ПОСЛЕДНИЙ СОЛДАТ ИМПЕРИИ

                «Всякую революцию задумывают романтики, осуществляют фанатики, а пользуются её плодами отпетые негодяи». История неоднократно подтверждала справедливость высказывания Томаса Карлейля. Применимо оно, кстати, не только к революциям – политика вообще грязное дело. Но без романтиков обойтись всё-таки не может. Пример тому – жизнь и судьба Игоря Гиркина, более известного как Игорь Стрелков. Подробностями своего . . . 

последнего похода, завершившегося пять лет назад, русский Че Гевара поделился с нашей газетой.

                - Игорь Иванович… Или всё-таки Игорь Всеволодович? Какой вариант обращения для вас сегодня более органичен, более предпочтителен?

            - При обычном общении я допускаю оба варианта. Но поскольку речь идет об интервью, полагаю, Игорь Всеволодович будет более правильно. По паспорту я как был Игорем Всеволодовичем, так и остался.

            - Некоторые ваши, скажем так, бывшие друзья утверждают, что вы стесняетесь своей природной фамилии. Это не так?

            - Я никогда не стеснялся своей природной фамилии. Мне стесняться её не приходится. Жуликов, проходимцев и прочих мерзавцев у меня в роду никогда не было, были достойные люди – военные, инженеры, крестьяне, мещане…

            Чтобы закрыть тему: Игорем Ивановичем Стрелковым я стал, когда началась вторая чеченская кампания. Все мы, офицеры ФСБ, отправляясь в длительные командировки в республику, получали документы прикрытия на другие, как у нас принято говорить, установочные данные. Можно было менять что угодно: и имя, и фамилию, и отчество. Желательно было менять. Стрелкова – это моя бабушка по отцу. Иваном звали моего любимого деда по матери. Поэтому ничего странного в этом выборе нет. Пять лет все знали меня в Чечне как Игоря Стрелкова. Поэтому естественно, что, отправляясь в Крым, а потом на Донбасс, я решил воспользоваться этим псевдонимом.

            - Вы говорите, что подразделения, находившиеся под вашим командованием, не сбивали малайзийский «Боинг». И я, кстати, вполне вам верю. Но, откровенно говоря, не верю, что вы не располагаете никакой информацией о том, кто сбил. Вам известно, кто это сделал?

            - Вы знаете мой стандартный ответ на данный вопрос: ополчение «Боинг» не сбивало. Все, больше никаких комментариев.

            - Показательно, однако, что, в отличие от многих, вы ничего не говорите ни об украинском штурмовике, ни об украинском «Буке», ни вообще об украинских силовых структурах.

            - Прейдем к следующему вопросу.

            - Вы человек неудобный во всех отношениях: и знаете очень много – слишком много, - и к тому же не относитесь, мягко говоря, к апологетам власти. Цинично рассуждая, «проблема Стрелкова» может быть решена и другим, менее гуманным способом.

            - Понимаю, о чём вы говорите. Но снявши голову, как говорится, по волосам не плачут. Переходя в апреле 2014 года российско-украинскую границу, я понимал, что это, вполне возможно, дорога в один конец. Да, я неудобен. Предельно неудобен. Меня никто на Донбасс не посылал. Я пошёл туда сам, добровольно, по собственным побудительным мотивам, и остался верен своим взглядам и идеалам – независимо от того, как разворачивалась политическая ситуация, как менялась «линия партии».

            Но обратите внимание: многие из тех, кто прогибался под «линию», уже мертвы. Господин Захарченко – я его назвал «паном» после того, как он подписал Минские договорённости, - воспринимал на ура почти все приказы из Москвы. И где он?.. То же самое можно сказать о целом ряде других донбасских деятелей. Удобность – ещё не гарантия безопасности.

            - По официальной версии, все эти деятели, включая Захарченко, пали жертвами украинских спецслужб…

            - Я не рассматриваю официальные версии.

            - У вас есть другая?

            - Полагаю, что без участия людей, связанных, скажем так, с влиятельными российскими кругами, устранить Захарченко было бы невозможно. Не думаю, что решение об устранении было принято официальными властями, но более чем вероятно, что существовали серьёзные силы, заинтересованные в устранении.

