ПО ТУ СТОРОНУ ФРОНТА. Русские военнопленные.
        |
Из жизни русских военнопленных в Германии «Весна 1915 г. останется у меня навсегда в памяти. Великая трагедия русской армии - отступление из Галиции. Ни патронов, ни снарядов. Изо дня в день кровавые бои, изо дня в день тяжкие переходы, бесконечная усталость - физическая и моральная; то робкие надежды, то беспросветная жуть…» А.И. Деникин Очерки русской смуты
Крушение власти и армии. Февраль - сентябрь 1917 Предисловие Героизм русских воинов в годы мировой войны имел свои особенности. Во-первых, в начале войны отсутствовала идеологическая мотивация, связанная с крупномасштабным вторжением противника на территорию России (как в 1812 или в 1941 гг.). Во-вторых, война еще не была тотальной, ожесточенной, как это было в 1941 - 1945 гг. Не было ни противоборства систем, ни сознательного уничтожения военнопленных. Что же заставляло солдат и офицеров русской армии умирать, когда можно было сдаться в плен? Что заставило бойцов в одном из боев отказаться от сдачи в плен и сгореть заживо в обороняемом ими доме, подожженном немцами? Какая сила повлияла на солдат 20-го армейского корпуса в Августовских лесах идти на прорыв в фактически безнадежной ситуации многократного превосходства противника в огневом и количественном отношении? Ответ один и намного прост как кажется на первый взгляд - это любовь к Отечеству, русский дух, патриотизм, верность присяге и воинскому долгу. Архивные данные [РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 426. Л. 99, 100] воспроизводят следующее количество без вести пропавших в данный период времени. Юго-Западный фронт потерял офицеров: 544 (май), 448 (июнь), 101 (июль), 150 (август); нижних чинов: 65943 (май), 110697 (июнь), 17350 (июль), 24224 (август). Северо-Западный фронт потерял офицеров: 170 (май), 167 (июнь), 624 (июль), 383 (август); нижних чинов: 36692 (май), 45670 (июнь), 134048 (июль), 80507 (август). Всего - до 515000 человек. Близки цифры Э. Фалькенгайна (до 750000 плененных за 3 месяца лета) [Фалькенгайн Э. фон. Верховное командование 1914-1916 в его важнейших решениях. М., 1923. С. 122], Рейхсархива (850000 плененных за 3,5 месяца) [Reichsarchiv. Der Weltkrieg 1914 - 1918. Вd 8. Berlin, 1932. S. 454]. Ставка Верховного Главнокомандующего на июнь 1917 г. давала цифру 2044000 человек [Комиссия по обследованию санитарных последствий войны 1914-1918 гг. М.-Пг., 1923. С. 159]. Материалы официальных органов и выкладки специалистов определяли их количество в 2550000 [Фрунзе М. Мировая война в итогах и цифрах. С. 75], 2889000 (в последнем случае считая с обмененными, умершими и бежавшими из плена) [Сысин А. Н. Беженцы и военнопленные во время империалистической войны // Известия Народного комиссариата здравоохранения. 1925. № 1. С. 9]. Введение Первая Мировая война́ (1914-1918) - война между двумя коалициями держав: Центральными державами (Германия, Австро-Венгрия, Турция, Болгария) и Антантой (Россия, Франция, Великобритания, Сербия, позднее Япония, Италия, Румыния, США; всего 34 государства). Поводом к войне послужило убийство членом террористической организации «Молодая Босния» наследника австро-венгерского престола эрцгерцога Франца Фердинанда. 15 (28) июля 1914 года Австро-Венгрия объявила войну Сербии, 19 июля (1 августа) Германия - России, 21 июля (3 августа) - Франции, 22 июля (4 августа) Великобритания - Германии.Поводом к началу войны стало убийство в г. Сараево 25 июня 1914 г. наследника Австро-Венгерского престола эрцгерцога Франца-Фердинанда и его жены. Теракт совершил член сербской националистической организации Г. Принцип. Между Австрией и Сербией разгорелся международный конфликт, в котором Россия стала поддерживать Сербию, а Германия приняла сторону Австро-Венгрии. 