Что искал Мамия Ринзоо на Сахалине и в Приамурье ?

Печатается впервые

Прежде чем  перейти к ответу на поставленный в названии статьи вопрос  необходимо сказать несколько слов о предистории исследований известного японского путешественника-разведчика Мамия Ринзоо на остров Сахалин (по-японски  Карафуто, по-китайски  Куедао, по-орокски Нучи-на, по-нивхски  Лыф-миф, Чан-миф) и реку Амур (имеет более 60 названий на разных языках) в её нижнем течении.

В 1739 году русский морской исследователь и заместитель руководителя Второй экспедиции Витуса Беринга капитан Мартин Шпанберг, командуя четырьмя кораблями,  произвел съёмку и описание всех Курильских островов. На протяжении почти всего XVIII века Россия активно осваивала Курильские острова, но  в то же время  характерно, что Сахалин как бы оставался вне поля зрения и политических интересов России. Это объяснялось тем, что по Нерчинскому договору 1689 года территория в низовьях Амура была не разграниченной, а остров лежал против устья Амура, и поднимать вопрос о занятии Сахалина русские не хотели,  чтобы не осложнять отношений с Дайцинской империей маньчжуров.   Впрочем,  так же и для европейской географической науки Сахалин оставался белым пятном, хотя и делалась попытка экспедицией  англичанина Броутона в 1796 году обследовать побережье Сахалина и повторить попытку Лаперуза пройти Татарским проливом с юга на север к  устью Амура. Здесь следует заметить, что на всех маньчжурских, русских и   западноевропейских картах того периода Сахалин показывался островом.

Картографические материалы Японской исторической энциклопедии 1964 года, учебники по истории Японии,  изданные в 1960 г., и географические карты Японии до конца 60-х годов XIX века свидетельствуют, что национальной территорией Японии к северу от острова Хонсю являлась лишь узкая прибрежная  полоса острова Хоккайдо, ограниченная с северо-запада, севера и северо-востока тремя оборонительными линиями айнских городищ – «тяси»[1].

Весьма показательна в этом отношении немецкая карта Японии 1840 года, озаглавленная Kartevon JapanischenReichenachOriginalkartenundastronomischenBeobachtungenderJapaner. DieInselnKiuSiu, SikokundNippon» («Карта Японской империи по оригинальным картам и астрономическим определениям японцев. Острова Кюсю, Сикоку и Ниппон»). Как видим, здесь в понятие «Японская империя» не входят Курильские острова, Хоккайдо и Сахалин. Нет на карте изображений Сахалина и Курильского архипелага, а у острова Jezo(Йезо, Эзо, Мацумаэ) показана лишь незначительная пустынная южная часть с одним населённым пунктом – Мацумаэ. Немецкие картографы пользовались японскими материалами, и отсутствие на карте острова Сахалин в определенной мере свидетельствует об отношении официальных японских властей к этому острову и Курильским островам…

Россия была крайне заинтересована в открытии водного пути по реке Амур для доставки различных товаров из Забайкалья к берегу моря, чтобы отправлять их далее в Русскую Америку и на Курильские острова. Это, соответственно, должно было привести к  вопросу обладания Сахалином и противостоянию не только с Японией, но и с  другими государствами, стремившимися расширить сферу колониальных захватов, поскольку Сахалин прикрывает устье Амура и подходы к нему как с севера, так и юга.

Стараясь избежать  напряженных взаимоотношений с Японией и обеспечить добрососедские отношения и  взаимовыгодную торговлю, Россия направила в Японию полномочного посла для заключения соответствующих соглашений.

Но не только напряженность в русско-японских отношениях, но и определенная враждебность, страх и  ненависть в японском обществе появились после этого посольства. Они были обусловлены действиями  против японцев в 1806 и 1807 годах  лейтенанта Николая Александровича Хвостова и мичмана Гавриила Ивановича Давыдова, служивших капитанами на судах Российско-Американской компании. Русское правительство понимало всю важность действий Российско-Американской компании в Тихом океане и потому разрешало морским офицерам служить на её кораблях.

 Неудачная попытка русского посольства в Японию, возглавлявшегося полномочным и чрезвычайным послом Николаем Петровичем Резановым, директором Российско-Американской компании, в 1804 году по установлению торговых отношений между Россией и Японией, в определённой мере предопределила применение вооруженной силы Хвостовым и Давыдовым для удаления японцев с южных Курильских островов и из залива Анива на Сахалине.

Дело обстояло так, что посольство, предпринятое на высоком государственном уровне, потерпело полное фиаско.

Радужным надеждам на выгодную торговлю с Японией для обеспечения продовольствием и различными товарами русских колоний в Америке не суждено было сбыться.

Камергер императорского двора Н.П. Резанов прибыл в Японию на корабле «Надежда», совершавшем первую русскую кругосветную экспедицию под начальством капитан-лейтенанта Ивана Фёдоровича Крузенштерна. В экспедицию входили два корабля, вторым кораблём – шлюпом «Нева» командовал капитан-лейтенант  Юрий Фёдорович Лисянский. Выйдя из Кронштадта 11 августа 1803 года, «Надежда» 3 сентября 1804 года прибыла в Петропавловск-Камчатский, 10 сентября покинула его и 20 октября 1804 года прибыла в Каминосима у Нагасаки [2]. Японские источники отмечают, что основными  причинами прибытия посольства в Японию были нижеследующие:

1. Чувство уважения к Японии и представление дани, испрошение аудиенции  для заключения дружественных сношений.

2. Испрошение разрешения на торговлю.

3. Доставка в Японию четырех японцев, судно которых было штормами занесено к российским владениям и потерпело там  крушение.

Причину «представления дани» оставим на совести японцев, что же касается других причин, то это соответствует истине.

Судьбе было угодно, чтобы  в 1793 году, когда Лаксман передал японским властям доставленных им в Японию членов экипажа с потерпевшего крушение судна, вновь потерпело крушение, перевозившее рис в провинции Муцу, каботажное судно японцев «Вакамия-мару» у русских остров на Алеутской гряде, занесённое туда бурей. Из 17 членов экипажа 13 человек были доставлены в Санкт-Петербург. Десять из них (трое заболели), одетые в национальные одежды,  удостоились приёма Российским  императором  в церемониальном зале аудиенций летом 1803 года. На этом приёме  четверо японцев (Цудаюу, Гихээ, Сахэи и Тазюуроо) высказали желание возвратиться в Японию, а шестеро пожелали остаться в России. Не исключено, что на решение этих шести японцев повлияла судьба , занесенного волнами вместе с  Коодаюу матроса  Синзоо, который в качестве переводчика был приставлен к этим японцам  в 1795 году с момента их жизни в  Иркутске и сопровождал в Санкт-Петербург, а также хорошее обращение русских в течение всей их жизни в России.  Остались в России также и трое, заболевших в Санкт-Петербурге. Синзоо для этих японцев уже был Никораи Паиторуици  (Николай Петрович) Кородэгэно.  Будучи учителем японского языка в школе в Иркутске, он получал 40 серебряных монет (рублей) жалования. Когда прибыли потерпевшие крушение японцы, и он стал заниматься вместе с ними, жалование ему было увеличено до 120 серебряных рублей, а с момента отправки в столицу оно стало составлять 240 серебряных рублей. Его сыну, имевшему от роду 12 лет, также выплачивалось содержание в размере 50 серебряных рублей ежегодно.  Безусловно, было бы интересным проследить судьбу тех японцев и их потомков в русской истории. Уже одно то, что к Синзоо в русской среде обращались по имени и отчеству, свидетельствует о высоком уважении к нему…

