Вопросы выживания
Без четверти восемь зимнего пасмурного утра. Автобус вошёл в ритм и привычно отрабатывал смену на "двадцатом" маршруте. Монотонный скрежет появился внутри минут десять назад, но скоро тревога ветерана автопарка растаяла, и ему представилась милая стальному сердцу картинка: по салону гуляет железная щётка, ласково снимая с бортов старую краску и ржавчину. Некоторым пассажирам казалось иное: будто то подсевший усатый пожарник усердно соскребает такой же щёткой приставшую грязь со своей брезентовой робы. А звуки те порождала банальная компьютерная игра, в которую по уши влез обыкновенный подросток. Всегда неравнодушную слабую половину, желающую по праву, – во что она с детства уверовала, – занять его место, так вот её те звуки раздражали. Но критической массы чувство не превысило, и публика безмолвствовала. Парнишка, как при нервном тике, кинул взгляд влево, на монитор и вновь налево, но уже не так быстро. Вскочил, впихнул игрушку куда-то на грудь под куртку и стал пробираться к выходу. Слабая половина, взяв ситуацию под контроль, озвучила нахохлившиеся мысли: – Досиделся... доигрался... беги теперь... Такие ленивые стали... Им бы только за компьютером весь день... Ничего делать не хотят... С утра и до вечера... У моей соседки сыночек тоже, так вот он... Парнишка ничего не слышал, он просто не мог слышать. Нос наморщился, губы поджались, и с перебоями задрожал подбородок. Освобождая ему место у двери, отодвинулся мужчина: – Не дрейфь: здесь всего-то одна остановка, а у тебя добрых десять минут. Успеешь! Парнишка нырнул в открывшуюся дверь, на ходу, вихляясь и шаркая кроссовками, поправил лямки и такой весь нескладный побежал. Ранец, плохо подогнанный, некстати ожил, и начал сбивать его с темпа и с курса, перескакивая с одной лопатки на другую. – Разве ж, то – беда... Счастливый: вся жизнь впереди... – проводил его взглядом мужчина, уходя в трогательные воспоминания. Когда Никита вбежал в вестибюль, дежурные ещё стояли по бокам у двух лестниц, ведущих вниз. Там в подвале вдоль длинного коридора располагались по классам вешалки. Никите не удалось сходу занять лестницу: на пути оказался Славка Петкевич. Славка потребовал показать сменную обувь и вцепился в отворот куртки. Они заскользили по кафелю, через пять секунд беззвучной борьбы переместились за колонну и оказались лицом к лицу, один напротив другого. Не долго думая, Никита влепил Славке правым боковым. Симметрично отработал и Славка, врезав Никите по челюсти. Обе стороны, не сговариваясь, приписали победу каждый себе и, потеряв всякий интерес, Никита побежал по лестнице вниз, а Славка вернулся на место перед спуском. Влетев в класс, Никита обменялся со своими мужиками рукопожатиями, не удостоил ни взглядом, ни словом девчонок и уселся за парту. Подвигал челюстью. Движения были свободными, без боли: "Ничего себе! Ха! Славка поставил на место. Красота!" Вот уже полгода, как он занимался боксом, и не от хорошей жизни. А причина – утвердиться и быть способным защитить себя. Когда они с мамой переехали в этот район, нелегко ему давалось вживание в новую среду. Особенно доставал Славка. Путь к троллейбусной остановке, в аптеку, в магазин, в поликлинику пролегал через его двор. И всякий раз во дворе был он. И всякий раз одно и тоже: "Эй ты, красавчик! Чё ты здесь ходишь? А ну, вали отсюда!.." и прочее. Не давал покоя ещё один позорный случай, – и почему он до сих пор не забудется: – на уроке физкультуры одноклассник, Колька Клюев, при девчонках небрежно ткнул Никите снизу под дых и, кривляясь, продолжал развлекать класс, а Никита на виду у всех, ошеломленный, долго не мог вздохнуть... Прозвенел второй звонок, и издалека по коридору застучали каблучки математички... * * * Настя, медсестра в травматологическом отделении городской больницы, вернулась со смены вовремя, – так часто бывает, – позавтракала вместе с Никитой, собрала и отправила его в школу. Такое начало дня прибавляло Насте настроения, но расслабляться не время, и уборка подождет. Первое – посетить терапевта: должны быть готовы результаты анализов, и можно надеяться, что сегодня участковый выпишет ей направление на комиссию. Положила в сумочку медицинскую карточку. А по пути можно снять деньги в банкомате и заплатить за квартиру. Присела за стол и набросала на листке, что надо купить, что надо и можно сделать до обеда. Прикинула – до девяти остается целый час. Быстро переоделась и занялась уборкой... В отделении сбербанка Настя заняла очередь для оплаты коммунальных услуг и направилась к банкомату. Привыкла к тому, что тот всегда хитрит и вводит её в заблуждение насыщенным шелестом купюр. Шорох таков, будто отсчитано им двадцать, тридцать, сорок листов, а на выходе и в этот раз – всего-то пять по тысяче. В тонкой стопке были новые купюры, и запах тех новых денег слышен был издалека. Настя ребром быстро опустила скользящую стопочку в сумочку и закрыла. Она никогда не задерживалась у банкомата: около него ей постоянно мерещилась откровенная глупость, – те, кто рядом, пришли специально, чтобы проследить за ней. Ждать пришлось недолго: через пять минут объявили и высветили на информационном табло номер её очереди и номер операционного окна. Настя подошла к окну, достала квитанции, достала деньги, что сиротливо прижались к подкладке, отсчитала необходимую сумму... Посмотрела под ноги, переступила, ещё раз заглянула в сумочку, с другой стороны... ещё раз отсчитала сумму... Денег-то хватало, а вот в остатке не доставало одной тысячи. Оплатила расходы, отошла от окошка, присела. Открыла сумочку, осмотрела внимательно, ощупала подкладку, швы, осмотрела последнюю тысячу. Досадно стало... "Ну, рохля, сама виновата!" Вздохнула, поднялась и пошла к выходу. Проходя мимо банкомата, свернула и осмотрела с надеждой панель, пол – чисто. Перед кабинетом участкового терапевта собралась небольшая кучка пенсионеров. Настя дождалась своей очереди и вошла в кабинет. Участковый, пожилой мужчина, приветливо улыбнулся и протянул руку за карточкой. Положил на стол, полистал, нашёл свою запись, углубился... Раскрыл на последней странице – там лежала тысяча... Не поднимая глаз, взял, свернул пальцами левой руки, убрал в нагрудный карман белого халата и начал писать заключение, перебирая бумажки с результатами анализов, затем переписал текст на бланк. Улыбнулся, расписался, поставил свою печать, вернул карточку, бланк и пожелал удачи – приём окончен. Настя на дрожащих ногах встала, поблагодарила и вышла на свет. Собственная оплошность напрочь лишила её равновесия. Если бы она сама дала деньги, то подтвердилось бы мнение, что врачи... ну, как это помягче... просто среди них бывают жадные люди. Но легкость, с какой участковый присвоил её деньги, была поразительной. Когда сама, заискивая и улыбаясь, – это лицемерие, причём самое отвратительное, – всё ясно: претензии только к себе. А они? Они же – люди и, наверное, следуя моде, считают себя православными. Неужели не понимают? * * * Евгений поставил компьютер "на сон", убрал руку с "мышки" и потер виски: "Работа, конечно, вредная. Зрение падает, поза статическая, от напряжения к концу дня, как говорят разработчики, "мозги закипают". Два часа не поднимался – пора заняться фитнесом". Своим придуманным фитнесом Евгений занимался, уходя на перекур. Он набрасывал куртку, выходил в коридор, проходил мимо лифта, спускался по лестнице на первый этаж и мимо охранника выходил на улицу. В хорошую погоду за пять минут можно дойти до светофора, в плохую – покружить десять минут под большим козырьком, затем также по лестнице вернуться на пятый этаж. Иногда получалось поговорить с охранником Альбертом, бывшим афганцем, или с Сашей, воевавшем в Чечне. Альберт – азербайджанец. Основная тема разговора с ним – методы воспитания внука патриотом России, их новой родины. Саша, тот чаще рассказывает о коварстве, о войне или о наркоманах, которые вечерами пытаются попасть на этажи и пошарить по комнатам. Фирма процветает. И сам он – ключевая фигура. Но "за державу обидно". Руководят ими некомпетентные личности. Необученная и неопытная родня генерального директора и прочих топ-менеджеров занимает профессионально значимые должности. А когда приходит устраиваться на работу кандидат наук, то берут его простым инженером с испытательным сроком. На днях в их отделе появился такой "сынок". Блондин, костюмчик, туфельки офисные. Несколько дней прошло, а одна смазливая девчонка уже ищет, где от него спрятаться. Ровесников на место ставит: "Галстук поправь!" Вернулся в отдел, разделся. Подходит секретарша: – Евгений Александрович, мы для вас, наших защитников, готовим вечер. Не могли бы Вы зайчика принести, а я его приготовлю. – Однако, припозднились вы с заказом, девочки: остался один