Ты прости меня за всё…

В своем родном поселке Альбина Валерьевна слыла женщиной образованной и модной. Да по-другому и быть не могло. Уже много лет она заведовала сельским Домом культуры и, как говорится, несла культуру в массы. Кроме того, знали Альбину как любительницу модной и яркой одежды, что она не раз подтверждала своими красивыми, подчас слишком «креативными» нарядами.

- Ох, и модница ты, Альбинка, - не раз то ли упрекала, то ли восхищалась соседка - разбитная выпивоха Катька, - лучше бы за Егоркой своим смотрела.

Альбина презрительно отворачивалась. Вот еще! Не хватало, чтобы ей такие вот еще указывали, как жить. Понятное дело, завистников у нее, хоть отбавляй. Еще бы! Сама она - красавица. Сынок Егорушка - да такого парня поискать. Дом - лучший на селе. Уж не поскупилась Альбина: устроила свое гнездышко на славу. Три раза кредит в банке брала, чтобы сделать по лучшему разряду. Так и получилось. Полы в доме теплые, плитка импортная, шторы шиты на заказ, за мебелью Альбина в областной центр ездила. Не дом получился, а игрушечка.

Личная жизнь, правда, у Альбины не сложилась. Муженек ушел от нее почти сразу, как Егорушку родила. Зато реализовалась женщина в работе. День и ночь в Доме культуры пропадала. Все старалась, чтобы людям веселее было жить. И концерты организовывала, и смотры художественной самодеятельности, и кружки по интересам. Егора с года в ясли отдала, а вечерами, когда приходилось на работе задерживаться, тетка с мальцом сидела. Потом уж подрос Егор, мог и один мамку дожидаться. Вот и рос, как трава в поле. Только Альбина на этот счет не больно то переживала. «Я ведь для сыночка стараюсь. Чтобы ему было получше жить» - оправдывала она себя. И пропадала на работе допоздна. Момент, когда Егор начал пить, она пропустила. Ну, подумаешь, пару раз приходил навеселе. Так ведь с приятелями школьными праздновали. Что тут такого? Как говорится, дело молодое... Однако со временем случаи такие участились. Егор, окончив школу, ни учиться дальше, ни работать нигде не захотел:

- Что я, дурак, за копейки гробиться? - презрительно хмыкал он.

- Правильно, сынок, - поддержала его Альбина Валерьевна, поправляя высокую, всегда безупречную прическу, - отдохни покуда. И выучиться еще успеешь, и наработаться.

Вот и просиживал Егор дома, на материной шее.- По дому делать ничего не хотел, каждый день стал пьяным приходить.

- Ты что? - ругалась Альбина Валерьевна, - алкоголиком хочешь стать?

- Не стану, - кривился Егор, - это я так стресс снимаю.

- Да какой у тебя стресс? - недоумевала мать, - на всем готовом живешь.

- Тебе не понять, - отмахивался Егор и тут же добавлял, - денег мне дай, у друга днюха завтра.

- Не ходил бы ты, Егорушка, - неуверенно пыталась отговорить сына Альбина.

- Не указывай! - орал тот, - денег давай.

Альбина кусала от обиды губы. В самом деле, что приключилось с ее ненаглядным Егорушкой? Отчего он такой вырос? А ведь любила она его больше всех на свете. Маленького, бывало, забалует, зацелует всего. Из себя  лезла, только чтобы у Егорушки было все самое лучшее и дорогое. А он вон, какой неблагодарный оказался. Мать ни во что не ставит. А та за него, как орлица билась. Никто  обидеть не смей. Бывало, мальчишкой гуляет на улице, только кто его пальцем тронет - Альбина тут как тут. Раскричится, расшумится, обидчика за ухо, а то и к родителям скандалить побежит. Потом уже дети предпочитали с Егором не связываться. Также доставалось в школе и учителям. Уж Альбина давала им жару. И де оценки ребенку занижают, и несправедливы к нему, вечно придираются. Только ей, бывало, Андрей Сергеевич, директор школы, не раз с упреком говорил:

- Вы сами-то, Альбина Валерьевна, побольше внимания сыну уделяйте, а то растет он у вас без пригляда материнского.

