Промахнулся
В конце октября, когда приезжих рыбаков, как говорится, с Амура и след простыл, а местные поставили лодки на зимовку у своих домов, ко мне пришел мой друг и ученик Ким Геннадий. После приглашения к чаю, Гена расположился за столом и начал увлеченно рассказывать об охотничьих угодьях и нетронутых местах за озером Дали. Огромное живописное озеро с несметным количеством разной рыбы и водоплавающей дичи, расположено напротив Быстринска и попасть в него можно только из двух проток, соединенных с горной речкой, красавицей Лимури. Я и раньше бывал на этом изобильном озере, в весеннюю охоту на уток, да при поездках за черемшой, в изобилии росшей по берегам озера. – Ты к чему это рассказывешь? Ну знаю я это озеро, бывал там, сейчас уже туда поздно ехать, поди лед стоит. – Да учаток нам дали промысловый от начала, где впадает речка Даменка и почти до поселка золотарей Спорного, – ответил Геннадий, – нужно срочно завести туда снегоход «Буран», продукты, да бочку бензина. Виктор Борисов одной лодкой пойдет, да не отвезет все, нужно еще одну лодку. В один день управимся, пока на три дня погоду хорошую обещают. Мы бы раненько вышли в Дали, там разгрузка и сразу назад. Думаю часам к трем уже дома будем. Погода и впрямь была неплохой, но зимним холодком уже веяло, лужи были покрыти льдом, а по озеру стояли забереги (лед на небольшом расстоянии от берега). На завтра был выходной и я согласился, отчего людям не помочь. Утром мы уже были на Амуре. Лодки загрузили и двинулись в поход к озеру. В лодке со мной ехал Геннадий, а с Виктором Анатолий Мельниченко, с которым Геннадий собирался на промысел. По Амуру прошли быстро, правда иногда ветер подхватывал волну и ледяные брызги летели в нас. Уже через час вошли в протоку Дарахта и вскоре по Лимурям дошли до устья озера Дали. Было радостно оттого, что шли ходко, но уже метров через 200 от входа в озеро лодки ткнулись в сильнейшей лед. Лед был сантиметров пять-шесть, веслами почти не кололся и только трескался и ломался при наезде на него тяжело груженными лодками. Так и решили двигаться, иногда пробивая лед вокруг лодки веслами, В борьбе со льдом стало жарко и мы упрямо пробивались к намеченной цели. Далеко за полдень пробились наконец к речке Даменке и вошли в ее устье, где быстро принялись разгружаться. Геннадий на берегу разжег костер и предложил нам выпить горячего чаю, но было не до чаепития, солнце стремительно уходило за горизонт. Вот и вернемся засветло. Мы заспешили домой по пробитому во льду пути, когда выбрались к чистой воде, полностью стемнело. Шли лодка за лодкой, ориентируясь по пенным бурулам от винта мотора. Так вошли в Лимури и двинулись к развилке речки с протокой Дарахта. Место коварное, не один рыбак или охотник ошибался в этом множестве водных рукавов. Берега были плохо различимы и угадывались только по росшему по берегам высокому тальнику. Вот здесь у меня и закончился бак бензина, был запасной в кубрике моей «Казанки», и я полез его доставать, позавидовав Виктору, который сменил бак сразу в озере, а я понадеялся, что у меня лодка полегче и грузу поменьше, должно хватить. Пока менял бак, лодку несло быстрым течением горной речки и я даже не заметил как миновал развилку. Сознание, что промахнулся пришло не сразу. Подкачав бензин грушей, я дернул шнур стартера, мой безотказный «Вихрь» ровно зарокотал и я рванул по течению к развилке. Удивительно, но совсем рядом я слышал мотор Виктора и был уверен, что еду правильно. Правильно ехал он. Именно в тот момент, когда у меня заглох мотор и я менял бак, он на малом ходу добрался до развилки и, свернув к выходу в Амур, заглушил мотор, чтобы послушать где я. Не услышав мотора он решил, что я на полном ходу ушел вперед к выходу из Дарахты в Амур. Я же слышал его через мыс, и, не сообразив, что отклонился влево, так снесло меня течением, спокойно ехал вниз паралельно Амуру, но в нескольких километрах от него. На небе не было ни одной звездочки, во рту с утра и маковой росинки. Начал накрапывать дождь, но я упорно ехал вперед, пока внезапно сработал тормоз в голове: «Стоп, что-то не так». Я принялся внимательно всматриваться в берега, и найдя пологий спуск причалил к нему. Поднявшись на берег попытался в бинокль увидеть хоть какие-то ориентиры. Все было черно и лишь в двух местах проглядывались желтые еле видные пятна. Отсветы как от поселков, но хрень какая-то, такие отсветы могут дать только Софийск, да Калиновка, а это как минимум около сорока пяти – пятидесяти километров от Быстринска. Хмыкнув и посмеявшись про себя, привидится же такое, я решил залезть в кубрик и завернуться в свернутый там целлофан. На непредвиденные случаи мы всегда носили с собой