Ключом к Берлину овладевший

Герой Советского Союза министр обороны Государства Израиль танковый генерал Моше Даян не был убит под Ржевом. Его лишь ранило. Правда, тяжело. Лицевая рана. У танкиста Михаила  Китайгородского (тогда - во Ржевских лесах и болотах Моше Даян еще не был Моше Даяном) вытек левый глаз.

Воевал без тени упрека. Проявил воинскую смекалку, бесстрашие и отвагу. Золотая звезда Героя по праву украсила его биографию. Но звездные часы молодого танкиста еще не пробили. Из уважения к великолепной храбрости офицера ему позволили остаться в строю, несмотря на боевое увечье.

В отвлекающей Ржевско-Вяземской операции сражалось немало танкистов разных национальностей. На стороне русских, разумеется. Среди них герой Испанской кампании Поль Арманд, отпрыск небезызвестной Инессы, платонической пассии Вождя мирового пролетариата, два брата Вайнрубы, тоже ставшие героями.

Отважно сражался на Ржевском направлении и Давид Абрамович Драгунский, герой хасанских событий тридцать восьмого года. За Хасан сам всесоюзный староста Михаил Иванович Калинин вручил командиру танковой роты, только что произведенному в старшие лейтенанты, орден Красного Знамени. Это была первая награда в жизни офицера-танкиста.

Впрочем, незадолго до конфликта на озере Хасан, первого июня 1938 года лейтенант Драгунский был поощрен именными часами от командира дивизии майора Николая Эрастовича Берзарина (ставшего впоследствии первым советским комендантом Берлина).
Этот, как теперь говорят, ценный подарок и открыл обширный список последовавших наград и поощрений, сопровождавших Давида Абрамовича в течение всей его боевой биографии. За какие заслуги комдив Берзарин отметил командира роты Драгунского?

Дальневосточный театр, куда направили вновь испеченного лейтенанта «для дальнейшего прохождения», ежели слегка переиначить слова Маяковского, для веселия танкистов очень мало оборудован. Сложно-пересеченный, горный ландшафт. Бездорожье. Изрезанность бурно текущими водными потоками, почти непригодными для наведения переправ...

Драгунский прикинул: а что, если попробовать - форсировать реки напрямик, без мостов? Что этому мешает? Слабая герметизация боевой машины? Незащищенность двигателя от заливания водой?
А если подвести к моторной части две трубы? Одну - для забора воздуха. Другую - для выхлопа отработанных газов.
Используя подручные средства: сурик, смешанный с солидолом, железные трубы, умельцы - подчиненные командира роты кое-как претворили в жизнь «блестящую идею» лейтенанта Драгунского. Закавыченные слова, как показала практика - сначала на испытаниях, а в дальней перспективе - и в обыденности танковых вождений, можно было бы и не кавычить.

Танк Т-26 под командованием Драгунского, оборудованный двумя выступающими над водою трубами, вошел в реку Суйфуньхэ (ныне - Раздольная) и на долгие пятнадцать минут исчез из виду. Правда, над бегущими волнами, будоража водовороты, медленно-медленно резали воды две черные риски. Так с берега виделись заборная и выхлопная трубы.

С замиранием сердца смотрели танкисты на реку. Вот риски резко укоротились, едва не исчезнув под водой. Дернулись вперед - назад. Остановились на какие-то мгновения, показавшиеся бойцам вечностью. Потом взбаламутилось желтое подводное облако, и над ним снова стали расти черные линии. Оказалось, на дне реки Т-26 угодил в подводную яму. Но все обошлось...

Так с легкой руки ротного Давида Драгунского в далеком тридцать восьмом впервые в мире успешно прошло испытания устройство, впоследствии вошедшее во все танкистские наставления под германским термином «шнорхель».

Комкор Г.М. Штерн, начальник штаба Дальневосточного фронта, бросил против японцев, успевших весьма прочно закрепиться на противоположном берегу Хасана, захватив сопки Заозерная и Безымянная, две стрелковых дивизии - 40-ую и 32-ую, усиленные двумя танковыми батальонами.

Победа далась великой ценой. Наступали в крайне неблагоприятных условиях. Узким фронтом. По болотистой местности. Танки вязли в трясинах. Стрелковые цепи попадали под кинжальный фланговый и перекрестный огонь японских пулеметов. Наша артиллерия не успевала подавлять огневые точки противника.

В танк лейтенанта Драгунского угодил вражеский снаряд. Командир получил контузию и тяжелое ранение. Бойцы вынесли командира из боя. Он еле выжил тогда. Долго валялся по госпиталям.

А первую свою рану Давид Абрамович получил гораздо раньше. В тридцать первом. И не на фронте. Ни в каких войнах тогда СССР не участвовал. Если не считать, конечно, уже затухающих стычек с басмачами...

Драгунский, кандидат в члены ВКП(б), был ранен в Бежицком округе Молоковского района Московской области накануне весеннего сева. Сюда направили молодого коммуниста по всесоюзной разнарядке «двадцати пяти тысячников», чтоб без эксцессов, без срыва сельхозработ провел коллективизацию на селе.

Точно также попал на Дон, к казакам, флотский «братишка», питерский рабочий-путиловец Семен Давыдов. Вспомним «Поднятую целину» Михаила Шолохова. Почти один к одному. Стреляли и в того, и в другого...

Однако, наверное, есть резон обратиться к истокам? Кто есть Давид Драгунский? Чей он родом? И откуда?

Судьбы Драгунского и, к примеру, израильского генерала Моше Даяна дважды пересекались самым тесным образом. Оба были слушателями Академии имени Фрунзе. Даян шел на курс или два раньше. Оба воевали под Ржевом. Но потом их пути разошлись. Резко. На 180 градусов...

