Золото Приамурских Атаманов. Белый большевик

Именно так назвал его колчаковский министр Будберг. Называл за методы борьбы, методы добывания денег для содержания своих казаков, жестокость и беспринципность мало отличающуюся от большевистских. Речь идет об Атамане Уссурийского казачьего войска генерал-майоре Иване Павловиче Калмыкове.

Генерал-майор Уссурийского казачьего войска И. П.  Калмыков, родился в 1890  г. в Грозненской станице Грозненском округе Терской области, сын станичного торговца, приписанного к мещанскому сословию г. Харькова, и местной казачки, окончил духовную семинарию (1909 г.), Чугуевское военное училище, подпоручик Приморского саперного батальона (1912 г.). Подал рапорт по команде о переводе в Уссурийский казачий полк и в 1914 году с полком отправился на фронт. Воевал храбро, о чем говорят все ордена по его чину до Владимира 4-й степени включительно, а так же Георгиевское оружие.

По свидетельству М.М. Михайлова, Калмыков был товарищем и единомышленником Ю.А. Савицкого, Н.И. Савельева и П.Н. Былкова, ратующими за широчайшую казачью автономию и свободы, преданных генералом Крымовым суду за свою деятельность в Уссурийском казачьем полку. Им грозило до 7 лет каторги. По заявлению Михайлова, они смогли избежать наказания благодаря революции, а также потому, что «перекрасились из густо черных в ярко-красный цвет». Сам же Калмыков за ту же деятельность распоряжением генерала Крымова был только изгнан из полка и дивизии в распоряжение резерва, как не казак и мещанин.  Позвольте усомниться. Фантазии о том, что Калмыков якобы был отчислен из полка за обман, где он объявил себя терским казаком, оставьте для жертв ЕГЭ. В любое время казачьих офицеров не хватало и в полках служило множество офицеров не казаков.

Далее подъесаул Калмыков возвращается в Приморье и верстается в казаки станицы Гродековской, получив свой пай земли в 400 десятин. Сейчас я замахнусь на кое-что святое для многих людей, поэтому прошу революционно настроенных матросов и картавых комиссаров дальше не читать для сохранения психики и своей картины мира.

По возвращении с фронта Уссурийского полка, подъесаул возглавляет казачий комитет и выгоняет на волне демократии из полка наиболее одиозных офицеров-монархистов. Первым помощником  ему в революционных делах стал вахмистр его бывшей сотни большевик Гавриил Шевченко. Сам Калмыков всем желающим предъявляет мандат члена партии эсеров. Как демократ и революционер Иван Михайлович избирается товарищем атамана Уссурийского казачьего войска, а вскоре и атаманом. На фоне разлагающегося управления казаки действовали по ситуации, не имея согласованной единой позиции. Им нужна была новая власть как раз для того, чтобы такую позицию иметь. Но в этот и последующий период неуправляемости на первый план их сознания вышли сепаратистские настроения. Оказалось, что казачество просто мечтало сбросить с себя ярмо пожизненной службы Москве, а то и отделиться вовсе. Вспомнилось, что донское казачество себя и «русским» не считает, что до начала XIX века его атаманы надеялись не на подчинённые, а всего лишь на союзнические отношения с Петербургом. А когда и Русская православная церковь радостно провозгласила о том, что «свершилась воля Божья» и призвала паству к поддержке Временного правительства, все контрреволюционные настроения у казаков угасли. 

Церковь своими решениями освободила их от присяги на верность Государю. Да и сам император своим «добровольным» отречением также освободил казаков от обязанностей по отношению к трону. В том феврале ни одна казачья часть не шевельнулась в защиту столь горячо любимого четырьмя годами ранее государя. 150 тысяч отчаянных шашек остались в ножнах и тихо разбрелись по родным станицам и хуторам. Так что киношный образ кондового казака с бородой до пупа, с серьгой в ухе, Георгием на груди, широко раззявив рот орущим «Боже царя храни» - это только в воспаленных мозгах израильских кинорежиссеров. .В России монархического движения, в том числе и казачества, после февральской революции не произошло. Казачество на всех своих кругах  после Февраля и Октября высказывалось за демократическую республику с федеративными началами, с предоставлением автономии казачьим областям.