19 августа 1914 г. Германия объявила войну России, как ответный шаг на начавшуюся мобилизацию российских войск. Создав перевес в войсках на Западном фронте, Германия оккупировала Люксембург и Бельгию и начала быстрое продвижение на севере Франции к Парижу. Однако уже в 1914 году план германского командования на быстрый разгром Франции потерпел крах; этому способствовало наступление русских войск в Вост. Пруссии, вынудившее Германию снять часть войск с Западного фронта. В августе - сентябре 1914 года русские войска нанесли поражение австро-венгерским войскам в Галиции, в конце 1914 - начале 1915 года турецким войскам в Закавказье. В 1915 году силы Центральных держав, ведя стратегическую оборону на Западном фронте, вынудили русские войска оставить Галицию, Польшу, часть Прибалтики, нанесли поражение Сербии. В 1916 году после неудачной попытки германских войск прорвать оборону союзников в районе Вердена (Франция) стратегическая инициатива перешла к Антанте. Кроме того, тяжелое поражение, нанесенное австро-германским войскам в мае - июле 1916 года в Галиции, фактически предопределило развал главного союзника Германии - Австро-Венгрии. В августе 1916 года под влиянием успехов Антанты на ее стороне в войну вступила Румыния, однако ее войска действовали неудачно и в конце 1916 года были разгромлены. В то же время на Кавказском театре инициатива продолжала сохраняться за русской армией, занявшей в 1916 году Эрзерум и Трапезунд. Начавшийся после февральской революции 1917 года развал русской армии позволил Германии и ее союзникам активизировать свои действия на других фронтах, что, однако, не изменило ситуации в целом. После заключения сепаратногоБрестского мира с Россией (3 марта 1918 года) германское командование предприняло массированное наступление на Западном фронте. Войска Антанты, ликвидировав результаты германского прорыва, перешли в наступление, завершившееся разгромом Центральных держав. 29 сентября 1918 года капитулировала Болгария, 30 октября - Турция, 3 ноября - Австро-Венгрия, 11 ноября - Германия.В кровавой бойне отныне были попраны все законы морали и нравственности, в том числе воинской. Людей травили газами, втихомолку подкравшись, топили суда и корабли из-под воды, топили и сами подводные лодки, а их экипажи, закупоренные в отсеках, живыми проваливались в морские бездны, людей убивали с воздуха и в воздухе, появились бронированные машины - танки, и тысячи людей были раздавлены их стальными гусеницами, словно люди эти и сами были не людьми, а гусеницами. Такого, да еще в массовом масштабе, не происходило в любых прежних войнах, даже самых истребительных». Такова была повседневная реальность тех, кто оказался непосредственным участником Первой мировой. Реальность, в которой люди жили и погибали.В ходе Первой мировой войны было мобилизовано около 74 млн. человек, общие потери составили около 10 млн. убитых и свыше 20 млн. раненых, изнихубитыиумерлиотран9,5млн, 3,5млн.осталиськалеками. Русские военнопленные. Положение русских военнопленных Первой мировой войны (включая такие сюжеты, как правовые аспекты военного плена, политика своего и вражеского правительств по отношению к ним, деятельность общественных организаций по облегчению их участи, условия содержания и использование принудительного труда пленных, их контакты с местным населением, психологическое состояние оказавшихся за колючей проволокой, влияние плена на менталитет солдат и офицеров, и многие другие) этому посвящена обширная литература. С точки зрения военного руководства, плен воспринимался как позор, а пленные в большинстве своем - как предатели, изменившие долгу и присяге. В первую очередь это касалось добровольно сдавшихся в плен, каковыми считались бойцы, попавшие к противнику не ранеными и не использовавшие средства в обороне. Отмечая случаи массовой сдачи в плен нижних чинов русской армии (уже осенью 1914 г.!), командование издавало многочисленные приказы, в которых говорилось, что все добровольно сдавшиеся в плен по окончании войны будут преданы суду и расстреляны как «подлые трусы», «низкие тунеядцы», «безбожные изменники», «недостойные наши братья», «позорные сыны России», дошедшие до предательства родины, которых, «во славу той же родины надлежит уничтожать». Остальным же, «честным солдатам», приказывалось стрелять в спину убегающим с поля боя или пытающимся сдаться в плен: «Пусть твердо помнят, что испугаешься вражеской пули, получишь свою!» Особенно подчеркивалось, что о сдавшихся врагу будет немедленно сообщено по месту жительства, «чтобы знали родные о позорном их поступке и чтобы выдача пособия семействам сдавшихся была бы немедленно прекращена». Генерал А.