Мартовская гроза над Уссури

 Пути господни, как и судьбы людские, - неисповедимы. В марте 69-го Александру Александровичу Коваленко (сегодня его имя в устах знакомых и близких звучит по сокращённому варианту: Сан Саныч!) было одиннадцать лет.

       Вряд ли эта дата многое говорит нынешнему читателю. Мне она говорит. Аккурат день в день  с событиями, когда лейтенант Иван Иванович Стрельников, пытаясь в очередной раз без применения оружия и без стрельбы вытеснить хунвэйбинов с нашего острова Даманский (на реке Уссури), попал в коварную засаду и прямой грудью принял автоматные очереди, я находился  недалеко от места трагедии в каких-нибудь сорока километрах, перебираясь на военном вездеходе ГАЗ-66 по уссурийскому льду на заставу Васильевка.

       Конечно, никакого боевого шума мы с водителем не услышали тогда. Над Уссури стыла звенящая тишина, прокалённая в жестоком морозе. Даже в автомобильной кабине дыхание куржавело жёстким паром, мгновенно прорастающим игольчатыми, шелестящими льдинками.

       А каково приходилось пограничникам, в упор расстреливаемым хунвейбинами из «калашниковых»? Ведь даже  автоматы с не примкнутыми в подсумках магазинами наши парни держали в положении «за спину», целиком полагаясь на мощь солдатского русского кулака…

       Памятны мартовские эти дни и Сан Санычу Коваленко (полагаю, я тоже получил доверительное право обращаться к нему с усечённым именем и отчеством). Он, тогда ещё Санька, с тревожным и настырным любопытством «совал свой нос» во взрослые дела. Гул стоял в посёлке Тамга, что лежит посередине автомобильной трассы (четыреста на четыреста километров) между Хабаровском и Владивостоком. Лесистые, пока ещё пологими увалами и холмами предгорья Сихоте-Алиня. Рукой подать до Имана (нынешний Дальнереченск) с пограничным отрядом. Совсем близко от Верхнее-Михайловки, где в таёжных, взбугренных крутыми утёсами берегах на острове Даманский, идут бои с нарушителями границы.

       Гибель Стрельникова. Смерть полковника Демократа Ивановича Леонова, начальника Иманского отряда, - в подбитом хунвейбинами танке. Подвиги сержанта Бабанского, лейтенанта Виталия Бубенина. У всех это – на слуху.

       Громкие сходки возле поссовета таманских мужиков, кучкующихся в ополчение. Кто – с дробовиком. Кто – с охотничьим  нарезным карабином. И вьюношами между ними пацаны, которым тоже хочется, ну хотя бы подержаться за ружьё. А уж «калашников»- это ведь предел мечтаний.

       Не отставал от сверстников и Санька Коваленко. Бывают особые приметы давно прошедших дней, которые навсегда врезаются в память. Как аромат сирени, источаемый букетом, просунутым в распахнутое окно студенческого общежития. Как играющие блики на отдалённом лесном озере в прозрачный осенний день.

       А Саньке – Сан Санычу Коваленко – запало в голову одно – пороховой запах. В сильные морозы их таёжная речка Тамга громоздит в ледяном русле высокие, подобные башням наледи. Если ударить пешнёю в стенку такой башни, через пробитую в ледовом теле рану тугим фонтаном, способным повалить с ног, опрокинуть навзничь, бьёт струя кристально прозрачной, закрученной, как верёвка, воды. И она пахнет порохом - эта студёная вода…

     Тревожные мартовские дни и ночи теперь далёкого уже шестьдесят девятого года навсегда определили жизненную стезю Александра Александровича Коваленко.

      Не то, чтобы уже в ту пору он порешил для себя: обязательно стану командиром! Хотя какой мальчишка в такие годы не видит себя в золотых погонах? Но это миражу подобно! А жизнь – она диктует более скромные и более наезженные колеи…

       Скажите на милость, кем стать парню, выросшему в притаёжной глубинке, когда в окружении, может, каждый второй, а то – и почаще, кормится от леса?  Вот и Саша Коваленко после восьми классов поступил не куда-нибудь, а в Приморский лесотехнический техникум в Лесозаводске (заготовка и переработка древесины). И достиг, надо полагать, закончив курс лесных наук, изрядной подкованности в избранной профессии.