Итак, посольство Н.П. Резанова, пробывшее в Японии полгода в фактическом заключении, так как корабль был разоружен, а членам экипажа запрещалось уходить от построенной казармы, выполнило всего лишь одну, причем не главную, из поставленных перед ним задач – доставило на родину четырех японцев. С Резановым разговаривали чиновники среднего ранга. При этом России было нанесено оскорбление тем, что не были приняты привезённые подарки для сёгуна[3] и императора (статуя слона с вделанными часами, большое зеркало, меха морской выдры, изделия из слоновой кости, несколько ружей и пистолетов разных систем). В то же время японцы, выпроваживая посольство из страны, предложили Резанову принять подарок в виде 100 мешков риса, 2000 мешков соли, 2000 свёртков хлопчатобумажной ваты. Н.П. Резанов, естественно, отказался принять этот подарок, но его убедили принять предложенное в виде частного подарка экипажу корабля, а не как послу соседнего государства. В ответ русский посол передал подарки японским переводчикам. Предметами, переданными им переводчикам, были большие и малые зеркала, стаканы, мебель, шерстяные ткани, грифельные доски [4].  В какой-то мере этот акт компенсировал унизительность обращения с русскими, но не удовлетворил Н.П. Резанова, в душе которого бушевала буря, но на лице отражалось спокойствие.

Япония в категоричной форме отказалась вступать в какие-либо отношения с Россией, в том числе – торговые. Чиновники вручили Резанову две инструкции, тексты которых были написаны в решительной форме – не допускать сношений с русскими. Кроме того, в самом начале прихода «Надежды» в Японию чиновники отобрали у Н.П. Резанова грамоту, которую вручили посольству А.Э. Лаксмана, разрешавшую русским кораблям один раз в год приходить в Нагасаки для торговли. Япония не собиралась отказываться от политики «закрытых дверей».

В определённой мере отказ японцев был продиктован не только боязнью распространения в стране еретической христианской религии и «обменом полезных своих товаров на бесполезные чужие», но и интригами голландцев, принимавших участие во встречах русских с японцами в управлении нагасакского бугёо (чиновник с правами губернатора), боявшихся потерять прибыли от монопольной торговли.

 Но, судя по всему, была и ещё одна весьма важная причина. Министры сёогуната, обсуждая вопрос возможных взаимоотношений с Россией, пришли к выводу, что «русские постепенно сблизятся  с невежественною народною массой и путём раздачи им разных редких предметов склонят их умы в свою пользу».                                          

На эту мысль министров наталкивало то, что японцы, попадавшие в Россию в результате крушений кораблей, в большинстве своём не хотели возвращаться в Японию, а айны Эзо (Хоккайдо) через своих сородичей на Кунашире и Итурупе торговали с русскими на взаимовыгодной основе. То есть могла сложиться ситуация, когда русские начали бы осваивать и остров Хоккайдо, который к тому времени японцами был освоен лишь частично. Высказывались министрами мысли и о том, что и вся Япония может потерять независимость. Наличие у России больших военных кораблей позволяло русским проводить военные операции против Японии без какого-либо ущерба для себя путём уничтожения японского каботажного флота, осуществлявшего основные перевозки товаров и продовольствия между островами и населёнными пунктами на побережье, тем самым привести экономику страны в совершенное расстройство и упадок.

Наиболее ярко это и проявилось в действиях морских офицеров Н.А. Хвостова и Г.И. Давыдова. Считается, что Н.П. Резанов дал им указания провести карательную экспедицию, чтобы показать мощь российского флота и тем самым принудить японцев заключить торговое соглашение с Россией, а также утолить свою злобу за причинённое бесчестье в ходе посольства. Существовало также официальное мнение, что действия Хвостова и Давыдова были самовольными и представляли собой ни что иное, как пиратский набег. Это мнение основывалось на двусмысленности инструкции Н.П. Резанова, данной лейтенанту Н.А. Хвостову, а также на стремлении русского правительства в глазах других держав не выглядеть агрессивным.

Для проведения экспедиции у американца Вульфа было куплено судно, получившее название «Юнона», капитаном на нём стал лейтенант  Хвостов, второе судно, названное «Авось», было построено русскими в Ново-Архангельске в Русской Америке, и командиром его стал Давыдов.

Окамото Рюуносукэ в его труде «Хоккайдоо сикоо» собрал некоторые документальные материалы и сведения очевидцев, позволяющие проследить действия русских моряков.

Изложены эти же события и в докладе В.Г. Астона Японскому Азиатскому обществу в Токио в 1882 году, напечатанном потом в ”TransactionsoftheAsiaticSocietyofJapan” под заглавием ”RussianDescentsinSaghalienandItorupintheyears1806 and1807, byW.G. AstonEsq.  H.B.M. Legation”,  несколько отличающиеся в деталях от японской точки зрения, хотя и взяты им сведения из японских источников.

В русской литературе сведения об экспедициях Хвостова и Давыдова нашли своё отражение в работах  П. Тихменева «Историческое обозрение Российско-Американской Компании и действий её до настоящего времени», в книге «Двукратное путешествие в Америку морских офицеров Хвостова и Давыдова» вице-адмирала Шишкова, и в ряде книг других авторов.

Дмитрием Позднеевым произведён анализ японских и русских источников, позволивший сделать ему некоторые выводы, свидетельствующие, что действия Хвостова и Давыдова не были пиратскими, что не были они осуществлены и  по указаниям царского правительства, а были следствием исполнения недостаточно чётких инструкций Н.П. Резанова, убывшего из Русской Америки в Санкт-Петербург и умершего по пути в Красноярске.

Лейтенант Н.А. Хвостов на корабле «Юнона» 23 числа 9-й луны 3-го года Бунка (1806 г.) осуществил десант в заливе Анива в местечке Кусюнкотан (название селения айнское, а не японское, ныне предместье города  Корсаков). Перед этим он в айнском селении взял к себе на борт молодого айна и оставил старшине селения медную пластину с выгравированным текстом, в котором говорилось о стремлении России установить мирные взаимоотношения и торговый обмен, а также объяснялась причина применения вооруженной силы. В некоторых источниках можно найти сведения, что была оставлена пластина с текстом о принадлежности острова России.

При нападении на Кусюнкотан были взяты в плен четыре сторожа (Томигороо, Гэнсици, Торизоо и Фукумацу). Из склада откупщика матросы забрали рис, сакэ (японская водка), сожгли рыболовные сети и одиннадцать построек, в том числе алтарь Бэнтэн. Айн был отпущен домой, а пленных японцев забрали на корабль, который через несколько дней  отплыл на Камчатку. Судя по всему, Гэнсици за время нахождения в плену неплохо научился понимать русский язык, так как ему в последующем поручалось переводить на японский язык текст документа, который Хвостов старался довести до сведения японского правительства в ходе экспедиции следующего года.

