Жизнь моя – граница

Герой Советского Союза, полковник Никита Фёдорович Карацупа – человек-легенда. Служил он на дальневосточной границе.
Смелость, мужество, умение быстро найти правильное решение в сложной ситуации не раз позволяли ему выходить победителем в неравных схватках с разного рода лазутчиками – шпионами, диверсантами, контрабандистами.

Вместе с верным своим помощником – овчаркой Ингусом пограничник Карацупа задержал и обезвредил около шестисот нарушителей государственной границы.
…Эту книгу он написал для детей младшего и среднего возраста, а помог ему журналист, поэт и писатель Виталий Фёдорович Захаров.

ПЕРВАЯ СХВАТКА

Когда я был еще маленьким, то лишился родителей. А без родителей как прожить? Пошел к богатым наниматься на работу. Пас овец и коров. Каждый день вставал до рассвета и шел по дворам, собирая коров в стадо. Очень хотелось спать, но кому об этом скажешь? Хозяин обзовет лентяем и лоботрясом или выгонит. И я старался, чтобы меня не выгнали, чтобы всегда был кусок хлеба да место, где переночевать. Правда, чаще ночевал я под открытым небом — на пастбищах. И это мне нравилось. Разведу костер, напеку картошки. А потом сяду на лошадь и воображаю, что я настоящий кавалерист. Прутом сбиваю траву, как будто сражаюсь с невидимыми врагами, с богатеями.

Как это здорово! Ветер освежает лицо, конь цокает копытами, поворачивает в ту сторону, куда я потяну уздечку. Больше всего на свете нравилось мне пасти коней. Я любил их, и они меня любили. Здесь, в ночном, никто меня не ругал, не попрекал куском хлеба.

И все же долго я на одном месте не задерживался. Не мог мириться с несправедливостью: как только выскажу хозяину все, что о нем думаю, сразу же меня — за ворота.
Исколесил я весь Казахстан, где жил с родителями, был на юге страны. Свершилась революция. Услышал я, что в Сибири живут хорошо. Приехал в Сибирь. Вступил в колхоз. И впервые вздохнул свободно. Все здесь были равны, все помогали друг другу. И прежде всего ценили тех, кто мог работать. Так бы я и остался в колхозе, но нужно было идти в армию служить. Провожали меня тепло, давали добрые напутствия. Я обещал, что не подведу односельчан.

Бодро я вошел в кабинет военкома и сразу же попросил: «Направьте меня в пограничные войска».

Военком разгладил пышные усы, оглядел меня, щуплого, низкорослого, усмехнулся:       
— Мал ты ростом,— и стал перебирать какие-то бумаги, не обращая на меня внимания.

Я чуть не расплакался от досады, но взял себя в руки: Не уйду, пока своего не добьюсь, так решил и сказал военкому:
— Так это даже лучше, что я мал ростом: нарушители не заметят, когда я буду в дозоре.
 
— Что? — военком поднял голову, внимательно на меня посмотрел и весело засмеялся.— Находчивый ты парень! Находчивый, — повторил задумчиво, провел осторожно рукой по усам, словно боясь, как бы они не отвалились, и строго спросил: — Родители есть?

Я вздохнул:
— Родителей нет. Живу сам по себе...
— Сам по себе,— повторил военком: такая у него была привычка  повторять отдельные слова.— А как же ты жил?
Я откровенно признался:
— Как придется. Батрачил. Был пастухом. Работал в колхозе.
— Работал в колхозе,— повторил военком,— ну хорошо, уважу твою просьбу,— и посмотрел на мои руки, сбитые, огрубевшие в работе.— Не подведешь?
Сердце у меня заколотилось от радости:
— Никак нет, не подведу!

И вот я еду на Дальний Восток. Но не так, как раньше ездил — «зайцем», когда меня, безбилетного, ссаживали на первой же станции, а впервые с билетом,  и гордился этим. Мне хотелось всем его показать, чтобы и другие за меня порадовались, но я стеснялся: не к лицу красноармейцу хвастовство.

