КАК ОНА ПОЯВИЛАСЬ НА КАРТЕ - ПРЕСЛОВУТАЯ «КРАСНАЯ ЛИНИЯ»?

        Из-за неё пролилось немало  крови, китайской и русской, на острове Даманский. Когда 14-го ноября 1860-го года в  северной столице Цинской империи был подписан Пекинский трактат о границе между Россией и Китаем, военный дипломат  генерал-майор Николай Павлович Игнатьев, тогда еще не граф, подписавший договор от имени нашей страны, как мог, противился такому прохождению государственного рубежа.

        Но ему пришлось уступить настоятельным просьбам богдыханского правительства.  Впрочем, я еще вернусь к  этому повороту событий несколькими абзацами ниже в сегодняшних  наших записках.

        А покамест, давайте вернемся на четыре года назад,  в пятьдесят шестой, когда еще шла так называемая Восточная  (для России – Крымская) война. Она развернулась на двух театрах: Западном и Восточном. Последний остаётся менее известным и в наше время.   Как будто бы его и вовсе не существовало. А между тем он был – этот Восточный ТВД, на котором главные наши противники, англо-французы, потерпели позорнейшее поражение. В Авачинской губе на Камчатке и в бухте  Де Кастри в Татарском проливе.

        Главными заводилами союзнических десантов на этих русских окраинах оставались, конечно же, задиристые сыны Туманного Альбиона. И они получили своё по мордасам от   увесистых лап Русского Медведя. И в Камчатке, и в Проливе. Сегодня становится     все более ясными истинные  цели этой войны, затеянной заклятыми партнерами России в те далёкие годы. Главное – лишить русских прямого выхода к  Великому – Тихому океану. Сделать так, чтобы Амур достался англичанам, а Цинскому Китаю навязать, чтоб опиумную отраву. Под благовидным лозунгом «свободной торговли». 

          Что из сего произошло в конечном итоге – известно. Амур стал русским в нижнем своем течении. А Китаю, к сожалению, пришлось на долгие годы смириться с опиумной    обузой, которую нахлобучили Цинам западные радетели «общечеловеческих ценностей».

           В заливе  Де- Кастри, известном также как бухта Чихачева, держал оборону есаул вновь созданного Амурского   казачьего войска Помпей Поликарпович Пузино. Он удачно расположил  орудия   по берегам. Так чтобы в упор поражать картечью вражеских десантников.  В его команде подвизалось немало снайперов,  имевших приказ  выводить из строя в первую голову офицеров противника. Что и претворялось в  дело с немалым успехом.

          Одним  из таких сибирских стрелков стал урядник Федор  Таскин. Первым   же выстрелом он  насмерть повалил английского командира, командовавшего шлюпкой, подвалившей к берегу. Были перебиты и его подчиненные. Остальные шлюпки под градом пуль и картечи, не выдержав убийственного огня, повернули вспять. Не солоно хлебавши, вражеские  корабли покинули гавань.

          По победным итогам боя  с интервентами урядник Таскин открыл дальневосточный счет георгиевских кавалеров, удостоенный солдатского креста четвертой степени. Есаула  Пузино произвели в следующий казачий чин войскового старшины. Генерал-губернатор Восточной Сибири граф Н.Н. Муравьев - Амурский приказал назвать в его честь три казачьих станицы на  Амуре. Пузино,  Помпеевка, Поликарповка.

          Очень важный момент:  на фоне успешных боевых действий в Де-Кастри  параллельно шли переговоры с представителями Цинского Китая в  Мариинском    Посту на  Амуре. Всего в нескольких десятках верст от залива. Об этом обстоятельстве весьма к месту напомнил маньчжурским дипломатам генерал-майор Игнатьев на  переговорах в Пекине…

         А в тот год – пятьдесят шестой – Н.П. Игнатьев состоял в дипломатической  миссии России, представлявшей интересы нашей страны на Парижских переговорах, определивших условия, на которых был подписан мирный договор по результатам Крымской войны. В немалой степени благодаря усилиям Николая Павловича, удалось, насколько это было возможно тогда, добиться, чтобы в сем трактате содержались статьи,     более или менее щадящие для русской стороны. Например, наши границы с дунайскими соседями прошли значительно западнее, нежели предлагаемые победителями.