По докладу Астона медную доску с выгравированным текстом русские прибили на ворота храма Бэнтэн в Кусюнкотане.

Весной следующего года оба судна «Юнона» и «Авось» подошли к острову Итуруп, на котором было два японских рыболовецких  селения – Наихо  и Сяна. 25-го числа 4-й луны 4 года  Бунка (1807 г.) с русского судна была высажена группа матросов, которые захватили в плен двух стражей (Гороози и  Сахээ) и трёх рабочих (Цёонаи, Рокузоо и Сансукэ). На корабле их посадили в отдельное помещение от сторожей, захваченных в прошлом году на Сахалине. Со склада были забраны рис, соль, утварь, инструменты и одежда. Все строения сожгли. Через день суда ушли из бухты.

В Сяна (современный город Курильск) находилась достаточно большая группа японцев, поскольку из-за нападения на Карафуто в 1806 году Бакуфу (японское правительство) приняло решение послать солдат для защиты Кунашира и Итурупа, а также организовать оборону Хоккайдо. К тому же японцы были предупреждены русскими в 1806 году, что придут вновь, и если не будет разрешения на торговлю, то осуществят на островах разрушение японских временных летних рыбалок.

Остров Итуруп японцами признавался владением русских,  и с него осуществлялись торговые поездки русских и подданных России айнов на Кунашир и Эзо.  В 1800 году  Кондоо Зюузоо Морисигэ на Итурупе сверг христианские кресты на могилах русских и стоявшие в качестве навигационных знаков у входов в бухты. Он водрузил столб с надписью, что территория принадлежит Японии. Акт вандализма, разумеется, был одобрен японским правительством, поскольку Морисигэ было поручено организовать освоение острова[5].

Таким образом, у Хвостова и Давыдова была и моральная основа для нанесения удара по японцам на Итурупе и Сахалине.

Ликвидировав селение Наихо (в XXвеке на этом месте было русское селение Доброе, ныне нежилое) на Итурупе, русские суда подошли к Сяна (на этом месте современный российский город Курильск), где японцы уже были предупреждены о нападении на Наихо. 29-го  числа корабли прибыли в Сяна. Русские высадились на берег  с обоих судов на двух лодках в количестве 28 человек. У них было письмо с предложением о торговле. По русскому обычаю сделали выстрел из ружья с дулом обращенным вверх, но в ответ с японской стороны открыли огонь. В завязавшейся перестрелке было ранено трое русских и убито 5-6 человек японцев. На берегу начались в нескольких местах пожары. К вечеру русские возвратились на суда. Стрельбы из корабельных орудий в этот день не было, хотя  в некоторых японских донесениях о событиях в Сяна говорится о многочисленных выстрелах из корабельных пушек [6].

На следующий день был высажен десант около 40 человек при трёх орудиях. Вечером возвратились на суда. На «Юнону» было погружено около 60 бочек сакэ, 30 мешков риса, 50 полных японских вооружений, 50 луков для стрельбы, 20 пик, 1 пушка, 3 коротких ружья, 30 малых ружей, флаг, мечи и разного рода предметы. Все японцы в большой панике из Сяна сбежали. Вскоре они переправились на Кунашир. Их предводитель Тода Матадаюу сделал себе харакири. Прославившийся в последующем своими путешествиями на Сахалин и на Амур Мамия Ринзоо, единственный, кто призывал сражаться с русскими, был ранен. Об этом мы находим интересное сообщение в книге кругосветного мореплавателя капитана В.М. Головнина, коварно захваченного японцами в плен в 1811 году на острове Кунашир. Во время нахождения в плену он неоднократно беседовал с Мамия Ринзоо и учил его астрономическим методам  определения долготы и широты точек местности. МамияжерассказывалосвоемпутешествиинаАмур. В.М. Головнинписал: «We learned that he was not only celebrated among the Japanese for his learning, but was regarded as a most distinguished warrior. He was in the Island Eetooroop at the time that Chwostoff landed, and fled with some other soldier to the mountains. He was, however, hit by a Russian ball, and received a flesh wound, from the effects of which he soon recovered. It was a fortunate wound for him, since it was the means of procuring him promotion and a pension».

 («Мы узнали, что он был не только прославлен среди японцев за его учёность, но и считался наиболее выдающимся воином. Он был на острове Итуруп во время десанта Хвостова, и убежал вместе со всеми другими солдатами в горы. Однако, он был ранен русской пулей и получил рану в мягкое место, от которой вскоре поправился. Это было счастливое для него ранение, так как имело значение при повышении в должности и получении пенсии».)

 Взятый в плен низший чин из самураев по имени Каназава Кюузоо утром был  возвращён на берег и отпущен, так как он болел, у него оказалась водянка. Ему был дан документ, который надлежало передать чиновникам. В сообщениях японцев, убежавших из Сяна, говорилось, что они нашли документ в кармане убитого русского, что явно противоречит действительности.

Пленные японцы видели, что на «Юноне» к мачте был привязан русский матрос по имени Иван Микораи (Иван Николаевич, или Иван Николаев), хотя он страдал от раны, полученной во время десанта в Сяна. Когда они поинтересовались, что это значит, то оказалось, матрос был наказан за стрельбу в японцев, хотя был запрет убивать их. После возвращения из плена бывшие узники рассказывали, что русские весьма благосклонно относились к айнам, которых встречали во время экспедиции. Моряки приглашали айнов на корабли и поили вином до пьяна, а одному подарили ружьё. Спасшиеся из Сяна японцы в своих докладах сообщили, что они пытались привлечь айнов для участия в сражении с русскими, но все айны сбежали в лес.

После разгрома селения Сяна корабли направились к острову Уруп, но там японцев не оказалось, и они 21 числа прибыли в  Кусюнкотан на Карафуто  (Сахалин). Здесь вновь сожгли сторожевой дом и слады в местности Руутака около Кусюнкотана. Японский офицер и 123 солдата с ним бежали сначала в Сирануси, а затем переправились на Эзо в Сооя.

29 числа 5-й луны оба русских судна подошли к маленькому островку  Риисири  около западного берега Эзо (Мацумаэ) недалеко от Сооя. Здесь русскими было захвачено и сожжено четыре японских судна. Вооружение, продовольствие и много разного имущества было перегружено на русские суда.  Японцы при виде «чёрных кораблей», как они называли иностранные корабли, бросали свои суда и на лодках уплывали к берегу, поэтому при захвате их судов русские не встречали сопротивления. Поскольку на судне «Вансюн-мару» было много оружия, то Хвостов посчитал, что на нём находился и сбежал какой-то важный военачальник. Желая захватить его в  плен, произвели высадку на сушу, обшарили прилегающую местность, но никого не нашли.

