меня на берег, живую, счастливую, но абсолютно лишенную сил. Я пребывала в непривычных растрепанных чувствах, не понимая, как такое могло произойти. Мне все говорили, что собачья мафия существует и пришлых со стороны не принимает. Я совершенно не была готова к такому итогу соревнований. Непонимание смешивалось с опустошением, эмоциональная нагрузка отступила, и усталость обрушилась на меня сразу, одним махом и без предупреждения, словно придавливая тяжеловесной плитой, лишая желания и возможности что-то еще делать, с кем-то разговаривать, что-то обсуждать. Нас поздравляли, фотографировали, вручали медали и подарки. Единственный, кто воспринял эту победу как само собой разумеющееся, был Гриня. Он как раз все понимал, видно, что был доволен, крутил хвостом, заглядывал в глаза в ожидании похвалы, в одно мгновение сбросив важность и неприступность. Соревнования закончились, и Гринька снова превратился в нашего веселого домашнего песика, привычно забравшись на мое левое плечо. Мы смотрели на него и недоумевали, что же это за незнакомец водил меня всего несколько минут назад по рингу. Заводчица долго разговаривала с главным экспертом, а потом подошла к нам и доложила, что у нашей собаки есть все шансы стать чемпионом России и победителем международных выставок. От звездной заявки забракованного ею экземпляра она выглядела еще более обескураженной. — Чтобы стать чемпионом России, нужно одержать победу в шести выставках кинологической федерации нашей страны, — начала она свое объяснение. — Для этого нужно объезжать разные города и собирать победы. Мне со своей собакой пришлось побывать на двенадцати выставках, чтобы собрать шесть побед. Комуто везет меньше, кому-то больше, но суть такова. Мы посоветовались и решили, что Гринька должен иметь шанс сделать свою собачью карьеру, да и наши эмоции от пережитого, честно говоря, зашкаливали. Мы приобрели выставочный столик, сшили роскошную подстилку из моего старого бархатного платья; я научилась уходу за шерстью, поняла, как расчесывать, заплетать на голове косички и привязывать модные бантики, которыми меня снабдила наша заводчица. Поездок состоялось всего шесть и побед случилось ровно столько же. Шесть из шести, и наш Гринька получил титул чемпиона России, а вместе с этим быстро выстроившуюся очередь молодых леди породы ши-тцу с их хозяевами, желающими обзавестись качественным потомством. Российские выставки сменились интернациональными, карьера Гриньки шла полным ходом. Мы стали больше понимать родителей маленьких хоккеистов, фигуристов, гимнастов, сопровождающих своих детей на всех соревнованиях. Следующим этапом карьеры нашего любимца стала большая международная выставка в Москве. Преодолев многочасовую пробку, мы въехали в столицу поздно вечером. Заводчица, ставшая в последнее время нашей постоянной выставочной компаньонкой, заранее предупредила, что договорилась о профессиональном груминге, чтобы пес выглядел на уровне. По нужному адресу мы добрались поздно ночью и поднялись в маленькую неухоженную квартирку, плотно заполненную собаками породы ши-тцу. — Быстро, быстро, разговаривать мне с вами некогда! У меня еще пять неготовых собак, не считая ваших! — скомандовала плотная женщина в растянутых трениках, стирая капельки пота со лба и убирая в сторону пряди сальных волос. — Собаку оставляйте. Завтра в шесть утра можете забрать. — Как же мы можем его оставить? Он же сочтет нас предателями! — пробормотал муж. — Тогда сами и причесывайте! — ее ответ не подразумевал никаких компромиссов. Мы что-то пошептали Гриньке на ухо, почесали мягкий затылок, чмокнули в черный прохладный нос и отправились ночевать в ближайший отель, оставив в этом притоне и собаку, и нашу заводчицу. Ночь была нервной, мы ворочались с боку на бок, не могли уснуть и вскочили с кровати, как только начало светать. К назначенному времени мы пришли за Гринькой. Картина была все та же, что и вчера: ничего не успевающая, еще более потная и грязная тетка-грумер все в тех же драных штанах с вытянутыми коленками и очередная собака, зафиксированная на столе, которую они чесали уже в четыре руки вместе с нашей заводчицей. Мы огляделись, но