       Первое – диплом у него с красными корочками (то бишь, на «отлично» усвоил Александр основные дисциплины по древесному делу). А избрал он себе специализацией не заготовку дерева, а именно – переработку.

       Не зря краснодипломника пригласили в конструкторское бюро во Владивостоке, призванное вообщем-то коренным образом изменить характер нашей, на Дальнем Востоке, лесной промышленности.

       Признать, положа руку на сердце, следует: она покуда, ориентированная на вывоз кругляка, как в какой-нибудь колонии, в основном, даёт прибыли, работу, достаток гражданам и дельцам, в конкретном примере, ближайшей к нам «метрополии» - Страны Восходящего Солнца, то бишь, за бесценок сбагривается на благополучные острова величайшее достояние нации – древесина ясеней и кедров наших. Остаются взамен проплешины варварских вырубок и гарей, заражённые древоточцем и короедами…

       Мороковал Александр под руководством главного инженера Алексея Ивановича Чуркина над технологиями глубокой переработки древесины. Чтобы не кругляк, а готовый товар гнать на экспорт. Чтобы своим, но не японским умельцам-столярам и краснодеревщикам давать работу и достаток, кусок хлеба насущного…

       Вряд ли, по нынешним временам, конструкторское бюро и группа инженера Чуркина добились процветания. «Демократизация» больно ударяет по отечественным приоритетам. В своё время Алексей Иванович  настоятельно не желал отпускать техника-технолога Александра Коваленко на учёбу в военное училище. Потому что толковым конструктором оказался.

        Косвенным образом мог убедиться в этом и автор, ибо довелось мне узнать немало любопытного от Александра Александровича относительно полезных свойств  древесины наших лесных насаждений. Например, маньчжурский кедр при мягкой, лёгкой  в обработке текстуре отличается красивым рисунком волокон. Само дерево, по-видимому, заряжено положительными полями биологической энергии. В домах, срубленных из кедра, не заводятся тараканы, клопы и иная неприятная для совместного с ними обитания насекомая  живность.

       Наши каменные берёзы при обработке на циркулярный шпон могут конкурировать со знаменитой карельской берёзой. А маньчжурский ильм и наши твёрдолиственные ясени – это прекрасное сырьё для строганного шпона, также  как и маньчжурский  орех (недаром же бытует поговорка: разделать под орех). Правда, ильм подвержен одному досадному недостатку: трескается, как лиственница, при высыхании. Нужна особая технология сушки.

       И только осина ни к чему, кроме выделки соломки для спичек, непригодна. Даже дрова  из осины неважнецкие, пыхают, как порох, и не дают жару. Хотя та же осина, как и ёлка, в крупном кряже – весьма и весьма подходящий материал для выделки цельнорубленных увёртливых и ходких лодок (чаще всего то, что надобно выдолбить, выжигают калёным железом).

       Драгоценный дальневосточный тис соперничает с кипарисом: разные там изящные шкатулки, резные крестики, узорчатые ларчики, бусы для ожерелий. Каповые наплывы - берёзовые, ильмовые, ореховые и иные, подобно самшиту, не уступают даже малахиту по фактурной красоте узоров (шпонирование резной мебели, ваз, наличников, вычурных карнизов), а по вязкости – полудрагоценному цветному нефриту и яшме (выделка перстней, подвесок, брошей, обручальных колец,  камней и других ювелирных вещиц). Амурская липа незаменима в литейном производстве (резка фигурных модельных стержней для формовки опок)…

       Впрочем, хвалебную песнь в честь наших древостоев можно длить до бесконечности!

       …На военную службу Александр Коваленко засобирался не по прихоти. Настала пора идти на действительную, солдатскую. Вместо того, чтобы, как большинство однокашников, отдать своё сполна солдатской лямке, надумал Александр на всю оставшуюся жизнь облачиться в военный мундир.

       Сказалось, конечно, настоятельное влияние зятя, мужа его родной сестры Надежды, старшего лейтенанта Сергея Семёновича Манченкова, в ту пору командира курсантского взвода в Уссурийском высшем военном автомобильном командном училище.

       По-видимому, звала Александра не только военная труба, но и – запавшая в душу память о мартовской грозе над Уссури, которая пахнула тогда не озоном, а порохом.