Давид Драгунский появился на Божий свет 15 февраля 1910 года в захудалом местечке Святск (тогда Орловской губернии ныне Брянской области). Семья - многодетная, как повелось у местечковых евреев невысокого полета. Двенадцать ртов мал мала меньше. Попробуй, прокорми...

Отец и мать, Абрам и Рахиль, - потомственные портные. Он строчит на машинке «Зингер». Она - закройщица. Маракует без лекал. На глазок. По фигуре заказчика.

Кто главный в семье? Конечно, кто шьет.

А без кроя, точного, как швейцарские часы, на что пригоден Абрам? Рукава вместо штанин присобачить? То-то и оно! Гадай не гадай, кто главнее? Голова или шея?

Быть бы и Давиду, словно тому бычку на веревочке, портняжкой.
Но в России случилась революция. Одна, следом за ней - вторая. Открылись широкие ворота бедному люду, евреям из многоплодовитых семей - тоже. Маме Рахили возмечталось видеть Давидика интеллигентным мальчиком. Чтоб с портфельчиком, в очках. Как товарищ Доминкер, единственный в Святске еврей-интеллигент, счетовод по профессии.

В передрягах гражданской войны Драгунские уцелели. До Святска конница классового врага генерала Шкуро не доскакала.

В девятнадцатом Давидик пошел в первый класс. В двадцать шестом закончил семилетку. Думал - в фабзауч. Но школьный учитель Николай Иванович Жданов благоговел к способному ученику. Он настоял, чтоб Давид продолжил учебу. Через три года - выпускные испытания в Новозыбковской средней школе. Со свидетельством об окончании 10 классов (аттестатов зрелости тогда не выдавали) Драгунский подался в Гомель. Попробовал счастья - толкнулся в дверь железнодорожного института. Завалил вступительные.

Такая же участь постигла Драгунского и при попытке поступить на словесный факультет Московского государственного университета. Бредил журналистикой - не вышло... Хотя впоследствии перу Драгунского принадлежали вполне профессиональные выступления в прессе и не только. Например, и сегодня с интересом читается автобиографическая книга Давида Абрамовича «Годы в броне», выгодно выделяющаяся в череде изданий, вышедших в свет под рубрикой «Военные мемуары».

Драгунский оказался в Москве практически без копейки денег. Голодал, перебиваясь от случая к случаю, когда повезет, грошовыми заработками на кусок хлеба и стакан горячего чая на сахарине, отпускаемых в студенческих столовках. Ночевал, крадучись от милиции в ЦПКиО (будущем парке имени Горького) под настилом сцены эстрадного летнего театра.

Что делать? Как выжить? Так ведь недолго и ноги протянуть с голодухи...

Мог бы пополнить летучие эскадроны попрошаек. Или - втереться к братве, к уголовничкам. Они бы наверняка умереть с голоду не дали.

Тянуть руку за милостыней Давид ни при каких тяжких передрягах просто не смог бы. А в уголовники, даже если бы и стал навязываться, он все равно бы ростом не вышел (что называется, метр с пополамом без кепки). Да и душе претило добывать средства к существованию нечестным путем.

На его счастье столица переживала бурный реконструкционный период. Москва остро нуждалась в крепких, пусть даже и неквалифицированных мышцах, принадлежавших молодым людям - спецам по части куда пошлют.

Несмотря на голодное времяпровождение, силенок у жилистого Драгунского хватало, чтоб, держась за лопату, рыть землю и бросать ее как можно дальше.

Так он стал ударником трудового фронта, едва ли не стахановцем (которых в те годы еще не существовало в природе). Подал заявление о том, чтоб приняли в ВКП(б). Будучи кандидатом, Давид призвался Краснопресненским райкомом в ряды пятисот партийцев Москвы для работы на селе. Ему предстояло выехать в Бежицкий округ, тогда входивший во вновь образованную Московскую область.

Что-нибудь кумекал молодой, неоперившийся еще Давид Драгунский в сельском хозяйстве? Ничегошеньки. Если не считать сведений, почерпнутых из популярной книжки «Сам себе агроном», которую, собираясь в путь, купил в одном из столичных магазинов «Когиза».

Выехал, взяв билет в общий вагон поезда номер 96 «Москва -Ленинград», прозванного в просторечье «Бутырским». Четыре вагона, цепляемых к составу, перевозили спецконтингент - «лишенцев», отправляемых на строительство Беломорканала, чтоб геройскими земляными работами искупили свою вину перед народом.

На станции Красный Холм кандидата в члены ВКП(б) встретил сельский партиец Иван Васильевич Морозов. К приезду почетного начальника подали санную кошеву. В упряжке коренник и пристяжная лошадка.

-У тебя на плечах голова или кочан капусты? Экий ты, братец, голохвастенький... Заметив на перроне зябкого, взъерошенного как воробышек городского хиляка, звонко щелкающего одной штиблетиной об другую, Морозов не сдержал раздражения: сам метр с кепкой, а форсит! На дворе - рождественская ночь. Мороз трещит, аж льдинки падают изо рта вместо слов. А он, здрасьте! - приперся в пальтишке на рыбьем меху... Айда в сани! Кутайся в доху. Да моли Бога, дорога неблизкая. Полсотни верст с гаком...

По Бежицкой дороге
Возле города Холма -
Неизвестная для многих-
Молоковская земля.
Ничего, что здесь ухабы,
Нет порядочной реки...
Но зато - красивы бабы,
Работящи мужики.

Эти куплетцы, в исполнении Морозова, распеваемые громким шепотом на сатанеющей стуже, крепко запали в память Давида Драгунского.

