Восьмой, талантливый, в погонах…

      Уже сразу член Союза художников Хабаровского  отделения Союза художников России Николай Холодок удивил … хорошо поставленным дикторским баритоном. Размеренным, убедительным,  доверительным. При встрече юбиляру  о том и сообщила. Он   с присущей ему искренностью  и неплохим чувством юмора невольно рассмеялся: «Это не природное. Такой постановкой голоса я,  скорее всего,  армии обязан». Как чуть позже выяснилось,  Николай Иннокентьевич  – полковник в отставке.

      С  героем публикации  накануне его 75-летия мы встретились в творческой  студии Союза художников.  Мягко шуршащий лифт, без приключений  доставил  на шестнадцатый этаж. Двери бесшумно распахнулись. Николай Иннокентьевич   встречал гостью буквально на пороге.  С тёплым гостеприимством и свежезаваренным чаем.

      … Заинтересованному  разговору  способствовал не только интерьер  по - домашнему уютного  творческого пристанища   художников,  с картинами,  раритетными снимками и  прочим… Начав разговор с воспоминаний о детстве, Николай Иннокентьевич признался, что рисовать начал  где-то лет с трёх-четырёх. Признался, и сам немного удивился.

      Один дома

       Насколько юбиляр помнит, профессиональных художников у него в родове не значилось. В селе Степановка Октябрьского  района, что в  Амурской области,  примеров для подражания не было тем более. Разве  что на стене в  рамочке по вертикали красовался ростовой портрет Сталина.

      – Я паренёк наполовину сельский, – сообщает с улыбкой Николай Иннокентьевич.  – Жил в сельской местности  с родителями до 1951 года.  Сельхозмашины, трактора, лошадки, собачки… Вот практически и весь деревенский натюрморт.  Родители от зари до зари работали в колхозе за трудодни. На руках  ни документов, ни зарплаты.

      В  многодетной семье с редкой фамилией Холодок в самом прямом смысле было семеро по лавкам.  Всех их Елена Дмитриевна рожала дома. В люльке, надёжно закрепленной  на крюк к  потолку, юные «холодки» под колыбельные песни  и подрастали. Потом становились на ноги, выбирали профессию по душе, женились  и улетали из отеческого гнезда. На тот момент, когда Николай на свет появился, его братья и сёстры уже жили самостоятельно.

       – Таких «поскрёбышей» обычно  считали   счастливыми и одарёнными, –   воспоминаниями моего собеседника,  щедрого на юмор и эпитеты,  можно заслушаться. –  Я для начала  родился хиленьким, все боялись, не выживу. Обошлось,  прогнозам  вопреки. И  с трёх лет родители постоянно меня оставляли дома одного. Отец был конюхом на ферме. Мама, как сейчас помню, на   телеге,  на пару  с уставшей от жизни понурой лошадкой,   бочки с горючим развозила. Меня частенько оставляли дома одного на попечение кота  белого окраса,  говорящей породы, рассудительного, «воспитанного» на подпольных мышах. Когда на целый день в доме остаются  две живые души, то становишься  кошатником поневоле. Мой усатый нянь  на все мои действия  отвечал утробно - одобрительным «мур» или громким «мяу». Типа можно или нельзя.  Он видимо ответственность нёс за меня. Однажды я взял в руки простой карандаш, вспомнив усталую лошадку. Изобразил её на бумаге. Получилось. Потом принялся за кота. Хвостатая модель не возражала. Чуть позже в моей папке появились нарисованные собачки, птички, а лица людей пока получались не очень… Это вам не собачки - кошечки. Но заниматься со мной было некому. Да и мой возраст пока не позволял дать зародившемуся творчеству соответствующий ход.

      Дом, который построил отец

      Нашему герою исполнилось  5 лет, когда колхозникам стали возвращать паспорта. Особо не медля, семья перебралась в город угольщиков   Райчихинск. Купили маленький домик – времянку. А в скором времени  мастер на все руки Холодок - старший, на зависть местным,  построил свой дом, который  стоит до сих пор. Так и то, ведь возведён был из крепких шпал. Чего только стоили венцы из качественного кругляка.

     – В прошлом году я навещал могилу отца, – с долей грусти  сообщает Николай Иннокентьевич.

