«Русские немцы» Анны Иоанновны

В предыдущих статьях было рассказано о Бироне и его братьях, а также о «немецких» полководцах Анны Иоанновны – ольденбуржце Минихе, ирландце Ласси и шотландце Кейте. В этой мы поговорим об Остермане, братьях Лёвенвольде и Павле Ягужинском.

Трудоголик Андрей Иванович Остерман

Родившийся в Вестфалии, Генрих Иоганн Фридрих Остерман в Россию приехал в 1704 году. Причиной смены жительства стала . . .

тёмная и неприятная история, которая произошла во время его учёбы в университете. Обычно говорят, что Остерман стал участником дуэли, закончившейся гибелью его противника. Однако есть все основания полагать, что дуэлью в данном случае названа банальная пьяная драка. Остерман бежал в Амстердам, где и встретился с норвежцем на русской службе Корнелиусом Крюйсом, который привёз в Голландию 150 русских подростков для устройства для учёбы морскому делу на корабли, и должен был навербовать нужных России специалистов. Всего Крюйсу тогда удалось привезти в Россию 627 человек (вместе с женщинами и детьми). Помимо беглого вестфальца Остермана, в Россию с Крюйсом прибыли датчанин Витус Беринг и земляк Крюйса норвежец из Ставангера Питер Бредаль, будущий вице-адмирал, главный командир Ревельского и Архангельского портов. Именно Бредаль заново создал Азовскую флотилию, которая была расформирована по условиям мирного договора с Турцией после Прутской катастрофы Петра I (корабли этой флотилии в 1736 году оказывали поддержку осаждавшей Азов армии Петра Ласси). Ещё один из прибывших тогда в Россию капитанов – Вейбрант Шельтинг, стал контр-адмиралом и основателем династии российских морских офицеров.

В нашей стране Остерман именовался Андреем Ивановичем. Вначале был переводчиком посольского приказа, а в 1710 году – его секретарём. В 1711 году участвовал в Прутском походе Петра I, в 1713-м вёл переговоры с шведскими уполномоченными, в 1721 году вместе с Брюсом вырабатывал условия Ништадтского мира, за что был возведён в баронское достоинство (графом стал при Анне Иоанновне – в 1737 году). Ему же принадлежит и заключение в 1723 году выгодного для России торгового договора с Персией, после чего получил звание вице-президента коллегии иностранных дел. Петр I писал о нём:

«Ни разу и ни в одном деле этот человек не допустил ошибку. Я поручал ему писать к иностранным дворам и к моим министрам, состоявшим при чужих дворах, отношения по-немецки, по-французски, по-латыни. Он всегда подавал мне черновые записи по-русски, чтоб я мог видеть, хорошо ли понял он мои мысли. Я никогда не заметил в его работах хотя бы малейшего недостатка».         

В 1726 году Остерман стал инициатором заключения союза с Австрией. Он был постоянным советником Петра I и в делах внутреннего управления: по его указаниям составлена «Табель о рангах», преобразована коллегия иностранных дел и сделано много других нововведений. Руководил внешней политикой России в 1720-1730-ые гг., был вице-канцлером. Он не брал взяток и отказывался даже от традиционных в то время подарков в честь заключения договоров.

Фридрих II в своих «Записках» характеризует его так:

«Искусный кормчий, он в эпоху переворотов самых бурных верной рукой управлял кормилом империи, являясь осторожным и отважным, смотря по обстоятельствам, и знал Россию, как Верней – человеческое тело».

(Жозеф-Гишар дю Верни – это французский художник и врач, прославившийся прекрасным знанием анатомии человеческого тела).

Испанский посол де Лириа также отзывается об Остермане в целом положительно:

«Он имел все нужные способности, чтоб быть хорошим министром, и удивительную деятельность. Он истинно желал блага русской земле, но был коварен в высочайшей степени, и религии в нем было мало, или, лучше, никакой; был очень скуп, но не любил взяток. В величайшей степени обладал искусством притворяться, с такою ловкостию умел придавать лоск истины самой явной лжи, что мог бы провести хитрейших людей. Словом, это был великий министр; но поелику он был чужеземец, то не многие из русских любили его, и потому несколько раз был близок к падению, однако же всегда умел выпутываться из сетей.»

По замечанию историка В. Н. Виноградова, граф Остерман принадлежал к тем иностранцам, для которых Россия стала не второй родиной, а единственной. Также был арестован после дворцового переворота в пользу Елизаветы Петровны, причём палач уже поднял топор, когда прибыл гонец с указом о замене казни на ссылку в Березове. Здесь он и умер через 5 лет.

Остерман был полностью реабилитирован Екатериной II, которая в своём указе особо отметила его высокие заслуги.