Гриньки нигде не было. На небольшом кухонном диванчике сидел шикарный пес с невероятной серо-белой шерстью, причем белые пятна были настолько белыми, как будто их высветлили чем-то специальным до цвета свежего, только что выпавшего снега, который бывает только в сильный мороз и хрустит под ногами. Шерсть его напоминала шелк, она была такая легкая, почти невесомая, волосик к волосику, и лежала вокруг собаки роскошной длинной юбкой. На голове была сплетена не то коса, не то каким-то непонятным способом был скручен длинный хвост, напоминающий китайскую прическу, закрепленный пластиковым бантом, способным вызвать зависть у всей женской половины человечества. Я только подумала, что с такими собаками невозможно конкурировать, как вдруг этот фантастический пес, не удивлюсь, если прилетевший из соседней галактики, вдруг приподнялся и завилял нам хвостом, будто старым знакомым. — Кто это? Мы его знаем? — удивленно спросил муж. — Не может быть! Собакен! — прошептала я. — Этого просто не может быть! Гриня во всем своем великолепии счастливо приветствовал нас и просился ко мне на плечо, всем видом показывая, что это, конечно же, он, наш любимый и такой красивый пес. Удивительным во всей этой выставочной истории было то, что как только Гринька менялся внешне, он преображался и внутренне, полностью соответствуя новому образу и высокому чемпионскому титулу. Он гордо восседал на своей красной бархатной подстилке в ожидании выхода в ринг, всегда очень спокойный, даже холодный и абсолютно безразличный ко всему, что происходило вокруг, не делая никаких лишних движений. От его отстраненности сквозило высокомерием и даже надменностью. Гришка как будто был вне земного измерения и пребывал над схваткой: настоящий собачий царь, и только полный отказ в это время от еды и воды выдавал волнение, которое он подавлял полной концентрацией перед стартом. А мы привычно купались в лучах этой собачьей славы, получая от всего выставочного процесса массу новых эмоций и пребывали от чудесных ощущений в состоянии полного и абсолютного счастья. Сын, глядя на нашу беготню вокруг этих собачьих соревнований, даже начал обижаться на нас, ехидно называя Гриньку центром вселенной и пупом земли. Тогда, после возвращения домой из столицы с очередной победой, я не стала, как обычно, мыть Гриньку, чтобы освободить его от лака, гелей и всего, чем его там мазали, уж больно он был хорош. Через пару-тройку дней я заметила, что пес начал чесаться. Мытье облегчения не принесло, расчесы становились все сильнее. Шерсть начала выпадать клоками. Через неделю от былой красоты мало что осталось. На коже появились толстые корки, пес их постоянно чесал и сдирал в кровь. Начались бесконечные походы по ветеринарам. На явную связь появления симптомов болезни со столичной выставкой, о чем я постоянно говорила, почему-то никто не обращал внимания. Разнообразие диагнозов от авитаминоза до панкреатита сводило с ума, в каждой клинике выкатывались круглые суммы с планами лечения по абсолютно непонятным патологиям. Муж был в полной уверенности, что собаку заразили специально, чтобы устранить сильного конкурента. Я ругала себя за то, что повелась на все эти выставки, которые как будто придуманы исключительно для удовлетворения амбиций хозяев, ведь мы не планировали заниматься разведением собак, просто разнообразили нашу жизнь, наслаждаясь победами нашего мохнатого ребенка. Моя подруга-дерматолог предложила сделать у них в клинике посев на грибы и отправила к своему проверенному ветеринару. К этому времени мне пришлось подстричь Гриньку наголо. Картина была более чем печальной. Маленькая плотная лысая собака с удлиненным телом на коротких лапах в жутких коростах и болячках. Ветеринар впервые заговорил о заражении грибами. Через неделю позвонила подруга и диагноз подтвердила, сообщив, что появился рост колоний, напоминающих грибковую инфекцию человека. Гриньке начали колоть специальную вакцину, а мне велели обрабатывать собаку антисептиком. Мы скупили назначенный раствор, проехав по всем аптекам города. Я постоянно его лечила, полоскала в лекарстве, мазала, не выпуская из поля зрения ни на минуту. Эта