Степана Разина, 31 (дом МГБ-КГБ). Воспоминания дочери чекиста

Недавно в сопровождении Тищенко Г.Д. я побывала в музее УФСБ по Самарской области. И задержалась в нем надолго — пробыла там больше трех часов. Некоторые экспонаты оказались мне знакомыми, например, приёмник, который передал в дар музею мой бывший сосед по дому на Степана Разина, 31 Юрий Юрков. И многие другие вещи тоже напомнили мне о годах детства и юности, которые прошли у меня в этом доме, расположенном рядом с бывшим зданием УКГБ. Какой же это был замечательный дом и какие интересные люди там жили!

Воеводин Павел Ильич (1915 1965 гг.)

Воеводин Павел Ильич родился в 1915 году в с. Базарный Сызган Ульяновской области.

1931-1939 гг. зав. радиоузлом, киномеханик, телефонный механик, комсомольский организатор ЦК комсомола фабрики им. Калинина, технический редактор газеты «Шерстяник», зам. редактора районной газеты «Сталинский путь» с. Тагай, Ульяновской области.

1938-1940 гг. студент рабфака г. Ульяновск.

1940 год оперуполномоченный Барышского райотдела НКВД Ульяновской области.

1941-1945 гг. начальник Похвистневского райотделения НКВД Куйбышевской области.

С 1945 по 1954 гг. старший следователь следственного отдела, зам. начальника, начальник отделения следственного отдела, зам. начальника следственного отдела г. Куйбышев.

1954-1955 начальник отделения учетно-архивного отдела УКГБ Куйбышевской области.

1955-1959 гг. начальник 6-го спецотделения УКГБ Куйбышевской области.

Воеводин Павел Ильич уволен в запас на основании Закона от 15.01.1960 г. «О новом значительном сокращении Вооруженных сил СССР».

Из личного дела Воеводина П.И.

*     *     *

Переехали мы на Степана Разина, 31 в конце лета 1949 года из дома на Ленинградской, 73, который тоже занимали в то время военнослужащие. Мебели тогда у военных практически не было. На «трехтонке» на новую квартиру родители привезли с собой мамин сундук, комод, взрослую и детскую кровати. Остальная мебель, б/у, выдавалась по инвентаризации из хозчасти управления: списанные стол и стулья из гаража, шкаф с металлическим жетоном. Каждый год сохранность выданной мебели проверялась. Выбросить ее или отдать кому-то мы не имели права. Такие вот времена и нравы. Зато зависти и воровства было гораздо меньше.

Мы получили ордер на заселение в коммунальную квартиру № 5 в первом подъезде. Две комнаты в ней занимали мы, еще две — семья Южаниных. Дядя Володя занимал должность адъютанта генерала Гвишиани. Жили две наши семьи очень дружно. У Южаниных была дочь на два года старше меня. Напротив, в квартире № 6, проживала семья Плотниковых. Их дочери Галя и Зоя тоже были гораздо старше меня по возрасту, а сын совсем уже взрослый. Под нами жила большая семья Волковых — супружеская пара, двое детей и дедушка с бабушкой. Они занимали всю квартиру.

Семьи в те времена были многодетными по 2-3 ребенка, минимум, почти в каждой. Что касается нашей семьи, то моя старшая сестра Людмила, к сожалению, умерла. А так, можно себе представить, сколько всего детей проживало в 54-х квартирах нашего большого дома. Только разница в возрасте была ощутимая. Детей можно было поделить на рожденных до войны и после. Это целая детская страна, живущая своей увлекательной жизнью.

На цокольном этаже третьего подъезда существовал красный уголок, где у взрослых проходили домовые собрания, а у нас собиралась наша «Тимурка». В летний период нас собирал кто-нибудь из старших детей и давал нам задания, например, девочкам собрать всех гусениц с кустов, а мальчикам — полить клумбы. Все — и пяти-, и тринадцатилетние — наперегонки бежали выполнять поручения. И делали все очень быстро. А потом младшие начинали просить старших отколупнуть им немного вара с трубы возле красной стены: он заменял нам жвачку. Жевали мы и бузину, и «просвирки», которые росли за столовкой — в любимом месте детворы во время игры в прятки.

В 40-50-ые годы ворота нашего дома были стальными, в звездах, и закрывались на замок. Помимо них, как и во многих других домах, в 1, 3 и 5 подъездах у нас имелись еще проходные парадные, через которые и ходили все жильцы дома. Все было чисто и красиво. На газоне вдоль дороги росли дикие яблоньки, а в палисаднике возле дома — сирень и черемуха. Каждую весну наш двор заполнялся ароматами цветов и благоухал. Нам многие завидовали и приходили в наш квартал гулять.

Осенью мальчишки рвали дикие ранетки, мы их грызли с удовольствием или варили из них варенье. Да, как говорится, в детстве и вода мокрее, и трава зеленее, и люди добрее!

