КНЯЖЕСКИЙ ВЫБОР

Человек живёт. Что определяет судьбу человека, его характер, поступки, взгляд на окружающий мир? Может быть, всё это определяет звезда, под которой он появился на свет? Может быть место и время, страна и эпоха, где и когда он родился?  Может быть плоть и дух, переданные ему предками? Или может быть то, что называется божественным провидением? А может быть всё решает «его величество» случай?

Наверное, каждый задумывается над этими вечными вопросами, и я не берусь утверждать, что знаю ответы на них. Я лишь на примере одной очень яркой судьбы хочу показать, как и под действием чего формируются взгляды человека, как из потомка аристократического рода вырастает революционер.

ПОТОМОК ЗНАТНОГО РОДА

Шёл 1862 год. Россия торжественно отмечала своё тысячелетие. В память этого юбилея в первой столице Руси – Новгороде был сооружён величественный памятник со скульптурами самых выдающихся правителей России за всю ее тысячелетнюю историю, начиная с легендарного Рюрика.

В том же 1862 году потомок древнего и знатного, более древнего и знатного, чем сами Романовы, восходящего к самому Рюрику княжеского рода оканчивал Пажеский корпус – самое привилегированное учебное заведение тогдашней России. Перед выпускниками Пажеского корпуса открывались блестящие перспективы: право выбирать для службы любой армейский или гвардейский полк, возможность служить при дворе. Однако, наш герой предпочёл шитым золотом мундирам гвардейцев грубый серый мундир только что созданного Амурского казачьего войска, а балам на зеркальных паркетах петербургских дворцов –  тяжёлые экспедиции «по диким степям Забайкалья», суровой тайге и скалам Приамурья и опасные сплавы по великой дальневосточной реке – Амуру. Звали юношу Пётр Алексеевич Кропоткин, и спустя годы его имя равноправно войдёт как в историю российского и мирового революционного движения, так и в историю географических открытий. Как бы итогом жизни этого человека стала автобиографическая книга «Записки революционера», которая будет основой моего дальнейшего повествования.

Но прежде чем отправляться вместе с юным Кропоткиным в Восточную Сибирь и на Амур послушаем его рассказ о своих предках:

«Отец мой был типичный гвардейский офицер. Воспитывался он в школе гвардейских подпрапорщиков, попал затем офицером в Семёновский полк как раз в самый первый год царствования Николая и пошёл обычной дорогой гвардейского офицера…

Отец наш очень гордился своим родом и с необыкновенной торжественностью указывал на пергамент, висевший на стене в кабинете. В пергаменте, украшенном нашим гербом (гербом Смоленского княжества), покрытом горностаевой мантией, увенчанной шапкой Мономаха, свидетельствовалось и скреплялось департаментом Герольдии, что род наш ведёт начало от внука Ростислава Мстиславича Удалого и что наши предки были великими князьями Смоленскими… Наш род действительно очень древний, но подобно большинству родов, ведущих своё происхождение от Рюрика, он был оттеснён, когда кончился удельный период и вступили на престол Романовы, начавшие объединять Россию».

Автор этих строк был прямым потомком Владимира Мономаха и считался прямым потомком Рюрика в тридцатом колене. Если бы в «смутное время» начала 17-го века Михаил Романов не был бы «всенародно» избран царём, то Кропоткин имел бы основания претендовать  на корону Российской империи. Однако, в истории нет сослагательного наклонения, и потомок основателя российской монархии стал теоретиком анархизма – учения, отрицающего не только монархию, но и само государство, как средство подавления отдельной личности, стал революционером. Что же заставило этого человека сделать такой выбор? Невозможно дать однозначный ответ: причин много, они не очевидны, и о некоторых из них будет рассказ впереди. Но сначала послушаем рассказ Кропоткина о своих предках дальше, и, мне кажется, мы поймём одну из главных причин его жизненного выбора. Как сказал мудрый писатель О.Генри: «Дело не в дороге, которую мы выбираем; то, что внутри нас, заставляет нас выбирать дорогу».