В зону Ахматовского сельсовета, председателем которого подавляющим большинством избрали «двадцати пяти тысячника» Давида Драгунского, входило ровным счетом 26 деревень, 8 хуторов-отрубов (отрыжка недоделанной столыпинской реформы). Окормляло православный народ на сих отнюдь не бедных землях 5 приходов. С дочерью священника из села Тухань Давид Драгунский повязался узами Гименея. Разумеется, по гражданскому обряду, в ЗАГСе. Правда, тесть так и не признал семейный союз двух любящих сердец. Брак распался как-то сам собою. Хотя Давид и Татьяна родили дочь Анну, выросшую без отца. Что не помешало ей выбиться в люди: стала профессором, доктором биологических наук…

Впрочем, в наших записках линия Драгунский - Татьяна
Виноградова - скорее побочная, вспомогательная. Она освещает некоторые аспекты биографии Давида Абрамовича, выражающиеся в конфликтных отношениях «агитатора, горлана, главаря», активного сеятеля начал, по его пониманию, разумных, добрых, вечных, с живыми реалиями пост нэповской деревни, едва начавшей приходить в себя после краха военного коммунизма. Село постепенно возвращалось к извечным крестьянским
устоям.

Округа Бежицкого Верха - это бывшие угодья Троице-Сергиевской лавры. Крестьянский быт, трудовые уставы на монастырщине складывались веками, оставались довольно прочными. Расказни товарища Покровского, известного марксистского историка русской церкви, не поднимаются выше антиклерикальных агиток. Смотрите, мол, какими бяками были русские православные монахи.
Монастыри вели хозяйство на своих землях рачительно, с умом. Можно сказать, по дельным заветам русского самобытного агронома-барина Ивана Болотова.

На тощих подзолах бежицкие монастырские мужики снимали урожаи, сравнимые даже и с теми, что взрастали на курских черноземах. Лен, картошка, рожь, ячмень, клевера, овсы... Соблюдались разумные севообороты по хлеборобским обычаям, усвоенными лапотниками, может, еще с баснословных лет Микулы Селяниновича.

Поля щедро сдабривались торфяными компостам напополам, как нынче говорят, с бионикой. Известно, ведь: больше назьма в поле - богаче хлебушка в закромах. Пахали конной тягой. Выгуливали тучные стада на обильных, заливных травах. Навозу для удобрений хватало. Мужики у монахов не пухли с голоду. Жили в добротных рубленных избах. Топили бани по белому.

Сговорить на коллективизацию православный бежицкий народ оказалось непростым делом. А тут еще и пресловутое «головокружение от успехов» не минуло ахматовскую номенклатуру. Согласуясь с директивами, спускаемыми из района, из области, обобществляли под гребенку инвентарь, вплоть до граблей и литовок. Сгоняли скотину с подворий. Урезали огороды.
Деревенские комсомольцы-кимовцы, науськиваемые воинствующим безбожником Губельманом - Ярославским, двинулись нашествием на сельские приходы. Сбивали кресты с церквей. Разоряли культовый инвентарь. Рубили на дрова иконы..
Следует сказать, молодой Драгунский к сим мероприятиям имел самое отдаленное, стремящееся к нулю отношение. К его приезду в Ахматово в числе действующих в зоне сельсовета осталось всего два православных храма. В Белом погосте и во Введенском. Во Введенском, куда с очередным погромным набегом нагрянули юные боевики-атеисты, местные бабы, те самые - красивые и работящие, не дали грабить Божий храм.

А комсомольцы? Они едва ноги унесли из Введенского. Их били почем попало. Резиновыми калошами. В ту пору резинтрестовские калоши со впаянными стальными набойками на каблуках почитались в деревне как высший шик моды: удобные, практичные, ноские.

Побоище во Введенском совпало с великим праздником Воскресения Христова. Сельский голова Драгунский не стал раздувать скандал. Доложил Кагановичу, который не только командовал наркоматом путей сообщения, не только строил Метро в Москве, но и курировал коллективизацию в области.
Пострадавших юных безбожников, когда отлежались, по совету Лазаря   Моисеевича,   без   лишнего   шума   определили   в   Бежицкий сельхозтехникум, выпускавший механизаторов и агрономов. Полезным делом пусть займутся, когда получат дипломы.

Справедливости ради надо отметить: в общем балансе «наследства», оставленного председателем Драгунским на земле Ахматовской округи, дела под знаком «плюс» на чаше весов значительно перетягивают противоположную чашу.

Успешно проведен сев весной тридцать первого года - первый при новом, колхозном строе. Открыты фельдшерский пункт, изба-читальня, сельский дом культуры. Ремонтировались дороги, которые с монастырских времен мостились булыжным камнем, собираемым на полях. Растаявший ледник принес множество обкатанных камней на бежицкие просторы...

Конечно, по горячности, по молодости лет совершалось немало и такого, о чем по прошествии времени не хотелось бы вспоминать. Лучше забыть. А еще лучше, если б этого не было совсем.

Но было...
Увели коровушек с подворий, дойных и стельных. Ревут на колхозном скотнике, голодные, недоенные. Дома ребятишки тоже ревмя заливаются. Молочка-то нет. Кушайте тюрю, дети...
Упорствовал председатель, заставляя сгонять под общую крышу
телушек и курей.

Да, ведь, и Семен Давыдов по этой части не шибко отставал от когорты «двадцати пяти тысячников». Революционного матроса остановила статья И.В. Сталина «Головокружение от успехов», напечатанная в центропрессе.