       Годы, отданные учёбе в Уссурийском автомобильном, скрашены светлым пятном в судьбе Александра Александровича. Здесь, как полагает он сам, Коваленко получил не только ясные ценностные жизненные установки, но и прочный каркас, незыблемый краеугольный камень, ставшие основой его постоянного творческого совершенствования в избранном  деле защитника Родины, непрерывного наращивания знаний, навыков, умения. Прежде всего – в области сбивания в стройное целое и подчинения одной воле больших масс людей, каковыми по существу, предстают каждый военный организм, любое воинское формирование.

       Преданность делу и чести, особая этическая данность, выражающаяся в стремлении военных чинов самых широких категорий и дистанций служить в первую голову делу, а - не генералу (при строжайшем соблюдении драгомиловских заповедей о сущности армейской субординации!) – такой моральный внутренний климат господствовал в преподавательско-офицерском составе.

       Зять Александра все годы в училище командовал взводом, в котором состоял Александр. И ведь никто: ни курсанты, ни преподаватели, ни училищное начальство – никогда не догадывался об их довольно близком родстве. Ежовы рукавицы, в которых зятёк держал шурина Коваленко, по жёсткости и колючести, пожалуй, были в чём-то круче и неизбывней, нежели у других курсантов.

       Каждая полоса жизни оставляет в сознании людей неизгладимую зарубку одним каким-нибудь событием, которое не выветривается из памяти за чередою множества иных и подобных ему, и даже вроде бы более ярких.

       Сан Санычу же Коваленко грезятся бесконечные (в течение дальневосточной зимы) курсантские авралы. Какие бы тайфуны ни налетали на Уссурийск, сколько бы месячных норм осадков в виде гималайской мощности сугробов ни наметали свирепые ветра, плацы, подходы, аллеи, ранжирные дорожки и линейки училища всегда должны оставаться в идеальной чистоте, гладко подметёнными, в незамутнённой свежести асфальта.

       Похлеще классового врага не глянулись курсантам синоптики, вещавшие прогнозы: «Ветер северный, умеренный, до сильного. Снег. Метель».

       Опять!

       Всё проходит в этом мире под луной. Пролетели и курсантские годы в Уссурийском автомобильном. Молодой лейтенант Александр Коваленко, только что произведённый в чин в торжественной, как говорится, обстановке получил из рук генерала новенький краснокожий диплом. С отличием! И это, похоже, вырастало в личную его жизненную традицию.

       Красные корочки диплома давали право выбора: в каких войсках проходить дальнейшую службу. Воспоминание о давней уссурийской пороховой грозе позвало его в пограничники…

       Ах, Лемберг-Львов! Вожделенный предмет карьерных воздыханий многих из офицерской служилой братии. Вот бы перевели! Вот бы назначили! Да хоть – в заштат, хоть на капитанишки должность какую-либо… Ещё бы! Город - вроде и нашенский. Но культура, культура – почти как в Европах!

        Кому как, а лейтенанту Коваленко Львов достался, можно сказать, на блюдечке с золотой каёмочкой. Назначили заместителем командира роты материального обеспечения в гарнизоне Львовского пограничного отряда.  Спустя полгода стал командиром роты. Тогда понемногу и приоткрылась перед ним завеса над истиною о том, что такое работа тыла при нынешнем развитии военного дела. И блеск парадов, и гром побед, и унылые промозгло- копчёные окопные будни, и повседневная тягота разводов, боевых расчётов, дежурств, сидений в классах, выездов в поле, на полигоны – это ведь только видимая, надводная часть айсберга. Всё остальное – тыл. Но попробуйте как-нибудь умалить подводную основу ледяной горы – по законам равновесия, говоря морским языком, она сделает оверкиль.

      После Львова служебная дорога повела Александра Александровича Коваленко на том же театре бывшего Краснознамённого Западного округа опять-таки в места, пахнущие молодым вином и барашком: в Крым, в соседство с Бахчисарайским фонтаном. Начальник заставы мотоманевренной группы Симферопольского пограничного отряда. Что называется, служи – не хочу!