КАЗАЦКАЯ КРОВЬ

Об отце любого человека обычно известно больше уже потому, что он передаёт детям свою фамилию. Хотя в наше время это не всегда так, но раньше, особенно в дворянской среде, это соблюдалось неукоснительно, поскольку по отцовской линии велась родословная, передавались титулы, права, привилегии. Но, хотя в своё время генетика и была кое-кем обозвана «реакционной лженаукой», от выведенных ею законов наследственности так же никуда не деться, как от закона всемирного тяготения. И часто человек, получив от отца фамилию, имеет материнские черты во внешности и характере, унаследованные его матерью от своих предков. Что же рассказывает Кропоткин о предках своей матери:

«Наш отец принимал участие в войне против поляков во время революции 1831 года. В Варшаве он познакомился с младшей дочерью корпусного генерала Сулимы и влюбился в неё. …Отец матери Николай Семёнович Сулима совсем не умел сделать себе карьеру и нажить состояние. Должно быть, в его жилах было слишком много крови запорожцев, которые умели сражаться с отлично вооружёнными храбрыми поляками и с втрое более сильными турецкими полчищами, но не умели уберечься от тенёт московской дипломатии. Известно, что после страшного восстания 1648 года, которое было началом конца Польской республики, и кровавой войны с поляками казаки подпали под иго русских царей и потеряли все свои вольности. Один из Сулима был захвачен тогда поляками и замучен до смерти в Варшаве; но остальные полковники такого же закала дрались ещё более упорно, и Польша потеряла Малороссию»

Здесь,  я думаю, стоит вспомнить, о каких событиях польской и украинской истории идёт речь, и кто такой «один из Сулима».

В середине 16-го века Польша была одним из крупнейших и сильнейших государств Европы.  После объединения   в 1569 году по Люблинской унии с Великим княжеством Литовским образовавшееся государство, Речь Посполитая, в лучшие свои годы простиралось от реки Одер на западе до смоленской Вязьмы на востоке, и от Балтийского моря на севере до рек Прут и Днестр на юге, включая в себя земли нынешних Белоруссии, Украины, Литвы, Латвии, Эстонии, Молдавии и России (в том числе всё Смоленское княжество – вотчину предков Кропоткина). В 16-17 веках Польша вела почти непрерывные войны со Швецией, Турцией и Россией. В 1610 году в «смутное время» польские войска вступили в Москву, и были изгнаны из неё лишь в 1612 году народным ополчением Минина и Пожарского, но многие русские города, в том числе и Смоленск, ещё долго оставались под польским владычеством.

Понятно, что при непрерывных войнах с сильными соседями Польше требовалось и  она имела большое хорошо обученное войско, основу которого составляло польское рыцарство – шляхта. Но чем могущественнее становилась Речь Посполитая, тем больше прав и привилегий получала шляхта, и, наконец, в 17-ом веке наступило время, когда это привилегированное сословие из главного защитника и опоры государства стало превращаться в его главного разрушителя. Из суровых воинов, для которых воинская доблесть и интересы родины были превыше всего, шляхтичи превращались в изнеженных сибаритов, утопающих в роскоши. Роскошь же, известно, требует много денег, самый простой путь получения которых, как вечно кажется «сливкам» общества, это «выбивать» их без меры из подвластного народа. Старый, как мир, путь, ведущий в бездну. Пошла по этому пути и Польша.

Основной гнёт шляхты пришёлся на православное население Украины, подвластной тогда полякам. Украинский народ ответил на это восстаниями и массовым бегством людей в Запорожскую Сечь, в своеобразную казачью республику на  островах, находившихся ниже по течению Днепра  от его порогов, за порогами – в Запорожье.

Дорога в Запорожскую Сечь – дорога к свободе пролегала по правому берегу Днепра. Чтобы пресечь бегство народа, перед самыми порогами поляками была построена крепость Кодак, ставшая для украинцев символом препятствия на пути к свободе, но в августе 1635 года гетман запорожских казаков Иван Михайлович Сулима взял эту крепость, разорил её и перебил весь польский гарнизон. Однако, вскоре Сулима был предан частью казаков, выдан полякам и казнён в Варшаве в декабре того же 1635 года.