- Вы школа, вот и воспитывайте, - гневно вскидывалась Альбина, - вам за это деньги платят. А мне когда за ребенком смотреть? Я работаю.

- А вы знаете, что ваш сын позволяет себе и учителей оскорблять, и уроки прогуливать, и со сверстниками драться? И пьяным его не раз видели... - отвечал ей директор.

- Неправда все это! - не верила Альбина. - Наговариваете вы на Егорушку. Я на вас в РОНО жаловаться буду.

Андрей Сергеевич только руками разводил. Дома Альбина приступала с вопросами к сыну.

- Директор говорит, что будто хулиганишь ты, выпивать стал.

- Врет он все, - раздраженно отмахивался Егор, - нашла, кого слушать.

Альбина успокаивалась. И то правда, Андрей Сергеевич с каких пор в школе работает. А ни квартирки у него приличной, ни одежды. Детей куча: двое своих, да четверо приемных. И зачем только ему такая орава? Кого он из них вырастит? Голь перекатную... Куда им до ее Егорушки!

И продолжала Альбина баловать ненаглядного сыночка. По дому ничего делать не заставляла, от физкультуры освобождение в больнице выхлопотала, на грубые его выходки глаза закрывала. «Вырастет - поумнеет» - думала она о девятнадцатилетнем детине.

Казалось, сынок мать уважать за это должен, а он вон как. Понимать - не понимает, «что хочу, то ворочу». Пьет, сквернословит, да на мать покрикивает. Не на это ли и Катька намекала?

Теперь уже не видеть, как гибнет Егор, было невозможно. Расстраивалась Альбина, просила сына бросить пить, взяться за ум. Ведь молодой еще, вся жизнь впереди.

Только иногда, в редкие дни, когда Егор бывал трезв, замечала Альбина в его глазах тоску смертную. А однажды, в перерывах между пьянками, сын признался.

- Так тяжело мне, мам... И квасить - сил нет, и бросить не могу. Жить не хочется...

- Ты что, ты что? - испугалась Альбина, - давай в район поедем к специалисту?

- Какие специалисты? - махнул рукой Егор, - никто мне не поможет.

- Да как же так, - засуетилась Альбина, - нет, надо обязательно съездить. Вот только смотры самодеятельности пройдут и поедем.

- Ладно, - невесело усмехнулся Егор, - проводи свои смотры. - На следующий день он опять напился.

...В этот вечер Егор ночевать домой не пришел. Альбина не особо и беспокоилась. Знала, что пошел к дружку своему непутевому Володьке. Тот тоже пил, нигде не работал. Вот и куролесили вместе.

- Егор у Володьки, что ли? - все-таки спросила Альбина у Катьки. Та копалась у нее в цветнике. Нанимала ее Альбина иногда за выпивку прополоть, да полить клумбы и кустарники.

- При мне со двора не выходил, - у Катьки язык слегка заплетался. Ясное дело, уже приняла.

- А-а-а, - скривилась Альбина, - сама, поди, только явилась.

- Не-не, - зачастила Катька, - часа два копаюсь. Альбина с недовольным видом скрылась в доме. Копается
она. Наверняка только заявилась, а расчет потребует, как за полный день.

Альбина в одиночестве поужинала. Впрочем, для нее это было нормой. Потом немного посмотрела телевизор и легла спать. Однако странное дело: ей приснились какие-то кошмары. Такого с Альбиной не случалось отродясь. Когда же она, устав от всей этой маеты, решила-таки встать, то у нее ни с того ни с сего разболелась голова. Альбина вскипятила себе чаю, достала любимый зефир в шоколаде, но так и не притронулась к нему. Что-то беспокоило ее. И тут она вспомнила: сегодня же артисты из области приезжают, а сцена еще не готова. Ничего - у нее еще достаточно времени, чтобы все исправить.