Давида Драгунского застопорила некая молодая (и красивая, отметим в скобках) бабенка по имени Груша Она выстрелила в председателя из приблудного «смит-вессона». (Тогда много «стволов» ходило по рукам после Гражданской в городах и весях.) Стреляла в упор. Но не смертельно. Лишь слегка поцарапала левую руку возле плеча...

И Драгунского осенило: занесло тебя, председатель, ой как далеко! Аграфену опять-таки под тишок вместе с родней спровадили к родственникам в Питер. От греха подальше. Приложили немалые усилия, чтоб там их устроили без обиды.

Зато добрая память о Давиде Абрамовиче Драгунском живет в Ахматово и сегодня...

Проследив жизненный путь Драгунского, нельзя не подумать: судьба, конечно, играет человеком. Она изменчива всегда. А судьбой играет случай. Неважно, какой: счастливый или наоборот.
На пленуме Молоковского райкома ВКП(б) угодно было счастливому   случаю   столкнуть   близко,   лицом   к   лицу   молодого Драгунского и героя гражданской войны укротителя муссавитистов, дашнаков, басмачей командарма Александра Ивановича Тодорского.

-Знаешь, Давид, - сказал командарм. - Хватка у тебя - военная. Слышал, раза два или, кажется,  три по тебе стреляли кулаки. С колхозами начал хорошо. Но дури много в тебе. Головы не сносишь. Подавайся-ка лучше в армию. Как раз объявили партнабор в Саратовскую бронетанковую школу. Рекомендацию дам.

- Образования маловато, товарищ командарм...
- Десятилетку имеешь?
- Имею.
- Тогда в чем дело? Пиши рапорт в военкомат. Собирай манатки! И ко мне в дивизию. А там устрою тебе и учебу.

Бронетанковую школу Драгунский закончил с отличием В тридцать шестом. Получил лейтенанта. Отбыл на Дальний Восток. Как ему служилось в суровом краю, мы успели уже рассказать.
Давида Драгунского заметил сам комкор Штерн, начштаба Дальневосточного фронта. Приказом по личному составу ему досрочно присвоили очередное воинское звание «старший лейтенант». Отважного танкиста представили к ордену Красного Знамени... Среди других молодых офицеров, отличившихся на Хасане, Драгунского вызвали в Хабаровск, где добавили по кубику на петлицы и вручили предписание выехать в Москву для учебы в академии имени Фрунзе.

Война застала слушателя последнего курса Академии Давида Драгунского на стажировке в крепости Осовец. Белоруссия. Западная - новая граница. Приказ: немедленно возвращаться в Москву.

Горестный исход вместе с толпами беженцев. Где на попутках. А где и цепляясь за поручни на подножках вагонов. Над головою вечно висит немецкая «рама». Злыми шершнями гудят «фокке-вульфы» - лаптежники, прозванные так из-за неубирающихся шасси, забранных в обтекатели. Белосток. Слоним. Минск. Смоленск.

Вернувшихся со стажировок слушателей срочно распределяли в действующую армию. Капитан Драгунский получил танковый батальон. В Смоленском сражении не удалось стабилизировать фронт. Немцев остановили, когда они через свою мощную цейсовскую оптику уже наблюдали золотые купола и башни Кремля.

На московском направлении успешно воевал генерал Власов. Да, да! Тот самый! Он вообще-то умел воевать, этот генерал. Капитан Драгунский вряд ли встречался с ним. Но наверняка слышал о нем, как об одном из генералов, протаранивших основание выступа, созданного фашистами, опасно вклинившимися почти вплотную к Москве. По иронии судьбы Драгунскому предстояло встретиться с Власовым много позднее. Но - в другом качестве, при других обстоятельствах. Мы еще расскажем об этом в наших записках.

Заслуги Власова в первый период войны были приняты во внимание Сталиным, когда принималось решение о назначении его командующим  Второй ударной армии, брошенной на прорыв блокады Ленинграда. Что из этого вышло - известно.
Ржевская эпопея дала нам примеры обратного порядка. Сама операция носила отвлекающий характер. Цель - сковать как можно больше германских дивизий, не давая врагу возможности привлечь дополнительные средства и силы для переброски их на Сталинградский фронт. Боевые действия разворачивались весьма близко от столицы и носили драматический характер.
Армия генерала Ефремова попала здесь в котел и почти целиком полегла в лесах под Вязьмой. Командарм Ефремов германскому плену предпочел пулю в лоб, пущенную из собственного пистолета...

Капитан Драгунский, как и некогда полковник Скалозуб, довольно счастлив был в товарищах своих. Вакансии всегда открыты. На фронте. В жестоких, кровопролитных боях. Кого-то отзовут. Иных... Другие, смотришь, перебиты... За считанные месяцы Давид Абрамович прошел карьерный путь от танкового комбата до начальника штаба дивизии. «Академическая» должность. Хотя Драгунский не успел закончить академического курса.

В академии имени Фрунзе у Драгунского старшим преподавателем
был полковник Малиновский, «испанец», Дважды побывавший в
советниках за Пиренеями. В Уфе начали формироваться ускоренные курсы Академии Генерального Штаба.  Они, эти курсы, комплектовались офицерами, которым война не дала закончить «Фрунзенку» и которые прошли боевую обкатку на фронте.
Когда идет война, декорации меняются, как листки отрывного календаря. Летом сорок второго Малиновский, произведенный в генерал-лейтенанты, формировал резервную армию на левом берегу Волги. Назревали события на Сталинградском направлении. Командарм взял Драгунского под свое крыло. На петлицах - майорская шпала. Под началом - 55-ая танковая бригада.

(Пути Малиновского и Драгунского пересекутся и в дальнейшем течении жизни. Может, Давиду Абрамовичу довелось бы испробовать горький вкус опалы. Но и на тот раз Малиновский не оставил его своими заботами. Однако об этом - в свое время.)