Вот как рассказывает об этих событиях строитель Кодака французский военный инженер на польской службе Гийом Левассер де Боплан в своём «Описании Украины»:

«Здесь существует замок, заложенный мною в июле 1635 года; но в следующем месяце, августе, некто Сулима, предводитель восставших казаков, возвращался из морского похода и, заметив замок, затруднявший ему возврат на родину, овладел им врасплох и перебил весь гарнизон, состоявший примерно из 200 человек под начальством полковника Мариона, родом француза. Затем, разграбив укрепление, Сулима с казаками возвратился в Запорожье. Однако, они недолго владели этой крепостью; вскоре они были осаждены и разбиты другими верными казаками по приказанию великого Конецпольского, краковского каштеляна. Наконец, предводитель восстания был взят в плен со всеми соучастниками и отвезён в Варшаву, где их четвертовали».

Для устрашения других, чтобы неповадно было бунтовать, тело Сулимы было разрублено на четыре части и выставлено на всеобщее обозрение в четырёх концах Варшавы. Кодак был отстроен вновь, но для украинцев дорогу к свободе он уже не мог закрыть. Восстания на Украине возникали вновь и вновь, пока не слились в 1648 году в антипольскую войну, страшную по взаимной жестокости и закончившуюся вхождением части Украины в состав России, что было закреплено в 1654 году Переяславской радой и вызвало войну между Польшей и Россией в 1654-1667 годах.

А Польша к концу 18-го века окончательно ослабела, потеряла свою независимость и была поделена между Австрией, Пруссией и Россией.

Читая же  строки Петра Алексеевича о своём далёком предке, чувствуется, что не только в жилах его деда, но и в его собственных бурлила неукротимая кровь запорожских казаков, и, наверное, совсем не случайно прямой потомок запорожца Ивана Михайловича Сулимы, разрушившего в 1635 году символ польского господства над Украиной крепость Кодак, стал революционером, проповедовавшим полную свободу и общественный, коммунистический образ жизни.

ДЕД

Но вернёмся к рассказу Кропоткина о предках своей матери:

«Что касается моего деда, то в двенадцатом году он во главе кирасирского полка сумел врубиться в каре французов, несмотря на щетину штыков, и, оставленный как убитый на поле сражения, сумел оправиться, отделавшись глубоким шрамом на голове; но стать лакеем у всемогущего Аракчеева он не захотел, и его отправили, в своего рода, почётную ссылку – вначале генерал-губернатором в Западную, а потом в Восточную Сибирь. В то время такой пост считался более прибыльным, чем золотой прииск; но мой дед возвратился из Сибири таким же небогатым человеком, каким отправился туда. Он оставил трём своим сыновьям и трём дочерям лишь маленькое наследство. Когда я в 1862 году поехал в Сибирь, то часто слышал его имя, произносившееся с большим уважением. Чудовищное воровство, царившее в Сибири, с которым мой дед был не в силах бороться, приводило его в отчаяние».

Однако,  этот рассказ Кропоткина про своего деда  стоит, пожалуй, дополнить.

Николай Семёнович Сулима (1777-1840)никогда не был кирасиром. В 1805 году он командовал Московским мушкетёрским полком, который отличился в сражении при Кремсе, захватив французское знамя. После этого боя, за который Николай Семёнович был награждён орденом Св. Владимира 4-й степени, командующий русской армией М.И.Кутузов сказал ему: «Полковник! Вы храбры: это обыкновенно в русских, но за вашу находчивость и распорядительность при старости моих лет, пред вами снимаю шляпу». Но в трагическом для русской армии сражении при Аустерлице Сулима был тяжело ранен ударом палаша (холодное оружие тяжёлой кавалерии, в частности кирасир: вероятно отсюда ошибка в рассказе Кропоткина, поменявшего противников местами) в голову, попал в плен к французам, но вскоре был обменян Кутузовым на французского полковника.

1812 год Николай Семёнович встретил командиром Таврического гренадерского полка, который в Бородинском сражении оборонял Утицкий курган от действовавшего в составе Великой Армии Наполеона Польского корпуса генерала Юзефа Понятовского – родовитого польского шляхтича, воевавшего на стороне французов. За проявленную в сражении  храбрость полковник Сулима был 21 ноября 1812 года произведён в генерал-майоры и назначен командиром бригады. Кстати, кроме Таврического в эту бригаду входил ещё Санкт-Петербургский гренадерский полк, командиром которого после Бородинской битвы был назначен произведенный 21 ноября 1812 года за храбрость в полковники  Егор Андреевич Агте – брат моего далёкого предка. Воистину, мир тесен!