Однако и на работе необъяснимое беспокойство не проходило. Альбина Валерьевна несколько раз звонила Егору. Но тот не отвечал. Чтобы подавить опасения, она пошла к Володьке. Но тот в ответ на все ее расспросы мямлил что-то невразумительное. Да, Егор вчера был у него, но, кажется, днем. А куда он потом делся - этого он не знает. У Альбины сжалось сердце. Кинулась домой. Никого. Почти до самой темноты она мерила шагами комнаты, пытаясь понять, что же ей делать. Куда идти и где искать сына?

*    *    *

С утра у Егора болела голова. Впрочем, в последнее время это было его обычное состояние. Он встал, выпил холодной воды из-под крана, шикнул на метнувшуюся под ноги кошку, потом, прикурив сигарету, вышел на крыльцо. Яркое солнце резануло в глаза, аж затошнило. Что за жизнь собачья? А ведь не о такой жизни Егор мечтал. Школьником и спортом занимался, и пел хорошо, даже не раз выступал со сцены районного Дома культуры. И не думал, когда в старших классах пробовал выпивку, что затянет его в этот омут, закрутит, поволочет на дно. Предполагал: покуражится перед одноклассниками, да и все, а тут вон как вышло. Все его друзья в городе живут, учатся, работают, один он горе мыкает.

Парень зашагал по пыльной дороге к дружку своему - Володьке. Тот уже поджидал его во дворе в тенечке.

- Похмелиться бы, - скривившись, протянул Егор.

- Ага, - согласно кивнул дружок, - только не получится. У меня бабок нету. Попросил бы ты у мамаши своей, а?

- Да ну ее, - отмахнулся Егор, - развопится опять.
В это время рядом с ними остановилась большая черная машина. Дверца открылась, и на дорогу вышел высокий щеголеватый парень.

Смотрю: неужели это Егор Соколов, - громко воскликнул незнакомец, - привет. Не узнаешь, что ли?

Егор прищурился. Так и есть: Мишка это, Матросов. Дружили они крепко в школе, только потом разошлись дорожки. Мишка в город уехал, окончил техникум, а теперь, говорят, работу имеет денежную, женился. В подтверждение этого из машины выпорхнула симпатичная девушка. Откинув светлые волосы назад, она радостно улыбнулась и проговорила:

- Ну, знакомь меня со своими друзьями.
Мишка внимательно всматривался в лицо Егора. Тому стало вдруг не по себе. Стыдно было и перед другом, и перед женой его. Знал, что сейчас видит Мишка: заплывшие глаза, небритое одутловатое лицо, неопрятный вид.

- Какие они мне друзья, - проговорил Мишка с презрением, - так, в одной школе вместе учились.

Девушка села в машину, а Мишка немного замешкался.

- Неужели нравится такая жизнь? Завязывай. Ты же в алкаша превратился.

- Пошел ты, знаешь куда? - взорвался Егор, - не твое дело. Ты же мне не друг, а так, мимо проходил.

- Завязывай, - опять повторил Мишка, - ведь нормальным парнем был.

- Почему это был? - заорал Егор, - я и сейчас нормальный. А ты как был чистоплюем, так и остался. Еще и указывает. - Егор грязно выругался.

Он круто повернулся и зашагал вдоль по улице. Обида и злость захлестнули его. Вернуться, что ли, да надавать Мишке по первое число? Только, наверное, уехал он уже, да и прав он. Алкашом Егор стал, и выход здесь один: бросить пить. Но как?

Ноги привели Егора на вокзал. Увидев издали двух знакомых парней, попытался свернуть за угол - они с Володькой давно были должны им кругленькую сумму, но вернуть никак не удавалось: как только на руках появлялись деньги, они тут же спускали их на выпивку. За парнями этими числились грязные делишки, в поселке их побаивались. Но улизнуть Егору не удалось, его грубо окликнули:

- Сюда иди!
Он сразу почувствовал их агрессию и враждебность.
- Когда долги отдавать собираешься? - один из парней, невысокий, широкоплечий, здоровый - развязно ухмыльнулся, поигрывая ключами на пальце.

- Да я... это... Вот завтра же, я как раз собирался... - начал было оправдываться Егор, но невысокий толкнул Егора в плечо. Тот неловко покачнулся, взмахнув рукой.