Н. Куропаткин заявлял, что «….в военной среде сам по себе плен считается явлением позорным… Все случаи сдачи в плен подлежат расследованию после войны и наказанию в соответствии с законом». В 1916 г. в Петрограде была выпущена специальная пропагандистская брошюра «Что ожидает добровольно сдавшегося в плен солдата и его семью. Беседа с нижними чинами», где разъяснялись те репрессивные меры, которые будут применены к «предателям Веры, Царя и Отечества». Так, в газете «Наш вестник», издававшейся при Штабе Главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта для бесплатной раздачи войскам, регулярно печатались заметки под красноречивыми и часто повторяющимися названиями: «В плену», «Германские неистовства», «Немецкие зверства», «Христиане ли немцы?», «Расстрел 5000 пленных», «В следственной комиссии о немецких зверствах», «В германском плену», «Казаки о сдающихся в плен», «Распятие казака», «Расстрел казаков», «Три беглеца» и т.п. Другие издания печатали похожие по содержанию материалы: «Выдающиеся зверства австрийцев», «Как немцы допрашивали пленных», «Германские зверства в русском окопе», «Варварское умерщвление раненых», «Отравление германцами русского пленного офицера», «Кровавая расправа с пленными», «Сожжение русских раненых офицеров и солдат», «Что такое немецкий плен», «Расстрел за отказ рыть окопы для немцев», «Смерть царствует в лагерях для военнопленных», «Под прикрытием русских пленных» и др. Впоследствии, материалы, собранные Чрезвычайной следственной комиссией, были изданы отдельной брошюрой «Документы о немецких зверствах 1914-1918 гг.». Показания военнопленного лейтенанта австрийского пехотного полка, утверждавшего, что издевательство над русскими пленными в немецкой и австро-венгерской армиях было возведено в систему: «В конце апреля и в мае (1915 г. - Е.С.), при отходе русских к реке Сан, ко мне неоднократно прибегали мои солдаты – чехи, поляки и русины – и с ужасом докладывали, что где-нибудь поблизости германские и часто австрийские солдаты-немцы занимаются истязанием русских пленных, замучивая их до смерти, - рассказывал он. - Сколько раз я обращался по указанному направлению и видел действительно ужасную картину. В разных местах валялись брошенные обезображенные и изуродованные трупы русских солдат. Находившиеся поблизости германские солдаты каждый раз мне объявляли, что они лишь исполняют приказания своих начальников. Когда я обращался к германским офицерам с вопросом, правда ли это, то они мне отвечали: «Так следует поступать с каждым русским пленным, и пока вы, австрийцы, не будете делать того же, вы не будете иметь никакого успеха. Только озверелые солдаты хорошо сражаются, но для этого наши солдаты должны упражняться в жестокости на русских пленных, которые, как изменники своей Родины и добровольно сдавшиеся в плен, ничего, кроме пытки, не заслуживают» Газеты того времени гневно писали: «Зверски жестокое отношение к забираемым германцами пленным и раненым, в полноте проявляется уже с первого момента взятия их в плен, на полях сражений. Сдавшихся жестоко истязают, часто до смерти, раненых добивают прикладами и штыками. Многие очевидцы-офицеры показывают, что при них расстреливали из пулеметов группу забранных в плен казаков». Записка командира 33 эрзац-батальона капитана фон Бессера из Восточной Пруссии, от 21 августа 1914 г. «Мои люди были настолько озлоблены, что они не давали пощады, ибо русские