Затем в послужном списке Сулимы появляются названия многих известных сражений: Тарутино, Малоярославец, Красный, Лютцен, Баутцен, Дрезден, Кульм, Лейпциг. Отличился он и при взятии Парижа, за что был награждён алмазными знаками к ордену Св. Анны 1-й степени, дополнившими целую коллекцию полученных им ранее боевых наград, включавшую и украшенную алмазами золотую шпагу с надписью «За храбрость».

Ну, а в 1831 году Николай Семёнович Сулима участвовал в подавлении польского восстания и взятии Варшавы – города, где когда-то был жестоко казнён его предок. Наверное, так распорядилось само Провидение!

Вот таким был дед будущего революционера-анархиста.

 Ну а теперь вернёмся к поездке самого Петра Алексеевича в Сибирь. Он отправился туда через четверть века после возвращения  своего деда, губернаторствовавшего там в 1833-1836годах. За это время утекло много воды. Что же в Сибири увидел внук? 

ВСТРЕЧА В ИРКУТСКЕ

 Итак, юный Кропоткин прибыл в Иркутск – столицу Восточной Сибири:

«В 1862 году высшая сибирская администрация была гораздо более просвещённой и вообще гораздо лучше, чем администрация любой губернии в Европейской России. Пост генерал-губернатора Восточной Сибири в продолжение нескольких лет занимал замечательный человек граф Н.Н.Муравьёв… Он был очень умён, очень деятелен, обаятелен, как личность, и желал работать на пользу края… Ему удалось отделаться почти от всех старых чиновников, смотревших на Сибирь как на край, где можно грабить безнаказанно, и он окружил себя большею частью молодыми, честными офицерами, из которых многие имели те же благие намерения, как и он сам…

Меня очень хорошо принял молодой генерал-губернатор Корсаков, только что заменивший Муравьёва, и заявил, что он очень рад видеть возле себя людей либерального образа мыслей. Корсаков никак не мог поверить, что я по собственному желанию выбрал Сибирь. Он думал, что меня назначили в Сибирь за какую-нибудь провинность».

И  вот здесь, в столице Восточной Сибири произошла встреча, значительно повлиявшая на формирование революционных взглядов Кропоткина:

«Помощником Корсакова был молодой, тридцатипятилетний генерал Кукель, он занимал должность начальника штаба Восточной Сибири (он сейчас же взял меня к себе адъютантом) и, как только ознакомился со мной, повёл меня в одну комнату в своём доме, где я нашёл лучшие русские журналы и полную коллекцию лондонских революционных журналов Герцена. Скоро мы стали близкими друзьями.

В то время Б.К.Кукель временно занимал пост губернатора Забайкальской области, и через несколько недель мы переправились через Байкал и поехали на восток, в Читу. Здесь мне пришлось отдаться всецело, не теряя времени, великим реформам, которые тогда обсуждались. Я стал секретарём двух комитетов: для реформы тюрем и всей системы ссылки и для выработки проекта городского самоуправления. Я взялся за работу со всем энтузиазмом девятнадцатилетнего юноши…

– Мы живём в великую эпоху; работайте, милый друг; помните, что вы секретарь всех существующих и будущих комитетов, – говорил мне тогда Кукель. И я работал с двойной энергией…

Но из нашей работы, как видно будет, ничего не вышло».

Вот мы и познакомились с Болеславом Каземировичем Кукелем, русским генералом польского происхождения, начальником и другом Петра Алексеевича Кропоткина, человеком либеральных, если не сказать революционных, взглядов.