За детей в те времена можно было не беспокоиться. Родители спокойно работали, а нами в это время руководила дворничиха Лена. Она жила со своим сыном Вовой в котельной. Лена ходила в белом фартуке и черных нарукавниках, а за ней всегда увязывалась ватага мальчишек. Весь день дворничиха хлопотала во дворе. Ей надо было подмести, полить, прополоть, отвесить кое-кому из расшалившихся ребят подзатыльник. Но все у нее были при деле.

Коменданта дома тетю Тосю Манзер все ребята боялись. Она всем делала замечания и могла пожаловаться на нас родителям. Но я дружила и училась с 1-го класса с Галей Малышевой, ее племянницей, которая жила вместе с ней. Поэтому я никогда и не боялась тетю Тосю. Запомнилась их самая большая в доме библиотека и красивые книги. Жили они в 3-м подъезде на 4-м этаже.

Летом и к праздникам для нас устраивали детские утренники, в которых принимали участие дети от каждой семьи. Бывали случаи, мы даже ставили оперетты. На меня надевали белый фартук дворничихи Лены, тетя Тося сооружал мне какой-то черный парик на голову, и я начинала петь диким голосом: «Я — цыганский барон, с крыш гоняю ворон, а цыганка моя с крыш гоняет меня». Аркаша Хухрин исполнял роль цыгана, а Галя Малышева — роль красивой цыганки. Дети и взрослые просто покатывались со смеха.

Но чаще всего нас усаживали в зале, кто-нибудь из родителей приносил проектор, и мы смотрели диафильмы. И вот тогда в доме воцарялась тишина.

В те времена существовало деление на женские и мужские школы. Мы с Галей Малышевой учились в 63-й школе, которая была женской. А в 4-м классе нас объединили с 26-ой, мужской школой. Детство наше кончилось холодным летом 53-го года, когда амнистировали уголовников. Тогда в срочном порядке перекрыли наши парадные. Сначала их закрыли на ключ, а потом забили гвоздями и подперли тяжелыми вещами. Вход во двор оставили только в одном месте через дверь в воротах, которую охранял вооруженный солдат. Рядом, через дом, размещалась КПЗ, которая всегда охранялась. Однажды, как мы поняли из разговоров взрослых, оттуда сбежали преступники. Детям ничего не говорили, просто перестали выпускать гулять, даже во двор. За этим строго следили неработающие мамы. Мужчин в доме не стало, они все куда-то исчезли.

Папа мой появлялся раз в 2-3 дня, сильно уставший, грязный и голодный. Мамы перешептывались между собой о том, что банды засели на городском кладбище и в Запанском, нападают на людей, отбирают еду и одежду. И делают вылазки в город.

Погода стояла холодная. Страх за отцов и общее напряжение передались и детям. Эта чаша миновала только тех, кого успели отправить в лагерь, на дачу или к бабушке. Нас отправить было некуда, поэтому мы всю эту ситуацию пережили вместе с мамами. И повзрослели в одночасье. В доме прошли похороны погибшего в перестрелке с бандитами. Двери парадных подъездов с той поры так и остались навсегда заколоченными и больше никогда не открывались.

Постепенно все успокоилось, жизнь вошла в привычное русло. Вернулись из лагерей и с дач дети. Снова стали играть в штандар, лапту, волейбол, чертить на асфальте классики. Двор был поделен на две зоны для малышей и для мальчишек. Зимой родители заливали для нас хороший каток, строили горку из досок и снега, наряжали елку, посмотреть на которую приходили все дети близлежащих домов. Такой был большой, гостеприимный двор. Мальчишки, правда, могли иногда и повздорить, но заканчивалось все довольно мирно.

Потом началось расселение дома. Уехали наши соседи Южанины, и к нам подселили семью Лашманкиных. Тогда квартиры на несколько замков не закрывались, был один общий ключ, и лежал он в тайнике, о котором, как правило, знали все дети и соседи. Удивительно, но ни зависти, ни воровства в доме не было. Не было в те времена и таких мусорных свалок, как сейчас. А на каждом этаже стояли ведра для сбора пищевых отходов, которые ночью забирали и вывозили на корм скоту на близлежащие фермы.

У проходной находящегося неподалеку завода располагался небольшой рыночек, на котором круглый год продавались свежие продукты — мясо, птица, рыба, яйца и ягоды. Привозили их из близлежащих деревень. Что такое мороженое мясо мы и не знали. Холодильников ни у кого не было, так что мясо летом брали на один борщ, который съедали за один-два раза. А зимой приготовленное хранили между оконных рам. Молоко мы брали у женщин, носивших его по домам в четвертях. С утра во дворе раздавались привычные зазывные голоса торговок: «Молоко! Молоко!». Оно не скисало, кстати сказать, по два-три дня. Масло летом покупали по 150-200 граммов и хранили в баночках под струей холодной воды в ванной.

Мы, дети, плохо представляли себе, что такое политика и, уж тем более, экономика, но слышали от взрослых, что на рынке все дорожает. Магазинные полки становились все более скудными, была установлена норма отпуска продуктов. Когда что-то «выбрасывали», например, воблу в рыбном магазине, туда устремлялась вся женская половина дома в сопровождении детей. Из воблы варили уху или ели просто так. Когда в консервном магазине давали китайские земляные орехи, очень грязные, надо сказать, то брали по 3-5 кг на семью. Их мыли, жарили, лакомились ими, и были очень счастливы.