Старший сын Остермана Федор стал генерал-поручиком и возглавлял Московскую губернию, его младший брат Иван превзошёл по чинам отца, став канцлером Российской империи.

Федор и Иван Остерманы детей в браке не имели. Их титул и фамилия, по указу Екатерины II, перешли к их внучатому племяннику (внук сестры) – Александру Ивановичу Остерману-Толстому, который дослужился до звания генерала от инфантерии и стал одним из героев Отечественной войны 1812 года.

И невольно задаёшься вопросом, кто более полезен для Российского государства, кому следует более доверять и на кого более полагаться? На иностранцев, неразрывно связавших свою судьбу с Россией? Или на родившихся в России чиновников и нуворишей, которые держат за рубежом свои семьи и своих любовниц, лечатся за границей и учат там детей, выводят из страны заработанные и наворованные деньги? На А. И. Остермана, К. Б. Миниха, А. А. Клейнмихеля (сын которого осуществил в России множество амбициозных проектов и возглавлял строительство железной дороги между Петербургом и Москвой)? Или на переехавших за границу бывшего премьер-министра М. Касьянова, бывших вице-премьеров Хлопонина, Коха, Дворковича, Клебанова, Чубайса, бывшего губернатора Пермского края и члена Совета Федерации Чиркунова? Ответ, по-моему, очевиден.

Братья Лёвенвольде

Старшим из этих выходцев из Лифляндии, то ли немцев, то ли шведов (а некоторые говорят об их датском происхождении), был Карл Густав. Он стал обер-гофмейстером супруги царевича Алексея Петровича – Софии Шарлотты, затем – генерал-адъютантом Петра I. При Анне Иоанновне был полномочным представителем России в Берлине, Вене и Варшаве. Именно ему было поручено найти жениха для племянницы императрицы – Анны Леопольдовны. Он тогда предложил две кандидатуры, в Петербурге выбрали принца Антона-Ульриха Брауншвейгского. В 1726 году Карл Густав Лёвенвольде и его младшие братья получили титулы графов Российской империи.

Карл Лёвенвольде был назначен первым командиром Измайловского гвардейского полка, одним из майоров в котором стал Густав Бирон – брат фаворита Анны Иоанновны. Офицер-измайловец В. А. Нащокин характеризует своего командира с наилучшей стороны:

«Человек был великого разума, имел склонность к правосудию; к подчиненным, казалось, был строг, только в полку ни единый человек не штрафован приказом его, а все в великом страхе находились, и такой человек, как оный граф Левенвольд, со справедливыми поступками и зело с великим постоянством, со смелостью, со столь высокими добродетелями редко рожден быть может… он же и полк Измайловский привел в изрядный регулярный порядок и в лучшую от других полков экзерцицию».

Иоганн Эрнст Миних, сын фельдмаршала, писал о Карле Густаве:

«Личные свойства и качества графа Лёвенвольде действительно заслуживали почитания. Сверх острого и проницательного разума, имел он совершенно честное сердце, был великодушен, бескорыстен и охотно вспомоществовал всем, кои с правым делом или просьбою к нему прибегали. Он жил весьма умеренно и без великолепия. Вид его был важен, но не неприятен, и в домашнем обхождении находили его веселым и шутливым. Друзьям своим делал он добро, и кто однажды вошел к нему в любовь, тот чрез наговорки и клеветы не скоро лишался оной. Но если он однажды кого возненавидел, то уже бывал вовсе непримирим».

Посол Испании Де Лириа даёт более критичный, но крайне противоречивый отзыв, называя Карла Густава человеком «одаренным способностями, храбрым, отважным и лживым», который «старался употреблять всюду иностранцев… любил взятки», но при этом «был такой человек, с которым можно было советоваться».

Умер Карл Густав Лёвенвольде в 1735 году.

Фридрих Казимир фон Лёвенвольде был русским послом в Речи Посполитой, представителем России на Сейме в Гродно, выполнял дипломатические поручения в Вене. Дослужился до чина генерала от кавалерии, но в 1733 году перешёл на службу в австрийскую армию. Здесь он также стал генералом и получил титул графа Священной Римской империи, был членом Имперского Военного совета.

Младший из братьев, Рейнгольд Густав Лёвенвольде, начал придворную карьеру ещё при жизни Петра I, как камер-юнкер при дворе Софии-Шарлотты, супруги царевича Алексея Петровича. Затем стал фаворитом Екатерины I. В марте 1727 года он вместе с Остерманом был назначен воспитателем 11-летнего императора Петра II Алексеевича.