кропотливая работа продолжалась больше двух месяцев. Пес терпел и медленно шел на поправку. В итоге мы победили, но твердо решили с выставками покончить. Мы ждали второго ребенка и последние два месяца перед родами жили на даче. В это время появились слухи о стае диких собак, терроризирующей всю округу. Они проникали на территорию участков и загрызали домашних животных, включая собак-охранников, сидящих на цепи в своих будках. Проблема эта волновала и напрягала всех местных жителей. Стая обитала в лесу, периодически совершая ночные набеги на деревню. Мы вообще не выходили за забор своего участка, чтобы минимизировать риски, особенно когда оставались на даче с Гриней вдвоем. В тот вечер мне позвонила одинокая пожилая соседка, пожаловалась на гипертонический криз и попросила принести таблетки. Она жила всего в двух домах от нас, и мы с собакой не задумываясь отправились на помощь. Стая возникла из ниоткуда. Это была разнопородная свора, среди которой выделялись несколько крупных псов, напоминающих волков или овчарок. Они молча, без лишнего шума вышли на дорогу и сели перед нами. Тишина давила на уши. Мне показалось, что даже кузнечики перестали стрекотать, а птицы летать. Пауза затягивалась. Свора собак начала потихоньку рассредотачиваться и приближаться к нам, обступая по краям. Гриня присел у ноги, и я почувствовала, что его колотит крупная дрожь. Я понимала, что, если мы побежим назад, нас настигнут в два прыжка. Да и смогу ли я далеко убежать на седьмом месяце беременности? Я медленно наклонилась, изображая, что подняла камень с дороги, как когда-то учил меня отец. Стая на мгновение замерла, словно оценивая силы. Гриня глубоко вздохнул, оглянулся на меня, посмотрел долгим взглядом своих темных глазбусинок и бросился стремглав прямо в центр стаи, отвлекая диких собак и давая мне возможность спастись. В одно мгновение он исчез среди серо-коричневой массы, а я заорала так, что заложило уши, перестав слышать собственный голос. Раздались два глухих выстрела. Псы кинулись в сторону леса, оставив лежать на земле маленькое хрупкое окровавленное тельце. Я бросилась к нему, упала на колени, взяла голову с бантиком на макушке в руки. Глазки были замутненными, Гринька хрипел, из рваных ран сочилась кровь, лапка болталась практически на коже. Мои слезы текли ручьями по щекам, голоса не было совсем. Я подняла глаза на стоящего рядом соседа с ружьем, не в силах что-то сказать. — Повезло тебе. Вовремя я появился. Давно за ними охочусь, — он повесил двустволку на плечо. — Поехали. Пес живой еще. Авось, успеем! Есть у меня тут одно проверенное местечко. Слезы не останавливались ни на секунду. Такое море слез, которые замечаешь только потому, что губы щиплет от соли. Мы положили моего маленького отважного защитника на какую-то дощечку, сели в машину и добрались до врачей. Не помню, сколько времени заняла дорога, я обращалась ко всем святым, без устали повторяя слова единственной известной мне молитвы. Дальше были рентген, операция, как предупредили, без особых шансов на успех, показавшаяся мне бесконечной, ушивание ран, гипс и спицы в кость. Мне что-то объясняли, рассказывали, какие лекарства нужно колоть и как ухаживать за ранами. Я думала только о том, что людям надо учиться преданности и безусловной любви у собак, а перед глазами стоял последний Гринькин рывок в бесконечность и исчезновение в темно-серой воронке голодных безумных собак-людоедов. Пес не умер. Восстановление шло непросто и достаточно долго. Мы по часам выполняли все, что было назначено, ездили на бесконечное количество перевязок и контрольных снимков. К моей выписке из роддома у Гриньки вытащили спицы и сняли гипс. Он немного прихрамывал, но чувствовал себя вполне сносно. Мой приезд с новым маленьким комочком, замотанным в одеяльце, вызвал у Гриньки бурю эмоций. Я никогда не видела его в таком непонимании и волнении, он бегал кругами, пытался залезть в кроватку к новорожденному сынишке, везде совал свою мордочку и даже подвывал. Муж без промедления выставил его за дверь детской комнаты. Гриня начал с утроенной энергией ее царапать, рискуя снова повредить себе лапу и испортить