нередко показывают вид, что сдаются, они поднимают руки кверху, а если приблизишься к ним, они опять поднимают ружья и стреляют, а в результате большие потери». В ответе его жены от 11 сентября 1914 г. мы находим следующий отклик, отражающий настроения в тылу Германии по отношению к пленным: «Ты совершенно прав, что не допускаешь никакого снисхождения, к чему? Война – это война, и какую громадную сумму денег требует содержание в плену способных к военной службе людей! И жрать ведь тоже хочет эта шайка! Нет, это слишком великодушно, и если русские допускали такие ужасные гнусности, какие ты видел, то нужно этих скотов делать безвредными! Внуши это также своим подчиненным» Подпрапорщик 12-й роты Сибирского полка А.Денисов и младший унтер-офицер Иван Банифатьев рассказывали: «Из Брезин повели нас почти раздетых, без сапог и шинелей к границе. Многие из нас были раненые, больные. Шли мы 6 дней. Нас не кормили. Подведут к яме с картошкой или свеклой и кричат: «ешьте, русские свиньи». Раненые, истекая кровью, шли версты две. Хотя мы друг друга всю дорогу и поддерживали, но, выбившись из сил, отставали и падали. Отсталых немцы всех убивали. До границы нас не дошло и половины. Здесь посадили нас в грязные вагоны. В каждый вагон набили человек по 80-90. Везли нас с запертыми дверями. Окошек не было. Духота – невыносимая. От истощения и тесноты некоторые умирали. Мы их клали к стенке вагона. Стон, крики раненых и больных наводили на всех ужас. При виде всех этих страданий некоторые из нас были близки к сумасшествию. Я, говорит Денисов, несколько раз плакал. В Берлине наши вагоны открыли. Мертвых из вагонов мы вынесли. Нам дали супу и по небольшому куску хлеба; хлеб был с соломою, но мы были готовы есть и камни…» Рядовой 6-й роты Л.гв. Семеновского полка Василий Кузнецов рассказывал: «…В Сувалках пленные производили работы. Я лично работал по хозяйству и по погрузке на железной дороге, но мне известно, что наши пленные в районе Сувалок рыли окопы даже под огнем русской артиллерии, причем трое были убиты… С пленными русскими немцы обращаются очень плохо. Бьют палками, почти не кормят. Для солдат из евреев делают исключение и назначают старшими на работы…». Нижние чины фельдфебель 206-го Сальянского пехотного полка Иван Лаврентьев Аношенков и старший унтер-офицер 74-го Ставропольского полка Захарий Иванов Жученок, вместе бежавшие из плена, сообщили: «…В плену кормят очень плохо, бывает поэтому много краж нашими пленными. При погрузке провианта двух наших пленных нижних чинов расстреляли в Раве-Русской за то, что взяли одну бутылку вина и несколько хлебов. Обращение жестокое вообще…» И. Анашенок дополнил: «…Работали мы в Белжеце по разгрузке разных вещей - провианта и фуража, но я, как фельдфебель, не работал». Подтвердил это и З. Жученок: «…Я, как старший унтер-офицер, не работал и оставался в палатке и познакомился с фельдфебелем Аношенок, и мы решили бежать из тяжелого плена…..». 11 июля 1915 г. «Наш вестник» публикует рассказ еще двух беглецов – младшего медицинского фельдшера 314-го полевого подвижного госпиталя Ивана Еленского и стрелка 39-го Сибирского полка Нила Семенова, подробно описавших свое пребывание в лагере военнопленных и особенности распорядка в нем: «…Пленные помещались в конюшне квартировавшего там до войны кавалерийского полка. В каждом стойле было размещено по 6 чел., что создавало невероятную тесноту. Вскоре же появились разные заболевания. В первое время пленным давали три фунта хлеба на два дня, но это продолжалось не более двух месяцев, после чего те же три фунта давали на пять дней, а иногда не выдавали по несколько дней. На завтрак и ужин пленным отпускался черный кофе, горький, не больше одного стакана на каждого, а обед состоял из жидкой похлебки в очень недостаточном количестве. Положение ухудшалось тем, что немцы никому не разрешали иметь деньги и с первого же дня отняли не только все деньги и ценные вещи, как-то: часы, кольца