И ему испанский посол де Лириа даёт противоречивую характеристику. С одной стороны, он пишет:

«Граф Лёвенволд, обер-гофмаршал, был такого дурного характера, каких я встречал мало. Счастием своим он был обязан женщинам и достиг, наконец, чести быть фаворитом Екатерины I… Честолюбие его и тщеславие простирались до высочайшей степени... одна только корысть управляла им; он был лжив и коварен.»

Но при этом:

«Он был ловок в обращении, хорошо служил и умел давать блестящие при дворе праздники; наконец, в нём был ум и красивая наружность».

Сохранился и отзыв академика Г. Ф. Миллера:

«После того, как императрица Анна взошла на престол, камергер граф фон Лёвенвольде был призван к должности обергоф-маршала. Никогда человек более достойный не занимал этой должности.»

Рейнгольд Густав Лёвенвольде тщетно пытался предупредить Анну Леопольдовну о заговоре в пользу Елизаветы. После дворцового переворота был приговорён к смертной казни, которую заменили на ссылку с лишением чинов, наград и дворянства и конфискацией имущества. Умер в 1758 году в Соликамске.

«Око Государево» и «царь всех балов»

«Литвин» Павел Иванович Ягужинский родился на территории современной Белоруссии (Витебская область), да и с фамилией ему «повезло», и потому в советской историографии он считался как бы «своим». Однако надо понимать, что в представлениях того времени Ягужинский был таким же иностранцем, как Миних или Остерман. Он прибыл в Россию с семьёй ещё в 1687 году – в возрасте 4-х лет. Отец-лютеранин устроился в Москве учителем, а по воскресеньям подрабатывал игрой на органе в местной кирхе. Павел Ягужинский был вначале пажом и камер-пажом у генерал-адмирала и первого генерал-фельдмаршала Ф. А. Головина, но его недоброжелатели уверяли, что будущему генерал-прокурору в детстве приходилось заниматься чисткой сапог на улице. В 1701 году он поступил в гвардию (Преображенский полк) и некоторое время был денщиком Петра I, заменив на этой должности Меншикова. Генерал-прокурором и генерал-поручиком стал при Петре I, генерал-аншефом – при Петре II, графом (в 1731 г.), послом в Берлине, главой Сибирского приказа и кабинет-министром (в 1735-1736 гг.) – при Анне Иоанновне, на сторону которой вовремя перешёл в 1730 году.

Ягужинский отличался неуживчивым характером, и потому оказывался то в фаворе, то в отставке. Он конфликтовал с Остерманом и поддерживал Бирона, правда, и с фаворитом императрицы порой случались размолвки – по причине несдержанности, особенно на фоне употребления спиртных напитков (и даже злоупотребления ими). Посол Испании герцог де Лириа, которому мало кто в Петербурге нравился, против обыкновения, довольно лестно отзывается о нём:

«Родом поляк и очень низкого происхождения, пришел в Россию в молодых очень летах, принял русскую веру и так понравился Петру I, что сей государь любил его нежно до самой своей смерти. Он не слишком много знал военное дело, да и сам не скрывал этого, но был человек умный, способный, смелый и решительный. Полюбив кого один раз, он оставался ему искренним другом, а если делался врагом, то явным. Говорили, будто он лжив, но я не заметил в нём этого порока. Решась на что-либо, он был тверд в исполнении оного и к государям своим был весьма привязан. Но если случалось ему выпить лишний стакан вина, то он мог наделать множество глупостей; однако же после, оставив эту дурную привычку, он сделался совсем другим. Словом, это был один из способнейших людей в России.»

Ягужинский пользовался доверием Петра I и был одним из немногих, присутствовавших на тайной свадьбе императора и Марты Скавронской в 1711 году. Именно Ягужинский занимался организацией «ассамблеи», что, в представлении Петра I, было делом ответственным и крайне важным. И сам Ягужинский был прекрасным танцором, его даже называли «царём всех балов». Он же искал женихов для родственниц императора, вёл переговоры о заключении династических браков. И сам Ягужинский, будучи «низкого» происхождения, женился на богатой и знатной девице – Анне Дурново, которая родила от него 4-х сыновей. Однако брак оказался неудачным из-за психических расстройств супруги, которая:

«Убегала из дому и ночевала Бог знает где, раз, между прочим, в избе своего же садовника, вела знакомство со многими дамами непотребными и подозрительными, бродила вне дома раздетая, скакала «сорокой», ворвалась в церковь, оскорбляла священнослужителя и метала на пол священные предметы.»

В 1723 году Ягужинский сумел добиться развода (причём ходатайствовал за него перед Синодом сам император), первая жена была отправлена в монастырь, а Ягужинский через год вступил в новый брак – с Анной Головкиной.

«Оком государевом» назвал Ягужинского сам Петр, когда, отправляясь в Персидский поход, поручил ему смотреть за порядком в государственных делах.

