ЖБАН СЧАСТЬЯ ГРИГОРИЯ ХОДЖЕРА
    |
95 лет назад родилась звезда дальневосточной и мировой литературы В детстве он мечтал: «Эх, была бы у меня шапка-невидимка! Или скатерть-самобранка! Да и ковер-самолет бы не помешал, уж точно!» Григорию Гибивичу Ходжеру (1929–2006) повезло: он держал в руках жбан счастья. . . . Глиняный, опоясанный веревкой горшок. Рядом как страж стоял двуликий сэвэн с большими грудями. На его шее были волшебные бусы – человечки, собачки, тигры. Жбан исполнял желания. Не любые, а самые сокровенные. Хозяевами святилища были Ходжеры. За счастьем в стойбище Хулусэн приезжали со всех концов нанайской земли. Легенда гласит: род Ходжеров произошел от дракона Пуймура. Одна девушка забеременела без мужа и ребенка бросила в озеро. Ребенка проглотил дракон. Мальчик вырос у него в желудке. От него и пошел род. Перед появлением на свет Григория Ходжера был знак: огромная калуга попала в сети. ТОЛСТОЙ ИЗ НЕРГЕНА Жбан ли сотворил чудо или Ходжер родился под счастливой звездой? Чудом был он сам. Ну разве не чудо – Григорий Ходжер, единственный в истории народов Севера известный писатель? Весь мир обошли его книги, которые переведены на многие языки. Его называли Толстым из Нергена. Свидетельство тому – роман «Конец большого дома», из которого выросла трилогия «Амур широкий». Целых полвека и четыре поколения Ходжеров – эпическая сага о семье, любви, жизни и смерти. Маленький народ, оказавшийся в жерновах XX века, – конечно, не князья из «Войны и мира». Но между двумя этими эпопеями есть нечто общее. Ходжер, как и Лев Толстой, стремился запечатлеть весь огромный масштаб происходящих событий. Его герой совсем негероичен, он похож на Пьера Безухова или Андрея Болконского. Что делать, если время проходит по тебе катком? Антуан де Сент-Экзюпери и Григорий Ходжер. Их имена никто не ставит рядом. Считается, что эти два писателя – с разных планет. И все-таки Экзюпери и Ходжер – с одной планеты. Я держу в руках книгу, изданную в 1964 году. В ней чудеса на каждом шагу. «Крупные звезды усыпали почерневшее небо. Пушистой снежной порошей пролегла «Лыжня охотника» – Млечный Путь. Если бы кто и захотел найти тут свою звездочку, то навряд ли разыскал ее. Созвездие «Половина шкуры» перешло на южную половину неба, а «Сушильня юколы» оказалась над головой Баосы. Чуть-чуть севернее «Сушильни» мерцала неяркая, ничем не приметная звездочка, ее называют «Колесом неба». С малых лет Баоса наблюдает за этой звездой, и никогда она не сдвинулась с места; все звезды двигаются, а она, как шляпка забитого гвоздя, остается на месте…» У Экзюпери: «Хотел бы я знать, зачем звезды светятся. Наверно, затем, чтобы рано или поздно каждый мог отыскать свою». Григорий Ходжер открыл для нас страну «людей земли». МАТЬ ОТКУСИЛА ЕМУ ПАЛЕЦ В «Википедии» о нем – несколько строк: «Лауреат Государственной премии РСФСР им. Горького. Награжден орденом Трудового Красного Знамени, орденом Дружбы народов…» Словом, не жизнь, а сказка: из фанзы – к звездам, витрина достижений дружбы народов. Может быть, это и правильно, что так немного слов. В Большой советской энциклопедии – не намного больше. Потому что, если начать о нем рассказывать, никакой энциклопедии не хватит. Когда Ходжер родился, мать откусила ему палец. Такой был обычай – возвращать мертвых к жизни. А в свидетельстве о рождении записали: «Гэрисэ Хэдер, 1929 год, апрель…» Жил в Верхнем Нергене мальчик. Смотрел на свет широко раскрытыми глазами и все удивлялся: «До чего интересно вокруг! Деревья такие разные, а сколько цветков! Да разве все цвета перечислишь?!» Чтобы увидеть необычное, ему не нужно было ходить в «тридевятое царство, тридесятое государство». Сказка была рядом с домом. Если бы сегодня Григория Ходжера спросили, откуда начинается поэзия, то он бы ответил: «С меня!» Так сказала бы каждая гора и река, каждый родник и дерево. ВМЕСТО «ЧЕБИВИЧ» ЗАПИСАЛИ «ГИБИВИЧ» Он трижды тонул, и трижды его спасало чудо. Как-то на Амуре провалился в яму. Много лет позже – на Сахалине. Другой раз, когда в шторм снимал ставной невод, канатом его выбросило в