Фиолетовый дурман

Мне все фиолетово - кредо пофигиста.

Даугавпилс, или Двинск, кем он был в Российской империи. Около часа на катере вверх по Западной Двине или Даугаве – и мы поднимаемся к развалинам Динабургского замка. Проходит время, экскурсия завершена, – возвращаемся в город.

Когда на правом траверзе оказалось местечко Науены, увидел, что по склону зеленого высокого берега выстроилась волнистая шеренга детдомовских ребятишек в одинаковых белых рубашечках и кофточках. Дети из иного мира усердно машут нам руками, рады: мы их друзья, добрые дяди и тети. Зацепило сильно: я не заслуживаю этого внимания и тепла, никогда не оправдаю их надежд.

В Крепости, в ДВВАИУ, военном инженерном  училище идет подготовка к последнему для меня выпуску. Утром разговаривал со знакомым дежурным, от него узнал, что ночью в одном из кубриков общежития выпускники разбили купленный вскладчину телевизор: себе оставить не получается, значит, не достанься ж ты никому! Подумалось мне о детишках... И Вы вспомнили?!

Парад выпускников 1984-го года. У каждого молодого лейтенанта в кулаке восемьдесят четыре копейки мелочью. Четыре колонны проходят мимо трибуны, и по сигналу четыре раза ввысь взлетает и звонко падает серебристый дождь... Снова вспомнили детишек? 

На протяжении нескольких последних лет в телевизионных программах всей стране показывают красочное зрелище то в одном городе, то в другом – парад выпускников и знакомый серебристый дождь. Вот мы и откусили от наливного яблочка, скрывающего в себе дурман... Если бы мог сказочный пес вовремя пролаять: "Не смей!", может быть, выпускники и не разбили бы в 92-м телевизор.

У каждого есть свои летние маршруты: а я сегодня утром сошел на станции Тверца и направился за малиной. Вот уже поле осталось позади, за ним и впереди – лес, иду по дороге, справа небольшая деревня Олбово, вытянувшаяся по моему берегу вдоль Кавы, малой быстрой речки. Немного погодя замечаю, чего раньше не было: у обочины поставлен из черного гранита невысокий крест и памятная плита со списком павших односельчан. Остановился. Деревенька маленькая, а список большой, и покоятся останки этих героев не у дома родного, а на всем бескрайнем пространстве от Волги до Эльбы и от Заполярья до Кавказа и Балкан. Еще раз оглядел поле и лес, всматриваюсь в список. Мечтал и он, и он, и они все вернуться, взглядом охватить милые просторы, почувствовать ласковый ветер, жадно втянуть ноздрями дымок, в лесу и на поле поохотиться, пособирать грибы и ягоды, порыбачить одному или с сыновьями позади меня на камушках. Непременно так и должно было быть с ним во снах и наяву между боями, или когда метался он на госпитальной койке в бреду либо на израненной земле, превозмогая боль, пока сознание не покинет его. А сегодня эти лес, поле и речку могу видеть я, случайный прохожий, а он так хотел, ему так нужно было, но он – нет... Вот и подумалось, что самая благодарная, верная и дорогая память ему – наш мир, который нас с ним объединил,  к которому прикасались его глаза и руки.

На первый взгляд "Георгиевская Ленточка" – важная патриотическая акция. Только руку протяни – на, получи и пристегивай, привязывай, покажи всем, что ты солидарен со страной и тоже не забыл, помнишь. А можешь на стекле написать: "Спасибо деду за Победу": машина бегает – дань отдал, долг исполнил. Нет, ты ему об этом сам тихо скажи, если он жив, если нет, то у надгробья, у Вечного Огня или, глядя в Небо, скажи только губами и не стесняйся слезы. А лента священна! Место ее там, где подвиг и кровь: на планках орденов и медалей, на древках знамен, на эфесах холодного оружия, на груди ветерана. Даже одна она – высокая награда. Теперь же мы видим ее на антеннах авто, дворниках, ручках, зеркалах, радиаторах и как итог – жалкую, истерзанную, усыпанную табачным пеплом, а то и на асфальте в грязи под колесами иномарок униженную.  Вам не показалось, что мы еще раз откусили от того яблочка?.. Дальше – сон, забвение.

Впереди у ограждения школьной спортивной площадки стоят два подростка. Издалека услышал мат, сопровождающий каждое их слово. Настраиваю себя на необходимость сделать им замечание. Когда я был в том же возрасте, мы не позволяли себе произносить эти слова, если их могли услышать взрослые. Паренек повыше мне ответил: "Извините. Пи-пи-пи. Больше не будем. Пи-пи-пи". Следует признать как достижение времени то, что наша молодежь не затравлена, раскрепощена, с чувством юмора. Улыбаюсь и повторяю замечание с упором на необходимость учиться владеть разговорной речью.

Где же ты, красивый и могучий русский язык! Сегодня часто слышим, что мат – это наше родное, сокровенное, уникальное, мы все (?) пользуемся им, и пора его узаконить.  И все-таки что-то СМИ сдерживает, а потому мат пока еще скрывают за "пи-пи",  но удивляет, почему не прекращают общение с "кумиром", следовательно, тем как бы поощряют его и нас. Аудитория видит, что без оглядки на присутствующих и на нас, сидящих перед экраном, можно материться на сцене, на площадках, перед камерой, в Интернете всем: политикам, "элите", шоуменам, "звездам". И это выглядит престижным, образцовым, а в другом контексте даже крутым, эпатажным. А яблочко-то, тем не менее, получилось и выкатилось в угоду тем, кто желает ощущать себя свободным и брутальным. Но, если откусишь, то впадешь в сон и не распознаешь скоро, где хамство, а где признание в любви.

 "Еще закон не отвердел, страна шумит, как непогода, хлестнула дерзко, за предел нас отравившая свобода. Россия, сердцу милый край!..."  Все правильно, все соответствует сегодняшнему дню, кроме, пожалуй, определения ситуации как "страна шумит". Ближе к нему  – "народ безмолвствует..." А впрочем, в милом крае и вечера уже не те: теперь они "упоительные", с "хрустом французской булки", с "лакеями".  В СМИ дежурный набор фраз: ...всенародная поддержка; ...просят нас об этом простые люди; ...нельзя лишать россиян права выбора. Умелые руки старательно лепят очередное яблочко. Обывателю приятно: о нем вспомнили. О нем, о простом, на ком Россия держится! Можно успокоиться и поспать еще немного...

Виктор Калинкин, город Тверь

20.10.2011