Как все нормальные дети мы не очень знали и мало интересовались, кем работают наши родители. В доме царила удивительная толерантность. Жили мы нормально, помогали друг другу, не думая о национальности рядом живущего соседа. В доме было много евреев, татар. Наш сосед дядя Вася Лашманкин, например, родом из Чувашии, знал много стихов на чувашском языке. Была у нас и крымская татарка — мама моей подруги Иры Михилевич, были и выходцы с Украины — Данченко, Василенко, Даниленко. Мама моего одноклассника Игоря Шустера, бывало, в сердцах говорила ему: «В кого ты такой уродился «глупый еврей»?! Игорь всегда влипал в какие-то истории, любил покушать и не хотел учиться и работать. Не то что его брат, ставший талантливым врачом.

Жизнь шла своим чередом. И вот в 1959 году зам. начальника УКГБ по Куйбышевской области Шадрин Дмитрий Николаевич собственноручно подписал нам ордер на свою квартиру во втором подъезде и незамедлительно, еще при нем, велел перевозить в нее вещи. Мой отец дважды отказывался от трехкомнатных квартир в пользу своих более многодетных подчиненных. Шадрин хорошо знал заслуги отца, очень уважал его, поэтому и принял такое решение. Сам он был москвичом, работал в комендатуре Кремля, имел там жилье. В Куйбышев его перевели с понижением за какую-то провинность. Сын Шадрина, Володя, на год старше меня, отличался воспитанностью.

Насколько мне известно, многие наши соседи по дому той поры до сих пор поддерживают друг с другом отношения, хотя и разъехались не только в другие дома, но и в другие города и страны. В доме осталось всего несколько семей из того далекого прошлого Авилова Алевтина Матвеевна, Даниленко Светлана Даниловна с дочерью. Это очень хорошие люди, сумевшие воспитать детей и внуков трудолюбивыми, уважающими своих предков и нашу историю.

К сожалению, с перестройкой контингент в доме на Степана Разина, 31 стал меняться не в лучшую сторону. Появились жильцы, глубоко равнодушные к нашему историческому прошлому. И дом, как бы чувствуя это, стал рушиться прямо на глазах. Намеченный на сентябрь 2009 года капитальный ремонт был сорван в связи с созданием ТСЖ, которое не смогло справиться со всеми проблемами самоуправления.

Наша семья уехала со Степана Разина в сентябре 2007 года. А в 2006, предполагая, что в этом доме будут жить мои внуки, я занялась вопросами благоустройства. Мы добились проведения во дворе обрезки и спила сухих деревьев. А потом я еще обратилась в горзеленхоз с просьбой о посадке новых деревьев на газонах вдоль дороги. Нам предлагали яблони и березы, а мне очень хотелось вековую липу. Дело в том, что мою маму звали Олимпиада — Липа. Она тогда уже разменяла девятый десяток, поэтому очень хотелось оставить о ней такую вот своеобразную память. Деревья нам выделили, и мы высадили их в начале октября 2006 года. Я теперь говорю внукам, что это аллея памяти их прабабушки. Внучка Лиза вместе с дедушкой ходила поливать молодые деревца весной и осенью 2007 года. Она и сейчас частенько предлагает съездить на Степана Разина, взглянуть на повзрослевшие уже саженцы. Во многих дворах и сегодня сирень и другие кустарники рассаживают всем миром. Аромат-то от них по весне какой!

Я вот сейчас думаю, что в жизни очень важно уметь уважать не только сходные с твоими взгляды, жить честно и дружно. Это мое жизненное кредо, приобретенное благодаря опыту общения с замечательными людьми, в том числе, и с соседями по дому на Степана Разина, 31.

Возможно, кто-то из них прочтет мои воспоминания и вместе со мною окунется в них тоже.

Встречаюсь иногда с Леной и Галей Данченко. Знаю, где сейчас живут сестры Тимофеевы. Может быть, им тоже захочется поделиться и дополнить мой рассказ.

С любовью к своему старому дому – Надежда ГОЛУБОВИЧ.

PS: В этом доме проживали также семьи Хумарьяна, Олейниченко, Григорьева. Ветеран дома А.В. Авилова обещала дополнить воспоминания Голубович. Мы обращаемся к ветеранам, проживавшим в домах по Ст.Разина 44, Ленинградской 73 и Осипенко 18 (дома НКВД-МВД-КГБ), с просьбой поделиться своими воспоминаниями.

Газета «Самарские чекисты», №6 (104) июнь 2017

г. Самара

На фото:

1. Наш дом - ул. Степана Разина, 31

2. Воеводин Павел Ильич – отец Голубович Н.П.

3. Голубович Н.П. в музее УФСБ

4. Воеводины (Голубович Н.П. с родителями).

5. Надежда Голубович 1 мая 1959 года на балконе своего дома.