кипящее море. А когда спустя 16 лет пришлось ему получать паспорт, забыли, какого числа он появился на свет. Указали 5 апреля. Но допустили ошибку – вместо «Чебивич» записали «Чибивич». Несколькими годами позже в Поронайске зафиксируют: «Гибивич». В своей автобиографии он написал: «Мать моя родила тринадцать детей, но самым любимым в семье оставался я, первенец. Воспитывали меня дед и бабушка. Бабушку я звал мамой, а родную мать – по имени: Денька. Отец зимой разъезжал на лошади, покрикивая: «Но! Но!» – и звал я отца Но-ама. Дом наш стоял на берегу Амура, а позади его раскинулось озеро, где водилось множество рыбы. Дед рано научил меня ловить мальков для многочисленных моих питомцев. Каждый год у меня жили несколько чаек, коршуненок, они были такие прожорливые, что в день могли съесть ведро мальков. Когда птица поднималась на крыло, было столько радости, счастья в моей детской душе. Я упрашивал деда: – Давай отпустим, дед. – Нельзя, они унесут твою душу, и ты уйдешь от нас. – Не уйду я от вас, я вас люблю». ЗОЛОТАЯ МЕДАЛЬ ЗА РАССКАЗ А потом была война, семилетка, работа жестянщиком на Малмыжском консервном заводе, рыбаком на Сахалине. На берегу залива Терпения родился писатель Ходжер. Он жил на рыбацкой тоне, выходил в море на баркасе. А сколько бумаги он исписал про красную рыбу! Когда улов мчался по желобам, от рук к рукам, мылся, переворачивался, шкерился, распластывался, солился, чтобы оказаться в бочках. И как уставали его руки от неисчислимого множества рыбы. Герои его рассказов были рядом с ним. Он даже фамилии не придумывал: все они жили у него под своими именами. В 1957 году на литературном конкурсе VI Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве Григорию Ходжеру была присуждена золотая медаль за рассказ «Мой знакомый пчеловод». Автор был принят в члены Союза писателей СССР. В 1958-м в издательстве «Молодая гвардия» вышел его первый сборник рассказов «Первые сдвиги», следом – повесть «Чайки над морем». За сухими цифрами планов и уловов с ее страниц вставали во весь рост гордые и свободные люди. Он окончил исторический факультет Ленинградского педагогического института им. А.И. Герцена. Вернулся в Хабаровск. Довелось ему поработать в газете «Тихоокеанская звезда», откуда он сбежал. У Ходжера рука не поднималась загонять в страницы кубометры леса, тонны силоса... РЫБАКИ – БЕЛЬДЫ, ОХОТНИКИ – ПАССАРЫ Книги Ходжера выходили одна за другой и огромными тиражами. «Эморон-озеро», «Правнук Дерсу Узала», «Найхинцы», «Последняя охота», «Какого цвета снег?», «Гайчи» и другие. «Эморон-озеро» он посвятил своей первой учительнице Капитолине Павловне Худановой. Это был самый великий человек из тех, кого он встретил в жизни. В ней незыблемо стоял Закон Любви. Она открыла ему русскую литературу. Когда-то Твардовский, сказал: «Я в скуку дальних мест не верю». Ходжер был из поколения людей, не только не верящих в скуку дальних мест, но открывших романтику мест близких, родных. И сделал это с великой любовью. «Многие мои братья по перу такие поездки называют творческими командировками – это их дело, – пишет он в своей книге «Амур – река родственников». – А я езжу за спичками. Да, за спичками… Одним словом, я езжу в поисках интересных людей, событий, которые зажгли бы во мне творческий огонь». 60-е годы… Деревня за деревней, район за районом. Кладбища, избы, грунтовки, священные камни. Ходжер успел захватить последних стариков, которые видели Арсеньева. «В селе Верхний Нерген, где я родился и учился, – больше половины села Ходжеры, все девушки Ходжеры – мои сестры, все мужчины – мои братья, а старшие – тети и дяди, бабушки и дедушки. Другая часть жителей села – тоже мои родственники, потому что они породнились с Ходжерами. Все село родня!» Река – кормилица, река – дорога, река – краса. В его сюжетах – Тыр, Тахта, Сусанино, Малмыж, Гасси, Оремиф, Пронге. Рыбаки – Бельды, охотники – Пассары, учителя – Заксоры, врачи – Самары. 