Умер П. Ягужинский в апреле 1736 года. Его вдова вышла замуж за М. П. Бестужева-Рюмина – брата канцлера. В 1743 г. она приняла участие в так называемом «бабьем заговоре» (дело Лопухиной) против Елизаветы Петровны с целью освобождения императора Иоанна Антоновича. Наталью Федоровну Лопухину вначале приговорили к колесованию, однако потом было приказано вырезать ей язык, прилюдно высечь кнутом и отправить в Сибирь.

Вдова Ягужинского также была высечена и сослана в Сибирь, однако язык ей отрезать не стали. Её дочь Анастасия, ставшая одной из героинь околоисторического сериала «Гардемарины вперёд!», на самом деле дала показания против матери. Была отправлена в дальнюю деревню (как и её сёстры – Анна и Прасковья).

В заключение статьи можно сказать, что «немцы» в России никогда не выступали в качестве сплочённой силы антироссийской направленности, пытавшейся подчинить её Пруссии или Австрии – с этим успешно справлялись русские аристократы, вроде кабинет-министра Анны Иоанновны, Бирона и канцлера Елизаветы Петровны – А. П. Бестужева-Рюмина, о котором Фридрих II писал:

«Его подкупность доходила до того, что он продал бы свою повелительницу с аукциона, если б мог найти на нее достаточно богатого покупателя.»

Именно А. Бестужев-Рюмин втянул недалёкую императрицу Елизавету в абсолютно ненужную России войну с Пруссией за французские и австрийские интересы.

Политический противник Бестужева – вице-канцлер М. И. Воронцов получал «пенсион» от Фридриха II, но это не мешало ему брать деньги также и от французов. В донесениях французского посла Шетарди он проходил как агент «важный приятель».

Но какова же всё-таки была роль иностранцев при Анне Иоанновне и других российских монархах? Современный исследователь, доктор исторических наук И. В. Курукин, например, полагает, что:

«Бироновщина означала не столько установление «немецкого господства», сколько создание лояльной управленческой структуры.»

И он же:

«Бирон и другие деятели той поры… достраивали именно петровскую машину управления.»

Замечено, что влияние иностранцев в управленческих структурах всегда усиливалось при «антидворянских» императорах – Павле I, Николае I. Стремясь навести порядок в делах, они начинали опираться на «варягов». А «патриотически настроенные» аристократы во времена их правления изо всех сил ностальгировали по «старым порядкам Золотого века», когда можно было «служить», не появляясь в полках, воровать, не опасаясь наказания, иметь полное право быть «дикими помещиками». Яркий пример такого «хорошего» (для дворян) монарха является императрица Екатерина II, при которой крестьян, впервые в российской истории, стали продавать отдельно от земли. И при которой патриархальное крепостное право превратилось в настоящее рабство. Русских людей продавали уже не крымские татары в Кафе, а русские же помещики – как скот, на четырёх всероссийских невольничьих рынках: в Петербурге, Москве, Нижнем Новгороде, Самаре. Благодарные «дикие» помещики-крепостники называли её своей «Матушкой». А сын Екатерины II Павел в одной только конной гвардии из списков исключил 1541 фиктивных офицеров. При нём были найдены и определены на военную службу сотни неграмотных «диких» дворянских недорослей. Коцебу утверждал, что «из 36 миллионов русских, по крайней мере, 33 миллиона имели повод благословлять императора». А прусский посланник Брюль сообщал в Берлин, что Павлом I «недовольны все, кроме городской черни и крестьян» (то есть ничтожная часть населения России). Но аристократы убили Павла, объявив сумасшедшим тираном, а потом очернили в своих мемуарах, создав исторический миф, в который до сих послушно и простодушно верят потомки их русских рабов.

В последних статьях цикла будет рассказано о смерти Анны Иоанновны и печальной судьбе её фаворита – Эрнста Иоганна Бирона.

Автор: Рыжов В. А.

На фото:

1. Андрей Иванович Остерман, Рейнгольд Густав Лёвенвольде, Павел Иванович Ягужинский

2. Генрих Иоганн Фридрих (Андрей Иванович) Остерман

3. Могила Остермана в Березове на гравюре Л. Серякова (по рисунку М. Знаменского), 1862 г.

4. И. А. Остерман на портрете неизвестного художника

5. А. И. Остерман-Толстой на портрете Дж. Доу, 1825 г.

6. Рейнгольд Густав Лёвенвольде на портрете неизвестного художника

7. П. И. Ягужинский на портрете неизвестного художника

8. Ж.-Б. Лепренс. Наказание кнутом Н. Лопухиной

https://topwar.ru/history/