К НАПЕЧАТАННОМУ

ОТЛУЧИЛИ?  НЕТ! ОН САМ СЕБЯ ОТЛУЧИЛ!..

                                    (Письмо в редакцию)
На протяжении нескольких номеров журнала «Аргументы времени» публиковалась интересная автобиографическая повесть Г.А. Пысиной «Я обрела веру». Автор покоряет искренностью своих откровений.

По - разному у нас с вами открывается дорога к храму. Кому – через озарение свыше. Кому – Господь попущает скорьби, дабы  приблизить к Себе. Галина Пысина пришла к Богу через скорьби, болезни, страдания…

Нельзя не радоваться: в нашем полку православных, истинно и искренне верующих людей прибыло!  Отрадно и то, что в писаниях  Пысиной сквозит  её позиция, которую коротко можно выразить в трех словах: это – СМИРЕНИЕ  и НЕСГИБАЕМАЯ ВОЛЯ. Как представляется,  данные личностные свойства и позволили автору  победить в себе страшный, грозящий смертельным исходом  недуг. Но главная победа Галины Пысиной в роковом, длящемся поединке с болезнью заключается в том, что перед нею раскрылся свет ИСТИНЫ. Она нашла  и обрела БОГА ЖИВОГО. Её осенила вера в ГОСПОДА НАШЕГО ИИСУСА ХРИСТА. СМЕРТИЮ СМЕРТЬ ПОПРАВШЕГО, ЗАКЛАВШЕГО СЕБЯ ЗА ГРЕХИ МИРА СЕГО, ЧЕРЕЗ СТРАДАНИЯ НА КРЕСТЕ СТАВШЕГО СПАСИТЕЛЕМ ЧЕЛОВЕКОВ.

Думаю, автор записок «Я обрела веру» не будет спорить со мною по поводу того, что её произведение вполне правомерным  истолковать будет и в том ракурсе, в каком повесть  раскрылась лично для меня...

Не могу, однако, не выразить чувства глубокого огорчения, посетившего меня, когда прочел  «Размышления» Галины Пысиной, опубликованные в четвертом номере журнала «Аргументы времени» за 2011-ый год на страницах 58-59 под рубрикой «Основы православной культуры». Хочется по возможности кротко, но тем не менее очень настоятельно обратить внимание автора (подчеркиваю, очень уважаемого мною) на то обстоятельство, что два пункта, по которым она высказывает своё видение и  пытается высказать несогласие с общепринятыми пониманиями,   не стоят полемики в русле православной культуры.
Полагаю, главное недоумение Пысиной  вызывает  решение синода РПЦ, очень давно, в 1901-ом, в феврале-месяце, состоявшееся, - об  извержении из лона православия великого русского писателя графа Льва Николаевича Толстого.

- Как же так,- вопрошает автор недоумения. - Неужели великие творения Толстого противоречат логике и этике православия?

Отвечаем: нет, не противоречат. Иначе Толстой и не стал бы великим всемирного значения российским писателем. Это относится к большинству его произведений. Особенно из сборника притчевого характера рассказов для детей, которые  автор и создал  специально для своей «Азбуки», предназначенной для школьного чтения.

Но есть, ведь, и другая особенность произведений Толстого. Ни на одной страничке не увидим мы, чтобы его герои хоть в чем-то выражали свою приверженность к православному культу. Ни икон нет. Ни обряда. Ни молитвы. Исключение составляет только описание крестного хода  с чудотворной иконой Казанского образа Божией Матери накануне Бородинского боя...

Но дело не только в этом. Был ли Толстой верующим человеком? Безусловно – был. Но вера – вере рознь, говорят. Толстой верил в Бога, но не в Господа нашего Иисуса Христа. В его личности он признавал только мирские начала, отрицая  божеские. Иисус в понимании графа – всего лишь человек очень высокой нравственной степени, которая граничит со святостью.  И только.
Иисус, в понимании Л.Н.Толстого, - пророк. Как Моисей. Как Илия. Как Мухаммед, наконец. Но – не Бог. Поклонение Христу, как Божеству,   Толстой категорически полагал неким действием, напрямую схожим с камланием шаманов, с заклинаниями колдунов. В наше время он, вероятно, отдал бы предпочтение контактерам, экстрасенсам, нежели священникам.

В этом, вкратце, суть заблуждений графа на почве религиозной. Толстой не носил на шее крестика, наверное, с той поры, когда столкнулся с Москве с масонскими кругами, оставшимися на плаву в глубоком подполье и после поражения в России военного мятежа масонов-декабристов. Путь в масоны русского дворянина он довольно рельефно изобразил, раскрывая образ одного из главных героев «Войны и мира» Пьера Безухова.

Сам Толстой не ходил в церковь, не исповедывался, не причащался, не сподоблялся святых Таин, не молился в православно-канонической обрядности, не держал святых икон в своем яснополянском доме. В общем, от церкви православной граф отлучил себя сам. Очень давно. Еще до Крымской войны. Еще до своего бегства на Кавказ в качестве волонтера (вольноопределяющегося) на войну с горцами. Отрицая войну, как таковую, но коль скоро она уже есть, волонтер Толстой в своей нравственной позиции стоял на стороне людей «кавказской национальности». Это видно и в его военных зарисовках, касающихся Кавказской войны, и в повести «Кавказский пленник» и особенно в последнем шедевре своем – в «Хаджи Мурате»… Даже в «Севастопольских рассказах» сквозит это толстовское неприятие войны, как таковой, независимо, какая она: справедливая  или несправедливая.

Теперь – по поводу второго   пункта рассуждений Пысиной. Насчет иконографии Иисуса Христа. Почитатели икон в понятии атрибутов религиозного культа (относительно христианства это соотносится и с двумя главнейшими в нем конфессиями: с православием и католичеством) в сакральном изображении Спасителя придерживаются так называемой исторической версии облика Иисуса. По преданию он как раз и внешне напоминал Свой Образ, каким его пишут изографы на иконах. Именно – русоволосым, с голубыми глазами, небольшой бородкой, клинообразно обрамляющей  лицо, чаще всего слегка раздвоенной на конце. Таким его увидел и эфесский царь Авгарь, которому Спаситель послал Свое изображение, запечатлевшееся на плате, когда Господь вытер себе лицо.

Так что, уважаемые, по поводу Ильи Глазунова, пишущего живописные полотна, но отнюдь не иконы, спорить-то по существу не о чем.

Евгений Корякин, военный журналист, член СВГБ.