и проч., но даже сняли со всех шинели и сапоги, выдав взамен их деревянные башмаки, которые были невероятно тяжелы и терли ноги. В качестве охраны к ним были приставлены ландштурмисты, почти все сплошь пожилые люди. Эти солдаты были страшно грубы и жестоки. Когда появились среди пленных больные, то никакой медицинской помощи им не оказывали; немцы не верили в их болезни, подозревали притворство и отправляли к врачу лишь тогда, когда больной в изнеможении падал на работе или был уже близок к смерти в вонючей конюшне. Кроме этих доказательств болезни, немцы ни во что не верили. При заявлении пленного о недомогании его обыкновенно били тесаками и прикладами, после чего гнали на работу. Много таких больных умерло прямо на работе. Курить пленным не разрешали под страхом жестокого наказания. В течение первых нескольких недель плена им запрещено было говорить что-либо между собой, что явилось непосильной тягостью для несчастных, лишенных даже этого утешения. Несмотря на тесноту и грязь в помещении и сопряженную с этим нечистоплотность пленных, немцы ни в коем случае не позволяли им помыться, мотивируя это тем, что русские - свиньи и в этом не нуждаются...» (32). Описывая условия труда военнопленных на принудительных работах, беглецы рассказали, что 24 ноября 1914 г. их отправили на сооружение каналов для электрической станции в местечке Брансберг. Всего было отправлено около 500 чел., причем им пообещали плату и улучшение пищи, но обманули: условия были ужасны, пленным не выдали никакой одежды, не вернули даже шинелей, люди «работали по колено в ледяной воде, а после работы не могли даже высушить одежду». Причем «работали по 12 ч в сутки, без исключения, без различия звания». Из Центрального Комитета Российского Общества Красного Креста в конце августа 1916 г. сообщали: «В Комитете получены сведения, что наши военнопленные в Германии и Австро-Венгрии в значительно большом числе умирают от туберкулеза и что вообще зараза этой болезнью, принимая там на почве недоедания угрожающие размеры, может послужить очагом распространения этой болезни и в России при возвращении наших пленных. Ввиду этого необходимо кроме усиления продовольствования наших военнопленных посылками съестных припасов соглашение с Германией и Австро-Венгрией об эвакуации туберкулезных больных в нейтральные страны». К лету 1915 года о Московском отделении Особого комитета Российского общества Красного Креста стало известно не только в России, но и за рубежом. В него стали поступать сотни тысяч обращений из лагерей Германии и Австро-Венгрии, а также от родственников военнопленных из разных городов и местечек европейской части России, Средней Азии и Сибири. Сообщения были примерно следующего характера. Телеграмма Томского городского комитета от 8 марта 1915 года (по старому стилю): «Возможно или нет через вас отправить пищевые продукты, в частности, сухари, русскому комитету в Стокгольме для русских военнопленных, находящихся в Германии. Если эта помощь нашим войскам осуществима без риска конфискации продуктов германским правительством, население Тюмени и уезда горячо откликнется на ваш призыв. Телеграфируйте ответ». В русском обществе существовали разные мнения насчёт помощи военнопленным. Вот две основные позиции против помощи из России: 1. Материальное содержание русских военнопленных должно производится из экономических ресурсов страны противника, ибо любая, даже самая незначительная материальная помощь военнопленным, поступившая из России, лишь усиливает экономические ресурсы Германии и облегчает ей ведение войны. 