Монахова пещера
 |
Автор поэмы "Монахова пещера" Гузенко-Веснин Геннадий Александрович. Родился 26 июня 1938 г. в городе Тюмени. В 1963 году окончил Дальневосточное Высшее общевойсковое командное училище. Проходя службу, начинал печататься в окружных газетах: «Советская Армия»,(ГСВГ), «На страже Родины»,(СКВО). После службы публиковался во многих газетах, альманахах. . . и журналах. Выпустил 16 сборников стихов, поэм, рассказов и повестей. Многие стихи положены на музыку, переведены на немецкий, польский и абазинские языки. исполняются талантливым композитором и певицей Викторией Доброжанской и абазинским бардом Малиной Узденовой. Является членом Российского союза профессиональных литераторов. В Кисловодске возглавляет литературное объединение «Орфей» при газете «Огни Кавминвод». В 2017 году был опубликован в коллективном сборнике «Разные судьбы».
М О Н А Х О В А П Е Щ Е Р А поэма Посвящается народам Северного Кавказа и городу-курорту Кисловодск.
1. П Р О Л О Г. «БОРГУСТАН»
«Когда пещеры и холмы крутые как стражи окликаются ночные». М.Ю. Лермонтов.
О днях былых у Боргустана, Что были сотни лет назад, Напоминают только раны Земли и редкий камнепад.
Преданья много рассказали Без поэтических прикрас Про Эльбрус сонный под снегами, Про красоту твою, Кавказ.
Поэмы чудные слагали, (поручик был – вот голова!) Но так уж больше не писали, Как сын «Тенгинского» полка.
Пленяют многих наши горы, Они притягивают взгляд. Но мы направим свои взоры На сотни, сотни лет назад.
В каких краях и было ль это: Вершина небольшой горы Поэтами была воспета И сохранилась с той поры.
На полверсты аж простиралась Хребтом пещерная стена. И как-то чудно называлась Она в былые времена.
Кремнистый путь, будто алмазный, Ведя меж горных, чёрных скал К вершине той многоэтажной, Ночлег для путника давал.
А удивлённый путник утром, Лишь солнца луч чуть-чуть вставал, Всё, видя, словно, в перламутре, С вершины радостно взирал.
И вдруг, увидев склон тот серый, (здесь был когда-то чей-то стан) , Алан воскликнул гордо, смело: «Ведь это, люди, - Боргустан!»
Пуста дорога. Пыль прибита. Над Боргустаном шум стихал: Не била дробь из-под копыта - Здесь ночью горец отдыхал.
Чуть позже склоны изменились, И где лишь след оставил конь, Аланы мирно поселились - Зажжён был в очагах огонь.
В аулах дети нарождались, А старикам - почёт, покой. Намазы ревностно свершались И жизнь текла сама собой.
Гора аулы заслоняла От чуждых взглядов, от беды, Как будто их благословляла Тогда на мирные труды.
Мужчины – горцы хлопотали, И скакуна взяв в шенкеля, Счастливый путь себе искали, Соседей иногда дразня.
В те годы войны возникали, И горцы гордые собой, Свою свободу добывали, Рискуя каждый головой.
На склоне кое-где изрытом, Где бил фонтанчиком родник, Могильник древний был открытый Для всех умерших из родни. Пусть жизнь была не так красива, Но обходились без беды. И тут явилось горцам диво - Трагедия чужой любви.
* * * * * * * Мне повезло опять, читатель, Рассказчик подвернулся сам, Как будто дал его Создатель – Он – карачаевец – Алан.
Я ночевал в Джаге три ночи, С ним познакомили меня. Его горели страстно очи, Когда садился на коня.
Однажды вечер опустился, Закат полнеба охватил. Мой собеседник оживился, Но тихо так заговорил:
«Рассказ, мой друг, прими на веру, Об этом должен каждый знать, И про «Монахову» пещеру Ты должен, должен написать.
Там были слёзы, много горя, Отрада в жизни и любовь… Века ни с кем о том не споря, Сказанье повторяют вновь».
Легенда словно заклинанье, За всем, попробуй, уследи, А что пойдёт в повествованье – О том, читатель, впереди…
2. МОНАХ В ПЕЩЕРЕ. Вершина сильно поседела, Века считая, знай, живёт, А в той горе была пещера, И от неё был тайный ход.
Молва, как ком с горы катился, Вдруг зашептался весь народ, Что в гроте кто-то поселился Да там тихонечко живёт.
Тут люди, тронув тайны «дверцу», К пещере близко подошли И вдруг у входа иноверца, Во тьме увидели они.