Комбриг Драгунский воевал на Орловско-Курской дуге у танкового комкора Катукова. В составе 3-ей танковой армии генерала Рыбалко форсировал Днепр. На Правобережье, брошенный в глубокий прорыв под город Фастов, был отрезан немцами, сумевшими заткнуть брешь на фронте, и попал, что называется, в опасный переплет. В дальнем вражеском тылу танки его бригады остались без горючего. На исходе снаряды.

Комбриг принимает рискованное решение, за которое чуть было не угодил под суд. «Тридцать четверки» разоружили, сняв пулеметы. Оставшийся боезапас взорвали вместе с боевыми машинами, чтоб не достались врагу. Экипажи, вооружившись, кто чем мог, не брезгуя и трофейными «шмайсерами», используя танковые пулеметы, пошли на соединение со своими, как простая пехота - «царица полей». И ведь вывел комбриг своих молодцов из окружения! Почти без потерь!

Командарм Рыбалко, как сегодня выражаются, «отмазал» своего любимца от суда. Ну и что такого: сжег танки! Подумаешь! Латанные, перелатанные! Инвалиды железные! Зато молодцы-танкисты - вот они! Хоть сейчас - за рычаги новых «тридцать четверок». Только что прибыли с уральских заводов.

Но на правом берегу Днепра Драгунского поджидала беда, страшнее «смерша» и армейских судей. Осколок снаряда, залетевшего невесть откуда, ударив в правое подреберье, располосовал печенку. По всем статьям - смертельная рана. Врачи орудовали, как портные. Штопали печень Драгунского вдоль и поперек, не очень, впрочем, уповая на благополучный исход. Летальный никого бы не удивил...

Гвардии полковник Драгунский выжил. Остался в строю. Вернулся в родную 55-ую бригаду. Впереди были Брянщина, южный фас Белоруссии, Польша.

В танковых войсках командарма Рыбалко 30 июля сорок четвертого одним из первых комбригов форсировал Вислу. За удержание Сандомирского плацдарма на ее левом берегу гвардии полковника Драгунского удостоили высокого звания Героя Советского Союза.

К Одеру танкисты Драгунского прорвались через польский городок Велюнь. Они первыми вышли на левый берег реки. До Берлина оставался путь, что называется, меньше лаптя на карте. Но это был трудный лапоть!

3-я танковая армия Рыбалко, переданная под командование маршала Конева - на 1-ый Украинский, действовала на южном охвате Берлина. Войска 1-го Украинского фронта имели и вторую задачу - отсечь «сюзничков», тоже рвавшихся к Берлину. На левом фланге наступал американский генерал Омар Бредли. На правом - английский - фельдмаршал Монтгомери. Его отсекали войска 2-го Белорусского фронта под командованием маршала Рокоссовского. Союзники шли напором. Немцы на западном фронте показывали только видимость сопротивления. Американцы и англичане не считались с ялтинскими договоренностями, устанавливающими демаркационные границы будущих зон оккупации Германии..
Маршал Конев напомнил о них генералу Бредли на Эльбе в городе Торгау.

Фельдмаршала Монтгомери войска Рокоссовского встретили вблизи  Балтийского побережья на берегу шлюзовых каналов в городе Шверин возле озера Шверинер-Зее...

Впрочем, вернемся к нашему герою. Генерал-полковник Петр Семенович Рыбалко лично прибыл в бригаду гвардии полковника Драгунского, чтобы поздравить его с успехом Велюньской операции по форсированию Одера. А случившийся на фронте автор комсомольских стихов и по совместительству поэт-острослов Александр Безыменский сочинил в честь комбрига бравурную дружескую эпиграмму:

Граф Енджиевский,
Князь Велюньский,
Герой Заодерских равнин
Давид Абрамович Драгунский -
Простой советский гражданин...

Берлинская операция рисуется все больше в беллетристических красках, живописующих эпизоды напроломного штурма столицы гитлеровского Рейха через Зееловские высоты. Особенный восторг беллетристов вызывает гениальная тактическая уловка Жукова, командующего 1-ым Белорусским фронтом, ослепившего немцев, прочно засевших в обороне, кинжальным светом множества прожекторов. После чего, мол, фашисты толпами, с безумными воплями начали сдаваться в плен.

На самом деле шесть эшелонов германской обороны на Зеелах день и ночь долбили тысячи и тысячи стволов нашей артиллерии. На каждом погонном метре против фронта стояло по одному орудию. Пушки и гаубицы всех калибров говорили в полный голос. Суровый бог войны поработал на славу под Берлином. Активно работала и наша авиация. Летчик-герой, трижды ковалер Золотой Звезды Иван Кожедуб впервые в мире сбил над Берлином реактивный самолет - последнюю новинку немцев.

И все равно Жуков не проломил бы зееловской обороны без активной помощи маршала Конева с юга и маршала Рокоссовского - с севера.

Бригаду Драгунского двинули острием на форсирование рукава Шпрее - Тельтов-канала, далее нацеливая ее на южное предместье Берлина - Целендорф. В столице Рейха уже шли кровопролитные бои. Как факелы, горели танки командарма генерал-лейтенанта Катукова, подбитые фаустпатронами - новым противотанковым оружием фашистов. Сопляки из гитлерюгенда били в упор и убегали в развалины.

Целендорф по тактическому своему расположению играл ключевую роль, запирая ворота Берлина с юга. Пикантность ситуации усугублялась еще и тем обстоятельством, что здесь дислоцировался штаб РОА генерала-изменника Власова. Хотя власовцев на тот момент, со всем командным синклидом немцы перебросили в Западную Чехию.