30 родов нанайцев, у которых были школы, клубы, больницы, суда, сети. Госпромхозы и рыболовецкие колхозы-миллионеры... ПОСОЛ НАНАЙЦЕВ В СССР! Ходжер – писатель русский, потому что писал по-русски. Ходжер – писатель нанайский, потому что писал о нанайцах. Едва ли стоит отделять здесь одно от другого: прославив свою малую родину, он обрел большую. Нельзя забывать, что Григорий Ходжер был фактически послом нанайцев в СССР и во всем мире! Нанаец, писавший на изумительном русском языке, но со своим национальным колоритом. Что бы он ни писал, все это становилось эпосом. Проблемы, связанные с приходом на Север иного уклада жизни, – и те не отделяют Ходжера от русского народа. От людей, бестрепетно относящихся к экологии северной жизни, – да, отделяют. Но приближают к самому русскому явлению литературы ХХ века – «писателям-деревенщикам», у которых болело сердце о том же, о чем и у Ходжера. То, что Север стал русским, для писателя было благом. Разрушительным оказался как раз обратный подход: когда народы превращаются в экспонат для этнографического музея. Последние годы Ходжер писал без оглядки на цензуру. Его повести «Жизнь моя» и «Непроглядные сумерки» – честный эпилог его жизни. Но вместе с цензурой исчезло нечто куда более важное. В том числе широкий отечественный читатель. Парадокс и драма в том, что все теперь стало можно, но ничего стало не нужно. Можно было громко говорить о проблемах и перегибах советской северной политики, но они оказались несопоставимы с послесоветской катастрофой. Север был надолго брошен, а книги Ходжера вообще перестали издавать: «свободный рынок» оказался страшнее «тоталитарной цензуры». Его читатели думали: «Почему молчит?» А он не молчал – его перестали слышать. «КЯ, ПОДЯ, НЕ ЗАБЫВАЙ НАС!» Сегодня память писателя увековечена мемориальными досками в Хабаровске и Верхнем Нергене. Есть у этого села «звездный час». В разгар весны здесь расцветает верба, покрывается золотистой накидкой. Нерген в переводе с нанайского языка на русский означает «тальник». Слову этому сопутствуют «талый», «проталина». Расплывается по селу медовый аромат. Ходжер с детства любил сладкий вкус цветущих желтых барашков, они были для него словно конфеты! Бывало, разведет костерок, запечет на углях рыбу, которую поймал в Амуре. – Кя, Подя, не забывай нас! – бросит кусочек в костер, а сверху – тальниковых почек. Думаю, Ходжер был одним из самых счастливых писателей на Земле. По крайней мере, в XX веке – точно. Наделен всем, чем только можно: талантом, обаянием, чувством слова. Он не вымучивал, а легко вытанцовывал сюжеты. Наверное, все это стоило труда. Но когда читаешь книги Григория Гибивича, они кажутся удивительно свободными, как будто сами себя написавшими. У него все сбылось и исполнилось. Его обожали читатели. С его героями плакали и смеялись – судьба, о которой можно только мечтать. «...И НАЗОВЕТ МЕНЯ ВСЯК СУЩИЙ В НЕЙ ЯЗЫК» За несколько месяцев до его 70-летия я попросил писателя об интервью. Прошло почти полгода, прежде чем Григорий Гибивич пригласил меня в свой дом и вручил стопку машинописных листов. Он был похож на эльфа. Весь был... светящийся. А в глазах – печаль. Это только в песнях звучит: «Сердце, тебе не хочется покоя», «Меня сердце в тревожную даль зовет», и прочие «беспокойные сердца… все доводят до конца». Долгие годы Ходжер не щадил себя – оно не выдержало. Чередой инфаркты и инсульты, с которыми он мужественно боролся. И писал, писал, диктовал своей музе и сподвижнице Таисии Леонтьевне. Она была Любовью всей жизни. В будущую жену он влюбился еще студентом. Здесь и лежат истоки тайны его невероятного дара. Давно замечено, что секрет творчества надо искать в любви. Это только в сказках бывает счастливый конец, когда супруги умирают в один день. Он пережил ее на год, но фактически умер вместе с ней. И даже смерть не смогла их разлучить. – В чем же чудо? – спросил я его. Григорий Гибивич улыбнулся: – Иногда нужно обойти весь мир, чтобы понять, что жбан счастья зарыт у твоего собственного дома. Книги Григория Ходжера читают, а значит – любят. А это главная награда для писателя.
Александр САВЧЕНКО Фото из архива ДВГНБ
Газета «Приамурские ведомости», № 41 (8430) 2024 года г. Хабаровск |