На острове Риисири   Н.А. Хвостов отпустил 8 пленных японцев, захваченных на Карафуто и Итурупе, оставив двух на корабле. Стражнику Томигооро дали письмо, написанное катаканой, к сожалению, не очень грамотным японцем, чтобы он передал его губернатору Мацумаэ (Мацмай – на русских картах). Письмо содержало  описание причин нападения на острова и требование заключить торговое соглашение. После этого корабли без препятствий направились к Хакодатэ, где царило чрезвычайное возбуждение в ожидании нападения русских. Из-за сильного шторма корабли не вошли в гавань. Хвостов решил возвратиться в Охотск.

 В силу разных причин действия Хвостова и Давыдова не получили дальнейшего развития в России.

Хотя с того времени уже прошло более 200 лет, но те давние события не забывают ни японские историки, ни политики. Не забывают японцы и письма мятежного ссыльного Бенёвского, который в 1771 году, убив начальника Камчатки капитана Нилова, решил плыть в Европу, а по пути посетил Японию и оставил благодарственное письмо  японцам и  второе - голландцам с предложением совершить нападение на Камчатку, чтобы разгромить там строящиеся крепости. Голландцы это письмо передали японцам, которые усмотрели в нём, что Россия является потенциальным врагом.  

СОВРЕМЕННАЯ ЯПОНСКАЯ КАРТА РЕКОНСТРУКЦИИ ПУТЕШЕСТВИЯ МАМИЯ РИНЗОО НА САХАЛИН И   НИЖНИЙ АМУР  В 1808-1809 ГГ.      

Как ни странно на первый взгляд, но экспедиция Хвостова и Давыдова для Японии имела больше положительных сторон, чем отрицательных. Она заставила по иному мыслить военных и гражданских руководителей страны, обусловила быстрое развитие военно - морского флота,  заставила обратить внимание на Сахалин и Курильские острова, чтобы колонизовать их и не допустить там закрепления русских. Она также заставила передовых людей Японии понять, что самоизоляция страны ограничивает её развитие. Эпоха феодализма подходила к концу, а это значило, что кустарное производство не может конкурировать с промышленными предприятиями, что передовые технологии в сфере  производства самых разнообразных товаров могут поступать из далёких заморских стран.

С целью исследования острова Карафуто (Сахалина) в 1808 году в эзосские земли были отправлены путешественники–разведчики Мацуда Дэнзюуроо и  Мамия Ринзоо. 13-го числа 4-го месяца 5-го года Бунка (1808) они отбыли из Сооя на севере  Эзо (Мацмай) и прибыли на  Карафуто в местечко Сирануси (современное с. Крильон) [7]. В айнском языке название Сирануси означает «Место, где много скал» [8].

Дэнзюуроо направился вдоль западного берега Сахалина, а Мамия Ринзоо – вдоль побережья в восточном направлении. 27 числа следующего месяца Дэнзэуроо доплыл до селения Порокотан (Хорокотан), где сопровождавшие его туземцы категорически отказались следовать далее, заявив, что далее живут Сантан-Эзо (т.е. дикари Сантан  Сумурункуру-Эзо (т.е. дикари Сумэрэнкуру и Орокко-Эзо (т.е. дикари Орокко, которые поступают весьма свирепо и настроены враждебно.

Всё же Дэнзюуроо удалось добраться до мыса Ракка (современное мыс Лах), и, по мнению японцев, он тем самым установил границу государства. Он видел противоположный берег пролива и тем самым убедился в островном положении Сахалина.

Утверждения японских историков, что Мацуда Дэнзюуроо установил государственную границу в результате своего путешествия, по меньшей мере, наивны, так как тот сам говорил и писал, что встречался с начальником айнов в Наёро, получившим из Маньчжурии звание «харата» (вождь деревни, т.е. староста), который готовился к отправке дани маньчжурам и торговли с ними. Айнский населённый пункт Наёро (современный пос. Ильинский) расположен в южной части Сахалина. Безусловно, разведчик-путешественник не мог устанавливать границу своим проникновением в чужую территорию. Субъективизм японцев в данном случае очевиден, но не будем их упрекать в излишнем патриотизме.       

Русская транскрипция японской карты с реконструкцией второго путешествия Мамия Ринзоо в 1808 1809 г.г.

Настоящая карта  взята из книги «Тоодада цихоо кикоо» («Описание путешествия в Восточную Татарию»), в которой рассказывается о путешествии в Даттан (Татарию) в местность, называемую Сантан   (Горная Татария, Дикая Татария), известным японским географом и путешественником  Мамия Ринзоо. Карта является современной графической реконструкцией японских историков второго путешествия  Мамия Ринзоо на остров Сахалин в 1808-1809 годах и на Амур в 1809 году.

 Книга подарена в 1991 году Приамурскому географическому обществу в Хабаровске японским журналистом, решившим побывать на Амуре в местности, куда в начале XIX века смог добраться Мамия Ринзоо.

 Для удобства пользования картой мною сделана увеличенная в два раза копия с переводом названия карты и русской транскрипцией названий физико-географических объектов, применённых  японцами. Карта позволяет также проследить и маршрут движения Мацуда Дэнзюуроо  по западному берегу Сахалина в 1808 году. В 1808 годуМамия Ринзоо по восточному берегу двинулся в Сирэтокку; мыс Терпения), но не смог продвинуться до намеченного пункта и был вынужден возвратиться.    

  Из Мануи, в самом узком месте острова перевалив горы, он прибыл в Наёро, и двинулся вслед за Мацуда Дэнзюуроо. Они встретились вблизи от  Нацуко, и уже вдвоем вновь прошли до мыса Ракка (современный мыс Лах), так как Мамия Ринзоо считал своим долгом достичь той же самой точки, где побывал Дэнзюуроо.

26-го числа 6-й луны, пробыв в экспедиции  два с половиной месяца, путешественники возвратились в Сооя, где встретились с губернатором, осуществлявшим  объезд острова Эзо с целью оценки готовности к обороне против возможного нападения русских.

Путешественники заслужили похвалу губернатора, и Мамия Ринзоо было предписано продолжить исследования отдалённых земель северных дикарей.

Следствием деятельности Мацуда Дэнзюуроо в этой экспедиции было установление впервые для японцев островного положения Сахалина. Впрочем, до конца ими так и не понятое, поскольку и после этого на японских картах Карафуто изображался полуостровом к югу от устья Амура.

Мирового значения открытие Мацуда Дэнзюуроо для географической науки не имело, так как на русских,  западно-европейских и маньчжурских картах Сахалин издавна изображался островом.

Впрочем, и на карте Накамуры К. и Такахаси З.,  Сахалин – остров.

Карта 1808 года, изданная на английском языке, свидетельствует, что до экспедиции Мацуда Дэнзюуроо и Мамия Ринзоо европейцами Сахалин изображался островом. При этом он не имел фоновой закраски принадлежности территории той или иной стране. Небольшой размер острова в данном случае не имеет принципиального значения, так как карта в значительной степени схематична. Внимательное прочтение названий физико-географических объектов свидетельствует, что она составлена на основании русских данных. Следует также отметить, что остров Мацмай (с 1868 г. - Хоккайдо), объединённый с другими Курильскими островами общим названием  «Острова Иезо» (IslesJeso; Острова Северных варваров), не имеет фоновой закраски принадлежности Японии.