            - А в чём был интерес этих сил?

            - Коммерческие вопросы. Контроль над серыми схемами, над промышленностью, над всем остальным.

            - Главной своей претензией к нынешней российской власти вы называете то, что в 2014 году был присоединён только Крым, а не все «русские» регионы Украины.

            - Путин отказался от воссоединения разделённого русского народа. Упустил уникальный шанс, который выпадает, может быть, раз в столетие. По сути, он отказался защищать русских на Украине. Защитил наполовину, на четверть пальца.

            При этом «сбережение живой силы и техники» ожидаемо обернулось провалом. Не решив вопрос с Украиной, Путин ничего не выиграл. Люди продолжают гибнуть, войне не видно конца и края, расходы на неё растут. И рано или поздно эта война перейдёт в горячую стадию, поскольку является войной гражданской, а в таких войнах не бывает перемирия. Есть только победители и побеждённые.

            Вступив в эту войну, он обязан был её выиграть. В этом случае мы потеряли бы меньше ресурсов и намного меньше людских жизней.

            - Ну а если бы проиграл? Ставки были очень высоки.

            - Проиграть тогда было невозможно. В 2014 году было возможно всё. В 2014 году, если бы Россия присоединила Харьков, Одессу, Днепропетровск и на этом остановилась, в Европе и США вздохнули бы с облегчением. А то, что она остановилась, на четверть зайдя в Донбасс, не вызывает ничего, кроме насмешки. Это как у Салтыкова-Щедрина: от него великих злодейств ждали, а он чижика съел. К проигрышу ведёт как раз нынешняя политика. Медленно, но верно, Путин один к одному повторяет действия Милошевича. Шаг за шагом, год за годом… Масштаб страны, конечно, другой, но ошибки те же.

            - На что рассчитывали вы и ваши единомышленники весной 2014 года?

            - Я исходил из достаточно простой и, по-моему, очевидной логики. Воссоединение Крыма было мощнейшим военно-политическим шагом, который у меня в свое время вызвал колоссальное удивление. Помню, когда Сергей Валерьевич Аксёнов после своего  полёта в Москву собрал нас, свой узкий штаб, в который входили 10-12 человек, и объявил, что референдум проводим не о независимости, а о воссоединении с Россией, я был поражён до глубины души. Я-то был уверен, что будет новое Приднестровье, новая непризнанная республика.

            - Что же и когда пошло не так?

            - Что что-то пошло не так, я понял 26 апреля (2014 года. – Ред.), когда меня попросили снять маску и дать совместное интервью с Пушилиным (Денис Пушилин, на тот момент – сопредседатель временного правительства ДНР. – Ред.).

            - Кто попросил?

            - Без комментариев. Захотят – сами скажут. Поймите одну вещь: многие из моих бывших соратников говорят намного больше, чем я, но за то, что им сходит с рук, меня объявят предателем. А им можно, они «свои»…

            Так вот, я не планировал тогда каких-либо действий на публичном поле. Меня вполне устраивал анонимный статус, такой же, как в Крыму. Большинство тех действий, которые я там совершил, остались непубличными. Так же, думал я, будет и на Донбассе: выдвинется некий политический лидер, которому я буду помогать. Ну, может быть, помогать больше, чем в Крыму, поскольку на Донбассе «зелёных человечков» не было. Тем не менее останусь полностью в тени. Моё появление на публичном поле означало полную смену плана. После этого мне самому пришлось выдвигаться в военно-политические лидеры.

            Ну и завершая ответ: определённой точкой невозврата стало заявление Путина, прозвучавшее 7 мая, после переговоров с Дидье Буркхальтером (с января по декабрь 2014 года – председатель ОБСЕ. – Авт.). Надо, мол, подождать с референдумом – и прочее, и прочее, и прочее. Это означало не только отказ от идеи Новороссии. Фактически это был отказ от серьёзной борьбы за Донбасс.

            Ну а последняя точка была поставлена 25 мая 2014 года, когда Москва признала легитимность избранного Порошенко. Это нанесло колоссальный удар по донецкому сопротивлению. Многие в украинских вооруженных силах относились тогда к Порошенко – и вообще к киевской хунте, - мягко говоря, скептически. Но 25 мая у них появился легитимный главнокомандующий, приказы которого они стали выполнять.