На пограничной заставе встретили меня с большим радушием. Накормили, напоили, сводили в баню, одели в новенькое обмундирование.
Пограничная застава стояла в излучине рек, в широкой долине, окруженной сопками. Все здесь мне нравилось: и высокая наблюдательная вышка, и конюшни, и вольеры для собак, и посыпанный мелким песком плац. И то, что вся солдатская жизнь расписана не только по часам, но и по минутам. Здесь я провел не один месяц и не один день.

Красноармейцы стали для меня братьями, а начальник заставы — вроде отца родного.
Как и другие бойцы, учился я пограничному делу: «читал» следы, тренировался в стрельбе из винтовки, занимался на спортивных снарядах, участвовал в кроссах, отрабатывал специальные упражнения по развитию слуха и зрения, а вечерами пел со своими друзьями песни. И чаще всего — «На границе тучи ходят хмуро, край суровый тишиной объят...» Песня хорошая, но только не соглашался я со словами насчет тишины. Всякое ведь случалось. Японцы и белогвардейцы в то время устраивали многочисленные стычки на границе с нашими бойцами. Были перестрелки, даже бои. А о нарушителях и говорить нечего. Старались они перейти нашу границу, чтобы всячески вредить нашей жизни — взрывать мосты и заводы, отравлять колодцы, убивать людей.

Один из таких нарушителей стал первым, которого я задержал. Было это ранним утром. Густой туман стоял – ничего не видать. Вытянешь пальцы — они скрываются в молочной пелене.
Я нес службу дозора. Было тихо. Вдруг я почувствовал - встрепенулся Ингус. Я приложил ухо к земле, прислушался. Откуда-то справа послышался еле уловимый хруст сухой ветки. Кто-то шел. Я замер.
Прежде всего нужно разобраться: свой это или
чужой?
Шаги раздаются ближе. Они торопливые, сбивчивые. Так пограничники не ходят. Все ясно: чужой! Один вопрос решен., Нужно решить другой: куда, в каком направлении идут нарушители? Еще не видя их, я уже определил: их двое. Понял, что пройдут мимо. Значит, надо перебраться правее, чтобы с ними встретиться.

Я сделал несколько шагов в сторону, замаскировался и стал ждать. Ингус чутко прислушивался и посматривал на меня, словно спрашивал:
— Ну что же ты медлишь?
— Молчать! — тихо приказал я ему.— Слушай.
Ингус, поводя ушами, в нетерпении перебирал лапами.

Туман мешал ориентироваться. Нарушителям он помогал, а мое движение задерживал. По примятой траве я следил, куда держал путь нарушитель. Сделав несколько сот шагов, я остановился, прислушался и бросился на звук трещавшего валежника.

Лазутчик, гонимый страхом, резко свернул в сторону, и я вышел ему наперерез. Остановился, жду за кустом. Вот он бежит по тропе, тяжело дышит. Я приказал: «Стой! Руки вверх!» Тот упал, перевернулся, хотел откатиться в сторону. Но я навалился на него, заломил руку с зажатым пистолетом.

Диверсант вырвался, разжал мои пальцы и потянулся к моему горлу.  Пятерня, как щупальца.
Я изловчился, двинул его кулаком в висок. Лазутчик обмяк, расслабился. Я воспользовался этим. Еле перевалил его. Связал на спине руки. Перевел дыхание, скрутил ноги. Подняться нет сил. Выдохся. Нарушитель был сильнее меня: в плечах пошире и ростом повыше. Пришлось с ним повозиться, Все силы израсходовал. А подниматься надо. Надо спешить на сердитый лай овчарки. Пошатываясь, пошел туда, где лаял Ингус.