Перед 14 годом бюджеты всех казачьих войск были дефицитными. Отнюдь, не всегда они покрывались дотациями из Петербурга. Приходилось и продавать войсковые земли и отдавать в концессии природные богатства казачьих уделов. Казаки нищали. При выходе на войну 52 процента донских семей не смогли самостоятельно купить детям лошадей и амуницию. Впервые на Дону стали формировать пластунские батальоны из безлошадных. От Советской власти казаки хотели коней и обмундировку при выходе на службу. Наивные, они считали, что войсковые земли останутся за ними. Они ведь не богатеи какие, у них и земли в собственности ни у кого нет – вся земля принадлежит войску. Уже скоро под лозунгом «земля принадлежит тем, кто ее обрабатывает» у казаков стали отбирать наделы в пользу арендаторов – корейцев, китайцев и русских переселенцев с запада страны. Дальше большевики заключили предательский Брестский мир и германская с австро-венгерской армии поползли на восток по землям бывшей Российской империи.

Калмыков прозрел и с отрядом верных казаков засел на станции Пограничная, объявив Советы врагами и предателями. Бывший вахмистр Шевченко возглавил красный отряд и стал личным врагом атамана. Первая вылазка была неудачной, казаков отбросили от границы красногвардейцы и интернационалисты. В мае 1918г швед Свена Хедблом и норвежец Оле Опшауг –  его помощник были задержаны разъездом казаков Калмыкова на станции Пограничной. У них было изъято 273 тысячи рублей, которые миссионеры везли военнопленным. За арестованных вступился генерал Хорват. Деньги им не вернули, но сняв подозрения «в шпионстве», отпустили. В октябре 1918 эта парочка вновь задерживается в расположении Особого казачьего отряда, на нанятом экипаже, ведущая расспросы  о численности отряда, планах наступления, числе убитых и раненых, уже с 1 млн. 600 000 рублей на нужды военнопленных. Это притом, что идут бои, а Уссурийский фронт против казаков и чехословаков почти наполовину состоит из этих самых  военнопленных германской и австро-венгерской армий. По данным историков на стороне красных в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке воевали более 37 тысяч бывших пленных венгров, немцев и австрийцев. .Ярости атамана нет предела. Более полутора миллионов рублей, а у него в отряде люди полураздеты, без патронов, сёдел, без еды и фуража. Задержанные иностранцы, привыкшие к русскому раболепию перед заграничными паспортами, ведут себя дерзко, вызывающе, козыряют своими связями. Калмыков приказал обоих повесить без суда, за то же самое «шпионство», в вагоне, где они допрашивались. Казнь произвели сербы под командой Юленека. Шофёром автомобиля, в котором трупы отвезли в придорожную канаву, был кадет хабаровского кадетского корпуса Казы-Гирей, сын известного харбинского инженера-путейца Н.А.Казы-Гирея. Потом в Хабаровске казаками были конфискованы склады с имуществом, принадлежащем покойным.

Что касается атаманского террора, реквизиций и прочих беззаконий,  не видно принципиальных отличий от практики большевиков. Методы были идентичны. Как и красные, атаманы исходили из того, что цель оправдывает средства. Они вели беспощадную борьбу на истребление, руководствуясь презумпцией виновности и принципом «кто не с нами, тот против нас».
Калмыкову приписывают фразу: «Перегрызай горло всякому большевику, а то он тебе перегрызёт». Подобно чекистам, поисками вины арестованного здесь себя не утруждали — хватало подозрения. Газеты вовсю писали о «калмыкациях». Это когда казаки заходили в вагон пассажирского поезда и проводили досмотр пассажиров. Найденный опиум конфисковали, наркоторговцев расстреливали. Опиум продавали тем же китайцам или меняли на оружие и боеприпасы. Такая вот предтеча ФСКН. Может и было  такое, а может нет. Из протокола допроса адмирала Колчака:

 «В то время дело только налаживалось. Может быть, впоследствии это и можно было сделать. Когда позже, осенью, мне приходилось проезжать там, то таких явлений уже не существовало, — по крайней мере никто не жаловался. А в то время милиция, охрана и стража по железной дороге находились в таком печальном состоянии, что я глубоко уверен, что те же самые милицейские спокойно занимались предприятиями, подобными ловле опио-торговцев и т. д.».  Как видите, не только калмыковцы занимались борьбой с наркоторговцами, или вообще не они, а репортеры приписывали им ради сенсаций?