        Затем видим Игнатьева военным атташе в Лондоне. Миссия, заметим,  завершилась провалом. Как бы по рассеянности он опустил в карман унитарный винтовочный патрон, посетив военный музей в столице Соединенного Королевства. Был пойман и выслан  с немалым шумом.

        Но остался на поприще военной дипломатии и разведки. Вольный путешественник, «гуляющий по странам сам по себе», внезапно был  отозван из Вены, где оказался на тот момент, и  было назначен послом в Персию. Назначение, однако, отменили. Игнатьев, видимо, успел предать кому надо важные сведения, добытые в «приватной» своей поездке.   В частности, предупредил начальство о восстании сипаев в Индии, которое вскоре и разразилось.

         «Любопытства для» он продолжил путешествие. Вена – Египет – Ближний Восток - Средняя Азия, тогда еще  Бухарская и Хивинская. Затем следы его затерялись. Думали даже, что он погиб где- нибудь в песках Кара Кума или Кизил Кума.  Но Игнатьев внезапно обнаружился, уже в пределах Империи. Под Оренбургом. В 1859-ом году. И был отправлен с дипломатической миссией в Китай.

          Напомним читателям исторический фон тех  лет.    В частности, на Дальнем Востоке. Ни Айгуньский, ни Тяньцзинский трактаты о границах с Цинским Китаем тогда ещё не вступили в законную силу, будучи без ратификации со стороны  богдыхана.    И это оставалось, что называется,  на воде вилами писанным. В какую сторону  повернется дышло, никто не знал. Требовалось немногое: поворотить его в нужном направлении.

         Сие   блестяще, без окивоков, осуществил герой нынешних наших записок Н.П. Игнатьев, произведенный Государем Александром Вторым в генерал-адьютанты.  В ознаменование этих заслуг.  Впоследствии стал он и графом. (Тоже занятная фабула, между прочим. Его жизнь изобиловала такими сюжетами!)

        И как же дошел до жизни такой граф Игнатьев Н.П.?  Наверное, есть  повод раскрыть некоторые моменты жизненного призвания его! Как и многие  сверстники, отпрыски знатных аристократических фамилий, в гимназиях  не  учился - закончил Пажеский корпус. В 1849-ом году. Служил в лейб-гвардии гусарском полку. В 1851-ом -    1854-ом  годах проходил курс наук в академии Генерального Штаба. Выпустился с большой серебряной медалью. И, как многие офицеры Генштаба, вступил на поприще военной дипломатии, то бишь, разведки…

         Некоторое  время – около года  служил при штабе у  генерала Берга, командующего войсками, расквартированными в Эстляндской губернии.

          А истоками своими, родовыми корнями Игнатьевы восходят к боярину Феодору Бяконту, который из разоренного татарами Чернигова перешел на службу к удельному князю Даниилу Московскому, младшему сыну Александра Невского. В Москве Федор Бяконт достиг высокого положения при князе Данииле. Сподобился даже быть правителем княжества (говоря нынешним политическим  наречием, - премьер министром). Стал крестным отцом княжеского сына Ивана, того самого, что снискал себе почетную кличку Калита.

         На новой родине у Федора Бяконта и его благоверной супружницы Марии родилось несколько сыновей, младший из которых Алферий, достигши двадцатилетнего возраста, принял монашеский постриг и стал впоследствии святителем митрополитом Московским Алексием, наставником  и научителем   юного князя Дмитрия, будущего победителя Мамаевых полчищ на поле Куликовом.