- Ах ты, пьянь! - мордатый изо всех сил оттянул Егора кулаком по спине, - ты на кого руку поднимаешь?

- Он ловко подсек Егора и тот упал на асфальт, сильно ударившись спиной. Бандиты принялись наносить удар за ударом, распаляясь все больше. От боли у Егора потемнело в глазах, он застонал.

- Будешь знать, как долги не отдавать! - прокричал невысокий.
Глаз у Егора вспух и заплыл, правую руку нестерпимо ломило, саднила и горела спина, а удары все продолжали сыпаться. Он заплакал от боли и унижения.

- Хватит, - захрипел он, - вы же люди... Мордатый ткнул Егору в лицо ботинком.

- Хорош, Витек, прибьешь насмерть.

- А таким и жить нечего, им все одно сдыхать.

- Пошли, брось, - тянул его невысокий, - хватит с него.
Мордовороты ушли. Егор с трудом встал, пытаясь сморгнуть темную пелену перед глазами. Мимо проехала знакомая черная машина. Из открытого окна неслась веселая музыка, Мишка даже не затормозил.

*   *   *

Зачем и почему она пошла в этот сарай, Альбина и сама не могла себе объяснить. Кто-то словно толкнул Альбину: решила отыскать в сараюшке старую керосиновую лампу. Это теперь почти экзотика, надо отчистить да поставить дома для интерьера.

На дворе - густые сумерки. Сарай темнеет в глубине двора за разросшимися кустами сирени. Толкнула ветхую дверь, шагнула вглубь... и отпрянула. Сердце колотилось где-то в горле, и ей не хватало воздуха. Она почти догадалась, кто это, но не хотела верить... Сквозь прореху в крыше пробивался сумрачный свет, выхватив темные курчавые волосы, высокий лоб, обезображенное гримасой смерти родное лицо.

С душераздирающим криком Альбина выскочила наружу, заплакала в голос, заорала. Из соседнего дома выскочила и прибежала на шум Катька.

- Ты чего, Валерьевна? - Катька растерянно стояла рядом.

- Там... там, - кричала Альбина, - Егорушка...

Все эти скорбные дни Альбина не помнила. Выпали из памяти и похороны, и поминки, и сочувственные взгляды односельчан. На работе взяла отпуск и теперь целыми днями сидела дома перед большим Егорушкиным портретом. Поставила рядом со снимком рюмку с водкой, накрытую кусочком хлеба, и неотрывно смотрела на милые черты. Чуть вздернутый нос, большие темные, словно вишни, глаза, смешные оттопыренные уши, задорная улыбка. Кажется, Егорушку фотографировали еще в школе, в выпускном классе на памятную фотографию.

Плакать Альбина не могла, казалось, все слезы уже выплакала, только вот душа болела, словно сжатая железным обручем. «За что, за что?» - твердила без конца Альбина и не находила ответа. Однажды в окно кто-то стукнул. С трудом поднявшись, Альбина распахнула дверь. На крыльце стояла Катька.

- Вот пришла проведать, - сипло прохрипела та, - смотрю, не видать тебя.

Альбина приглашающе махнула рукой. В другое время она бы Катьку и на порог не пустила, а тут провела прямо в комнату, усадила на светлый диван. Та вытащила из пакета бутылку пива.

- Будешь?

- Не пью я. И никогда не пила. Почему вот только Егорушка... - Альбина замолчала, задохнувшись.

- В церковь бы тебе сходить, - предложила Катька, - я и сама хочу. Слыхала, батюшка говорил, молитва, мол, от всего помогает. А я бросить пить хочу. Ты в Бога-то веришь?

- Не знаю, - вздохнула Альбина, - не задумывалась я над этим.

- А ты сходи все-таки, - настаивала Катька, - и за Егора помолишься. И вообще...

И Альбина решила пойти. Металось ее материнское сердце, горевало, плакало. И готова была Альбина пойти куда угодно, лишь бы найти успокоение.