новую дверь. Ребенок плакал, мы метались между памперсами, бутылочками, стерилизатором и молокоотсосом. Гриня неистовствовал. Муж закрыл его в туалете, пытаясь сначала решить вопросы с ребенком и только потом с собакой. — Может, Гриню на время отдадим маме? Ну совсем сейчас не до него, — муж вопросительно посмотрел на меня, пытаясь укачать ребенка. — Это не по-людски. Нужно ему все показать и дать понюхать, привыкнет, — расстаться с собакой я не могла, хотя абсолютно точно осознавала, что мне теперь будет совсем не до нее. Гриня привыкал к сынишке пару недель, потом смирился, поняв, что это надолго. Маленький ребенок в доме меняет жизнь на сто восемьдесят градусов. Я больше не принадлежала себе и все время что-то делала: то кормила, то гуляла, то стирала. А в промежутках спала. Уход за собакой ограничивался быстрыми выходами по необходимости во двор минут на пять-десять исключительно на поводке. О долгих прогулках по лесу, как в былые времена, или поездках в парк мы даже не вспоминали. Как-то, собравшись на выходные всем семейством на дачу, мы решили заехать в магазин, чтобы выбрать летнюю коляску для малыша. Долго смотрели, выбирали, пробовали, стояли в очереди в кассу, потом еще чего-то докупали, понимали, что потеряли уже приличное количество времени и от этого торопились еще больше. Гринька ходил с нами по магазину и принимал активное участие в процессе, то залезая в коляску, то выпрыгивая из нее. На улице, уже почти перед отъездом, муж отстегнул поводок с собаки, но неожиданно встретил своего давнего приятеля, с которым завис, обмениваясь последними новостями и номерами телефонов. Гринька все время крутился рядом, пока мы грузили коляску и устраивали в машине ребенка, который в самый неподходящий момент начал капризничать, заявляя громким ревом на всю округу о своем желании есть и спать. Мы торопились и нервничали, пытаясь справиться с ситуацией. Уже на выезде из города обнаружили, что собаки в машине нет. Земля вмиг ушла из-под ног. Муж развернул машину и позвонил приятелю, которого только что встретил у магазина. На наше счастье, он был еще там. — Лохматый с бантиком — ваш? Сидит у входа в магазин, — пришел незамедлительный ответ. — Не волнуйтесь, я рядом. Надо же, за всей этой суетой никто из нас не вспомнил про Гриньку. Как так могло получиться, что мы его забыли и уехали?! Мы мчались назад к детскому магазину, ругаясь и обвиняя друг друга. Наш пес сидел около входа, немигающим взглядом всматриваясь в лицо каждого выходящего. Рядом на корточках сидел товарищ мужа, но Гриняшка не обращал на него абсолютно никакого внимания. Он был такой напряженный, что напоминал натянутую струну, готовую в любой момент порваться. Он то немного приподнимался, заметив отдаленно похожего на кого-то из нас человека, то снова садился, понимая, что опять не то, не оставляя готовности броситься навстречу в любой момент. Вид у него был несчастный, от боевого выставочного величия не осталось и следа, бантик съехал набок и болтался, смешно подчеркивая нелепость всего происходящего. У меня сжалось и сильно заколотилось сердце. Я с чувством вины обняла собаку и посадила ее в машину. — Похоже, у нашего чемпиона начался новый этап в жизни? — с заметной долей ехидства заметил старший сын. — Он же был центром вашей вселенной, а теперь вам совсем не до собаки. Новый ребенок — новая любовь? Что, настал период равнодушия и нарастающего раздражения, что нужно продолжать ухаживать еще и за ним? Не понимаю, как можно забыть «центр вселенной» на улице? — А ты подключись и помоги нам! А то умный какой нашелся! Видишь, мы разрываемся? Сам-то куда смотрел? — я набросилась на сына, понимая, что доля правды в его словах определенно есть, да и собака всегда была нашей зоной ответственности. Гриня сидел в машине непривычно тихий и одинокий. Я подумала, что уже не помню, когда носила его на левом плече. И в кровать мы его пускать совсем перестали, теперь там в основном обитал наш маленький сын. Как-то, покупая в магазине продукты и какие-то необходимые мелочи, я зашла в детский отдел за новой погремушкой и, уже пробираясь к кассам, проходя отдел товаров для животных, на