Взятие Целендорфа танкистами Драгунского определило исход штурма Берлина. Это произошло 30 апреля 1945 года. Через два дня пал-Берлин.    9    мая, в светлый праздник Христова  Воскресения – на русскую православную Пасху, совпавшую в сорок пятом с днем Победы,    фельмаршал    Кейтель    от    имени    германского главнокомандования подписал безоговорочную капитуляцию гитлеровской Германии...

За Целендорф гвардии полковник Драгунский получил вторую Звезду Героя Советского Союза.

Однако и после Берлина война для него, как и для многих солдат, офицеров Первого Украинского, еще не закончилась. Полки и дивизии Конева развернулись на юг - на помощь восставшей Праге. Смертельно раненый фашистский зверь в последних конвульсиях еще был в состоянии наделать непоправимых бед.

В «демократической» Златой Праге нынешние чешские «общечеловеки» свергают с пьедесталов советские «тридцать четверки». Культивируется новоявленная версия, лживая насквозь. Дескать, это не коневцы, а власовцы , оказавшиеся рядом и повернувшие оружие против немцев, спасли золотую восставшую Прагу. Соответственно сооружаются пышные траурные мемориалы в местах захоронения власовцев, погибших в боях под Прагою в мае сорок пятого. Только воевали власовцы отнюдь не с эсэсовцами, наседавшими на восставших пражан. Наоборот, германцы бросили их живым заслоном - в авангард против самой Праги.

Лавина подоспевших трех танковых армий Конева, под командованием генералов Лелюшенко, Рыбалко, Кравченко, спасла Прагу от варварского разрушения. Об этом подзабыли не только чехи, но и некоторые наши отечественные публицисты.
Танкисты генерала Рыбалко расправились под Прагою с остатками власовской РОА, взяли в плен самого Власова, не успевшего сбежать к западной границе Чехии, где стояли американцы.

Наконец-то мир! Наконец-то окончательная Победа! Впрочем, нет! Не окончательная! Командарму Кравченко еще предстоит удивить и ошеломить как «союзничков», увязших в длительных баталиях со «джапами», так и самих самураев, когда совершит беспримерный танковый бросок через теснины Большого Хингана и пустыню Гоби на оперативный маньчжурский простор - в тыл японской Квантунской армии... Мы подзабыли и про этот танковый поход. А ведь он созвучен славному, героическому переходу генералиссимуса Суворова через Альпы!

Комбриг гвардии полковник Драгунский, дважды Герой Советского Союза, так много сделавший для Победы, приказом маршала Конева был назначен в состав сводного полка Первого Украинского фронта для участия в параде Победителей на Красной площади в Москве 24 июня 1945 года.

Мы уже говорили: перу Давида Абрамовича принадлежат интересные   мемуары  «Годы  в   броне».   Драгунский  по   смиренной скромности нигде не обмолвился на их страницах о том, как его чуть не отстранили от парада Победителей. На репетициях комендант Москвы генерал-майор Синилов заметил в коробке Первого Украинского какого-то замухрышку-«карандаша». Рост никакой. Выправкой не блещет. «Кто таков?» - «Гвардии полковник Драгунский, товарищ генерал....» - «Что из того - раз он гвардии полковник? Заслуги?» - «Дважды Герой Советского Союза, товарищ генерал! Танкист.» - «Будь он хоть трижды Героем! Но на Параде ему не место! В танке дважды Герою - как раз. На Красной площади - нет!»

Оказывается, был приказ командующего Московским Военным округом: допускать на Парад только молодцов богатырского сложения. Чтоб - косая сажень в плечах и все остальное - прочее... А Драгунский ростом не вышел. Дошло дело до Жукова, которому, как заместителю Сталина, предстояло принимать рапорт от командующего Парадом маршала Рокоссовского. Вопрос решился в пользу гвардии полковника.

...Страна приходила в себя после смертельных испытаний. Энергично залечивала раны. В сорок седьмом Советский Союз первым из стран, воевавших во Второй мировой, отменил продуктовые карточки. Не считая Штатов, конечно, которые, что такое карточки на хлеб и другую еду, не знали даже в годы Великой Депрессии. Отменили карточки. Начался марафон ежегодного - к Восьмому марта - снижения цен, длившийся целых семь лет...
А Давид Абрамович, гвардии полковник?

Ему зачли академическим курсом фронтовые дороги, которые комбриг проделал, уминая шляхи танковыми гусеницами, от стен Сталинграда, через Берлин - до Праги. Генерал-лейтенант Веревкин-Рохальский, начальник «Фрунзенки», напутствуя Драгунского на фронт, сказал: «Диплом тебе вручу, когда вернешься с победой!»

Драгунский вернулся. Израненный вдоль и поперек. Но с Победой!
Диплом Академии имени Фрунзе, ускоренные курсы ГШ в Уфе автоматически давали право Давиду Абрамовичу поступить вне конкурса в Академию Генерального Штаба. Он не преминул воспользоваться этим правом...

Для разрядки позволим себе вспомнить, один эпизод из жизни, но не танкистов, а писателей. Однажды в Доме творчества, еще до войны, поэт Владимир Луговской стал участником шутливого конкурса на самый короткий и самый выразительный рассказ - о стойкости, о верности долгу, о солдатском мужестве. До последнего патрона, сберегаемого не для себя, а чтоб послать его во врага...