В храме народу было немного, видно, служба уже закончилась. Альбина Валерьевна нерешительно остановилась у порога. Она словно попала в другой мир. Запах свечей, ладана, мерцающие огоньки лампад... Строгие и одновременно ласковые лики Спасителя, Богородицы и каких-то святых - она не знала их имен - смотрели на нее, в самую ее душу, словно знали все-все про ее жизнь, про ее горе...

Не выдержала Альбина, разрыдалась в голос. Из алтаря вышел батюшка. Альбина и раньше встречала его на улицах села. Был он кроток, с добрым взглядом. И сейчас, подойдя к Альбине, с участием посмотрел на нее.

- Слышал о вашем горе. Молиться вам надо. Сын ваш, конечно, совершил страшный грех. И в церкви нельзя совершить над ним погребальный обряд, служить панихиду. Но ведь материнская молитва очень сильна. И молиться вам запретить никто не может. Напротив, вам надо ходить в храм, и дома просить Господа, чтобы простил Он Егора. Да и о своих грехах поскорбеть.

- Какие у меня грехи? Я никому зла не делала. Вон одна сына воспитывала. И за что Господь меня наказал?

- Господь никого не наказывает, - батюшка печально посмотрел на Альбину, - а такими вот скорбями мы платим за свою греховную неправедную жизнь.

- Да нет у меня грехов, - опять повторила Альбина, - жила как все, никого не убивала, не грабила.

- Один Господь без греха, а мы того не знаем, что без покаяния убиваем душу свою. Чем? Завистью, злостью, черствостью, порой равнодушием. Тщеславимся, хотим выглядеть и жить лучше всех, стремимся к богатству и славе. И забываем не только о своих близких, но и о своей душе, - Альбина поняла, что батюшка говорит о ней, и именно так она жила: греховно, завистливо, тщеславно. Только вот не велика ли плата?

Словно услыхав ее мысли, батюшка произнес:
- Не бросайте молитву. В ней ваше спасение. Ваше и вашего сына. И в храм приходите.

Не заходя домой, Альбина заглянула к Катьке. Та сидела за столом у окна, крутила в руках пустой стакан.

- Пойдем ко мне, - пригласила Альбина, - я утром обед приготовила.

Екатерина не отказалась. Наевшись и выпив душистого чаю, она спросила:

- Была в церкви-то? Ну что?

- Батюшка хороший. Говорит: материнская молитва очень сильно помогает. Эх, если бы раньше знала, может, и не случилось этого с Егорушкой, - Альбина смахнула слезы.

- Знаешь, Валерьевна, - Катька тоже шмыгнула носом, - мне ведь тоже пить невмоготу. Боюсь я. Как напьюсь, голоса всякие чудятся. А вчера слышу, будто зовет меня кто-то к сараю. Ну, туда, где Егорка... Мол, все равно тебе жить незачем, так лучше сразу со всем и покончить... Ох, и страшно мне, Валерьевна. Завязывать надо, только знаю, сама не смогу.

- Пойдем в церковь, - взяла ее за руку Альбина, - завтра же пойдем.

На следующий день, вернувшись домой из храма, Альбина убрала от фотографии Егора рюмку с водкой, нарвала в саду букетик цветов, поставила в вазу. Рядом прислонила маленькую иконку Спасителя, купленную в церкви.

- Ты, Егорушка, не бойся, - с горечью произнесла Альбина, - я о тебе молиться буду. Чтобы тебе там полегче было. Ты прости меня за все... Это ведь я во всем виновата. В том, что ты вырос такой... одинокий. Думала, счастье, оно - в деньгах... Но теперь я тебя не брошу. Нет ничего крепче маминой молитвы, сынок... Ты только не бойся, Егорушка.

И прости меня...

Плакала Альбина, и впервые после гибели сына слезы приносили ей душевное успокоение. И хотя знала, что никогда  
не пройдет боль от страшной утраты - слабая надежда, затеплившаяся в ее сердце, давала силы.

Она положила в сумку хлеб, кастрюльку с тушеной картошкой и пошла к Екатерине.

                                                 Надежда Смирнова   

Из православного женского журнала «Славянка»
за март – апрель 2012 года