секунду притормозила и кинула в корзину мягкую резиновую игрушку для собаки в виде большой косточки, издающую смешные звуки при нажатии. Муж открыл дверь, держа ребенка на руках, Гринька, как всегда, болтался под ногами, приветствуя меня виляющим хвостом, из комнаты вышел старший сын и тут же начал шарить по пакетам, интересуясь, что вкусненького я принесла. — Это тебе, дорогой! — я достала коробочку с пирожными, зная его пристрастия. — Это тебе! — я продолжила раздачу подарков и протянула мужу набор его любимых швейцарских сыров. — Это пупсику! — я достала погремушку, потом покопалась в сумке, вытащила игрушку-косточку, пару раз на нее нажала для пущего эффекта и кинула Гриньке. — А это моему любимому собакену! И в этот момент я поняла, как мало нужно для собачьего счастья. Он крутился волчком, прыгал, рискуя сломать себе покалеченную лапку, пытался влезть ко мне на руки, а когда у него это получилось, вылизал и исцеловал мне лицо, зависнув на какое-то время на левом плече. — Я горжусь тобой, мама! Ты, возможно, в полной мере не понимаешь, насколько правильно сейчас поступила! — сын обнял собаку и чмокнул в мокрый нос. К зиме я заметила, что Гринька начал покашливать. Ему исполнилось семь лет, и до собачьей старости было еще далеко. Гринька развлекал младшего сынишку, устраивая с ним периодические забеги по квартире с тех пор, как тот начал болееменее уверенно ходить. Он, как обычно, весело бегал от ребенка, но иногда на какое-то время останавливался, чтобы отдышаться. Через неделю это состояние усугубилось, и я потащила собакена к ветеринару, но записаться не смогла и влезла между пациентами буквально на пять минут. Врач прописал антибиотики от бронхита и отправил нас восвояси. Еще через неделю стало ясно, что лекарство не помогает, но показать собаку ветеринару не получилось: cначала мама слегла с невралгией, потом нужно было срочно собирать в поездку старшего сына, потом засопливил младший. — Что-то он мне не нравится! — обратилась я к мужу, глядя в очередной раз на собаку. — Да ладно, наш Гриня в танке горел, а тут, подумаешь, его светлость покашлять изволили! — улыбнулся муж в ответ и как-то сразу снял возникшее напряжение. Через пару дней я записала собаку на прием к ветеринару, но ближайшее свободное время было только на следующий день. Вечером пес совсем сник, тяжело дышал и отказался идти на улицу. — Подожди до завтра, пожалуйста! — погладила я его по шерстке, которая показалась мне жесткой и свалянной. — Он так громко дышит, что невозможно уснуть. Прикрой дверь, пожалуйста, все равно он весь день лежит у балкона, там ему прохладнее, — попросил муж, унося сынишку в спальню. Я хотела закрыть дверь, но буквально споткнулась о долгий немигающий взгляд собаки. Он смотрел на меня, как тогда, перед последним прыжком в пропасть собачьего ада. Во мне что-то щелкнуло и зашевелилось неприятное чувство тревоги. Я отдернула руку от двери и оставила ее открытой. Я проснулась с первыми лучами солнца от тишины. Муж не храпел, сопливый ребенок не сопел, собака не издавала звуков. Вроде все хорошо, но немного странно и что-то давит. Такая непривычная тяжелая тишина. Я села на край кровати и увидела Гриньку, спящего рядом, на моем коврике. Нехорошее предчувствие кольнуло сердце, даже не кольнуло, а въехало туда большим железным острием и начало крутиться то в одну, то в другую сторону, усиливая боль. Я осторожно встала, присела рядом и дотронулась до собаки. Он был такой твердый, как будто превратился в детскую игрушку, и не дышал. Совсем не дышал. Мы похоронили Гриньку на даче. А весной на его могилке я посадила большой куст белой сирени, под который старший сын положил ту самую, его любимую игрушку-косточку, издающую смешные звуки. Муж, пытаясь меня хоть как-то успокоить, предлагал завести собаку такой же породы. Но я понимала, что никогда и ни за что не сделаю этого, потому что всегда буду сравнивать ее с моим чемпионом, потому что любая другая собака будет стирать память о моем Гриньке. Она, возможно, будет хорошая, добрая и милая, но другая, и никогда не сможет дать нам того, чего мы будем от нее ждать. Муж говорил что-то о переселении