2. Ассигнования на улучшение быта военнопленных очень рискованны, так как «могут вызвать у слабонервных элементов нашей армии представления, что государство снисходительно относится к таким нежелательным явлениям, как сдача в плен здоровых солдат…». Тем не менее на совещании Московской городской думы и комиссии гласных представителей городской думы от 10 июня 1915 года постановили: «…ассигновать в распоряжение состоящего при Московском городском управлении Комитета помощи военнопленным и застигнутым войной за границей пятьсот тысяч рублей на развитие его деятельности по облегчению положения русских военнопленных… Просить городского голову обратить внимание военного министра, председателя Гос. думы, а равно и других должностных лиц на необходимость улучшения русских военнопленных…». С 31 октября по 1 ноября 1915 года в Москве прошёл сбор средств под лозунгом «Москва - русским военнопленным». Собрали около 100.000 рублей. Отметим: в 1915 году килограмм хлеба стоил 5-6 копеек, говядина и баранина - примерно по 25 копеек за килограмм. Гусь стоил 85 копеек, утка - 40, курица - 30, куропатка - 15. Униформа для военнопленных в германских лагерях
К концу войны численность военнопленных, содержавшихся в германских лагерях, составляла около 2,4 миллионов человек из 13 государств. В самом начале войны взятым в плен вражеским солдатам разрешалось донашивать свою униформу, а в случае, если она была непригодна к носке, им выдавались трофейные комплекты обмундирования. Однако по мере увеличения численности военнопленных одежды уже перестало хватать, и уже концу осени первого года войны перед германской военной администрацией остро встала проблема экипировки продолжавших поступать в лагеря военнослужащих стран Антанты. Принципиально новый тип фуражки был учрежден Прусским военным министерством 13.11.1916 г. Отныне головной убор военнопленных представлял собой мягкую фуражку из грубой черной шерсти, на околыш которой нашивалась широкая светло-коричневая лента, а по тулье проходил светло-коричневый кант. Козырек изготавливался из различных материалов - от черной кожи до вулканизированной фибры (гибкий водостойкий кожеобразный материал) или даже картона. Внутренняя подкладка изготавливалась из грубой льняной ткани. Окончательный вариант верхней одежды для военнопленных был учрежден 18.09.1917 г. и представлял собой короткую однобортную куртку из черной шерсти со стоячим воротником без выпушки, которая застегивалась на пять черных пуговиц из кокосового ореха. Для комфорта носки внутренняя поверхность куртки обшивалась грубой льняной тканью. Карманы у куртки отсутствовали, на верхнюю часть левого рукава нашивалась светло-коричневая парусиновая повязка шириной 10 см. Нехватка шерстяной ткани для пошива униформы для военнопленных, обнаружившаяся в августе 1917 г., привела к тому, что в лагеря с армейских складов стали поступать комплекты различного обмундирования. Вначале это были темно-синие мундиры “мирного времени” (Waffenrock M1895), которые должны были перешиваться и окрашиваться в черный цвет. Дефицит красителей привел к тому, что военнопленные стали носить мундиры оригинального цвета. Параллельно солдат снабжали и всеми другими доступными видами немецкой верхней одежды цвета фельдграу со споротыми погонами. К концу войны, 25.07.1918 г. Военное министерство Пруссии учредило шинель для военнопленных. До этого в холодное время года солдат снабжали старыми немецкими армейскими шинелями. Шинель (Mantel für Kriegsgefangene) со стояче-отложным воротником шилась из черной шерсти и имела два боковых кармана с внешними клапанами. Спереди она застегивалась на шесть черных пуговиц из кокосового ореха, сзади пришивался хлястик, застегивавшийся в центре на одну пуговицу. На верхнюю часть левого рукава нашивалась светло-коричневая повязка шириной 10 см. Нехватка текстиля в Германии вызвала необходимость крупномасштабного производства бумажной ткани, из которой и стали изготавливаться нарукавные повязки различных оттенков, вплоть до белого. Из записок пленного Якова Львовича Копелиовича III. Плен. «[...] Рано утром на следующий день нас повели к костелу, возле которого помещался штаб корпуса3. В ожидании распоряжений мы простояли голодные целый день. Между прочим, на наших глазах расстреляли жалкого старика - русина, вероятно, за мнимое шпионство. Есть