С сентября 1918 года атаман Уссурийского казачьего войска Иван Калмыков, предводитель белоповстанческого движения в Приамурье, захватил Хабаровск. На следующий день под звон колоколов обыватели Хабаровска встречали самого Калмыкова. На перроне железнодорожного вокзала представитель городского управления Сергей Сергеевич Бабиков вручил есаулу хлеб-соль на блюде. От хабаровской интеллигенции атамана приветствовал эсер Марк Азадовский (будущий советский профессор, фольклорист). Боёв не было.  Такие вот фольклористы писали потом: «Атаман «славился» своим кровавым следом, который оставлял везде, где появлялись его бандиты, иначе не назовешь: грабили (или, по-хабаровски, — «хабарили»), убивали всех, кто не так смотрел и даже не так дышал, по мнению разбойников. Бесчинства Калмыкова и его команды продолжались вплоть до февраля 1920 года, когда под натиском красноармейцев белогвардейцам пришлось отступать и попросту бежать из Хабаровска». Революционеры были те еще сказочники, поэтому сведения о тысячах убитых не соответствуют действительности. Но убитых было действительно много, отрицать трудно. В начале сентября 1919 г. штаб Приамурского военного округа получил заключение прокурора о деяниях «мещанина Ивана Калмыкова». Заключение было составлено на основании документов и свидетельских показаний, причём изложение калмыковских преступлений заняло 20 страниц. Они давали картину преступного разгула Ивана Калмыкова. О заключении было доложено Колчаку, управляющему военным министерством генерал-лейтенанту барону Будбергу и его помощнику по казачьим делам. Однако делу не был дан ход ввиду «государственных заслуг» Калмыкова. Атаман дал письменные показания по всем предъявленным обвинениям, в которых не отрицал совершенных преступлений и брал всю вину на себя, указывая, что подчиненные выполняли его прямые указы.

В октябре 1919 г. произошел громкий конфликт с китайскими канонерскими лодками, пытавшимися без разрешения Омска пройти из Николаевск-на-Амуре по Амуру в Сунгари. Суть конфликта такова В соответствиис договорами, подписанными между Россией и Китаем в Х/Х веке, право судоходства по реке Амур предоставлялось обеим сторонам в равной степени. В 1908 году Китай обратился к России за разрешением на плавание его судов в той части Амура (от Хабаровска до Николаевска), которая находилась на русской территории. Россия ответила согласием, если Китай возместит половину расходов на создание амурской судоходной системы и китайские суда будут руководствоваться российскими правилами навигации. Не имея средств для выполнения первого условия и отвергнув второе на том основании, что принятие его было бы якобы ( опять же с имперской точки зрения) равносильно признанию всего Амура внутренней рекой России, Китай не получил желаемого разрешения. Аналогичная просьба в 1915 году тоже не увенчалась успехом.

Революция 1917 года и последовавшая Гражданская война ослабили российскую государственность на Дальнем Востоке, чем решила воспользоваться китайская  буржуазия и военщина. В борьбе против «русского империализма» они решили явочным порядком аннулировать все договора с Россией, в том числе и о навигации на пограничной реке. В этом им усиленно шли навстречу большевики. В мае 1918 года было подписано соглашение между большевистским правительством Амурской области и Пекином, в соответствии с которым китайским пароходам разрешалось свободное плавание по Амуру. Воспользовавшись своим участием в интервенции, Китай  стал оказывать давление на  Омское правительство с целью заключения соглашения, гарантирующего свободное хождение и военных судов по нижнему Амуру. Омск отверг домогательства  китайской стороны, т. к. существующие Российско-Китайские договоры и международная практика не давали китайским военным кораблям права плавать во внутренних водах России, а коммерческие суда имеют право находиться на нижнем Амуре только после подписания соответствующих соглашений. Колчак дал согласие на начало переговоров по данному вопросу.

Но китайские  «ястребы» предпочли активные действия. Военно-морской министр Лю Куянсюн и хэйлунцзянский губернатор Бао Гуйцин полагали, что подняв вопрос о навигации, Пекин не может снять его, не «потеряв лицо». Представитель Пекина в Омске Чжан Сылин предлагал без промедления направить военные корабли в Амур, не обращая внимания на возражения колчаковского правительства, поскольку власть последнего на Дальнем Востоке слаба. Из Шанхая была выслана эскадра канонерских лодок с целью войти в устье Амура и мимо Николаевска-на-Амуре и Хабаровска проследовать на место постоянной дислокации реку Сунгари.