Судьбе было угодно, что имя Мацуда Дэнзюуроо в вопросе Сахалина практически забыто, а прославлено имя Мамия Ринзоо.  Обусловлено это в первую очередь тем, что он, выполняя распоряжение губернатора, осенью 1808 года возвратился в Сирануси, провёл зиму на острове и летом следующего года совершил путешествие на материковый берег и  побывал на Амуре. Проникновение японского путешественника – разведчика стало возможным в первую очередь из-за того, что на острове не было маньчжурских административных контор и благодаря миролюбию туземцев, хотя японцы, пишущие об этом путешествии, постоянно ведут речь о свирепости местных жителей. Часть зимы он провёл в Тоннаи и Усиёро. При этом он убедился, что все земли к северу находятся во владении маньчжуров, хотя их на острове нет. 9-го числа 4-й луны 1809 г. на эзосском судне он прибыл в Нотэто, где было всего три дома туземцев с числом жителей около 60. Прожив здесь почти месяц, из-за того, что местные жители не хотели пойти проводниками, наконец он нашёл нужного человека и за два дня доплыл до пункта Икутама. Для плавания в следующий пункт – Нанираа (Нанио) был потрачен один день. Туда прибыли 12-го числа 5-й луны. Начиная от Нотэто до сего пункта местность лежит против страны Даттан   (Татария). В тот же день повернули обратно и 19-го прибыли в Нотэто. Здесь Мамия Ринзоо узнал от местного туземного вождя, имевшего звание «каносинта» (касинта), что подчинённые русским эзосцы очень часто охотятся с прекрасным огнестрельным оружием в море, плавая на судах, и что русская граница находится недалеко от острова. Это возбудило интерес японского разведчика, и он решил непременно побывать в Даттане. 26-го числа 6-й луны 6-го года Бунка (1809 г.) на сантанской лодке[9] четверо мужчин-туземцев из Нотэто и мужчина, женщина и ребёнок из Уякутоо взяли с собой Мамия, чтобы переправиться в Восточный Даттан. Сильный ветер помешал переправиться через пролив, и они возвратились к мысу Ракка (мыс Лах). Наконец 2-го числа 7-й луны, при спокойной погоде  в густом тумане, проплыв около трёх с половиной  ри[10] впервые увидели мыс  Мотомару  (мыс. Екатерины). Продвигаясь далее к югу, прибыли к мысу  Камуката, к вечеру достигли местности Карукоэ, где переночевали. На следующий день, проплыв около 6 ри вдоль гористого берега, добрались до местности Тооусио (Якорная бухта). 5-го числа туземцы вытащили лодку на берег и, взяв её с собою, преодолели волоком  около 20 цёо (тё)[11] достигли небольшой реки, называемой Тавамаци (современная р. Мал.Табо; в прошлом также – Табамаци, Немденгте). Переночевали в местечке Табаматтэ [12] и по этой речке сплыли до озера Кизи. По озеру добрались до селения Киции (современный пос. Мариинский Рейд) на берегу Амура. Здесь местные туземцы, выражая своё отношение к Мамия, «тёрлись об него щеками и лизали его губы». Местные туземцы назывались Сантан-эзо (Сантанские дикари)[13].  Ринзоо отметил, что в это место прежде приходили для торговли маньчжурские эзосцы.

8-го числа вышли из селения Кизи и продолжили путешествие вверх по реке, проплыв около 5 километров из-за дождя были вынуждены остановиться и заночевать в местечке Каусоэ, где было всего 4-5 домов туземцев[14]. На следующий день проплыли около 20 километров и бросили якорь в местности Корупэи. На карте 1860 года это место названо Корба, в то время там были летники и зимники туземцев. Находились они около устья современной речки Карги, ныне место нежилое. 10-го числа проплыли около 10 километров и остановились в местечке Урукэ, где находилась своеобразная туземная верфь, судя по тому, что местные туземцы зарабатывали себе на жизнь строительством лодок из дерева гоёо но мацу  (сосна, или же по-современному местному – кедр). Здесь туземец с Сахалина, с которым прибыл Мамия Ринзоо, на привезённые меха выменял новую лодку. В конце XIXвека на этом месте, согласно карте 1894 года,  было русское селение Жеребцово, которое потом было перенесено на левый берег Амура слева от  устья речки Чильчи (ныне речка Бильярд) к стойбищу Беллер (ныне на этом месте только развалины, которые почти не заметны). На следующий день, проплыв вверх по течению около 18 километров, цель путешествия – местечко Тэрэн (Дэрэн)  (в разных источниках встречаются названия Тэрэн, Дэрэн, Дырен, Дырэн, Дере, Дерень) была достигнута. Ныне на этом месте селение Новоильиновка. Там находилась маньчжурская временная торговая контора, куда прибывали туземцы для подношения дани и торговли во время ежегодной ярмарки. (Немецкое слово Jahrmarkt«ярмаркт»,  вошедшее в русский язык  как «ярмарка», означает «Годовой базар». В этой связи просим у читателей извинения за некоторую тавтологию.)

Столь подробное описание пути  туземцев и Мамия Ринзоо с Сахалина к местечку Тэрэн (Дэрэн) мною сделано умышленно, чтобы точно указать местоположение конторы, так как в Японии и России некоторые исследователи считают, что Тэрэн (Дэрэн) находился на месте современного села Софийск[15].

Художественное изображение (административно-торговой конторы и временных балаганов туземцев) Дэрэна, где побывал Мамия Ринзоо в 1809 году, взято мною из книги  «Тоодацу кикоо» («Описание путешествия в Восточную Татарию»; или же «Записки о путешествии по Восточному Даттану»)[16].

Рисунки позволяют в какой-то мере правильно оценить сущность ограниченного влияния маньчжуров на население Нижнего Амура и Сахалина.

Размер конторы был всего 14-15 квадратных кэн (около 50 квадратных метров), вокруг неё был выстроен двойной палисад с местами для торговли. Около внешних стен палисада туземцы устраивали свои временные балаганы, в которых жили по нескольку дней[17].

Эта контора открывалась только в середине лета на небольшой период времени (около полутора месяцев). С реки  Сёокакоо (Сунгари, по-китайски Сунхуацзян, в переводе - Река Соснового цветка) на большой лодке три чиновника и около 60-70 человек с ними приплывали в это место и открывали торговлю. За подношение дани мехами чиновники в свою очередь отдаривали туземцам  различными видами тканей, что по своей сути более напоминало государственную торговлю, после чего разрешали торговать туземцам между собой и покупать  за меха привезённые маньчжурами товары.

Мамия Ринзоо, описывая контору, указал, что палисад был грубой работы, с вертикально поставленными столбами, скреплёнными между собой проходящей через отверстия в середине палками.

Настоящий вид палисада позволяет понять почему данное место у туземцев и в записках Мамия Ринзоо называлось именно Тэрэн (Дэрэн).

Попытка некоторых исследователей в области топонимики объяснить смысловое содержание названия пункта на базе тунгусо-маньчжурских языков вполне естественна. В нанайском языке словом «дэрэ» обозначают исток реки, опушку леса, верхнюю по течению реки оконечность острова; в эвенкийском  - исток, верховье реки, брать начало; в эвенском, ульчском, негидальском, орочском, орокском, удэгейском  языках – исток, начало, верховье реки; в солонском – начало пади[18].