       Но на благословенном Таврическом служба раем не показалась. Мотомангруппа, в основном, обеспечивала безопасность пребывания на югах высших партийно-государственных вождей. От Симферополя до Ялты 90 километров: часть – степями, но по преимуществу – через Крымский хребет по склонам ущелий, над пропастями, по серпантинам и глубоким виражам, рядом со снежинками, когда небесные облака остаются далеко внизу.

       И при Брежневе, и при Горбачёве Александр Коваленко с подчинённым личным составом обеспечивал их безопасность. Их автографы скрепляют тексты Почётных грамот, которыми от имени ЦК КПСС награждён Коваленко за свою службу в Крыму.

       В послужном списке Коваленко далее значится перевод обратно в ренессанскую роскошь – во Львов, на должность старшего офицера штаба пограничного отряда. А через год – рапорт о поступлении в ордена Ленина  Ленинградскую военную академию тыла и транспорта, успешная сдача экзаменов, зачисление в состав слушателей.

      Четыре года учёбы. Причём уссурийские училищные подковы, как признаётся сам Коваленко, оказались кое в чём и основательнее, и надёжнее академических.

      1990 год. Выпуск. Вчерашний курсант  майор Коваленко, наскучив приевшимися западными околицами державы ( которые вот-вот – и это чувствовалось уже тогда, затеют игру в самостийщину) попросился рапортом  направить его для прохождения службы «на близкий и далёкий» Дальний Восток.

       И дрогнуло сердце майора, когда самолёт, делая схему над Хабаровском, развернул под крылом как бы макетную панораму города.

       Около трёх месяцев прослужил майор Коваленко в авто-бронетанковом отделе управления войск КДПО, покуда не получил назначение заместителем начальника по вооружению в Краснознамённый Хабаровский пограничный отряд. Пограничные и тыловые университеты, которые вообщем-то никогда не кончаются, открывались ему именно на Дальневосточной границе. Хехцир – это не Карпаты, достаточно обжитые и уютные. Приамурье и Приуссурье – не благодатный Крым.

       Заместитель по вооружению – не пушечки на погонах, а крылатая автомобильная эмблема. (Но, конечно, и с боеприпасами имеешь дело, и со стрелковым оружием, и с сапёрно-техническим обеспечением службы). Вопросы тыловые вставали перед Коваленко в ходе выполнения функциональных задач, и их приходилось решать.

       В феврале 91-го на Хехцирском участке (застава «Невельская») совершена попытка нарушить государственную границу в сторону Китая. В задержании нарушителя на льду Уссури участвовал Александр Александрович Коваленко. Его наградили медалью «За отличие в охране государственной границы». По результатам разного масштаба проверок, инспекторских  смотров на отрядном и окружном уровне служба, возглавляемая Александром Александровичем Коваленко, всегда занимала почётные,  «призовые» места – не ниже третьего. Это, ведь, тоже согревает сердце, не хуже медали и ордена даже…

       На рабочем  столе полковника А.А.Коваленко под оргстеклом всегда перед глазами один неординарный документ… Даже два документа. Первый - «Перечень любимых выражений болтуна и бездельника»: «А я не успел»; Я звонил, но никого не застал»; «Долго ждал трамвая(автобуса, троллейбуса) на остановке»…

       Всё правильно! Необязательность, наплевательство, упование на авось, пожалуй, в этих-то истоках, отразивших некоторые (не главные) национальные черты россиян кроются корни многих, если не большинства, наших острейших социальных недугов, разгуляно терзающих страну в эпоху «реформ».

       Суворов железной метлой изгонял «немогузнайство» всюду, где простиралась тень его генералиссимусова жезла. Не вижу чудачества в том, что примеру великого полководца следует и полковник Коваленко.

       А второй документ – извлечения из Дэйли Карнеги: «Быть готовым к неординарным ситуациям»; «Не быть всезнайкой. Советоваться с профессионалами»; «Не позволять телефонным звонкам прерывать дела и ритм работы».

      И это разумно, ничего не скажешь!

      Год с небольшим назад Герой Советского Союза генерал-майор В Бубенин (в то время начальник Хабаровского пограничного института) «сосватал» А.А.Коваленко перейти на службу «под институтские знамёна». Предлагал выбор: либо преподавателем на одной из кафедр, либо начальником тыла. Коваленко согласился на  второе. До прихода Коваленко тыловое хозяйство института не сдвигалось с мёртвой точки.