Раздвинул ветки и увидел второго лазутчика. Тот лежал, распластав руки, а Ингус стоял рядом, ощетинив шерсть. И когда поверженный делал малейшее движение, овчарка бросалась к нему, злобно рыча.
Я сразу обратил внимание, что рядом с нарушителем лежит пистолет. На запястье лазутчика следы зубов Ингуса: значит, он успел упредить выстрел.
Я отбросил ногой пистолет диверсанта, связал его и повел туда, где лежал его напарник.
Конечно, мне пришлось бы туго, если бы рядом не было Ингуса, моего верного друга и помощника. И вот об Ингусе я сейчас расскажу.   
 

Верный помощник

Когда я пришёл в пограничную школу, мне долго подбирали коня: на большого мне трудно было влезть при моём малом росте.  А кони были, как на подбор, все высокие, статные, красивые. Но всё-таки подобрали. А вот с овчаркой не повезло. Всех разобрали. И остался я без собаки. Очень переживал. Всю жизнь любил их, знал, что это самые верные и преданные друзья. И вот надо же, так получилось… Что же делать? Проводнику без собаки, что кавалеристу без лошади.

Завидовал я товарищам, наблюдал, как они дрессируют овчарок, и тяжело вздыхал. Когда же мне выпадет такое счастье? Друзья сочувствовали мне и успокаивали:

- Подожди немного. Не может такого быть, чтобы проводник был на границе без верного помощника…

Я соглашался: конечно, если меня готовят настоящим следопытом, значит, собаку дадут. Но когда? Когда закончу школу? Я хотел получить её сейчас. Чтобы на заставе сразу же начать службу. Ведь для подготовки собаки нужно много времени…

Я помнил, что  обещал написать военкому, рассказать о службе. А о чём сейчас напишешь? Нет, письмо подождёт. Вот когда задержу хотя бы одного нарушителя… Так я думал, возвращаясь из очередного наряда.

Вечер был тёплый. С реки веяло еле заметной прохладой. Замолкли птицы. Тишина разлилась вокруг. Конь хорошо знал дорогу. Он  шёл быстро и уверенно. Вот и мостик, от которого до школы рукой подать. И вдруг меня что-то насторожило. Остановил коня, бросил уздечку и спрыгнул на землю. Привязывать не стал. Конь был умным животным: не отходил от хозяина ни на шаг.

Я прислушался. Под мостом  слышалась тихая возня, раздавались какие-то неясные звуки. Осторожно спустился по откосу к самой воде. Там что-то шевелилось. Я внимательно присмотрелся и увидел двух щенков. Взял их в руки. Щенки жалобно пищали и тыкались в мою щеку. Они дрожали от вечерней сырости. Я расстегнул гимнастёрку, сунул их за пазуху и отправился в школу. Под большим секретом рассказал о щенятах повару. Мы их накормили, закутали в одеяло, и они заснули у нас на руках.

- Хорошие будут овчарки! – не мог я нарадоваться. – Но вот куда их девать сейчас?

- Пусть у меня живут на складе, - решил повар, - подальше от глаз начальства, а там что-нибудь придумаем.

Теперь у меня появились приятные хлопоты: как только выдавалась свободная минута, я приходил на склад, чтобы посмотреть на своих питомцев, покормить их.
Щенки были как две капли воды похожи друг на друга. Я относился к ним одинаково ровно и внимательно. Но где-то через месяц твёрдо решил: моим будет вот этот, шустрый и энергичный щенок, которому я дал кличку ИНГУС.

Когда я уходил на службу, повар прятал щенков то в бочку, то в ящик, чтобы никто посторонний не увидел их. И всё-таки однажды повар не заметил, как на склад зашёл начальник школы.
- Кто вам разрешил здесь держать собак?
Повар вытянулся и доложил:
- Это Карацупа принёс…
Начальник приказал:
- Вызвать Карацупу!

Я с замиранием сердца пришёл на склад: уже знал, что там случилось.
- Это безобразие! – шумел офицер. – Кто вам позволил держать собак на продовольственном складе?
-Да это ещё не собаки – щенки, - оправдывался я, но начальник школы даже слушать меня не хотел.
- Убрать! – приказал он. – Сейчас же!