Но в данном месте нет начала реки или пади и опушки леса. Имеющиеся два небольших острова ни чем не выделяются из массы других островов на Амуре, чтобы их как-то отмечать особо специальным названием для ориентирования туземцев, живущих на огромных пространствах. Впрочем, это же можно сказать и об опушке леса. Поскольку для туземного населения названия местных физико-географических объектов во все времена были своеобразными ориентирами во времени и пространстве, то в данном случае именно вид строения конторы послужил основанием для названия объекта. В ульчском языке словом «дэлэ-дэлэ(н)» обозначают совершенно открытое, без крыши, без навеса строение. В нанайском и ульчском языках слово «дэлэкун» означает строение без крыши. Для любого туземца подобное строение без крыши, каким являлась временная контора маньчжуров, было прекрасным ориентиром, назвав который в разговоре, для беседующих становилось понятным, о чём идёт речь.

В японском языке отсутствует слог «ле (лэ)», на письме он заменяется слогом «рэ». Когда Мамия Ринзоо через эзосца-переводчика спросил у маньчжурских чиновников как называется местность, то ему, поскольку японские и китайские иероглифы в основном совпадают по своему начертанию, они написали четыре иероглифа Дэ-лэн-ли-мин, т.е. имя Дэ-лэн. Название местности применявшееся туземцами и маньчжурами, где находилась временная маньчжурская контора, записанное  японским алфавитом  хираганой, звучит Тэрэн. В книгах о Мамия Ринзоо название этого места пишут алфавитом  катаканой Дэрэн.

 В русском языке имеется несколько отличающихся названий данного объекта. В работах Ричарда Маака, исследовавшего Амур в 1855 году, засвидетельствовано название Дерень. Это же название мы находим и в книге Н.Д. Свербеева «Описание плавания по реке Амуру экспедиции генерал-губернатора Восточной Сибири в 1854 г.».  У  Леопольда Шренка, более двух лет работавшего на Нижнем Амуре и Уссури, зафиксировано название Дере. На карте 1860 года, приложенной к Пекинскому договору России с Дайцинской империей, селение подписано Дырен. На современных топографических картах остров, находящийся напротив села Новоильиновка называют Дыринский. На русской карте 1894 года на этом месте размещено название селения Монголь[19].

В 1826 году маньчжуры ликвидировали административно-торговую контору Дэрэн[20], что свидетельствует об отказе Дайцинской империи по целому ряду причин от попыток владения Нижним Амуром и, тем более, -  Сахалином, хотя маньчжурские купцы продолжали приплывать для торговли с туземцами.

Следует сказать, что ещё в двух местах  существовали названия местности Дырен (Дэрэн). Это около озера Кади, где туземцы разрушили торговое строение, и около устья реки Анюй (в прошлом река Дондон) вблизи современного населенного пункта Найхин в Нанайском районе Хабаровского края, где название сохранилось за Дыренской протокой.

На первый взгляд может показаться излишним  данное топонимическое отступление от цели рассмотрения пограничных вопросов, но именно такие детали позволяют вникнуть в суть проблемы, так как знание этих особенностей позволяет видеть необоснованность территориальных притязаний к Российской Федерации.

Само строение маньчжурской конторы свидетельствует о временности и частичной зависимости Нижнеамурских земель и Сахалина от маньчжуров.

 Создание таких пунктов не было изобретением маньчжуров. Русские землепроходцы и представители первых административных органов на Северо-Востоке Азии создавали такие же пункты. Например, весьма известными были Анадырская (на реке Анадырь), Каменская (на реке Гижиге),  Анюйская (на реке Малый  Анюй, впадающей в р. Колыму), Буруканская (на реке Тугур) ярмарки, на которые собирались с огромных пространств туземные жители, чтобы встретиться с представителями власти и провести торги. Весьма показательной с точки зрения интересующей нас проблемы была Анюйская ярмарка, на которую приходили юкагиры, омоки, эвенки, чукчи.  Купив русские товары на Малом Анюе, чукчи уходили к Берингову проливу, переправлялись в Северную Америку и там производили обмен своих произведений и русских товаров на меха. За  американские произведения, меха и моржовые клыки они платили по большей части табаком, железом, бисером и другими русскими товарами. Подобное путешествие продолжалось два года, так что одни и те же чукчи приходили на Анюйскую ярмарку только раз в два года[21]. Тем самым чукчи были торговыми посредниками, такими же, как айны - туземцы Сахалина, доставлявшие различные маньчжурские товары  на юг острова, откуда они попадали к их единоплеменникам на остров Эзо (Мацмай). Но нас интересует не торговое посредничество, а то, что чукчи при подобного рода взаимоотношениях с русскими продолжали считать себя независимым народом, и большинство  гиляков (нивхи), ороков и айнов  Сахалина считали себя независимыми от маньчжуров и, тем более, от японцев. Согласие некоторых туземцев Сахалина (а может быть и стремление) получать от маньчжуров звания «харата» (вождь деревни) и «касинта» (вождь района) в первую очередь подчеркивает стремление этих лиц выделиться из среды соплеменников и получения дополнительного авторитета путём подтверждения его кем-то вышестоящим.  В то же время исследователями не засвидетельствовано документальных подтверждений выступления харата и касинта от имени государственной власти по отношению к соплеменникам или пришельцам…

Мамия Ринзоо,  пробыв на ярмарке 7 дней,  распрощался с чиновниками, и  за два дня на той же самой лодке с эзосцами возвратился к Кизи, где хозяин лодки купил двух собак. Ринзоо уговорил спутников не возвращаться к морю обратным путём через озеро Кизи и перевал, а плыть вниз по течению Амура до устья, и затем на Сахалин. От Кизи до Катака (Кади), где когда-то была временная административно-торговая контора, но разрушенная в результате сильнейшей драки, учинённой туземцами, проплыли  за один день. Продвигаясь вниз по течению реки, в ночь на 22-е число бросили якорь в местности, называемой Хору  (современное озеро Геро и река Гера), где находилось стойбище Гери (в XIXвеке здесь на берегу Амура было стойбище Хьяре). 26-го числа прошли мимо устья реки Хонкоо (современная р. Амгунь) и места, которое  он назвал Сантанкоэ, и прибыли в Карамуэ (современный населённый пункт Кальма). На современных картах место Сантанкоэ - это населённый пункт Тыр, известный своими  памятниками начала XVвека государства Мин. Мамия Ринзоо записал, что в это место приходили русские на реку Манкоо (Амур), строили здесь для себя дома, но были истреблены маньчжурскими эзосцами. На берегу было два памятника, свидетельствовавших, что они были построены русскими. Находясь в этом месте Мамия Ринзоо видел три судна особой постройки, когда он спросил у своих спутников, чьи это суда, то ему ответили, что это подданные России, племя  Котаа.  К сожалению, Мамия Ринзоо не указал даже приблизительно времени нахождения здесь русского селения. Надо полагать, что это были памятники не  XVIIвека, а более позднего времени. Проплыв от Карамуэ около 18 километров, прибыли в местность Тэхокоо (современный населённый пункт Тахта), где Мамия узнал, что это место «было хищнически захвачено русскими», но русские были вынуждены сбежать из-за нападения маньчжурских эзосцев.