       Миллиардный долг отягчал бюджет. В течение года костяшками домино один за другим у тылового штурвала сменилось два начальника. Порушены централизованные поставки всех видов довольствия. Институтские корпуса переданы из армейского ведомства пограничникам во многом недостроенными и неотделанными. Свирепствовал квартирный кризис. Финансовое обеспечение со стороны центра оставляло желать много лучшего. Вокруг института злачными авралами роились подрядчики и субподрядчики, почуявшие лакомую кормушку… Ну, и так далее, и так далее…

       На мой взгляд, благодаря настойчивости и энергии нового начальника тыла заскорузлившийся маховик тылового обеспечения в институте всё-таки качнулся, может, на какие-нибудь сантиметры преодолел пресловутую «мёртвую точку», и покуда медленно, медленно начал набирать обороты.

       Долги института сокращены до 380 миллионов рублей. К работам по отделке и достраиванию корпусов в широком масштабе в порядке учебной практики стали привлекаться курсанты военно-строительного факультета. Ими освоено 400 миллионов рублей. В разряд высокого культа возведён режим экономии и расходования средств, предметов довольствия, материалов. Использование оборудования. Сбережение тепла, электроэнергии, воды, продовольствия, топлива, ГСМ – становится главным направлением хозяйственной политики в институте.

       Многие меры, конечно, носят вынужденный характер, потому что курсант по долгу и присяге обязан  учиться, как стать защитником Родины, наставником своих будущих подчинённых. Отнюдь не его задача – биться головой об лёд в рассуждениях о том, как бы выжить.

       Реалии «постперестроечной» поры причудливы и необъяснимы, но не считаться с ними не приходится. И настоящим образом учиться, хоть тресни…

       Удалось в какой-то мере разрядить (хоть бы на толику!) и жилищный кризис. Сдан в эксплуатацию 50-квартирный жилой дом. Заложены (с завершённым нулевым циклом) ещё два.

       В районе полевого учебного центра развёртывается  подсобное хозяйство института.

       При стечении неблагоприятных обстоятельств опускание рук подобно гибели. Не ведаю, есть подобный постулат в катехизисе Дейла Карнеги. Но, думается, полковник Коваленко записал в своём пункте и эту мысль.

       Под кинжальным напором железного зимнего ветра наскоро пробежались экскурсией по территории института. Полковник Коваленко не без гордости просил обратить внимание на корпуса, уже облицованные глазурованной керамической плиткой (но фронт облицовочных работ ещё остался широким!), рассказывал, где будут посажены липы, саженцы маньчжурского ореха, ясень и лиственница – по примеру озеленения в родном для него Уссурийском автомобильном училище.

       По заднему фасаду двор загорожен стенкой, сооружённой из политых водою снеговых блоков. Коваленко досадно посетовал: «О! Нищета! О! Бедность! Голь на выдумки хитра!»

       Конечно, разбогатеют же они в институте когда-нибудь. Построят стену из бетона – как быть надлежит.

       На прощание посоветовал полковнику Коваленко вычеркнуть из «катехизиса» пункт, кажется шестой: «Переложите рутинную работу на плечи менее подготовленных работников».

       Кто слукавил. Либо сам Карнеги, что маловероятно: Дейл – человек неглупый и репутацией своей дорожит. Либо переводчики его трудов на русский язык.

       Потому что, так называемые трудовые будни – это отнюдь не праздники для нас, а самая, что ни на есть рутина. Уметь вносить "и божество, и вдохновенье" в повседневную обыденность, заполненную повторяющимся трудом без стахановщины и рекордомании, - даётся такое немногим.

       Подготовленным, компетентным, добросовестным, обязательным - мудрый «менеджер» как раз и поручает эту самую рутину. Рутина двигает дело. От неё зависит успех.

      1996 г.                                           (из архива журналиста)

      Евгений Корякин, военный корреспондент, член СВГБ по ДВ   региону, лауреат премии Московской городской организации союза писателей России "М.Ю. Лермонтов. 1814 - 1841"

Фото Андрея Бичурова, члена СВГБ по ДВ региону

На фотографиях:

1. Корякин Е.Ф. - автор статьи

2. Коваленко А.А. - начальник тыла пограничного института в г. Хабаровске