     –. Видимо, получилось как в известном стихотворении поэта с его пронзительными словами: «По несчастью или к счастью истина проста. Никогда не возвращайся в прошлые места»…

     – Не совсем так. Я прошёлся по посёлку, по улице, где всё уже развалилось. А дом,  который построил отец, стоит. Я на эту тему сделал офорт, но о том чуть позже.  И ещё гостеприимные хозяева разрешили мне войти в родную когда-то обитель. Вспомнить было о чём.

      И здесь цепкая память Николая Иннокентьевича в который раз  запечатлела важные события, связанные с главными периодами его  становления в жизни. В год,  когда не стало  Сталина,  будущий художник  пошёл в школу. Он как сейчас помнит  – 5 марта 1953 года над посёлком пронёсся настоящий тайфун с ураганным ветром. Сугробы застопорили жизнь всего  посёлка,  одноэтажные дома по самые крыши занесло снегом. Мело несколько  дней.

      По соответствующему указу была срочно разметена небольшая площадка в районе поселкового правления, сооружена деревянная трибуна из строганых досок.  Собравшийся  народ во время прощания с вождём  говорил траурные речи, в основном плакал навзрыд, но были и те, кто радовался событию века искренне и митинг именовали торжественным.    

      В политике мальчишка в ту пору мало чего соображал. Он, наблюдая за столь необычной церемонией, прижимал к груди булку ржаного хлеба, что  только купил в магазине. На белую, сдобную,  денег в семье не хватало.

      Свою жизнь «пропускал» сквозь  стенную печать

      В школе способного парнишку сразу определили в редколлегию.  Даже выдали  цветные карандаши и листочки в клеточку.  Ватмана тогда не было. Сатирические рисунки в рубрике «Калёным железом» размещались на страницах уже вышедшей областной газеты «Амурская правда». Неряхам, двоечникам, нарушителям дисциплины доставалось здорово. 

      Однажды один из местных художников по фамилии Козко, который профессионально оформлял школьные выставки, показал шестикласснику  Холодку,  как грамотно выполнять рисунки тушью, которые получаются  как напечатанные. Он побежал в магазин, купил две стеклянные бутылочки, не обращая внимания на едкие намёки продавца, мол, для наколок. Попробовал. С тех пор тушь - перо стало  любимым увлечением Николая.

      Оставил память о себе и выпускник Биробиджанского педагогического училища Александр Кузнецов, который преподавал в  школе рисование.

      – А кто у нас хорошо рисует?  – войдя в класс, поинтересовался он  уже  на первом уроке.

      –  Я не зря насторожился и затаил дыхание,– сообщает Николай Иннокентьевич. –  В это время  все молча кивнули  на меня. Потом я помогал Александру Спиридоновичу   оформлять  школу, пытался работать в живописном жанре. Всё закончилось тем,  что после седьмого класса по его рекомендации я отправился  в Биробиджан и в училище не поступил. Живопись сдал, но диктант написал на тройку.

       –  Баллов не набрал,  потому было стыдно возвращаться домой, –  откровенничает собеседник.– Такая позоруха случилась, куда спрятаться? Плюнул на всё, окончил школу и уехал вслед за мечтами и за запахом тайги строить новый город. 

      В те времена город Амурск Хабаровского края наряду с Комсомольском-на-Амуре,  строительством БАМа считался лихой  новостройкой. Для пока несостоявшегося художника  это стало комсомольским задором  и лирикой как в песне: «Под крылом самолёта о чем-то поёт зелёное море тайги»… Все надежды устремлялись в будущее. Без профессии,  без ничего попросился учеником в бригаду каменщиков. Потом сдал экзамен,  стал каменщиком второго  разряда. Но талант в мешке не утаишь. Однажды не сдержался, внёс существенные поправки в «Комсомольский прожектор», стенную печать масштабной стройки.  Вот так и попался. Ему даже выделили фотоаппарат «Смена - 8».

      Графику тушью Николай  доводил до совершенства, осваивал её новые формы  подачи. И в коллективе каменщиков прижился, стал своим. Теперь признаётся, что это его первая настоящая профессия в плане что  нам стоит дом построить.

   «Не хочу в офицеры. Меня на стройке ждут»

     Три брата Николая Иннокентьевича в своё время отслужили срочную. Скоро в армию и ему. Потому не удивился, когда вызвали в военкомат на комиссию.