Дмитрий Позднеев сведения о плавании вниз по течению Амура взял  из  «Хоккаидоо сикоо», где сказано, что русские приходили на реку Манкоо, в книге же  «Тоодацу кикоо» («Описание путешествия в Восточную Татарию»; или может переводиться как «Записки о путешествии по Восточному Даттану»), изданной в Японии в 1981 году, сказано, что приходили на Хэйлунцзян, то есть дано современное китайское название реки. Соответственно в «Хоккаидоо сикоо» сказано, что три судна туземцев племени Котаа, подданных русского государства, пришли в низовья Амура с верховьев Манкоо, а в «Тоодацу кикоо» сказано, что пришли суда с верховьев реки Хонкоо (Амгунь). У Позднеева мы читаем, что и ко времени путешествия Мамия Ринзоо продолжали  приходить в Сантанкоэ разбойники  Киирэн  (тунгусское родовое объединение Киле, Килен; в конце XIX- начале XXвека вошло в состав нанайского народа). В  «Тоодацу  кикоо» уже ведётся речь о  «Росия но сандзоку» («Российские бандиты»)[22]. Подобные разночтения могут объясняться разными причинами, которые мы не будем рассматривать, но ясно одно, что у японского читателя будет складываться ошибочное мнение по вопросу присоединения  русскими Амура.

После  отплытия из Тэхокоо (Тахта) туземцы с японским путешественником за 4 дня добрались до местности Вааси (современный мыс Васса). Отплыв от этого места 5 ри (около 20 км), достигли места под названием Хирокээ, где была большая песчаная отмель. По определению Мамия здесь заканчивалась  река Манкоо (Амур).  Вероятно, это современный мыс Налле (в прошлом стойбище Нгалево). Как видим, Мамия называл Амур рекой  Манкоокава,  а современные японцы при создании карты реконструкции его путешествия  дали реке название  Кокурюко, т.е. прямое китайское название  Хэйлунцзян, применяемое ими для верхнего и среднего течения реки, нижнее же течение Амура, от Сунгари до устья Амура ханьцы (китайцы) называют  Хуньтунцзян.

Двигаясь вдоль берега материка в южном направлении ещё 4 дня, достигли местности Харакубаа, откуда 7-го числа 8-й луны при спокойной погоде переправились на остров Карафуто (Сахалин) к пункту Вакэси (Вагэ). 8 числа

 9-й луны Мамия Ринзоо возвратился в Сооя на Эзо (Хоккайдо), откуда начал путешествие, прославившее его среди соотечественников на долгие времена и сделавшее известным имя за рубежами Японии.

В ходе экспедиции Мамия Ринзоо убедился, что на Сахалине не было японских поселений и чиновников. Не было там и маньчжурских чиновников, но туземцы считали себя подданными маньчжуров, и раз в году некоторые из них  переправлялись на материк, и на реке Амур в местности Дэрэн встречались с прибывающими туда маньчжурами. На Амуре маньчжурские чиновники появлялись эпизодически, только раз в году на короткий промежуток времени, приплывая с реки Сунгари. Он убедился, что русские уделяли внимание Амуру, но на Сахалине не имели поселений. Его желание установить русскую границу не было выполнено. Переправой через пролив он подтвердил островное положение Сахалина, который на маньчжурских, русских и западноевропейских картах в то время показывался только островом, а на японских - полуостровом. Таким образом, в мировую географическую науку его путешествие не было достойным вкладом. И в Японии после путешествий Мамия Ринзоо продолжали некоторое время создавать карты с полуостровным изображением Сахалина. Но для японцев это было выдающимся путешествием, совершенном разведчиком-одиночкой в землях ранее не только неведомых, но и входящих в другое государство.

 Мамия Ринзоо имел также имя   Томомунэ ( Ринсоо), родился в 1780 году в селении  Ками-Хираянаги-мура уезда Цукуба-гоори провинции  Хитаци. Его отец  Сёобээ был бондарем.  С детства Ринзоо проявлял интерес к исследованию окружающего его мира. Старательно учился, стремясь во всём быть осведомлённым. В 1796 году поступил на службу по наблюдению за постройками, и уже  в возрасте 20 лет  стал младшим чиновником.  Географии он учился у Мураками Симанозёо, которого пригласили на службу на Мацумаэ, и Мамия Ринзоо с ним впервые прибыл на Эзо (Мацумаэ, будущий Хоккайдо). Здесь он занялся выращиванием леса и тем привлёк к себе внимание. Получил повышение в чине. Как описано выше, в 1807 году он был на острове Итуруп, где был ранен. Получил повышение, был назначен на должность инспектора по исследованию Сантанских границ. И решил во чтобы то ни стало исследовать границы с Россией. В 1808 году   Мацуда Дэнзюуроо было предписано произвести обследование острова Карафуто (Сахалин), и он взял с собой Мамия Ринзоо. В этой экспедиции Ринзоо должен был обследовать восточный берег Сахалина до мыса Терпения, но не смог этого сделать, продвинулся только до самого узкого места на Сахалине, и из Матуи перешёл в Наёро на западный берег, где производил исследования Мацуда Дензюуроо. После доклада в Сооя на Мацумае губернатору об исследованиях Мамия Ринзоо было поручено продолжить исследование Сахалина. Его удачная экспедиция 1808-1809 годов на Сахалин и на Амур принесла ему известность и славу. 

Мамия Ринзоо умер 26 числа 2-й луны 1-го  года Коока (1844 г.) в своем доме в Хамагури-цёо Фукагава в Эдо.

Так как он не был женат, то детей-наследников не имел.  Ему унаследовал и стал во главе дома его двоюродный брат Тэцусабуро. В последующем имя Тэцусабуро было изменено на Сёобээ, но имя Мамия Ринзоо в Японии не исчезло и почитаемо до сих пор и будет чтимо в будущем, так как японцы умеют  хранить память о своих героях.

Прослужив долгие годы военным топографом на Дальнем Востоке  и имея за спиной работу на Чукотке, Камчатке, Сахалине, Курилах, в Приморье, Приамурье, Забайкалье и других местах, в том числе за границей, могу сказать, что Мамия Ринзоо действительно совершил подвиг, проведя в одиночестве экспедицию в земли, ранее неизвестные японцам.

Что касается названия пролива в самом узком месте между материком и Сахалином, которому японцы дали название «пролив Мамия», а русские ввели в географический научный оборот  название «пролив Невельского», то это право любого народа называть физико-географические объекты в соответствии с принятыми в стране взглядами на исторические события. Так во время оккупации северного Сахалина в 1920-1925 гг. в Александровске японцы одну из улиц переименовали в улицу Мамия Ринзоо.

Лёвкин Григорий Григорьевич, полковник в отставке, почетный член Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры

На фотографиях: 

1. Современная японская карта реконструкции путешествия Мамия Ринзоо на Сахалин и Нижний Амур в 1808 - 1809 г.г.

