Злой рок

                                               Об авторе.
Кирилл Александрович Партыка – писатель, журналист, автор романов, повестей, рассказов и стихов, издававшихся в разных регионах Дальнего Востока и Сибири. Член Союза писателей России с 1995 года.

Родился в 1953 году в Хабаровске. Окончил филологический факультет Хабаровского педагогического института.

Более 20 лет проработал в уголовном розыске, в отделе по борьбе с особо тяжкими преступлениями. Параллельно с работой писал стихи и песни (в разные годы - лауреат фестивалей авторской песни в Хабаровске, Чите, Омске).

В начале 90-х перешел к крупному жанру: в основу романа - мистического триллера «Подземелье» (в одном из изданий - "Мутант") - легли невыдуманные факты и опыт, приобретенный в угрозыске. Роман был признан успешным и на сегодняшний день пережил 3 издания на Дальнем Востоке.
С 1994 по 2000 год – ответственный секретарь, а затем заместитель главного редактора литературного журнала «Дальний Восток».
С 2000 по 2007 год – обозреватель краевой газеты «Тихоокеанская Звезда». Специализация - юридическая и криминальная тематика.
С 2007 по сей день работает главным специалистом-экспертом пресс-службы Регионального управления наркоконтроля РФ по Хабаровскому краю.
Лауреат Губернаторской премии по литературе в 2001 году, а также ряда премий правительства края и мэрии Хабаровска за журналистскую деятельность.
Его очерки и рассказы мы предлагаем читателям в каждом номере журнала «Аргументы времени».
 

Злой рок (рассказ)

С Валерием судьба свела меня в конце 80-х годов прошлого века. Это было время, когда отечественная рок-музыка уже напористо лезла из своего андеграунда на свет божий. Комсомольские вожаки еще исполняли директиву об изъятии и нераспространении в популярных тогда студиях звукозаписи пленок с концертами западных суперзвезд рока и наших рок-кумиров. Но делали это с каждым днем все неувереннее.

Разрешенные группы, наподобие «Землян», «Савояров», «Диалога», выступавшие на больших сценах, маскировали свою рок-н-рольную «редисочную» сущность под молодежно-романтической, патриотической и псевдо-философской тематикой песен. Но на любительских подмостках самопальные исполнители «панка» и «хэви метал» на плохой аппаратуре бацали, что попало.

В Хабаровском политехническом институте (ныне Дальневосточном Техническом университете) стали ежегодно проводиться любительские рок-фестивали. От желающих попасть на них отбою не было. На входе образовывалась непроходимая толпа, будто в молитвенном экстазе тянущая ладони к «апостолу Петру» - так окрестили пропускающего на рок-фест. «Апостол» принимал деньги, ставил на ладонь синюю печать, типа «оплачено», и впереди был долгий вечер восхитительного сумасшествия. Я полюбил рок с четырнадцати лет и никогда не изменял этой привязанности. А потому рок-фесты в политехническом не пропускал.

На одном из них выступала самодеятельная хабаровская группа, завидно отличавшаяся от многих других участников. Она играла классический «хард-н-хэви», немного подражая «Синдерелле». Мощный дисторшн-вокал и виртуозные «запилы» соло-гитары сразу завладели залом. Диковатого вида толпа патлатых рок-фэнов сперва перестала приплясывать и примолкла, а потом разразилась воем и свистом восторга.
- Блин! – сказал я приятелю, - они настоящие профессионалы.
- Хочешь, познакомлю? – Приятель оказался другом лидер-гитариста Валерки.

Мы протолкались за кулисы. Здесь среди звуковых колонок, барабанов и проводов выступающие ждали своей очереди и «разогревались». После рукопожатий, Валерка сунул мне полный стакан «разогрева». Мы чокнулись. Он выцедил водку как-то нехотя.
Потом на несколько лет наше знакомство почти прекратилось – лишь случайные встречи на улице да редкие телефонные звонки. Но как-то вечером Валерка позвонил мне домой.
- Привет. Ты стихи и песни еще сочиняешь?
- Грешен, отец мой. Иногда.
- Давай встретимся. Есть дело. И тексты свои прихвати.

…Группу приютило одно хабаровское средне-специальное учебное заведение творческого профиля. В назначенный час я явился на репетицию. Оказалось, проблема в том, что петь на английском стало немодно на фоне расплодившихся русскоязычных групп. На чужих песнях далеко не уедешь. Сочинять музыку ребята умели, а тексты писать оказалось некому. Принесенная мною папка с черновиками подверглась скрупулезной «экспертизе». Для начала отобрали несколько текстов и стали примерять их к имеющимся мелодиям.

С того раза я стал ходить почти на все репетиции.
Водочка, как это принято у рокеров, здесь не переводилась. Но я сразу уловил запах терпкого дыма. Он был мне знаком, но я промолчал. Однажды во время перекура Валерка, ни от кого не таясь, принялся набивать папиросу табачной смесью. Ежу было понятно, что он готовил «косяк» с гашишем. Он затянулся несколько раз и будто ушел в себя. А когда перекур кончился, взял гитару…

Валерка никогда ничего не разучивал, не подбирал на слух. Он просто играл – чужое и свое, постепенно перемешивая то и другое и превращая импровизацию в завораживающий поток звуков. Он не подражал суперпопулярным тогда кумирам. Он был сам по себе. Когда он играл, казалось, что его сознание не участвует в этом. Созвучия будто приходили откуда-то извне, как радиосигналы на приемник. Валерка погружался в транс, а его пальцы носились по грифу совершенно самостоятельно. Наблюдать за этим было упоительно и жутковато, чем-то ирреальным веяло от такой игры.