      – Со мной беседовал подполковник с лычками танкиста, –продолжает делиться воспоминаниями бывший каменщик второго разряда, а также укладчик катка.  – Старший офицер без обиняков спросил: «Хочешь носить такие же погоны как у меня?» А затем, не дождавшись ответа,  предложил  стать курсантом  военного училища. На тот момент на Дальнем Востоке их было три – автомобильное в Уссурийске, танковое, общевойсковое в Благовещенске. В ДВОКУ  уже давали  высшее образование. Я растерялся. Армейская служба на все времена не входила в мои планы. Долго советовался с друзьями. Если поступать, то надо как -то с мирной жизнью связать. Решил, что лучше  в автомобильное. Пока размышлял, в военкомат вызвали снова и поставили перед фактом – завтра по проездным документам следует убыть  в Благовещенск на сдачу экзаменов в ДВОКУ.

      … Абитура со всей России,  палатки на стадионе... Бег, стрельба, отжимание… Крепкие парни - сибиряки с деловыми советами. Зарплата, квартира, обмундирование… Одним словом, Николай сдал экзамены успешно. Только тогда в себя и пришёл. В августе, в  первое воскресенье, День строителя. Потому парня неудержимо тянуло в Амурск, к своим. Курсант решительно направился  к начальнику сборов, обратился к тому с запоздалыми  словами, и полусбивчиво доложил,  что совершил серьёзную ошибку в выборе профессии, что по натуре человек вообще невоенный. Одним словом, весь смысл  обращения вылился  в одну целенаправленную   просьбу: «Не хочу в офицеры. Меня на стройке ждут».

      Полковник Черняк, боевой офицер, фронтовик, с усами как у Будённого, выслушал «недоумка»  молча, слегка нахмурив брови. Затем  из всего непечатного несостоявшийся дезертир с трудом  понял, что на его  обмундирование, содержание  уже деньги потрачены, его  полмесяца поили, кормили, человека из г….. делали…   Он очнулся после слов: «Кругом! Шагом марш!». Так  укладчик катка Холодок после «добрых» слов напутствия  начальника сборов стал курсантом  первого курса ДВОКУ.

      Постижение армейских наук  Николаю далось на удивление легко. Бегать, стрелять, отжиматься, ходить в наряды трудностей не составляло. Даже азарт какой-то появился.  Смирился? Нет. Армия захватила весь его образ жизни, служба не стала его временным увлечением. Тем более,  всё чаще вспоминал представителя военкомата с его погонами подполковника. Чем не цель?  В самоволки бегали. Была мечта съездить домой, выспаться до самого обеда  и вкусного поесть. «Один гарнир и рыба на пару» иногда надоедали.

      И ещё частенько вспоминался курсанту эпизод из кинофильма «Хозяйка медной горы», где Данила - мастер то и дело мается в плане творческом  типа: «Чаша мне покоя не даёт». Что-то похожее заскребло и в душе курсанта Холодка. Виной всему опять же оказалась стенная печать. Между ротами военного учебного заведения постоянно проходили конкурсы на лучшую газету. Художник по призванию не стерпел. Судя по всему, это похоже на то, как женщине рожать не хочется, а всё равно приходится. Другими словами, талант не пропоёшь.

      Вскоре «его» газета на 23 февраля в конкурсе стенной печати заняла первое место. Успеха и торжества Николай не скрывал. Значит, можно параллельно заниматься слегка подзабытым любимым делом.  В том была и доля корысти – за подобные творческие успехи без очереди в увольнение отпускали. Оформить Ленинскую комнату также оказалось делом несложным. Потом в училище стали создавать музей. Профессиональная художница, которая занималась его  оформлением,  серьёзно заболела. Перед курсантом поставили задачу – «взять музей на себя».

      – Я по большому счёту робко отношусь к технике масляной живописи, – признаётся мастер графики. – Но тогда кисть и краски использовал во всю, не стесняясь.   Отгрохал героическую панораму «Форсирование Днепра». С вдохновением детально выписывал технику, людей, тех же лошадей... Композиция, по мнению всех,  получилась впечатляющей. Это было именно моё форсирование Днепра. Я понял, что как был художником, так им  и остался.

      В те времена обучения в ДВОКУ тесно переплеталось с практикой  службы курсантов на территории воинских частей округа. Так, начиная с  первого курса, две роты училища оказались   на территории Волочаевского городка.

       – О нас никто не должен был знать, кроме командиров, – вспоминает Николай Иннокентьевич. –  Курсанты ОУЦ и будущие офицеры выполняли одни и те же боевые задачи. Кирзовые сапоги, робы, перечень поставленных задач – всё как у всех.