2. Русская транскрипция японской карты с реконструкцией второго путешествия Мамия Ринзоо в 1808 - 1809 г.г.

3. Фрагмент карты Азии 1808 г.

4. Общий вид административно-торговой конторы маньчжуров в местечке Дэрэн во время путешествия Мамия Ринзоо . 1809 г. И общий вид балаганов, в которых жили туземцы во время ярмарки в Дэрэне. 1809 г.

Расшифровка сносок

[1] Русская Тихоокеанская эпопея. Хабаровск. 1979. С.437. Хидэо Фудзимото. Айну-но хака («Захоронения айнов»). Токио. 1964. С. 108-112.

[2] Эти даты вояжа «Надежды» взяты нами из работы Д.Позднеева «Материалы по истории Северной Японии и её отношений к материку Азии и России». Не исключено, что допущена ошибка, так как  Д.Позднеев сам говорит, что на  переход от Петропавловска до Нагасаки затрачен 31 день. В «Морском биографическом справочнике Дальнего Востока России и Русской  Америки» Б.Н. Болгурцева, изданном во Владивостоке в 1998 г., сказано, что  шлюп «Надежда»  вышел из Кронштадта 27.07.1803 г., в Нагасаки прибыл из Петропавловска 24.09.1804 г.,  и убыл из Нагасаки 6.04.1805 г.  В книге  А.И. Алексеева «Береговая черта», изд. Магадан, 1987.датой прибытия «Надежды» в Петропавловск на Камчатке указано 14 июля 1804 г.

[3] Сёгун (Сёогун; Шогун) – титул высшего военачальника в феодальной Японии, в руках которого с короткими перерывами находилась фактическая власть в стране (1192 – 1867 гг.). Императоры Японии в период сёгуната были лишены реальной власти. Всего было три династии сёгунов: Минамото  (1192-1219), Асикага  (1335 – 1573), Токугава  (1603 – 1867). В период 1219 -1252 годов было два сёгуна из клана Фудзивара, за ними (1252-1333) последовали сёгуны Мунэтака (1252-1266), Корэясу (1266-1289), Хисаакира (1289-1308), Морикуни (1308-1333). Кроме того при императорах были регенты и правители из кланов Фудзивара (876-1198) и Ходзё (1199-1333).  Правительство, создаваемое сёгунами, называлось Бакуфу. 

[4]  (Хоккайдоо сикоо). Ч. II. С. 13 -19. Позднеев Д. Указ. Соч. Т. II. С. 108 - 123.

[5]  Хоккаидоо сикоо. Ч. I. С. 76-78. Дмитрий Позднеев. Указ. Соч. Т. II. Ч. III. С. 63, 69.

[6] Дмитрий Позднеев. Указ. Соч. Т. II. Ч. II. С. 205. Эти сведения взяты Позднеевым из сообщения пленных японцев, которое они сделали по возвращению в Японию. 

[7] Мацуда  Дэнзюуроо до 22-го числа 1-й луны 5-го года Бунка (1808 г.) назывался Нисабуроо. В этот день он по распоряжению его отца изменил имя на Дэнзюуроо.

[8] Самарин И.А. Топонимика Невельского района. //Вестник Сахалинского музея. №8. Южно-Сахалинск. 2001. С.340. Название селения Сирануси изменено на Крильон 15 октября 1947 г. по названию мыса, данному Лаперузом в 1787 г.

[9] Сантанскими называли лодки, которые туземцы покупали на материке, так как местность около устья Амура и к югу от него называлась Сантан (Горная Татария). Длина лодки, на которой находился Мамия Ринзоо, составляла около 10 метров и ширина – около 1,2 метра. В японском языке иероглиф «сан» может употребляться и в значении «дикий». В этом случае можно полагать, что местность в низовьях Амура Мамия Ринзоо называл Дикая Татария.

[10]  Ри – путевая мера, в системе линейных мер,  равна 3,927 км.

[11] Цёо (тё) –  путевая мера, в системе линейных мер равна 109,090 м. Таким образом, лодку пришлось тащить волоком около двух километров.

[12] В эвенкийском , орочском и орокском языках «дава» ( искажение «тава»), в ульчском – «даву», в нанайском языке – «дабу» означает переваливать через горный перевал (через гору). Здесь мы видим , что названия речки Тавамаци (Мал.Табо) и местности  Табаматтэ в туземных языках были своеобразными ориентирами, и означали необходимость преодолевать перевал между речкой и морем.  Название Немденгте с маньчжурского языка переводится, как «Узкая».

[13] Следует обратить внимание, что при названии местности Сантан  для фонемы «тан» японцы применяют иероглиф, означающий «татары»,  в сочетании Сантан-эзо («сантанские дикари»), используют иероглифы, имеющие лишь фонетическое, а не смысловое значение.

[14] Во втором томе, в 3-й части  книги Позднеева Д. «Материалы по истории Северной Японии и её отношений к материку Азии и России»  на стр. 108 ошибочно, вероятно из-за опечатки, датой отправления из с. Кизи указано 5-е число.

[15] Суник О.П. Ульчский язык. Ленинград. 1985. С.193. Здесь сказано, что старинное селение Дэрэ (н), возле которого происходили ярмарки, было около озера Кизи, что является ошибкой, основанной на знании автором  о происходивших в Кизи торгах туземцев с маньчжурами. Но там туземцы разрушили строение для торгов, а название сохранилось до первой четверти 20 века. Кроме этого существовало местечко Дэрэн около устья реки Анюй.

[16] «Тоодацу кикоо» («Описание путешествия в Восточную Татарию»). 1981. С.125.

[17] «Тоодацу кикоо» («Описание путешествия в Восточную Татарию»). 1981. С. 123. В путевой мере один кэн равен 1, 818 м.

[18] Сравнительный словарь тунгусо-маньчжурских языков. Ленинград. 1975. С. 238.

[19] Существовало в то время два населённых пункта с названием Монголь. Одно из них превратилось в с. Новоильиновку, а второе ныне называется Монгол, утратив в окончании мягкий знак.

[20]Stephan John J.Sakhalin. A History. Clarendon Press. Oxford. 1971. p. 26. СтефанД. Сахалин. История. Перевод Переславцева В.В. Краеведческий бюллетень №1.Южно-Сахалинск. 1992. С.72.

[21] Матюшкин Ф.Ф. Отчёт мичмана Матюшкина о поездке в местечко Островное и тамошней  ярмарке…//Врангель Ф.П. Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю. Издательство Главсевморпуть. 1948. С.175.

[22] Хоккайдоо сикоо. Ч.II. С.80-84. Позднеев Д. Материалы по истории Северной Япониии её отношений к материку Азии и России. Иокогама. 1909. Т.2. Ч.3. С.113-114.  Здесь сказано о реке Манкоо и русских, приходивших на её берега и строивших там селения.  Тоодацу кикоо (Описание путешествия в Восточную Татарию). 1981. С.152-153. Здесь речь ведётся о реке  Кокурюокоо (т.е.  Хэйлунцзян), о  китайском, а не маньчжурском и туземном названии реки, и о русских «бандитах» (сандзоку), что является несомненным искажением описания Мамия Ринзоо.