Атаман Калмыков выставил сильную береговую батарею под прикрытием казаков и когда канонерские лодки - 25 октября - показались в виду батареи, направляясь к Хабаровску, Атаман приказал открыть огонь, заставив таким образом канонерки вернуться и зазимовать в Николаевске. Действия Калмыкова были одобрены белыми властями, в т.ч. и адмиралом Колчаком. Китайская эскадра все-таки прошла в Сунгари, но уже при красных государственниках, и топить эти канонерки пришлось с большой кровью красноармейцам Блюхера в 1929 году.

В августе 1918 г. Благовещенский Совет командировал на прииски Верхней Селемджи отряд красноармейцев с целью кон­фискации золота. Отправлено его в количестве 11 пудов и 29 фунтов (более 192 кг) 31 августа 1918 г. из Экимчана (Буреинский горный округ Амурской области) в адрес Благовещенской золотосплавочной лаборатории. Принадлежало оно нескольким золотопромышленникам и оценивалось в 921,6 тыс. рублей.  У красных его отобрали охранники золотопромышленников. Затем сдали под охрану японцам. Те объявили золотишко военной добычей, судьбу которой должна решать конференция союзников. В прессе появилось разъяснение японской дипломатической миссии, почему золото до сих пор не возвращено его владельцам.

Якобы до самого последнего момента не было ясности, кто бесспор­ные хозяева ценностей, но, получив необходимые заверения Омс­кого правительства, японские власти сообщили ему о своем со­гласии на возвращение золота и теперь все дело в оформлении передачи его законным владельцам.

В феврале помощник Верховного уполномоченного на Даль­нем Востоке В.А. Глухарев запросил министра финансов о том, не следует ли оставить это золото за казной, выплатив владель­цам стоимость по расчету после сплава. Путем дальнейшей бюрократической дипломатической пере­писки, наконец, окончательно разрешили вопрос о том, что золото не является военным призом, и к середине июля 1919 г. оно было передано русским властям. Временно поступило в распоря­жение почтово-телеграфного округа (Хабаровск), Начальник почтовой конторы, не имея возможности отпра­вить золото в Благовещенск, сдал его в хабаровское отделение Госбанка. Здесь это золото пролежало до начала 1920 года. А перед своим бегством, 12 февраля Калмыков приказом уведомил руководство банка, что ввиду тревожного политического положения он, как представитель атамана Г.М. Семенова, обязан взять под охрану весь золотой запас, поэтому следует сдать золото за печатями отделения банка его помощнику, полковнику Ю.Л. Савицкому.

Перед этим Калмыков встречался с управляющим банка Ф.Н. Фугалевичем, от которого добился негласного соглашения. Фугалевич, правда, заявил, что препятствием может стать протест со стороны государственного контроля.

В тот же день в отделение банка прибыл представитель го­родского управления С.С. Бабиков. Узнав о требовании Калмы­кова, он заявил, что золото есть достояние государства и переда­че атаману не подлежит. И отправился на квартиру командира бригады генерала Ямада, где встретился с его адъютантом, сооб­щил ему требование Калмыкова о выдаче золота и просил япон­ское командование принять золото под свою охрану, вплоть до получения требования на него от центральной государственной власти России, а не от краевых организаций и управлений. В час ночи 13 февраля Калмыков отдал приказ полковнику Савицкому - арестовать служащих казначейства и вместе с запа­сом золота препроводить в штаб отряда.

Полковник Савицкий, подъесаул Н.И. Клок, штабс-капитан Чернов и караул прибыли в банк, где предъявили председателю областного контроля П.Н. Бурдукову, управляющему хабаровс­ким отделением Государственного банка Ф.Н. Фугалевичу, конт­ролеру А.В. Андерсену, кассиру Н.И. Тарасовичу, бухгалтеру С.Н. Максимову и члену городской управы С.С. Бабикову пред­писание атамана Калмыкова сдать весь запас золота, находящий­ся в кладовой.

 Представители госконтроля, города и сотрудни­ки банка заявили протест. Выслушав их, Савицкий велел вскрыть кладовую. Управляющий ответил категорическим отказом.

После этой демонстрации полковник стал действовать соглас­но полученным инструкциям. При участии конвоя отобрал ключ у контролера и кассира. Кладовую вскрывал дежурный счетчик Маковец. От участия в этом отказались как представители кон­троля и города, так и сотрудники банка. Управляющий банком впал в истерику. Все было разыграно как по нотам, управляющему даже вызывали доктора. Все сыграли свои роли мастерски.

Печати с дверей кладовой сорвали, золото увезли. По изъятии был составлен акт, в котором несколько раз подчеркивалось: золото вывозилось из отделения под действием силы со стороны полковника Савицкого и его конвоя.