Стоял монах во мрачной рясе, Годами юный был, красив, Живя в смиренной ипостаси1. Он тихо, вежливо спросил:
«Что взволновало вас, миряне, Что привело вас всех сюда? Живите мирно меж горами, Пусть мимо вас пройдёт беда.
Хотите знать – кто перед вами: Вдруг каторжник или беглец? Сейчас услышите вы сами И всё поймёте, наконец.
Я - есть монах своей лишь веры, Когда отрёкся от всего, Тогда мои единоверы Меня и прокляли давно.
Я против зла всегда боролся, Сирот и бедных защищал, Но так никто и не нашёлся, Что б дружески меня обнял.
И вот решил я в час полночный, Чтобы укрыться от людей, Не видеть мир такой порочный, Прийти сюда к мечте своей.
Теперь молюсь одной я вере, Чтоб счастье, мир были у нас… Вот почему я здесь, в пещере, Пусть не смущает это вас».
Все, молча, слушали, открыто Простую исповедь души. На время горечи забыты Тут, у подножия горы.
Вперёд лишь вышел горец старый. Что на коне примчался вскачь, Но выглядел, весьма, удалым - Он был единственный толмач.
- Пусть ты не наш, монах – пришелец, Но если ты живёшь в горах, Будь с нами всюду в нашем деле, Тебе поможет сам Аллах!
- Я молод, юн, но весь в моленье… Однако горя повидал. Господь открыл мне озаренье - В том убедишься, аксакал!
Дарует Бог мне свыше силы, В них тайный смысл я нахожу, И я клянусь отца могилой - Вам будущее предскажу.
Скажи, толмач, зачем вздыхая, Ты хмуришь брови, будто ночь - Горянка – дочь твоя больная И ты не можешь ей помочь?
А мне вот утро предсказало, Что дочь твоя сидит в седле…» И, правда, - к ним уже скакала Горянка смело на коне.
Тут потянулись с этой встречи В пещеру помощи искать, И распрямились людей плечи – Монах явил всем благодать.
Ведь люди шли из разной веры Здоровья, счастья попросить, И всем Монахова пещера Была готова угодить.
Тогда и нарекли пещеру В народе, так гласит молва: «Монаховой». И с этой эры Она легендой к нам пришла. 3 3. ЦЫГАНСКИЙ ТАБОР У ПОДНОЖИЯ.
Бежали дни, бежало время, Монах был полон свежих сил, И часто, стоя на коленях, В молитвы страстно уходил.
Но иногда средь тёмной ночи Он видел, словно наяву, Перед собой девичьи очи… Он разговаривал в бреду.
А там, внизу, где старый явор, Где речка горная текла, Шатры умело ставил табор, Звеня гитарой до утра.
Монах не мог всё соизмерить, Унять волнение в груди: Иль в Бога надо больше верить, Иль к ним, цыганам, подойти.
Однажды вечер опустился, Весь склон покрылся серебром, Отшельник к табору спустился, Ему на встречу шёл Барон:
«Иди к костру, монах, быстрее, Погрей ладони у огня, В твоей пещере холоднее. Прими от нас бокал вина».
Пока он кротко озираясь, Смотрел вокруг во все глаза, Ему цыганка, улыбаясь, Бокал хрустальный подала.
Звеня, гитара заиграла, Сердечно за душу взяла. Под эту песню подавала Не раз цыганочка вина.
И вдруг в мерцанье летней ночи, В гудящем от костра огне Узнал монах цыганки очи, Что часто виделись во сне.
Как будто мир перевернулся, На всё взирал чуть-чуть дыша, Он снова к жизни повернулся, И в пляску бросилась душа.
Звенел весь табор в переплясе, Всех чаровал подлунный блеск. Сидел отшельник в старой рясе, К груди прижавши медный крест…
И думал он: «Ведь мне бы можно Свернуть с греховного пути… А если это не возможно..? О, Господи! Меня прости!»
А песня цыганки летела В закате ушедшего дня, И громко гитара звенела, Аккордами душу травя.
ПЕСНЯ ЦЫГАНКИ
1. «Вот месяц взошёл молодой, Шатры серебром поливая, Ну, что же случилось со мной - Как вечер, так сердце рыдает.
2. Мне бабка, гадая вчера, Валета червей показала: «А вот тебе, внучка, судьба…- И горько потом завздыхала.
3. Придёт к тебе нынче любовь, Нектаром по жилам прольётся, Взыграет цыганская кровь, Но горечи выпить придётся.
4. «Ты что же, бабуля, больна, Привыкла обман приукрасить - Ведь я над собою вольна, Любовь моя будет вся в страсти».