бензиновые горелки с катализаторами беспламенного горения (чрезвычайно полезная и необходимая вещь) и коробок спичек, запаянный в целлофановый пакет в коробочке из-под армейской аптечки. Как правило, в лодке было все необходимое, но к концу навигации я все убрал, остался только чугунный котелок, в котором лежала кружка, пачка соли, топор и буксир – парашютный строп. Прогрев катализатор, я вставил его в грелку, более похожую на портсигар в мягком мешочке и засунул ее на спину между тельником и энцефалиткой, снял сапоги, постелил портянки на целлофан, расстелил под ноги меховую куртку и вместе со всем этим завернулся в целлофан. Довольно скоро стало тепло и я уснул. Спал крепко и проснулся от суматошного кряканья уток. Ружья у меня не было, а потому рассчитывать на шурпу не приходилось и я не таясь толкнул дверцу кубрика. Дверь поддалась с усилием и только когда я увидел снег в лодке, понял, что ее тормозило. Снег, пошедший вслед за дождем, укрыл берег ровным десятисантиметровым слоем. По всей ширине протоки, а это метров около шестидесяти, сидели утки. Косяки снегом придавило к земле, озера подмерзли, вот и собралась пернатая дичь на проточной воде. Уже рассвело и я решил не тратить времени на костер, а сначала определиться: где и что можно предпринять. В экстремальной ситуации нельзя терять голову, нужно определить все исходные, а затем приступать к выполнению намеченной задачи. Первым делом я определился с течением и, осмотрев бак, в котором было чуть меньше половины (этак километров на 18) завел мотор и на среднем ходу двинулся против течения. Да, жаль не взял ружье, утки чуть на голову не садились. Километров через десять, я стал узнавать места и окончательно определился у встретившейся развилки. Один рукав уходил влево – это была протока Сан Дарахта, место глухое и встретить кого-нибудь в этом глухом углу не представлялось возможным. Решил передвигаться прежним путем, откуда приехал: в Лимури и выйти в Амур через Дарахту. Где-то на середине кончился бензин и мотор заглох. Тоскливо. Берега крутые, лодку против течения на бичеве только местами можно тянуть, остальное на веслах. Становилось жарко, хотя мелкий снег шел не переставая. Я вытащил горелку и снял катализатор, чтобы она прекратила свое действие. Вообще, хорошо заправленная, она беспрерывно может греться до 60 градусов в течение 32-35 часов. Поблагодарив конструктора за удачную вещь, засунул ее в нагрудный карман и двинулся дальше. Я родился и вырос на Амуре, весла дело привычное и за полдень я уже догреб до Дарахты. Хотелось есть, но больше всего хотелось пить. Вокруг вода, но когда тяжело работаешь физически, вода слабо утоляет жажду. Остановился у песчаной косы, натаскал плавника и облил остатками бензина из бака. Спички по карманам отсырели и пришлось достать НЗ из пакетика. Костер шипел и кое-как разгорелся, пришлось постоянно подкидывать мелкие сучья. Наконец вода в котелке закипела и я бросил в него пару горстей необлетевших ягод шиповника и маленькую шепотку соли, для лучшего утоления жажды. Присев на кубрик, костер был в двух метрах, неторопясь выпил подряд две кружки не то кипятка, не то взвару и сразу почувствовал бодрость. Все, надо грести. На работе меня потеряли – это точно, но вот сообразит ли Виктор, что я дал маху и уехал в другую сторону? «Сегодня, конечно, не поедут, – думал я, – Виктор таежник хороший, а речка для него нечто неизвестное, да и снежок идет, – и тут же думал, – А что, ветра нет, я бы поехал. Да только кто соберется, братовья все на работе, дома меня никто не ждет: семьи уже по сути не было, так сожительство» – и прислушивался, а вдруг где мотор загудит. Но было тихо, только ласково шурша разлетался под сапогами снег. Лодку я тащил бичевой, здесь берег позволял идти вдоль воды и к вечеру добрался до выхода в Амур. Одежда на мне намокла и висела как на чучеле. Что такое меховая шапка и меховая куртка в воде – это даже объяснить трудно. Надежды на землянку в устье Дарахты не оправдались, ее затопило несколько лет назад и так никто и не восстановил. Пришлось подтащить лодку к мысу, на котором навалом торчали коряги тальника, деревянный хлам из плавника. Ножом нарезал веток тонкими стружками (воронье крыло) и вскоре на берегу весело полыхал костер наподобие пионерского. Снег перестал и на темнеющем небе стали проступать яркие звезды, как после помывки блестят, подумал я и принялся сушить одежду. Где-то к полуночи одежда относительно просохла, но куртка, как ни исходил от нее пар, сухой не становилась. Начало подмораживать, я опять зажег грелку и закинул ее на спину, а сам принялся подтаскивать дрова. И вот тут пришла беда, набрав охапку палок я по склону сбегал к костру