не давали, а купить за свои деньги тоже не разрешали. Был адский холод; накрапывал мелкий осенний дождик, а мы, голодные, оборванные, в дрянной обуви, простояли целый день под открытым небом. На просьбы дать поесть некоторые из часовых утешали тем, что нас скоро куда-то поведут, где дадут кушать и все, что нужно. Словом, обещали рай! А пока, в счет будущих благ, отбирали у нас кокарды, баклаги, вообще все, что им нравилось. Наконец, нас куда-то повели. Было часов пять вечера. Мы были уверены, что нас ведут в какие-нибудь казармы. Но не тут-то было: вышли за город и поплелись по грязной бесконечной дороге, в сопровождении злых мадьяров, не понимавших ни слова ни по-русски, ни по-немецки и изъяснявшихся больше всего на языке прикладов и байонетов4. Голод достиг неимоверных размеров: все стали ценить кусок хлеба. Деньги потеряли всякую ценность [...] Кроме голода не меньше давала себя чувствовать и грязь: паразиты осаждали нас со всех сторон, и их нельзя было искоренить даже паровыми дезинфекторами, работавшими беспрерывно две-три недели. Доходило до того, что фотографы приезжали специально для того, чтобы снимать пленных, в разных позах истребляющих паразитов. Обслуживающие нас австрийские солдаты держались от нас на почтительном расстоянии, боясь заразиться. Напрасно мы с нетерпением ждали бани и белья. Так продолжалось несколько месяцев еще и тогда, когда нас перевели в специальный лагерь военнопленных - в Миловицы [...]». V. Лагерь Миловицы. «И потянулся длинный ряд тяжелых дней заключенных пленных с убийственной тоской и мучительным однообразием. Под влиянием такой тяжелой обстановки и ужасных условий жизни, действующих неблаготворно на психику более культурных людей, у массы стали проявляться низкие животные инстинкты: стали играть в карты, обыгрывая друг друга до последней нитки; стала развиваться торговля с сопровождающим ее обманом и шкуродерством. Ночная тишина сонного барака часто нарушалась дикими, душу раздирающими, криками: то солдаты самосудом расправлялись с ворами. Нужно отдать справедливость, что главным образом голодные крали у более сытых хлеб. Несмотря на все запреты, в лагере появились спиртные напитки, под влиянием которых часто происходили драки, в которых пускались в ход и ножи. Возникли столкновения между пленными и часовыми, кончавшиеся поранениями. Подобная жизнь стала невозможна для более чувствительных членов солдатской среды. Были вольноопределяющиеся, среди которых было много юристов, инженеров, студентов, фармацевтов и т.п. Естественно, что они стали группироваться отдельно и искать выход из этого положения. Вскоре положение всех пленных изменилось к худшему: до сих пор мы жили в каменных бараках, а в ноябре нас перевели в специально построенный лагерь. Сколоченные на скорую руку, низенькие бараки из тоненьких досок, крытых толью, без пола, с маленькими окошками в крыше и узеньким проходом между рядами двухэтажных нар - были скорее приспособлены для конюшен или свинушников, только не для людей. В каждом бараке помещали 650-700 чел.; воздуха и света было мало; со стен и крыши капало; бараки не отапливались; тюфяков, подушек и одеял не было и помещались на соломе; паразиты осаждали со всех сторон; горячую пищу ухудшили, а хлеба стали выдавать по 1/2 ф[унта], смешанного из кукурузы, ячменя, бобов и картошки. Естественно, что быстро стали развиваться эпидемические болезни, как-то: тиф, холера, оспа, рожа, туберкулез и т.