Братья-писатели изощрялись на манер фокусников. Кто на что горазд. Конкурс-то - шутливый. Леонид Пантелеев, автор популярной повести «Республика ШКИД», развернул впоследствии свою байку В маленький рассказ: дети играли «в войну». Выставили «понарошке», конечно, пост в городском парке и забыли про «часового», когда расходились по домам. Помните? Сам Пантелеев своим «приказом», как командир Красной Армии, разрешил парнишке, чтоб тоже шел домой. Время позднее. Темнеет. Папа, мама, бабушка, извелись, наверное. Все жданки поистратили, все глаза проглядели... Хороший рассказ получился...
Луговской помалкивал в сторонке, ни во что не вмешиваясь. Будто дело его вовсе не касалось.

-А вы, Владимир Александрович, почему не разделяете нашей компании? Игнорируете?
-Я не игнорирую...
-Где же рассказ, короткий, выразительный?
-Уже есть.
-Говорите!
-Пойдемте!

Во дворе на высокой мачте-столбе на самом верху - колокол-громкоговоритель. Погода - отвратительная. Слякоть. Ветер. Небесные хляби разверзлись. Мокрый снег пополам с дождем падает, не переставая. Тогда радиоузлы вещали на всю округу. Чтоб слушали трудящиеся. Музыка: классика и эстрада, опера,  джаз. Известия - «В последний час». Звуковое радиокино...
Громкоговоритель подняли на столб, видимо, еще во времена оно. Он хрипел, пробиваясь сквозь свист, щелчки и соловьиную трель радиопомех. Взвивался к хмурому небу внезапной арией тенора Козловского: «Не счесть алмазов в каменных пещерах...» Временами голос громкоговорителя западал на нет, чтобы снова прорваться через хмару.

Луговской хмуро глянул на конкурсантов:
-Вот вам самый короткий, - без слов, рассказ. О мужестве и стойкости. О солдатской несгибаемой доблести.

Владимир Луговской выиграл конкурс. Заслуженно и безоговорочно...

Думается, судьба генерал-полковника Драгунского пугающе близко перекликается с долею колокола-громкоговорителя, талантливо подмеченной Луговским. Вещать - и никаких гвоздей!

Не предал идеалов, впитанных кровью. Страну, где вырос, возмужал и стал солдатом, чью земли обильно оросил своею и вражеской кровью. Имея честь носить мундир, не разменял офицерского первородства на чечевичную, сомнительных качеств сытную похлебку сиюминутных хлебных выгод.

Девять лет жизни, итоговых, исходных, Драгунский отдал так называемому Антисионистскому комитету советских обществ (АКСО), возглавляя его. Давид Абрамович и погиб, как солдат, сраженный сердечным приступом. Остался на капитанском мостике корабля, когда крысы уже побежали с его борта.

Казалось бы, все! АКСО торпедирован. Тонет. Трещат переборки...
Первого сентября 1992-го года в служебный офис Драгунского в Москве на Фрунзенской. 46 ввалилась шумная толпа молодых людей. Восточной внешности, развязного поведения. «Освободите помещение» - «Как?» - «А вот так!»

Эксмэр Москвы Гавриил Попов накануне своей отставки успел подписать моссоветовское постановление: помещение АКСО на Фрунзенской 46 передается в аренду «еврейским культурным организациям». Подпись. Печать.

«Выметайтесь!» - «Куда?» - «Это ваши проблемы.» Советовали очистить апартаменты по добру по здорову. Дескать, если «Нет!», то поможем!

Позвонил новому мэру Москвы. Лужков сказал, что разберется. Молодым активистам «еврейских культурных организаций» предложено удалиться. На первый случай. До новых постановлений Моссовета...

О чем успел подумать Давид Абрамович, когда ушли
экспроприаторы? Этого мы никогда не узнаем. Сердечный удар настиг генерала прямо в кабинете. Он так и не пришел в память, оставаясь в коме вплоть до 12-го октября. Драгунского не стало. Медики оказались бессильными перед лицом рока.

Но очевидно одно. Драгунского убили. Внезапный крах ценностных установок, усвоенных на совесть, не маскировочным флером, призванным тушевать зияющую пустоту души и помыслов, тогда, в лихие девяностые, ударил по многим. Кто-то опустился на дно. Другой стал циником. Третий прилюдно, на глазах аплодирующей публики сжег все, чему поклонялся, поклонился тому, что сжигал. Рвали в клочья, бия себя в грудь, партийные билеты люди, стоящие на страже устоев, такие, как, например, начальник особого отдела Камчатской военной флотилии, чему мы сами были свидетелями...

У Драгунского отказало сердце.

Незадолго до гибели на Фрунзенскую 46 явились с визитом такие же развязные, как и культуртрегеры из «еврейских организаций», молодые, ранние русскоязычные журналисты - патриоты Израиля. Интервьюеры насели на Драгунского с призывом: «Покайтесь, генерал!» - «Каяться? За что?» - «За грехи перед своим народом»,- отвечали.
За грехи? Какие? За то, что воевал, спасая людей без оглядки на их национальность? Виноват в том, что гневно осудил резню палестинских беженцев, учиненную израильтянами на ливанской земле в лагерях «Сабра» и «Шатила»?

Пятнадцать лет командовал «полевой военной академией» — высшими курсами подготовки и переподготовки офицеров Вооруженных Сил стран, входящих в организацию Варшавского договора, других дружественных армий, сменив на этом посту умершего генерала армии Крейзера, тоже еврея по национальности. И в этом виноват Давид Абрамович?

Нет! Драгунский не отрекся от звезды Давида, оставаясь евреем и по крови, и по родному наречию идиш, которым владел с детства и всю жизнь. Не изменил он местечковому своему менталитету, если можно так выразиться, привычкам, пристрастиям, склонностям, усвоенным с младых ногтей, наконец, скорбной памяти о родных, близких людях, расстрелянных фашистами почти поголовно в оккупированном Святске. Из многочисленного «выводка» Драгунских после войны в живых остались только Давид и старший брат Зиновий или Зяма, как его звали в семействе.