РОКОВЫЕ СОБЫТИЯ

Совместная же работа двух друзей по либеральному реформированию Сибири как части государства Российского продолжалась недолго. Беда пришла, откуда её не ждали – из Польши, где в январе 1863 года началось восстание, резко изменившее жизнь находившихся в далёкой Чите Петра Алексеевича Кропоткина и Болеслава Каземировича Кукеля. Но лучше послушаем рассказ об этом самого Кропоткина:

«В январе 1863 года Польша восстала против русского владычества. Образовались отряды повстанцев, и началась война, продолжавшаяся полтора года…

Никогда раньше польскому делу так много не сочувствовали, как тогда… Когда началась революция 1863 года, несколько русских офицеров отказались идти против поляков, а некоторые даже открыто присоединились к ним и умерли или на эшафоте, или на поле битвы. Деньги на восстание собирались по всей России, а в Сибири даже открыто. В университетах студенты снаряжали тех товарищей, которые отправлялись к повстанцам».

Но вот, повстанцы напали на расквартированных в деревне русских солдат и перерезали их сонных. Это «…произвело самое удручающее впечатление на общество. Снова между двумя народами, столь сродными по происхождению, но столь различными по национальному характеру, воскресла старая вражда».

Стало известно, что восставшие требуют восстановления Польши в старых границах с включением территорий Украины, отделившейся от Польши ещё двести лет назад, что, естественно, было неприемлемым ни для украинского, ни для русского народа. Зато наделение польских крестьян землёй не входило в планы шляхетского руководства повстанцев, чем сумело воспользоваться русское правительство, раздав землю примкнувших к восстанию помещиков-шляхтичей крестьянам, которые перешли на сторону русских властей и стали бороться с повстанцами. Кроме того, российскую общественность отвернуло от поддержки восставших то, что, на стороне повстанцев выступили Англия и Франция, угрожая России, ещё не оправившейся после поражения в Крымской войне,  новой войной.

В то же время на подавление восстания были брошены крупные военные силы, включая гвардейские части из Петербурга. Назначенный генерал-губернатором Михаил Николаевич Муравьёв был послан в Польшу с чрезвычайными полномочиями.

К маю 1864 года восстание было жестоко подавлено. Десятки повстанцев были повешены и расстреляны по приказу генерал-губернатора на месте, а около семидесяти тысяч было сослано вглубь России, в том числе только в Восточную Сибирь в ссылку и на каторгу было отправлено одиннадцать тысяч поляков, составлявших цвет польской интеллигенции. Пожалуй, именно с тех пор в России, особенно в Сибири, появилось понятие: «Из ссыльных поляков».

Кропоткин видит этих ссыльных, сочувствует им. Видит и то, к чему привело восстание:

«Для России последствия были одинаково бедственны. Польская революция положила конец всем реформам… Хуже всего было то, что само общественное мнение сразу повернуло на путь реакции…

Волна реакции скоро добралась и до нашей далёкой окраины. Раз, в феврале или марте 1863 года, в Читу прискакал нарочный из Иркутска и привёз бумагу. В ней предписывалось генералу Кукелю немедленно оставить пост губернатора Забайкальской области, вернуться в Иркутск и там дожидаться дальнейших распоряжений, «не принимая должности начальника штаба».

Почему так? Что всё это означает? Про это в бумаге не было ни слова. Даже генерал-губернатор, личный друг Кукеля, не решился прибавить ни одного пояснительного слова к таинственной бумаге. Значит ли она, что Кукеля повезут с двумя жандармами в Петербург и там замуруют в каменный гроб, в Петропавловскую крепость? Всё было возможно. Позднее мы узнали, что так именно и предполагалось. Так бы и сделали, если бы не энергичное заступничество графа Николая Муравьёва-Амурского, который лично умолял царя пощадить Кукеля.

Наше прощание с Б. К. Кукелем и его прелестной семьёй было похоже на похороны. Сердце моё надрывалось. В Кукеле я не только терял дорогого близкого друга, но я сознавал также, что его отъезд означает похороны целой эпохи, богатой «иллюзиями», как стали говорить впоследствии – эпохи, на которую возлагалось столько надежд».

Приехав в том же 1863 году на короткое время в Петербург, Кропоткин узнает, что предполагавшийся арест Кукеля был связан  с перехваченным русскими властями письмом к нему, с призывом перейти на сторону повстанцев. Как станет известно позднее, автором этого письма был известный революционер-анархист Михаил Бакунин, близко познакомившийся с Кукелем во время своего пребывания в ссылке в Восточной Сибири, а затем через Японию и Америку бежавший в Европу. Но судьба была милостива к Кукелю.