А для солдата приказ – закон. Нужно его выполнять. А выполнить приказ – проще всего. Выбросить щенков – и не будет разговоров. Только разве мог я так поступить? Жаль было своих питомцев. Будь что будет, подумал я, но от своего не отступлюсь.
- Товарищ начальник школы, - обратился я к офицеру, - разрешите мне хотя бы одного оставить, -  Посмотрите, как у него уши стоят…

Ингус, услышав свою кличку, действительно поставил уши торчком и посматривал то на офицера, то на меня. Начальник школы глянул на Ингуса и не сдержался:
- Смотри-ка, и правда…
Подошли товарищи, и стали упрашивать офицера, чтобы тот разрешил оставить щенка, из которого наверняка получится хорошая служебная собака.

Начальник школы был человеком суровым, но добрым. К тому же, он любил собак и понимал в них толк. И он согласился: пусть живёт, только следует щенка перевести в вольер и, как солдата, зачислить на довольствие. То есть собака будут получать солдатский паёк: мясо, крупы, из которых ей будут готовить пищу.
Второго щенка отдали сыну начальника школы.
Я в тот день был самым счастливым человеком на свете: сбылась моя мечта. У меня, как и у других проводников, появилась собака. От радости я даже расцеловал Ингуса. Ингус тоже не остался в долгу: лизнул меня в лицо.

Не ошибся я в выборе: сколько потом верой и правдой служил мне Ингус, сколько раз выручал и спасал! Вместе мы мёрзли в морозы, выслеживая нарушителей, вместе мокли под проливным дождём, изнемогали от жары.
За три года службы на дальневосточной границе я вместе со своим четвероногим другом пробыл в нарядах более 5000 часов, это значит 208 суток без сна и отдыха, и прошёл, преследуя врага, около 16 тысяч километров, это, примерно, расстояние от Хабаровска до Москвы и обратно.

Выбрал я время написать военкому: рассказал о своей службе, о задержанных нарушителях, о своём первом наряде, который возглавлял коммунист Фокин.

А дело было так.
Молодые пограничники знали, что на нашу сторону часто перебираются белогвардейцы, чтобы захватить наших бойцов, у которых ещё мало выдержки и умения. И вот однажды Фокин, бывалый солдат, повёл группу молодых пограничников, чтобы на местности научить их, как нужно маскироваться, вести наблюдение. Он предупредил: идти нужно так, чтобы не скрипел песок, не шуршали листья, не хрустели ветки. Бойцы шли осторожно, держа оружие наготове.
Внезапно впереди послышались шорохи. Стало ясно, что наскочили на засаду. Молодые пограничники растерялись, кое-кто даже попятился. Но Фокин смело ринулся вперёд. Через несколько секунд там поднялась пальба и послышался шум борьбы. Я первым бросился ему на выручку. Это подстегнуло остальных, и победа оказалась за нами. Только одному белогвардейцу, в момент схватки отсидевшемуся в воде, удалось улизнуть на свою сторону живым.

Нарушителей привели на заставу. Белогвардейцы просто напугались нашей численности – никогда столько бойцов они не видели в пограничном наряде. И, наверное, подумали, что на них специально устроили облаву. Если бы они знали, что это необученные бойцы, то так быстро бы не сдались.

Тогда я получил первую благодарность за смелые действия на службе. «Вот с какими людьми я служу»,- с гордостью писал я о Фокине военкому. Военком, так я понял из его ответного письма, уже знал обо мне. Читал в газетах. «Спасибо, Никита Фёдорович, - писал он, - за хорошую службу. Рад вашим успехам. По-хорошему завидую, что у вас такие замечательные товарищи по оружию».
Уважительно писал. Называл по имени-отчеству. Называл меня «грозой шпионов и диверсантов». В шутку, конечно.

Продолжение следует.