А ему твердили интервьюреры-вымогатели: «Покайтесь, генерал! Отрекитесь! Вы могли бы стать гордостью еврейского народа!»
Не признал своей вины в том, что не видел антисемитизма в родной стране. На посту председателя АКСО он много сделал для развития еврейской культуры в СССР. Выходил всесоюзный журнал «Советиш гаймланд» - «Советская Родина» на идише. Получали широкую аудиторию еврейские прозаики и поэты, пишущие на идише и по-русски. Дважды издавалось собрание сочинений классика еврейской литературы Шолома Алейхема в шести томах (на русском языке) - единственный в мире его многотомник.

Но что правда - то правда. Драгунский нутром не принимал сионистскую идеологию исключительности и богоизбранности еврейской нации. У Бога на небе звезд - не счесть. Никакая луна не может их застить.

Он ведь и сам в молодые годы после Академии ГШ едва не угодил под каток кампании, развернувшейся в стране под знаком борьбы с безродным космополитизмом. В сорок девятом гвардии полковник выпустился из Академии. В СССР уже во всю клеймили космополитов. Давний патрон Драгунского Родион Яковлевич Малиновский забрал Давида Абрамовича к себе, в Забайкалье, на некогда престижный, но захолустный в ту пору 76-ой разъезд. Маньчжурская ветка.

Десять лет ходил в полковниках, командуя дивизией. В генерал-майоры произведен только в пятьдесят девятом. Борьба с космополитами угасла. XX съезд КПСС уже прогремел планетарно, отозвавшись зловещим эхом.

Давид Абрамович обид на Родину не таил. Он ведь вполне понимал «Дядюшку Джо», впавшего в ярость после сорок восьмого года. Деликатные, прямо скажем, события, имевшие место тогда на Ближнем Востоке, сегодня не очень афишируются. Не афишировались они и в сорок восьмом. Но подоплека всего, что совершается под луною, рано или поздно выплывает на поверхность.

Так называемая первая арабо-израильская война. Где ее истоки? Западные «демократии» отнюдь не спешили раскрывать объятия только что родившемуся государству Израиль. Молодая страна появилась на политической карте по решению ООН под активным нажимом советской дипломатии. Англичане, владевшие Палестиной по мандату Лиги Наций, не хотели уходить из стратегически важной точки мира. Здесь очень сильно пахло нефтью. Джон Буль натравил на израильтян своих тогдашних марионеток - арабов. На Израиль набросились сирийцы, египтяне, иорданцы, иракцы... Наверняка, еврейская мечта о Земле Обетованной так бы и осталась мечтой.

Но вмешался «Дядюшка Джо». Генералиссимус послал на Ближний Восток танковые батальоны, укомплектованные экипажами сплошь из героев Второй Мировой. Естественно, еврейского происхождения. В их числе - Герой Советского Союза Моше Даян. Эти вот танкисты и добыли победу израильтянам. «Прав тот, у кого больше батальонов»,- любил повторять Наполеон. У арабов танковых батальонов не было вообще.

Как повернулся дальнейший ход истории – никому не секрет. Военно-политическая элита Израиля, больше, чем на две трети рекрутированная из подданных Страны Советов, сразу после разгрома арабского нашествия повернула оглобли с Востока на Запад. С «Дядей Сэмом» ей оказалось больше по пути, нежели с «Дядюшкой Джо». Мира под пальмами Палестины нет до сих пор...
Тогда и разразилась яростная война с безродными космополитами, опалившая своим пламенем многих вполне порядочных людей. Но эта кампания имела и положительные резонансы. Умерила пыл ярых «западников», всегда у нас, в России, отличавшихся настырно-наступательными повадками. Подняла шансы патриотов-славянофилов.

Давиду Абрамовичу Драгунскому повезло уж тем, что его, слушателя Академии ГШ, не стали отзывать с учебы, не послали на Ближний Восток.

Особенное, глумливо-гневное недоумение в стане «торжествующей демократии» возбудил «чудовищный» по их разумению проступок генерала Драгунского. Давид Абрамович принял высшую награду - знак воинского отличия - от правительства Палестины в изгнании. Мало того! Палестинцы назначили ему и его родным пожизненную пенсию.

Он не погнушался. Воспринял палестинские почести, как должное. Такого ему не простили - дважды Герою Советского Союза...

В сентябре 2007 года отмечалось семидесятилетие столицы ЕАО . Город принимал поздравления  из стран СНГ, США, Израиля, Франции, Австрии, от своих побратимов: Хегана (КНР), Ниигаты (Япония). На знамени Биробиджана появилась высокая награда – орден Петра Великого.

А первый  орден «Знак Почета» столице ЕАО вручал двадцать лет назад начальник курсов «Выстрел» генерал-полковник Давид Абрамович Драгунский. Он прибыл на торжества в составе представительной делегации. Тогда биробиджанцев поздравили с юбилеем А.К. Черный, Д.Т.Язов, И.М. Третьяк, Иосиф Кобзон, Майя Плисецкая, Лев Шапиро, Аркадий Райкин, Эллина Быстрицкая.
Маяковский просил у Бога Одной-единственной милости. Поэт хотел свой встретить смертный час так, как встретил смерть товарищ Теодор Нетте. Других желаний не имел Владимир Владимирович.

Достойно, как подобает бойцу, ушел из жизни и Давид Абрамович Драгунский. Не каялся. Не отрекался. Остался верным до конца России.

Виктор Унин,
Евгений Корякин.

На фотографиях: Давид Абрамович Драгунский