и напоролся ногой на острый конец сухой талины, которая хоть и не сильно повредила ногу, но вот в сапоге была хорошая дыра. Это при том, что снегу было сантиметров пятнадцать. Делать нечего, пришлось устраиваться на ночлег опять в кубрике. Ничего, нет худа без добра, грелка исправно согревала меня и я замотавшись в целлофан, уснул. К утру похолодало и не смотря на грелку, я стал мерзнуть. Пришлось вылазить и подживлять затухающий костер. Выглянуло солнышко и я, обмотав ногу целлофаном и обвязав ее куском отрезанного парашютного стропа вновь потянул лодку вверх, против течения. После чая есть хотелось неимоверно. При физической нагрузке бывает такое оголодание, что аж сосет под ложечкой, а в желудке бурчит, как в паровом котле. Хоть бы что-нибудь от рыбаков на берегу осталось, хоть корку хлеба. Есть Господь на небе. Вскоре я увидел целлофановый пакет, в котором лежали три селедки, видно кто-то викинул за ненадобностью. Вытащив одну селедку из пакета, я тут же понял, почему ее выкинули: пахла она ржавчиной и была страшно соленой, такой что и в воде не вымочилась, а может и не успела, кто знает как этот пакет швырнули в воду. Одну рыбину я все же съел и пройдя с километр остановился опять варить отвар шиповника, кусты которого увидел по берегу издалека. После такого обеда, ничуть не утолившего голод, я начал прикидывать, как же мне лучше переправиться через Амур. Получалось, нужно подниматься до Кашинской протоки и пересекать Амур до Утеса, иначе унесет назад, уж очень сильное под утесом течение. Раздумывать было некогда и я из последних сил потащил лодку вдоль берега. Чем выше я поднимался, тем меньше снега было по берегам, видно не прошел здесь, стаять-то он не мог. На каком-то отрезке пути порвался целлофан на ноге и ледяная вода тут же наполнила сапог. Пришлось остановиться, отжимать портянку и носки и вновь заматывать. Нога сильно мерзла, но и здесь нашелся выход: я вытащил горелку и опустил ее на на шнурке в сапог и опять поблагодарил конструктора. Нога согрелась, а вот силы кончались, подтащив лодку к берегу, я сел на кубрик отдохнуть и тут ухо уловило шум мотора. Где? Я осматривался по сторонам и ничего не видел, но шум-то был. Наконец я стал понимать – это не шум лодочного мотора, это катер и вскоре увидел его. Старенький «Костромич» попыхивая дымком, тащил баржу. Был он еще далеко, но здесь и ширина Амура до двадцати километров и я задыхаясь потащил лодку вверх по течению, к заветной Кашинской протоке. Постоянно оглядываясь и не обращая внимания на сползший с сапога целлофан, я спешил к месту переправы. Страха не было, было четкое сознание, что третью ночь я просто не выдержу, силы были на исходе. Катер слышался все ближе и немного не дотащив лодку до намеченной цели, я запрыгнул в нее и начал переправляться наперерез катеру, держа нос лодки против течения. Проклятое течение, возле Утеса оно крутит воронки и там вода летит от Утеса с пеной. Я явно не успевал, катер проходил мимо меня, а до него было еще метров триста. Течение сносило мою лодку ниже катера и я отчаянно замахал свалявшейся шапкой над головой. Господи, неужели ты оставишь меня посреди этого водного безумия, слезы выступили на глазах и я перестал грести. Внезапно звук катера стих, я поднял голову, катер, сбавив обороты, подворачивал в мою сторону и я схватился за весла. Через десяток минут мою лодку взяли на буксир, а сам я сидер в кубрике катера и ел холодную уху и до чего же она была вкусна. На катере было всего два человека, два отважных молодых парня, пустившихся с колхозной баржей перед ледоходом в путь. Как это было тогда привычно. Тогда – это при «совковом социализме», когда геройство человека труда было нормой. Ангела Хранителя и Божьей милости. К вечеру они отбуксировали меня к Быстринску, где встретил меня зять Владимир и отвез домой. Поиски мои намечались на утро, всех поднял на ноги отец Геннадия, ныне покойный дядя Дима. Назвал дядей и как-то неловко, он меня звал сыном. Кореец по национальности, женатый на кубанской казачке, он всю жизнь проработал в леспромхозе трактористом. Лучшего тракториста на моей памяти не было. Да и человек был золотой, пусть будет ему вечное Царствие Небесное. А тогда, узнав у Виктора, как доехали и что я не вернулся, он поднял всех моих родственников и друзей. Рассказывали, как он волновался и ругал всех за нерасторопность. «Человека нет, а его не ищут, как это так?» В общем, закончилось все хорошо и когда по окрепшему льду приехал Геннадий, встречу за столом у дяди Димы мы отмечали все вместе.
Крюков Владимир Викторович, казачий полковник, почетный атаман Амурского казачьего войска, генеральный директор ООО ППП «Сугдак», член СВГБ по ДВ региону |