ХАРАКИРИ И КРОВНАЯ МЕСТЬ

"Русско-Японская война",том I, граф фон Ревентлов, изд.Берлин-Щёнеберг, 1905 г.

Для рыцарского духа японцев нет более знаменательного чем то, о чем мы сейчас хотим рассказать: харакири - самоубийство путем разрезания живота и кровная месть.

Действительным названием для разрезания живота является - сеппуку или каппуку; харакири же - это только простонародное название.

Это был церемониальный способ самоубийства. В первую очередь хараки было способом смертной казни для превелегированного сословия.

Так же как в Турции султан высшим чиновникам, которых он хочет отправить к праотцам, посылает шелковый шнур, в Японии самурая, совершившего преступление, приговаривают к харакири. А также добровольно выбирали воины-рыцари этот вид смерти, чтобы смыть позор.

Никто не был способен сделать харакири, кто не обладал большим хладнокровием и самообладанием. Поэтому считали данный вид смерти наиболее подходящим для истинного самурая.

Это было торжественное действие, при котором умирающий сам приносил себя в жертву.

Почему разрезали живот? Просто потому, что японцы, как и многие другие народы, а также древние иудеи и греки, считали, что душа находится в нижней части живота; её местопребывание в кишках.

Особенно торжественной была церемония, если харакири определялось законом в качестве кары.

Англичанин Митфорд в его рассказах о старой Японии дал нам описание такой церемониальной казни, которой он был свидетелем.

" Мы (семь иностранных представителей) были приглашены проследовать за японскими свидетелями в хондо или главный зал храма, где должна была произойти церемония. Это была впечатляющая сцена. С потолка свисали во множестве огромные позолоченные лампы и украшения, так же как в буддистских храмах. Перед высоким алтарем, где пол был приподнят на три или четыре дюйма и покрыт белыми красивыми матами, лежал ярко-красный фетровый коврик. Большие, установленные на одинаковых интервалах, свечи давали матовый полный таинственности свет, так что можно было видеть всё происходящее.

Семеро японцев заняли их места на левой стороне помоста, семь иностранцев - на правой, Больше никого не было.

Через несколько минут полных страха ожидания в зал вошел Таки Ценцабуро, сильный мужчина тридцати двух лет, с благородными чертами лица. На нём были праздничные одежды со специальными полотняными крыльями, которые носят в торжественных случаях.

Его сопровождали кайшаку и три офицера, которые были одеты в мундиры с золототкаными обшлагами.

Слово "кайшаку", замечу я, не равнозначно нашему "палач". Это обязанность дворянина; во многих случаях её выполняет родственник или друг осужденного. В этом случае обязанности кайшаку выполнял ученик Таки Ценцабуро, которого друзья выбрали из их среды из-за его ловкости в фехтовальном искусстве.

Таки Ценцабуро и кайшаку слева от него медленно подошли к японским свидетелям и оба склонились перед ними, затем таким же самым образом они приветствовали иностранцев. Обе стороны торжественно ответили на приветствие.

Медленно, с большим достоинством осужденный взошёл на помост, дважды пал ниц перед алтарем, сел на фетровый коврик так, что алтарь оказался сзади. Он сел на японский манер: колени и бедра покоились на полу, а все тело - на пятках. В этом положении, которое принадлежит к одному из наиболее чтимых, оставался он до самой смерти. Кайшаку лег слева от него. Один из трех офицеров вышел вперед, он нёс подставку, такую же как применяют в храме для жертвоприношений; на ней лежал завернутый в бумагу короткий меч или японский кинжал, длиной девять с половиной дюймов, с кончиком и лезвием острым, как бритва. Став на колени, он передал его осужденному, который принял с почтением; двумя руками поднял его над головой и затем положил перед собой.

Низко склоняясь, Таки Ценцабуро сказал голосом, в котором угадывалось так много волнения и сдержанности, как только можно было ожидать от человека, который излагает болезненное признание, но при этом на его лице и в осанке ничего не отразилось, следующее:" Я, один только я, отдал недозволенный приказ стрелять по иностранцам около Кобе, и сделал это также во второй раз, когда они попытались спастись бегством. За это преступление я хочу разрезать живот и прошу присутствующих оказать мне честь быть при этом свидетелями."

Говоривший вновь поклонился, сбросил с себя до пояса верхние одежды и сидел обнаженным до бедер. В соответствии с обычаем подоткнул рукава под колени, чтобы предотвратить опрокидывание навзничь; благородный японец должен умирать, падая лицом вперед.

Спокойно, твердой рукой он взял кинжал, который лежал перед ним, задумчиво, почти с любовью посмотрел на него, казалось, он ещё раз вспомнил всё прожитое, и затем воткнул его глубоко ниже пояса с левой стороны; он протянул кинжал к правой стороне и затем повернул его в ране, сделав небольшой разрез вверх.

В течение всей этой ужасной операции на его лице не дрогнул ни один мускул.