         Один из сыновей Федора Бяконта за отчаянный норов свой был прозван Плещеем. Потомок его  и правнук Федора Бяконта Игнатий Константинович стал родоначальником дворянской фамилии Игнатьевых.  И, стало быть, Николай Павлович находится в кровном родстве с митрополитом Алексием, чудотворцем, исцелившем в Орде ханшу Тайдулу, жену хана  Джанибека,  страдавшую тяжелой формой глазной болезни (трахомой). За что и получил от ордынского владыки ярлык на митрополичью кафедру в Москве. Это в честь чудесного исцеления Тайдулы   митрополит Алексий построил Чудов монастырь. Который и стоял в Кремле более пяти столетий. Покуда не был разрушен большевиками…

        С отрядом казаков – полэскадрона - Игнатьев вступил в пределы Китая. Как  всегда это было: через Кяхту, центр чайной торговли с Поднебесной. В Северной Столице (Бейпине) царила атмосфера эйфории. Дайцинская (Цинская) империя только что отбила первый приступ «опиумного десанта», предпринятого англо-французскими интервентами через пригородный порт Тяньцзинь.  Значит, можно давать окорот рыжим дьяволам. Навтыкаем и этим лочи!   Русские ничуть не лучше агличан и франкских   петухов! Не храбрее их, не отважнее!

        Поэтому, когда посольство Игнатьева расположилось в нашей духовной миссии, православно окормляющей русских людей по тем или иным обстоятельствам оказавшихся в Китае, из богдойского трибунала внешних сношений прибыл высокий чиновник, приказавший немедленно покинуть пределы Поднебесного государства.   Дескать, ни о какой ратификации Айгуньского и Тяньцзинского трактатов не может быть и речи!  Забудьте  об этом!

         Но обстановка в Китае менялась не по дням, а по часам.   Англо-французы  высадили второй десант. Опиумная  война вошла в новую фазу.  Интервенты впотную подступили к Бейпину (Пекину). И пришлось  чиновникам трибунала внешних сношений резко менять тональность своих переговоров с Игнатьевым. Который весьма кстати напомнил им о событиях четырехлетней давности в заливе  Де - Кастри. Русские как раз оказались  тогда храбрее, нежели англичане и французы.

         Наш посол взялся уговорить интервентов, чтоб сняли блокаду Пекина. Но взамен богдыхан должен ратифицировать и  Айгунь, и Тяньцзинь, да плюс ко всему пусть даст согласие на передачу России обширных территорий вверх по правому берегу Уссури до озера Ханко и от него до бухты Посьет, считавшихся раньше, по предварительным соглашениям, кондоминионом (совместым  владением) сторон.     Здесь уже открыли бухту Золотой Рог на полуострове Муравьева –Амурского, где основали пост, ставший впоследствии Владивостоком.

         Цинны пошли и на это. Но выдвинули дополнительные условия. Которые как  раз и стали злополучной «красной линией».  На случай, ежели «рыжие дьяволы» прорвутся в акваторию Амура и Уссури, пусть русские и обороняют эти реки. Защищая себя и китайцев. Зато для себя оговорили ряд существенных льгот.     Право свободно  заниматься рыбной ловлей  на пограничных реках, осваивать острова по обе стороны фарватера (покосы, пашня) свободное проживание подданных Поднебесной в приграничных землях России. Чем и пользовались весьма широко. Покамест русский с китайцем оставались братьями на век. (Но китаец, так получилось, - это плохой человек. Таким его сделал Великий Вождь Мао)

         В итоге под влиянием Игнатьева интервенты отказались от оккупации Пекина. Навязав однако цинам эту самую «опиумную свободу».

         Мне остается в качестве исторической справки внести некоторую ясность относительно русской духовной миссии в Северной Столице  Китая.

         Европейцы – западники стали посещать Китай, когда он находился под властью  Минской, то есть, монгольской династии.  Монголы-чингизиды покорили  китайцев. Их не спасла даже Великая Китайская стена. И вот тогда  в Хан-Балыке (такое имя носила  Северная Столица Царства – нынешний Пекин), свидетельствуют и Марко Поло,  и Плано Карпини, и Рубрук, при дворе императора проходили службу два отборных знаменных   лейб-гвардии полка, личный состав которых комплектовался целиком  из русских.