душ, что жить с верой о вечности души гораздо легче. Но я не слушала и кричала, что не хочу больше никаких животных, что таким людям, как мы, их заводить противопоказано. Пустота жила в сердце очень долго, а огромное чувство вины, что отмахнулись, смалодушничали, недооценили проблему, осталось со мной навсегда. Я долгое время вела сама с собой бесконечные немые разговоры, пытаясь понять, почему подвела чуйка, которая у меня была, — мой компас сердца, внутренний орган без имени, который всегда работал безупречно и спасал. Какое-то ужасное стечение обстоятельств. Все эти мысли больше мучили, чем приносили облегчение, и я постоянно вспоминала тот последний собачий взгляд, полный понимания своего ухода, который прожигал меня потом еще долгие годы. После полученного урока я изменила отношение к близким и стала кидаться на помощь сразу же, при малейшем намеке на проблемы, не дожидаясь, когда станет поздно, боясь пропустить важное за мелочами. И это стало моим мерилом нравственности, результатом полученного опыта, за который платить приходится так дорого. И всякий раз память отбрасывала меня в прошлое, возвращая к маленькой собачке-хризантеме с сердцем льва, готовой по первому зову отдать жизнь за свою хозяйку. Когда младшему сыну исполнилось тринадцать, и он с важным видом заявил, что мы ничего не понимаем в жизни и наша главная задача на сегодняшний день — это постараться ему не мешать, муж вернулся к теме собаки. А я, неожиданно для себя, предложила завести кота. Мы перерыли интернет в поисках породы кота с собачьим характером — и нашли. Уже через неделю я везла домой на коленях маленького симпатягу бурму. Он сразу выбрал меня вожаком нашей стаи и сопровождал по квартире, куда бы я ни пошла. В первую неделю кот потерялся в квартире и довел семью почти до нервного срыва, оказавшись каким-то неведомым образом закрытым в мороз на балконе, потом чуть не свел меня с ума, незаметно проскользнув в посудомоечную машину, которую я вскоре, конечно, включила. Случайный телефонный звонок задержал меня на кухне, я обратила внимание на непонятное звонкое движение тарелок и вытащила усатого хулигана буквально за несколько секунд до подачи горячей воды. Ночью кот пробирался ко мне под одеяло, вытягивался вдоль ноги, превращаясь в теплую грелку, и спал ровно столько, сколько спали мы. Этот красивый породистый кот с безупречной шерстью цвета горького шоколада, напоминающей норку, и янтарно-желтыми глазами, в меру вальяжный, в меру высокомерный, не позволял себе распахивать душу первому встречному, наблюдая за всем происходящим как будто со стороны. Сын сообщил, что провел первые занятия по дрессировке, и питомец показывает хороший интеллект. Муж переживал, что кот неважно ест, но четко соблюдал инструкции заводчицы, давая либо сухой, либо влажный корм и никак иначе. Мы никак не могли придумать ему достойное имя, хотя хозяйка сообщила, что все потомство уже названо на букву Г. Как-то вечером сын притащил кота, чтобы продемонстрировать его первые успехи. Когда дошли до команды «прыжок», неожиданно для всех кот грациозно взмыл вверх и очень ловко оказался у меня на левом плече, свесив задние лапы с передней стороны, а передние — вытянув у меня сзади, и громко замурлыкал. Возникла немая пауза. — Иди, принеси его родословную, — сухими губами прошептала я сыну, сняла кота с плеча и внимательно посмотрела в желтые немигающие глаза, ответившие мне долгим внимательным взглядом. — Его зовут Гвидон! Как в сказке, представляете, царь Гвидон! Почти как наш Гридон, всего в одной букве разница! — Господи, Гриня, ты вернулся! — прошептала я, едва сдерживая слезы и целуя влажный кожаный нос. — Я знала, что обязательно узнаю тебя! Я так долго тебя ждала! Спасибо, родной, что простил и снова выбрал нас! — я крепко прижала к себе Гвидона и быстро смешала свободной рукой сухой и влажный корм в миске, ни на секунду не сомневаясь, что именно так ему понравится, а также, что в будущем он отлично перенесет все поездки в машине...
Марина СОЛОВЬЁВА
Фото: https://www.istockphoto.com/
«Дальний Восток», № 5 сентябрь-октябрь 2024г. Российский литературный журнал г. Хабаровск |