Как только он вытащил кинжал, то склонился вперед и вытянул шею; впервые на его лице отразилось чувство боли, но он не издал ни звука.

В это мгновение на ноги вскочил кайшаку, который на коленях находился около него и внимательно наблюдал за каждым движением, его меч мелькнул в воздухе; молниеносный, тяжелый, страшной силы удар - и падение с шумом; одним взмахом он отделил голову от туловища.

Последовала мертвая тишина, которая нарушалась только звуком струящейся из безжизненной кучи крови, всего минуту тому назад бывшей отважным, рыцарского духа человеком. Это было ужасно!

Кайшаку склонился, вытер свой меч куском бумаги, которую имел для этой цели, и сошел с помоста; запятнаный в крови кинжал торжественно, как кровавое доказательство казни, унесли.

Оба представителя императора встали со своих мест, подошли к иностранным свидетелям и попросили нас засвидетельствовать, что смертный приговор Таки Ценцабуро был приведен в исполнение с честью. Церемония закончилась и мы вышли из храма."

Также в наши дни бывают единичные случаи харакири, как акты добровольного самоубийства, но в качестве смертного приговора харакири не применяется.

Другое кровавое действие - это месть, которая была у японцев такой же, как у многих других народов. В наши дни кровная месть больше не существует, уголовный кодекс положил ей конец. Теперь полиция разыскивает преступника, а судья карает его. В прежние же времена это было делом родственников - отомстить за смерть; а также самурай вставал за своего господина. На мстителе лежал долг - лишить жизни убийцу собственной рукой.

Самым известным случаем кровной мести является история 47 ронинов.

В начале 1701 года сёгун должен был принять посланцев императора и определил среди других князю Асано встретить посланников с подобающей торжественностью. (Сёгун - Военный правитель в средневековой Японии.) Но Асано недостаточно знал дворцовые церемонии, и тогда попросили Кира, одного из министров сегуна, поучить его этому. Этот человек был заносчивым и обращался с Асано без должного уважения; он дошёл до того, что велел Асано застегнуть ему сандалии. На это оскорбление горячий князь вспылил, он ударил Кира мечом и нанес ему легкое ранение.

За преступление - за то, что он обнажил меч в замке сегуна Асано был присужден к харакири. Его добро было расхищено, а его самураи стали ронинами, что означает люди без господина, изгнанники, беженцы.

И тогда поклялся Ойши, первый советник Асано, отомстить за смерть князя; Кира должен заплатить кровью.

Он выбрал из бывших самураев Асано 46 самых храбрых и молчаливых; все они с радостью были готовы присоединиться к нему. Долго и терпеливо они ожидали подходящего момента. В течение этого периода некоторые заговорщики под видом ремесленников, торговцев вразнос, переодетые нищими все тщательно разведали. Наконец в январе 1703 года они совершили нападение.

Четверо заговорщиков по верёвочным лестницам забрались во двор и открыли ворота. Тогда Ойши с его дружиной ворвался внутрь; вассалы Кира были перебиты. Самого Кира найти не могли, хотя тщательно осмотрели весь дом. Но обнаружили, что в спальне подушки были теплыми; он должен был быть где-то близко. Наконец его нашли во дворе соседнего дома вместе с двумя самураями, обоих защитников убили.

Тогда Ойши свистом собрал своих сподвижников, он с почтением опустился на колени перед Кира и сказал ему, что он и его друзья пришли отомстить за мертвого господина. Ойши потребовал, поскольку Кира дворянин, чтобы тот сделал харакири, но Кира окончательно потерял присутствие духа. И тогда Ойши заколол его тем самым кинжалом, которым Асано лишил себя жизни.

Голову убитого заговорщики принесли в храм Сенгакуй, где был похоронен их господин; по дороге их радостно приветствовало большое число народа. Там положили они голову на могилу их господина.

Суд приговорил всех заговорщиков к харакири; 4 февраля они все лишили себя жизни.

Их похоронили рядом с господином.

И сегодня, спустя триста лет, ежедневно это место посещают паломники. Вертикально установленная и тронутая временем каменная плита знакомит с именами преданных. На каждой могиле мерцают пакетики с ладаном, рядом с которыми стоят жертвоприношения, состоящие из воды и риса, для душ покойников.

В рядом стоящем строении хранятся одежда и оружие ренинов в качестве реликвий.

На дороге, ведущей к могилам, находится источник, в котором заговорщики обмыли голову Кира, прежде чем они отнесли её на могилу Асан о в качестве искупительной жертвы.

Мемориальная доска у водяного бассейна повествует о прошлом: "Это источник, в котором была омыта его голова. Этой святой водой никто не смеет отважиться вымыть руки или ноги".

Так до сих пор мужество 47 ронинов воспламеняет в японском народе вдохновение, и часто их судьба прославляется словами и в картинах работниками искусств.

29.12.80г.                                                            

перевод Г. Левкина