выходной, а зайчик не каждый день встречается. И в него ещё попасть надо. Ладно, постараюсь. Зазвонил телефон. Выслушал, оделся и направился к лифту. Внизу его ждал, накинув капюшон и засунув руки в карманы, друг детства Дима. Разговор начал с ерунды, затем перешёл к тому, что привело его сюда и что давно не было секретом: – Жека, ты же знаешь, у моей день рождения, а я пролетаю: гонорар-то ещё вчера обещали. Не одолжишь пару-тройку?.. Через неделю верну! Евгений положил ему на ладонь деньги, извинился, хлопнул по плечу и, показав, как торопится, вприпрыжку проскочил в двери, за ними обернулся и помахал рукой. У лифта дал установку забыть о неприятном эпизоде, в кабине спокойно выдохнул, разглядывая потолок. * * * Настя вошла в прихожую. – Никита! Ты дома? Почему не встречаешь? Почему свет в коридоре? Кто приходил? Как успехи? Уроки сделал? Обедал? – Обедал, обедал. Мам, ты в дом-то войди, начинаешь с порога... Пятерка – по физике, по математике – четыре... Делаю... Мишка за уроками только что заходил: его в среду выпишут. Немного погодя Настя, уютная, домашняя, подкралась сзади к Никите, подула в макушку, наклонилась, обняв за плечи. – А почему Валентина Ивановна поставила красным двойку в треугольнике? – То не оценка, то греческая буква "альфа". Так углы обозначают. Я пропустил, не вписал, но Валентина мне оценку не снизила. – Она нам с тобой не подружка, значит, – Валентина Ивановна. Настя потрепала сына по кудрявой голове, чмокнула в висок и вышла. Вернулась со свёртком, пока разворачивала, объяснила: – У нас в отделении старенький хороший дяденька, когда сегодня выписывался, попросил книжку тебе передать. Никита взял, осмотрел со всех сторон: – По программе читал что-то. Скучноватый стиль, несовременный. Почитаю, конечно. – Он говорил, тебе будет интересно и полезно почитать про людей сильных духом "Белый Клык", "Любовь к жизни"... Никита, ты меня ругать не будешь?.. Я тысячу потеряла... Но ты не думай, летом, как и договаривались, в компьютерный лагерь поедешь. Я же обещала... И ты обещал хорошо учиться. – Мам, не переживай, всё будет супер. На весенних каникулах, если примут, поработаю курьером, и в июне само-собой. А санитаром возьмёшь к себе? – С ума сошёл! Замывать больных, по палатам "утки" да "судна" разносить. Там же гной и... прочее. – А кто одиноким поможет? Они, мам, тоже по-человечески и жить, и умереть хотят. – Оставим, не детский это разговор... Смотрю, взрослеешь быстро. – И ты не мешай, а то наделаю ошибок... Книжку хочется успеть почитать. В полутёмной квартире – тишина. Заткнув уши, Никита за столом читал под светом настольной лампы про сильных людей. В эти минуты он, возможно, полз по тундре, обдирая ягель на камнях, а может, бился в кровь на мексиканском ринге. Настя на кухне, приготовив ужин, смотрела телевизор. В дверь позвонили. Настя пошла открывать. Из прихожей послышалось сначала "Ой!", а следом – " Хэпи бё-оф дэй ту ю-ю! С днем рождения, Настенька! Можно?" Догадавшись, кто это и зачем, в прихожую влетел Никита: – Привет, дядя Женя! О-о-о! То-ортик! – А вы, что же это, господа, забыли, что у мамы сегодня день рождения? За это наказывать надо нещадно и с пристрастием, – ухоженный, стройный мужчина, не на много старше Насти, прошёл в комнату и огляделся. – Сидите в потёмках?! В этот вечер должно быть много света! – Хризантемы чудесные! Кустики! Простоят до восьмого. Да, Женечка, представь себе, забыли. Мы такие. Дай щёчку... У-у-у, колючий! – Всего-то за день. Впредь буду знать, мадам, что к вам на приём только через визажиста. – Дядя Женя, мне очень стыдно. Мне верьте, а мама может притворяться. О себе никогда не думает. Наша пчёлка – то в поле, то в улье, и так с утра и до утра. – А это что?.. Нет, нет... Же-е-еня, дорогой, оно же безумных денег стоит!.. Спасибо! Мне так неудобно... Ребята, я вас оставлю на минуточку, стол накрою и позову, хорошо? – Настенька, мне только чаю. Ужинать буду дома. Настя уже из кухни, позванивая посудой: – Послушай, так нельзя! Я и рюмочку поставила. – Эх! Так уж и быть. Отверчусь, скажу, что с мужиками пивка выпил. А вот сытым приходить никак нельзя. – Мужчины, мойте руки, и милости просим к столу! Женя, от уколов осталось, не обидишься? Медицинский, холодненький! Делай сам, как надо. Морс дать?.. Конечно, из холодильника. Компанию не составлю, ты же знаешь. – За тебя, Настенька! А пожелать