5. Я вижу всё в радужных снах, Вдвоём мы гуляем по полю… Пока это только в мечтах, Но как совладать мне собою?
6. Придёт озаренье ко мне, Я всё расскажу и покаюсь. Но чаще лишь вижу во сне: С обрыва в ущелье бросаюсь.
7. Ах, лунная ночь, подскажи Не дай сердцу быстро растаять, Во сне ему всё расскажи О встрече, которой мечтаю.
8. Я с песней в ночной тишине, Рвёт душу на части, гитара. Сквозь звёзды привиделось мне: Идёт под венец чья-то пара». -------------------- В душе монаха безвозвратно Произошёл переполох, Когда к горе он шёл обратно, Не мог сдержать волненья вздох.
Цыганки вспомнил яркость шали И стан, как винная лоза. Тут перед взором снова стали Маячить жгучие глаза… В ту ночь под сводами глухими Стон раздавался до утра. А на рассвете юный схимник3 Молился страстно у креста
4. ТРАГЕДИЯ ЛЮБВИ.
Монах задумался не в меру… Но стали люди замечать, Что часто будто бы пещеру Цыганка стала навещать.
Луна в горах чуть заиграет, И Млечный Путь сверкнёт дугой, Цыганка тропкой уж шагает, Укрывшись шалью с головой.
Всю ночь в пещере слышны речи, Да и к чему теперь молчать И даже отблеск сальной свечи Не мог свидания прервать.
Глаза как яхонты сверкали, Для них - счастливая пора, И клятву верности давали Не разлучаться никогда. И если день пройдёт в разлуке, Шагов цыганки не слыхать, Душа монаха в страшной муке Готова к табору бежать.
Но и цыганки сердце млело, Она, как в омут с головой Ушла в любовь – душа запела: «Монах мой милый, я с тобой!»
Любви полнёхонькая чаша Вся залпом выпита до дна, И безрассудство – горе наше - Владело ими иногда… О, если б знала только Лейла Что от судьбы ей получать, Не стала бы благоговейно Так раболепно угождать… -------------- Но пролетел сезон стоянки, Собрался табор уходить, Тогда прелестная смуглянка Монаху стала говорить: «Живу я только для свободы, В своих поступках я вольна, И молодые свои годы Все отдаю тебе сполна. Ты убедился в коей мере - Моя любовь тебе верна. Но прозябать вот здесь, в пещере, Цыгана дочь не рождена.
Для счастья нам нужны просторы, С тобой мы – вольные орлы, Не жить в пещере – видеть горы Нам суждено лишь с высоты.
Взгляни на склон от утра влажный И изгони из мыслей страх. Твой взор прочтёт теперь уж каждый - Душой ты больше не монах.
Ну, пусть не будешь как цыгане По свету с табором бродить, Ты с этих пор простой мирянин - И можешь жизнь в любви прожить.
Пойдём, пойдём, (Барон всё знает), И табор полюбил тебя, Тебе отец мой выбирает Наирезвейшего коня.
Но вижу – чужды мои муки, Мне не разжечь в тебе огня, Ведь я умру, умру со скуки - На что мне жизнь тогда нужна…» Так долго, долго говорила Цыганка, плача, в темноте, А у монаха сердце ныло, Слеза скатилась по щеке.
Стоял монах на перекрёстке Двух важных, жизненных дорог: И изменить свой быт не просто И жить с цыганами не мог.
-Я не могу… Я Богу верен», - Шептал монах, потупя взор. -Да как тебе, мой милый, верить?! Ведь ты забыл наш уговор.
Где клятвы, пылкость, обещанья, И что теперь твоя слеза…? Ну, что же, милый, на прощанье Дай я взгляну в твои глаза….
Я вижу в них одно лукавство, Ты поиграл в любовь со мной. Ведь это, друг мой, есть коварство Да, будет Бог тебе судьёй…»
И вдруг решив, цыганка смело На край обрыва подошла. Она собой владеть умела, Слова слетели с языка: «Живи отшельником в изгнанье, В сырой пещере под луной, И от тебя мне обещаний Не надо больше, дорогой.
Запомни: раз лишь в кои веки Любовь с тобой ко мне пришла, Но униженья, рабство, цепи - Цыганам чуждые всегда.
Ты от людей не зря таишься, Ты вольным хочешь быть всегда. Предав меня, ты убедишься - Тебе напомнит всё судьба.
В твоих молитвах нету чуда, Ты всех забыл: отца и мать. Ведь ты сейчас и сам Иуда - Ты Господа готов предать.