Во время концертов, если на Валерку накатывал «стих», было заметно, что остальным музыкантам аккомпанировать ему почти невозможно. Словно скоростной скутер вертко носился по океанским волнам. Предугадать его движения было нельзя, а следовать за ними – тем более. Ударник и басист держали ритм, вторая гитара и синтезатор почти замолкали. Валерке требовалось выплеснуться. Зал иногда восхищенно гикал и ревел, иногда заворожено замолкал. Валерке до этого не было дела. Он, проникнув в свой антимир, мотыльком порхал над неведомыми огнями.

Валерка почти перестал пить спиртное, зато обкуривался анашой до полной одури. Потом стал глотать таблетки, которые в то время свободно продавались в аптеках. Во время «кайфа» общаться с ним было невозможно. Он то ронял обрывки каких-то бессвязных фраз, то разражался смехом, то будто засыпал с открытыми глазами. Музыканты только качали головами. Валерка был сердцем и душой группы, он был красноречиво талантлив. Без него команды просто бы не существовало. Несколько раз мы пытались поговорить с ним. Но он обычно отшучивался и переводил разговор на другое. А однажды вдруг сорвался: вскочил и заорал, как бешеный, пересыпая свою отповедь отборным матом. Смысл, так не вязавшейся с Валеркиным характером истерики сводился к тому, что мы – бездарные убожества, ни черта не понимающие ни в жизни, ни в музыке, и не отправиться ли нам по широко известному адресу из трех букв?!

Валерка целиком отдавался музыке. Подрабатывал, где придется: то сторожем, то кладовщиком. Денег у него никогда не было. Даже старенькие джинсы и кожанка «бомбер» были ему подарены более состоятельными друзьями. Но теперь и эта рокерская «униформа» исчезла. Он стал ходить в каких-то немыслимых обносках и опускаться на глазах. Летом не снимал рубашку с длинными рукавами. Как случайно выяснилось, под ними скрывались следы многочисленных уколов. Где он добывал зелье и средства на него, оставалось только догадываться. Валерка теперь часто исчезал на несколько дней, а то и недель. Как-то басист угрюмо обмолвился, что Валеркины заработки на «дурь» обязательно доведут его до тюрьмы.

Валерка, даже вечно «обдолбанный», продолжал ходить на репетиции, но толку от этого становилось все меньше. Он сразу впадал в привычный транс и выдавал странные, хоть и виртуозные пассажи, почти уже не связанные с основной темой. Он играл сам по себе. И, похоже, для себя одного.
Валеркина подруга, часто захаживавшая послушать его игру, перестала бывать на репетициях. Выяснилось, что они расстались со скандалом: девушка велела забыть порог ее квартиры. Знали мы и о том, что с последней работы Валерку выперли. Но никто ничего поделать с ним не мог. Однажды, находясь в благодушном «кайфе», он сказал мне примерно следующее.
«Рок – не просто музыка. Это «двери» между мирами: реальным и ирреальным, таящимся не то в каком-то запределе, не то в нас самих. Рок сродни Року, судьбе; это Дорога, ведущая через психоделические «Двери» Джимми Моррисона (позаимствованные у Блэйка) к постижению самого себя. Настоящие рокеры понимали это и, расширяя сознание с помощью наркотиков, распахивали таинственные «двери». А если и гибли, как бабочки, летящие на огонь, то попытка того стоила».

Пожалуй, именно тогда я понял всю тщетность наших попыток отвратить Валерку от зелья. Он не просто плотно подсел на него, но еще и подвел под свою пагубную страсть некую «философию». Рок-музыка, замешанная на наркоотраве, действительно, стала его злым Роком, дорогой – только не в запредельные миры, а в никуда.
Группа распадалась на глазах. Она почти перестала выступать. Перспектива записи нового магнитоальбома таяла. Наконец, клавишник ушел в другую команду. Ребята еще по привычке собирались иногда, и я приходил на эти тусовки, заменившие настоящие репетиции. Валерка являлся ободранный, грязный. Мы подозревали, что он ничего не ест, пытались его накормить, но он отказывался. Начав играть, он выдавал какие-то несвязные музыкальные обрывки. И наотрез отказывался сделать хоть что-нибудь, чтобы прекратить этот распад. Он искренне верил, что его искусство воспаряет к каким-то фантастическим высотам. Но было очевидно, что от прежнего мастерства не осталось и следа.
Когда он в очередной раз решил уколоться, уже ни от кого не таясь, утратив последние представления о приличиях, ребята напустились на него, кто-то отнял шприц и швырнул его об стену. Валерка сник, еще больше сгорбился и молча ушел. Больше он не появлялся. Его попытался заменить новый гитарист, но это было все равно, что пересесть с «Харлея» на велосипед. Через пару месяцев группа прекратила свое существование.

Несколько лет спустя я случайно встретил на улице басиста. Спросил о Валерке. Басист отвел глаза.
…Валерка в своем падении дошел до точки. Приятели избегали его, потому что он превратился в бомжа и смахивал на безумца. Был способен лишь клянчить деньги на дозу.

А потом его труп нашли под железнодорожной насыпью в районе станции Волочаевка. Куда и зачем он ехал, не известно. Следствию не удалось выяснить, выбросил его кто-то из поезда или он упал сам. Но мне, порой, кажется, что падение его не было ни преступлением, ни несчастным случаем. Быть может, он сознательно ушел в тот запредельный мир, двери в который открыло его саморазрушительное творчество. Я не мистический человек. Но так хочется верить, что какие-то эфирные колебания хранят матрицу Валеркиной гениальности, которую он загубил собственными руками, и музыка его витает во Вселенной. И никак не избавиться от чувства вины за то, что мы, бывшие рядом, не смогли сберечь его талант.

Жаль, что талантов, загубленных наркотиками, просто не перечесть.

                                                                    Кирилл Партыка.