       Однажды во время патрулирования территории Волочаевского городка Николай  вместе с бойцами заглянул в музей окружного учебного центра. Да, да, он тогда уже был. Они переступили порог  не из любопытства,  а чисто погреться. Солдат увлечённо создавал достаточно объёмную гравюру. Общая задумка, как он пояснил гостям, посвящена даманским событиям  –  солдаты читают дивизионную газету.  Само печатное издание, выполненное наборным текстом,  в руках бойцов смотрелось как настоящее.

       – Подобное применение графики выглядело  настолько живым, натуральным,   убедительным, что я был просто ошарашен, – делится своими впечатлениями Николай Иннокентьевич. – Смело, ново, необычно… Порой мучаешься в поиске, изучаешь гравюры по книгам, соответствующей литературе, а тут вон тебе воочию наглядный пример.

      Этим талантливым художником, кстати, профессиональным, оказался  Виктор Артёменко, на тот момент рядовой срочной службы. Они познакомились и подружились. Общаются и теперь на уровне членов Союза  художников. 

      Мы с вами где-то встречались

      Его выпуск из военного учебного заведения пришёлся на 1968 год. Первую команду «нале-направо» лейтенант   подал взводу в гарнизоне Поздеевка Амурской области. С чего начинается осенняя проверка? С боевой стрельбы, естественно. Кто на рубеже первый? Командир взвода. Какой пример подаст, такой и результат будет. С автоматами чуть ли не спали в обнимку,  когда обучались боевому мастерству.

       – Чему - чему, а стрелять нас на совесть учили, –  не без гордости сообщает старший офицер. –   Со стрелкового оружия, с танков и пушек. Какой ты командир, если мимо отстрелялся? У меня принцип был –  делай как я, делай лучше,  чем как я. Три километра  бежим со взводом вместе. Я впереди. И на лыжах также. Нас так учили. У всех надёжные кирзовые сапоги. Они самые лучшие. Какой  дурак придумал берцы? Наверное,  тот, кто в армии не служил. И шинели были тогда тёплыми, спасали от пронизывающего ветра.

       Мой собеседник не скрывает, что ему в службе повезло уж только потому, что практически везде его учителями были настоящие отцы - командиры, прошедшие  дорогами  Великой  Отечественной  войны.

      Что же касается творчества, то ещё в военном училище Николай Иннокентьевич «навёл мосты» с областной газетой «Амурская правда». Это сотрудничество продолжилось и во время его службы в Поздеевке. Он в газету отсылал  графически созданные портреты своих сослуживцев, шутливые рисунки.

       – А ведь мы с вами в чём-то  коллеги по творчеству, –  неожиданно ставит в известность наш герой. – Я в своё время  активно сотрудничал  с окружной газетой  «Суворовский натиск». Меня даже представляли как нештатного военного корреспондента.  Я был хорошо знаком с такими известными журналистами как Яхнин, Вяльцев…

      Николай Иннокентьевич достаёт видавший виды  альбом. Там раритетные страницы военного печатного издания 60 - 70 годов. Даже запись говорит сама за себя: «Сегодня мы публикуем два рисунка уже знакомого  читателям самодеятельного художника курсанта Холодка». И дальше его работы в духе графика - перо.

     Скорый перевод к новому месту службы лейтенанта заметно удивил, ведь он заново возвращался в своё прошлое. Это был снова Волочаевский городок. На тот момент был холостяком, удивлялся, как семейных офицеров  жёны не повыгоняют. Они практически не бывали дома. Через каждую неделю, у них,  пехотинцев,  проходили стрельбы на Князе-Волконском полигоне.

      Ему в связи с событиями на острове Даманский вскоре  дали боевой взвод, с которым Николай проводил всё своё время, начиная с подъёма и кончая отбоем, лично присутствовал на каждом  занятии  на военно-патриотические темы.  А в «свободное» время, по ночам, писал конспекты. Сегодня, к примеру,  их проверяет  командование  полка,  завтра дивизии, а то и с округа  могли  нагрянуть, ведь всё начальство под боком. Время было неспокойное.

      В начале 70-х  годов в войска стала поступать новая техника БМП. Как управлять боевыми машинами, знали не все. В связи с этим,  на одном из полигонов под Князе-Волконское  по приказу командования округа стали срочно строить  директрисы для обучения личного состава. Вопрос кого туда послать, не стоял.  Да холостяков, конечно.