            - По-моему, настрой самих дончан вас тоже сильно разочаровал. Помню ваши заявления, которые вы делали, находясь в Славянске: корили местных за пассивность, за то, что они не хотят воевать…

            - Давайте расставим точки над «i». Свои заявления я делал не как диванный аналитик, а как командир единственного на тот момент серьезного воинского соединения Донецкой народной республики. Как пусть формальный, но министр обороны этой республики. Я решал военно-политическую задачу: мне нужны были добровольцы, нужно было, чтобы население республики меня услышало.

            Если бы я сидел в Москве или в Крыму, у меня бы язык не повернулся сказать что-либо подобное, поскольку Донбасс по активности намного превзошёл Крым. Включая, может быть, даже Севастополь. Я был и там, и там и прекрасно знаю, как происходила самоорганизация русских в Крыму. Значительной части населения было глубоко плевать на то, чья будет власть – российская или украинская.

            - Меня, признаюсь, поразила ваша характеристика Донецкой и Луганской республик: «Криминальные режимы. Немногих хуже, чем в Киеве, но по ряду обстоятельств – беднее». Стоила ли борьба таких жертв, если в итоге получилось такое?

            - Мы все крепки задним умом. Да, когда я 12 апреля 2014 года пересекал российско-украинскую границу, конечно, рассчитывал на совершенно другой результат. Но в правильности своих действий по-прежнему не сомневаюсь. Борьбу можно проиграть, войну можно проиграть. Но это не значит, что не надо воевать и не надо бороться.

            Люди, которые восстали, которые взяли в руки оружие и сражались – и продолжают, кстати, сражаться, - это настоящие русские люди. Настоящие добровольцы, настоящие воины. А вот те, кто их предал и продал, кто вместо витрины русского мира создал помойку, - подлецы и мерзавцы, заслуживающие военного трибунала.

            - Кто же вы сегодня?

            - Публицист и блогер. И пенсионер – военный пенсионер.

            - Вы признаете, что именно вы начали войну на Донбассе, нажали, говоря вашими словами, её спусковой крючок…

            - Да, но если бы не нажал я, нажал бы кто-то другой. Всё равно пролилась бы кровь.

            - Но было бы всё-таки по-другому. А может, и ничего бы не было.

            - Было бы обязательно. В Одессе и Харькове меня, как известно, не было, а жертвы всё равно были. Может быть, не было бы такой масштабной войны, может быть, не было бы республик. Но конфликт в любом случае мог быть завершен только насильственным путём.

            - Как бы там ни было, несколько тысяч человек – говорят, уже около 10 тысяч, - которые могли бы ходить по земле, сейчас лежат в ней. И значительную лепту в это внесли вы. Так как насчёт Божьего суда, Игорь Всеволодович? Не боитесь?

            - Я не знаю, будут ли приняты мои оправдания перед Богом. Естественно, я грешный человек. Я совершил немало ошибок. Но, по крайней мере, я всегда старался действовать искренне, старался, чтобы мои действия совпадали с тем, что диктует совесть. Это действительно так. Зачастую я совершаю поступки, которые кому-то, наверное, кажутся алогичными. Действую, с точки зрения классического политика, в ущерб себе. Но я не классический политик и никогда им не буду. И ещё: я никогда не стремился, что бы и где ни делал, к личной корысти. Может быть, поэтому я до сих пор и жив.

            Кстати: Игорь Всеволодович Гиркин (псевдоним – Игорь Иванович Стрелков) родился в 1970 г. в Москве. Полковник ФСБ в отставке. Окончил Московский государственный историко-архивный институт (1992г.). Принимал участие – в качестве добровольца – в конфликтах в Приднестровье и Боснии (1992-1993 гг.). Участвовал в первой и второй чеченских кампаниях. В 1996-2013 гг. – сотрудник Федеральной службы безопасности. С 16 мая по 14 августа 2014 г. – министр обороны Донецкой народной республики. Награждён орденом Мужества (2003 г.), медалью Суворова (2002 г.), имеет ряд других государственных наград.

            Андрей КАМАКИН

            Источник: «Московский комсомолец. РРЕ», 21-28 августа 2019 г.      www.mk.ru