Всего из хабаровского отделения Государственного банка калмыковцы вывезли 38 пудов 13 фунтов 78 золотников 93 доли (более 628 кг) золота. Здесь было и то, что принадлежало благовещенским промышленникам. Чтобы оправдать свой грабеж, подвести под «правовую» осно­ву, атаман Калмыков издал объявление по Хабаровскому военно­му району, в котором доводил до сведения граждан, что он, как представитель власти, возглавляемой на Дальнем Востоке атама­ном Семеновым, во избежание возможности расхищения государственного достояния, в ночь с 12 на 13 февраля 1920 г. приказал изъять весь золотой запас в Хабаровском отделении Государ­ственного банка для хранения его в секретном месте. Далее по­обещал по возвращении отряда в Хабаровск вернуть все золото в банк. Он брал на себя юридическую ответственность за свои действия, снимая ее с тех чинов отряда, которые выполняли его приказ. Также подтверждал, что золото взято под угрозой приме­нения оружия. Золото доставлено в штаб отряда. Здесь адъютант подъесаул Н.И. Клок получил распоряжение - отправить его в целости в японский штаб и передать адъютанту, капитану Генерального штаба Акабе.

В течение 3-4 часов после захвата, золото было сдано япон­скому командованию. Вместе с тем капитану Акабе вручены и ценные вещи атамана Калмыкова. В расписке на имя Н.И. Клока, однако, не было указано, что имущество, передаваемое япон­цам, это золото, дано лишь описание чемоданов и мешков. Упа­ковка та самая, в которой оно хранилось в банке. Летом 1920 г. золото находилось на хранении у командира 30-го японского пехотного полка полковника Дзюндзе Суга. При эвакуации из Хабаровска в октябре 1920 г. полковник Суга передал его начальнику своей военной миссии полковнику Гоми. Последний при отъезде из Хабаровска взял золото с собой, дос­тавил во Владивосток, где оно было помещено  в «Матсуда банк» - филиал «Чосен банк» во Владивостоке, и уже из «Матсуда банка» при окончательной эвакуации японцев с Дальнего Востока в октябре 1922 г., золото было вывезено в г. Симоносеки. Тот же полковник Гоми заявил, что берет его с собой, чтобы в будущем передать Российскому правительству.

 Во Владивостоке возобновились попытки русских промыш­ленников получить свое золото. Их представители, Соколовский и Попов, обратились к полковнику Гоми, представив документы о том, что определенная часть увезенного им золота является соб­ственностью русских промышленников. Получили ответ, что требуемого у них нет, что весной 1919 г. все золото было переда­но на почту в Хабаровске.

Тогда Соколовский и Попов стали собирать документальный материал. Наряду с другими им удалось завладеть ценной копией - фотоснимком с расписки, выданной Н.И. Клоку японским ко­мандованием. Испытывавший материальные затруднения подъесаул Клок передал расписку своему кредитору в обеспечение долга, а тот продал с нее фотокопию.

После предъявления новых документов, японцы согласились выдать требуемое золото. Но поскольку оно получено ими от атамана Калмыкова как «представителя населения» (выборный атаман Уссурийского казачьего войска), то японцы передадут драгметалл заместителю атамана, генералу Ю.А. Савицкому, который с апреля 1921 г. стал атаманом этого войска. Золотопромышленники обращались к генералу Савицкому с предложением поехать с ними в Японию за их золотом. Тот согласился. И они вернули свое золото. Савицкому выдали 55 тыс. иен на нужды его отряда. Савицкий требовал у капитана Акабе ценные вещи самого Калмыкова. Капитан заявил, что ата­ман их ему подарил. Таким образом, если 12 пудов золота с амурских приисков были возвращены их хозяевам, то судьба государственного золо­та - свыше 26 пудов - до сих пор неясна. Вполне возможно, что оно до сих пор в Японии.

 В японском парламенте в марте 1926 года проходили слушания по обвинению ряда японских генералов- участников интервенции на российском Дальнем Востоке и Сибири в грабежах и коррупции. В течение восьми месяцев шло следствие. Видимо следователи всё-таки вышли на след и «семёновского» и «калмыковского» золота, а так же на золото генерала Петрова, так как 30 октября 1926 года главный следователь был убит с грубой инсценировкой самоубийства под колёсами поезда. Застрелился, так сказать из трех револьверов в спину. Дело закрыли, все шито-крыто, занавес.