Вместе с отъездом из Читы Болеслав Казимирович Кукель уходит и из жизни Петра Алексеевича Кропоткина, оставив в ней, однако, неизгладимый след.

Вольный воздух Сибири

А что же Кропоткин?

Уже весной 1863 года он отправляется в тяжелейший сплав по Амуру, в 1864 году совершает путешествие по неизученным районам Маньчжурии и поднимается вверх по реке Сунгари, в 1865-ом – исследует Саянские горы, а в 1866-ом – ищет и находит путь из Забайкалья на Витимские и Олекминские золотые прииски: путь, считавшийся ранее непроходимым. «Отчёт об Олекминско-Витимской экспедиции», составленный Кропоткиным и его спутником зоологом И.С.Поляковым составил 680 страниц текста с приложением рисунков, карт, чертежей. Благодаря своим исследованиям в Сибири, Кропоткин вошёл в число известнейших географов.

Путешествия по Сибири дали юноше не только познание природы, но и в значительной степени сформировали его представления об устройстве человеческого общества. Вот, что он сам пишет об этом: «Годы, которые я провёл в Сибири, научили меня многому, чему я вряд ли мог бы научиться в другом месте. Я быстро понял, что для народа решительно невозможно сделать ничего полезного при помощи административной машины. С этой иллюзией я распростился навсегда. Затем я стал понимать не только людей, но также скрытые пружины общественной жизни. Я ясно сознал созидательную  работу неведомых масс, о которой редко упоминается в книгах, и понял значение этой построительной работы в росте общества. Я видел, например, как духоборы переселялись на Амур; видел, сколько выгод давала им их полукоммунистическая жизнь, и как удивительно устроились они там, где другие переселенцы терпели неудачу; и это научило меня многому, чему бы я не мог научиться из книг».

Но новые трагические события окончательно определили жизненный выбор юноши. В 1866 году началось восстание польских ссыльных, точнее – каторжан, работавших на строительстве Кругобайкальской дороги. Восстание было подавлено, а за убийство русского офицера расстреляли пятерых поляков. Это ужасно потрясло Петра Алексеевича Кропоткина, и в 1867 году он навсегда покинул Сибирь. Можно сказать, именно тогда он окончательно определил свою судьбу, выбрав путь революционера.

*    *    *

Сейчас очень модно изображать всех деятелей революционного движения в образе кровожадных монстров, возникших неизвестно откуда, не помнящих своего родства, только и мечтающих пролить побольше людской крови. В общем, «бесы», как в  романе Ф.М.Достоевского с тем же названием. Да, такие персонажи встречаются среди революционеров, как, впрочем, и среди остальных людей. Однако, утверждать, что все  люди, исповедывавшие или же сейчас исповедующие революционные коммунистические взгляды, и есть эти самые «бесы», значит откровенно и преднамеренно лгать. Ярчайший пример, опровергающий подобные утверждения –Пётр Алексеевич Кропоткин, князь рюрикович по происхождению, выдающийся учёный-географ, крупный философ, исповедывавший коммунистические идеи, человек, всю свою жизнь   ненавидевший насилие над  личностью.

И ещё вот о чём. Меня поразило, каким удивительным образом судьба Кропоткина и судьбы его предков переплетаются с историческими судьбами России, Украины и Польши,  как   судьбы этих стран  завязаны в один тугой запутанный узел, который просто невозможно разрубить, как  пытаются делать это иные нынешние то ли политики, то ли политиканы, разжигая  межнациональную рознь, вновь растравливая  давно, казалось бы, зажившие кровавые раны в истории  народов. Кропоткин – потомок русских князей и украинских гетманов, варягов и запорожцев – всей своей жизнью даёт нам пример подлинного интернационализма.

Агте Владимир Сергеевич, инженер-механик,  по призванию историк-исследователь,заведующий Музеем истории, член Союза журналистов России

На фотографиях:

1. Владимир Агте - автор статьи

2. Кропоткин Пётр Алексеевич

3. П.А. Кропоткин во время службы в Сибири

4. Дед Кропоткина по материнской линии