         Монголы взимали десятину в подвластных странах не только от  доходов населения. Они брали и так называемую «десятину крови»: призывали в свои войска каждого десятого из числа здоровых молодых людей, способных носить оружие.

        Православно окормляли русских солдат  в далекой чужбине русские священники. Под скипетром чингизидов наша Церковь пользовалась определенной свободой.

        Маньчжуры, завоевавшие Китай, сохранили эту давнюю  традицию.    После Нерчинского трактата из-под юрисдикции российских государей на долгие двести лет отпали  земли бывшего Албазинского воеводства. Здесь проживало немало  наших соотечественников. Их свободу  совести в известной мере уважали и цины. По согласованию с Москвой в Бейпине была создана Русская Православная миссия, где служили иерархи, назначаемые Святейшим Синодом РПЦ. Эта миссия кроме своего прямого предназначения, выполняла также и дипломатические функции. Вот почему под её кровом находили пристанище и наши посланники, посещающие Пекин…

         19-го июля 1878-ого года  Николай Павлович удостоился графского титула. Но не в силу личных заслуг на поприще служения Отечеству, а, так сказать, по семейным  обстоятельствам. Хотя и он довольно преуспел, служа России и Государю. Рескриптом Александра Второго Правительствующему Сенату возведён в графское достоинство отец  Н.П. Игнатьева  Павел Николаевич со всем своим потомством.

        Он имел на это безусловные права. В декабрьскую заваруху, устроенную масонами – офицерами гвардии,  первым привел свою  роту лейб-гвардии Преображенского полка на помощь Николаю Павловичу – будущему императору России.   За что был пожалован званием флигель-адьютанта.  Затем верно служил Империи   на разных должностях. Закончил жизненный путь в 1880-ом году, будучи председателем  комитета министров.

        А его сын Николай Павлович Игнатьев продолжал служить на дипломатическом поприще. Он, как и Белый Генерал М. Д. Скобелев, играл немалую роль в освободительном походе на Балканы в семьдесят седьмом – семьдесят восьмом годах. Первый из них – как солдат. Второй – как  военный дипломат. Игнатьев составил знаменитый Сан-Стефанский мирный договор с Блистательной Портой. И не его вина в том, что сей трактат так и не вступил в силу.    

            Опять-таки вмешались наши заядлые западенские партнеры, устроившие обструкционистский Берлинский конгресс. Болгарские  «братушки», освобожденные русским солдатом, попали под скипетр германской династии. Болгарские цари, немцы и по  крови, по духу, естественно, держали страну в  сфере прогерманских интересов. На протяжении двадцатого столетия  России дважды пришлось скрестить оружие с  Болгарией, которой она же и помогла сбросить турецкое иго.

          Граф Н.П. Игнатьев пользуется немалой популярностью в Болгарии. Его именем названа одна из центральных улиц в Софии. Сущестует также болгарское село Игнатьево.

           Но в России больше повезло его внуку Алексею Алексеевичу  Игнатьеву, тоже военному дипломату, который остался верен стране и после революционных потрясений. Автор знаменитых мемуаров «Пятьдесят лет в строю» был произведен Сталиным в   генерал-майоры и в  генерал-лейтенанты.

          А Николаю Павловичу Игнатьеву довелось пережить  и первую русскую революционную смуту 1905-ого – 1906-го годов.  Умер в девятьсот восьмом. Почти в полной нищете и в безвестности…

          Он был  патриотом России – граф Николай  Павлович Игнатьев.

Евгений Корякин, военный корреспондент, член СВГБ по ДВ региону, лауреат премии Московской городской организации союза писателей России "М.Ю. Лермонтов. 1814 - 1841"

На фотографиях:

1. Граф Николай Павлович Игнатьев

2. Бюст Игнатьеву Н.П. в Варне

3. Автор статьи - Корякин Е.Ф.