В феврале 1920 года отряд атамана с боями пробился по льду Амура на сопредельную китайскую территорию. На следующий день отряды красных партизан Мелехина, Федотенко-Вредного и Погорелого перешли границу и рванулись в погоню за атаманом.

Калмыковцы шли по бездорожью, мимо населённых пунктов. Обогреться было негде. Число обмороженных росло, к 25 февраля их было уже более 350 человек. Атаман выслал парламентёров к китайским властям с просьбой пройти на КВЖД. Разрешение от начальника администрации Жэкхоу ( ныне Жаохэ) было получено, но с условием полного разоружения отряда.

Калмыков согласился с условиями и двинулся по фугдинскому тракту, сдав оружие кроме одного пулемёта, 30 винтовок, револьверов и шашек на случай нападения хунхузов или красных партизан, которые по-прежнему находились на китайской территории и шантажировали местные власти открытием боевых действий на территории Китая, требуя выдать казаков. По дороге на Фугдин генерал Калмыков разделил кассу отряда на всех. Суммы везде указываются разные: от 2000 рублей золотом на каждого, до 800 рублей золотом на пешего и 2600 на конного. Не будем ломать над этим голову, достаточно того, что золото в отряде было и по самым скромным подсчётам роздано на руки не менее трёх пудов.

Можно предположить, что это часть золота из банка, но почему нельзя исключить такой вариант, как казна Уссурийского казачьего войска? Все время Гражданской войны идет торговля, производятся лесозаготовки на экспорт, платятся налоги, добывается золото. Правительство Колчака переводит деньги на содержание войск Приамурского округа и Хабаровского гарнизона. Продается фураж для интервентов, сельхозпродукция, существует аренда казарм, охрана перевозок и т.д.  Из воздуха ничего не берется, действуют госорганы, таможня, наконец. Нет, к сожалению, исследователя экономики войска тех лет, не родился еще Гомер дебета и кредита, сальдо и бульдо Уссурийского казачьего войска стародавних времен.

2 марта 1920г. постановлением Владивостокского окружного суда за похищение ценностей Хабаровского отделения госбанка к суду (заочно) привлекались атаман Калмыков, полковник Савицкий, подъесаул Клок и штабс-капитан Чернов, что давало правовое основание требовать их выдачи. На этот запрос был дан ответ, что Калмыков будет передан в руки русских властей во Владивостоке для суда над ним.

Телеграмма ген. Бао Гуйцина из Гирина полковнику Ли Мэнгу в Фугдин:

«Владивостокские власти настаивают немедленном аресте ген. Калмыкова, ген. Суходольского, кап. Безуара для дальнейшего расследования похищения Хабаровске 65 пудов золота…Задержанных доставить содержания Гирин».

Как видно из данной телеграммы, количество золота Калмыкова всё время меняется.

Первые сообщения о гибели Калмыкова сделало агентство Рейтер в начале сентября 1920 г. Согласно этим сообщениям, атамана в сопровождении конвоя под командой полковника Соу посадили на поезд. В 10 милях к западу от Гирина, в Калачи (ст. Иляши), поезд остановился, и Калмыков сделал попытку бежать. Он выхватил у Соу револьвер, ранил его в руку, соскочил с поезда и скрылся в гаоляновом поле. Китайские солдаты оцепили это поле, и во время перестрелки атаман был убит .
Несколько иную версию гибели Калмыкова поведала газета «Норд Чайна Дейли Ньюс», которая заявила, что агентство Рейтер дало не совсем точную информацию. Газета отметила, что, как ее информировали в Гирине, Калмыков был послан не по железной дороге, а отправлен из Гирина в Мукден по проселочной дороге. Сделано это было с целью избежать Южно-Маньчжурской железной дороги и отправить его по Мукдено-Пекинской, которой китайцы всецело управляли. Повезли атамана в открытом фургоне с офицером и двумя солдатами под охраной отряда пехоты. На второй день пути у деревни И ла, в 100 ли (около 50 км) юго-западнее Гирина, воспользовавшись тем обстоятельством, что он не был связан, Калмыков выхватил у офицера карабин, выстрелил в него, легко ранил, и сразу же бросился в просяное поле. Охрана окружила поле, и когда патроны у Калмыкова закончились, схватила его. Далее, по сообщению газеты, «идут противоречивые сведения». По одним из них, атамана расстреляли солдаты, по другим — застрелил один из офицеров.

Сергей Косяченко