Гляди, лукавый, - в одночасье Я на глазах твоих умру, Тебе не будет в жизни счастья - Его с собой я заберу.
Спасу цыган я от позора, Они поймут меня всегда, А ты живи под сенью вора - Пусть так пройдут твои года…»
Душа монаха вдруг взревела, К цыганке кинулся рывком, Но поздно всё – она летела На дно ущелья ястребком.
Луна, как будто изумилась, Искря по склонам чёрных скал… А над любовью, что разбилась, Шакал злорадно хохотал. … Упал монах в пылу страданья Под свод пещеры вековой, И стал просить для покаянья Покой душе… но – гробовой.
Тут даже Эльбрус разрыдался - Ему всё видно с вышины, И гулом табор отозвался На взрыв зловещей тишины.
---------------------------------- Гроза той ночью засверкала, Поднялся страшный гул и вой. В изнеможении стояла Гора, сверкая чернотой.
Всё скрылось в мгле. Луна пропала. Весь белый свет заволокло. Стихия дерзко бушевала, На ком-то возмещая зло. Деревья до земли клонились, Стараясь выстоять весь шквал, И люди в страшный час молились, Надеясь выдержать удар.
Весь склон горы вдруг засветился И смерч своею головой Дымящим шаром закатился В пещеру лавой огневой.
Сам Боргустан впервые видел Разгул природы, как игру, Как будто злой и алчный идол Принёс к горе её судьбу. …Но всё утихло утром рано, Рассвет искрился золотой. Гора зализывала раны, У Бога выпросив покой. А люди так и не узнали В живых остался ли монах. К подножью только оседали И сажа, пепел, тленный прах… Внизу поспешно собирали Цыгане рваные шатры - Они и в жизни не видали Такого горя и беды. Коней в оглобли запрягали, Свернули быстро бывший стан, Лишь ручейки с горы бежали, Как будто плакал Боргустан.
5. Э П И Л О Г Заря туманом поднималась, И вдалеке осела пыль, Наверно в таборе осталась Седых преданий эта быль.
Мне всё вот так Алан однажды Наедине и рассказал. Что будто прадед его дважды От своего отца слыхал. Потом поведал мне такое Алан (хоть юн, но он таков): «Все люди верят, что былое Хранится в памяти веков.
Аланы здесь столетья жили, Они всё видели вблизи. Вам мёртвые бы подтвердили Трагедию чужой любви. Кто в этом был тогда коварным: Монах иль дочь степных цыган? Но мы Аллаху благодарны - Всё это чуждо для алан. Теперь гора напоминанье, «Монаховый Колпак» стоит - Его лишь видом в назиданье Всевышний будто бы грозит». Бежало время, век за веком, Боль отошла от бывших ран. Стоит, кустарником одета, Гора Кавказа – Боргустан.
Из Кисловодска видно ныне Монаховый приют в горах, И силуэт – как будто схимник Грозит проклятьем на устах.
Экспресс лишь только пронесётся, (в нём на курорт спешит народ), Горе салютом отдаётся Весёлый поезда гудок.
Во все века весёлый табор Всегда шатры здесь расставлял, А где стоит ветвистый явор, Там хор цыганский распевал.
Цыганский табор в наше время С задорной песней не забыт, И вновь ночует его племя, Где склон горы травой покрыт.
К горе тропинка пролегала, По ней цыганочка, резвясь, К пещере, что в горе зияла, Из любопытства поднялась. Под сводом грота постояла, Рукой по стенам проведя, И глухо голос услыхала: «Я долго, долго ждал тебя…»
Когда же в темноту взглянула, Всю охватил бедняжку страх: Там чётко виделась фигура - Как призраком стоял монах…
Об этом Аза рассказала, Под вечер, сидя у костра. Цыганка старая гадала И ухмылялась неспроста: «Легенду исстари слыхали, Что будто бы давным - давно От горя Лейла иль печали В ущелье бросилась на дно.
Одни судачат, что любила, Другие – ветреной была. А мне вот бабка говорила, Что честь цыганскую спасла».
Наутро табор с места снялся, Повозки тащатся цыган, Но в памяти мираж остался: Монах, пещера, Боргустан.
… А что касается пещеры, Она и в наши дни живёт Да думает: настанет эра И к ней монах опять придёт.
Придёт и встанет на колени, А если в нём взыграет кровь, Тогда он вспомнит, без сомненья, Глаза цыганки и ЛЮБОВЬ…
Гузенко-Веснин Геннадий Александрович
2007 г.
из коллективного сборника "Голос души" Литературно-творческое объединение «Лабиринт» г. Ставрополь. 2017 год |