      – Нас в одноэтажных домах расселяли, которые складывались как детские конструкторы, – снова ворошит завидной памятью  свою армейскую биографию Николай Иннокентьевич.  – В этих  фанерных неотапливаемых домах мы, командиры взводов, и  жили. В комнате стояла буржуйка, которую некогда было топить. А кому? Мы весь день с бойцами на директрисе. Приходим вечером, всем холодно и  голодно. Перекусив консервами, валились спать, укрывшись полушубками. А под утро шли  к бойцам в отапливаемую трёхэтажную казарму. У них тепло,  а там, где они в сушилке портянки проветривали, мы у батарей, и отогревались,  стараясь не шуметь. Бойцы ещё спали. Мы и тогда  от своего вынужденного безделья только бойцами и занимались. Сами тоже учились, ведь «вдали от шуму городского»  ни девчат, ни танцев, ни других соблазнов не было. Через год они лучше всех стреляли, бегали, преодолевали преграды. И знали все тонкости новой боевой машины.

     Там, где проявляется характер

      В скором времени офицера Холодка перевели в разведуправление округа. Рассказывать о том наш герой не любит, да и не положено. Он также не вдаётся в подробности о своей службе в Афганистане длиной в два года.

       – Там другое понимание  жизни,  – лишь о том и скажет воин-интернационалист. – Там, где нельзя спрятаться за чужую спину, по-настоящему проявляется настоящий характер. Фальшь, ложь, очковтирательство смотрится как предательство.  Мы, бойцы и офицеры, честно  выполнили свой долг,  и пусть меня в этом никто не переубеждает. А то, что  те сверху намудрили, то не наше дело.

      И ещё старший офицер с долей ностальгии вспоминает прибившегося чёрного преданного кота, который тоже был говорящей породы и служил для всех оберегом.  Хоть и не белый, а удачу приносил. Тоже одобрительно мурлыкал, когда  на очередную вылазку «отправлял». И ещё помогал срочные «Молнии» выпускать.         

      Полчаса и вся жизнь

      Не сказать, что на новом месте у Николая Иннокентьевича было много свободного времени, но на творчество хватало. Он  на тот момент сотрудничал с Хабаровским книжным издательством. Уже вышло  пять его книг с офортом. Но в дальневосточном регионе не нашлось  соответствующего учебного заведения, где бы можно было официально оформить свои достижения. Чисто случайно однажды перелистал страницы популярной тогда «Литературной газеты» и нашёл, то, что искал. Заочное отделение Московского полиграфического института такие таланты как раз и отыскивало. Отправил свои наиболее удачные рисунки с элементами графики.  Вызвали на экзамен, куда  прибыли  уже профессиональные мастера своего дела, окончившие как минимум художественное училище.  Его присланные работы сделали своё дело.  Шесть лет учёбы заочно лишь добавили знаний в общую копилку его творчества.  Из армии Николай Иннокентьевич ушёл в 1995 году, и так совпало, что в Союз  художников России полковника  приняли тогда же.

      Художник-график  по-прежнему  отдаёт предпочтение  офорту, поясняя, что эта форма творчества отнюдь не новомодное направление. Гравюра всегда оставалась гравюрой, которой он занимался практически всегда. И попутно пояснил.

       – В разные годы я занимался гравюрами,  –  напоминает он. –  По моему мнению, на гравюры уходит полчаса как на любое другое произведение. А потом  – вся жизнь. Расценивайте это моё мнение как угодно, но оно является своего рода ключиком во всех  творческих начинаниях.

      Доказательством тому стал очередной альбом мастера. В нём  –талантливо исполненный цикл «Город, пейзажи,  сюжеты». Представленная на стене живопись  – тоже свидетельство многогранного творчества  Николая Иннокентьевича. Сейчас офорт, или гравюра, как вид особой печати, с клише,  глубокими пробельными  элементами, оттисками,  занимают самое пристальное внимание художника - графика. Он в постоянном поиске в свои 75. Бодр, подтянут  и, как прежде, талантлив. Не зря ведь в семье родился восьмым. Последним. Чтобы по  жизни стать первым во всех своих начинаниях.

Гребенюк Ольга Григорьевна - редактор журнала "Аргументы времени"

Фото автора