хочу всего того, о чём мечтаешь ты во сне и наяву... – Диму давно не видел? – Н-недели две. Всё такой же. Денег хочет много, а работать самому лень. Наш национальный герой: всё б ему "по-щучьему" велению. Идеи бредовые в голове вынашивает. "Какой же ты дурак, Димка," – мысленно укорил друга Евгений. – "Такая девочка славная! И хозяйка, и миленькая, а душа-а..." – и продолжил вслух: – Никита, что ты сейчас читаешь? Спорт не бросил? – Хожу! Нравится! Сегодня начал Джека Лондона "Любовь к жизни". Мама принесла. Вопросы выживания. – Правильно, зачем в компьютере день-деньской просиживать, тупеть и дистрофию развивать. А ты знаешь, наблюдая за тем, чем питаются наши братья меньшие, выжить можно, причём, не посещая супермаркета. Я не о грибах и не о ягодах... Возьмём глухаря. Он, например, любит корешки папоротника... – А я корешки есть не стану, дождусь глухаря и спасу вас от голода. – Ну, ты, брат, силён! – улыбнулся Евгений. – Кстати, о птичках: скоро двадцать третье, готовимся мы к корпоративу, и, значит, одна бойкая юная коллега спрашивает: "А можно Вам заказать зайца?" Отвечаю, что заказ-то приму, но это редкая удача у одинокого странника. – А фотографию, дядь Жень, дала? Евгений захлопал ресницами: – Свою?.. Н-не по-онял... Какую? Зачем? – Ну как же. Она Вас киллером нанимает. Положено показать фото жертвы. Одинокий Странник рассмеялся и нежно взглянул на Настю, да так взглянул, что та опустила глаза... а Евгений покраснел. – Остёр твой Никита. Нестандартно мыслит. Не дотягиваю уже, – повернулся к Никите. – А ты сам-то определился, кем по жизни хочешь стать? – В детстве – путешественником. – Как Конюхов? А детство – это когда? – Вчера. Только не в одиночку. С товарищами. И не на ледоколе, и не на арктической станции. Своими ногами землю мерить. Правда, это не модно, и денег не заработаешь... И о семье надо подумать. – Да, парень, всё по-взрослому... – согласился Евгений, наблюдая, как исчезает на донышке чашки сахар и светлеет от лимона его крепкий чай. – А давай так: мы с тобой по субботам будем путешественниками, а в остальные дни отдавать себя любимой работе и семье. У меня получается, – на этих словах запнулся, но Настя сделала вид, что его неправда осталась не замеченной. – Через четыре года тебе будет восемнадцать, ружьё подарю. Лежит в деревне одностволка "тулочка" 16-го калибра. Советская, с клеймом, штучный экземпляр, лёгенькая, приёмистая, бой резкий. Считай, с этого дня тебя дожидается. Побродим вместе... – заметил настороженный взгляд Насти и подобрал романтическое завершение для описания "кровавого", с точки зрения женщин, промысла. – А главным будет у нас – полное и вдохновенное соединение с природой. – Соединение у вас в перспективе, помечтать не вредно. Реально же Никита мечтает о компьютере. В классе – у всех, кроме нас. Для начала хорошо бы летом на месяц в специальный лагерь устроиться. Никита изучил бы компьютер и отдохнул. Женечка, у тебя в городе море друзей: кто при власти, кто при компьютерных делах. Может, помогут... а вдруг? – Не забуду. Постараюсь. Обещать не стану, но сделаю всё, что могу... Ладушки, буду собираться: там заждались, наверное... Настенька, Никита, спасибо! Всё замечательно. Мир вашему дому, как говорится. Через две недели навещу. Получится – раньше... Никита, береги чувство юмора и не превращай его в сарказм... В словаре посмотришь, а я уже оделся, уже в пути… моя "душа рыдает раскалёнными слезами"... Ну, что ты улыбаешься, Настенька – это наш шансон. А вот такое сможешь угадать – "Слёзы подступают, льются через край"?... Сдаёшься?... Утёсов – "У меня есть тайна"... Всё-то ты знаешь... * * * – Мам, а дядя Женя, когда ты не видишь, на тебя та-ак смотрит... Вы же – старые друзья, верно? А как вы познакомились? – Дядя Женя был свидетелем на нашей свадьбе. С твоим отцом они учились вместе. Не прошло и месяца, как сам решил, что ему тоже пора, взял да женился... Не всё ладится в его семье... Жаль, весёлым бывает теперь редко. А так, он добрый, порядочный... Подперев щеку кулачком, Настя задумалась, скоро встала, встряхнулась, поправила кресло и прошла на кухню наводить порядок и уют. У окна, перебирая шторы, вздохнула и в полголоса подвела итог тому, о чём думала: "Старая истина – что имеем не храним… И когда ж ты, наконец, поймёшь это, Катерина?" Виктор Калинкин, полковник в отставке г. Тверь май 2014 г. |