п. Все эти болезни они вначале лечили голодом. Между прочим, последним средством они часто лечили и относительно здоровых людей: если кто-нибудь в бараке провинится перед профосом6 (пленные называли его прохвостом), весь барак - 600-700 чел. - оставляли на день-два без пищи или хлеба, иногда без того и другого, причем в эти дни запирались кантины7, чтобы нельзя было купить на свои средства. Оригинальный вид экономии и наказания. Кроме этой меры массового наказания круговой поруки скоро появились более культурные, более гуманные индивидуальные наказания: шпанги и привязывание к позорному столбу. К этим столбам, специально построенным во всех батальонах, привязывали в солнечные жаркие дни людей за самые ничтожные поступки таким образом, что в течение двух часов весь корпус висел на скрученных сзади руках, еле касаясь носками земли. Если "преступник" не выдерживал, его обливали холодной водой и заставляли висеть до конца [...] С какой жадностью читали чешские и немецкие газеты, ища в них какой-нибудь намек на мир - напрасно: вся газета пестрит преувеличением своих побед и умалением поражений; поразительное сходство у всей буржуазной прессы всех стран. Приблизительную правду мы выуживали между строчками. К рождеству фон нашей серой жизни окрасился маленькой радостью: некоторые счастливчики получили из дома письма и даже посылки. Какая это была радость! Дома знают, что жив, и могут надеяться опять увидеть того, кого уже, быть может, оплакивали. Вначале можно было писать, сколько и когда угодно, но вскоре разрешили писать только одну открытку в две недели. Наша жизнь всё более и более ухудшалась. С нетерпением, но вместе с тем беспокойно и тревожно - ждали весны: все понимали, что весной болезни будут еще сильнее распространяться. Полтора месяца в бараке я болел чем-то вроде инфлуэнции, но в январе 1915 г. заболел брюшным тифом. Мне не верилось тогда, что истощенный организм в состоянии будет перенести эту тяжелую болезнь, тем более что когда-то уже болел тифом. У меня была температура 39,5, когда меня ввели в холодный барак, означавший госпиталь, где помещалось еще несколько сот тифозных. Болезнь моя прошла не особенно тяжело и держалась три месяца. Выздоравливающих кормили грубой пищей и ржаным хлебом, отчего было много случаев возвратного тифа. Можно сказать, что всех больных выходил русский ротный фельдшер Макаров, неутомимо работавший днем и ночью. Подобно матери, он ни на шаг не отходил от больных, поправляя постели и великодушно выслушивая бред больных [...] Не могу обойти молчанием также двух врачей чехов, неоднократно покупавших на собственные средства для больных более дорогие лекарства - это доктор Фюрст и Лиха: добрая человеческая улыбка не сходила с их лица, когда они находились возле больных. Никогда не изгладится из памяти зверский поступок мадьярского караула: в припадке белой горячки один из больных вскочил с постели, схватил кусок железа и стал гнаться за служителем, который вызвал караул; началась форменная атака вооруженного караула на несчастного больного. Победа оказалась на стороне мадьярского войска, поднявшего несчастного больного на штыки; через несколько часов он скончался. Надо было предложить командованию преподнести этому геройскому караулу "орден на шею за храбрость и пулю в сердце за жестокость". Этот случай так подействовал на больных, что многие, еще не вполне оправившиеся от тифа, поторопились выписаться в общий барак; к последним принадлежал и я. Оказалось, что за время моей болезни вольноопределяющихся перевели в отдельный барак, отличавшийся от остальных тем, что стены и потолок были оклеены серой бумагой. Мне также удалось устроиться с ними. Вначале жилось довольно сносно, по крайней мере, так казалось мне, только что вернувшемуся с того света. Вскоре к нам перевели графа Толстого8 - внука Льва Николаевича, сына Ильи Львовича, князя Яшвиля9 и прапорщика Вукотича - племянника черногорского военного министра10. Они раньше жили с нашими офицерами и были переведены к нам в наказание после неудачного побега. Вместе с ними приставили к нашему бараку часовых, и 40 человек лишились прежней относительной свободы; непосредственные виновники, в свою очередь, были наказаны арестом на три недели. Вначале часовые ставились с 6 час[ов] вечера, а днем мы могли свободно ходить по лагерю. Вскоре бежали два других вольноопределяющихся, тоже неудачно: через три дня их поймали и посадили на гауптвахту; наказали и всех нас тем, что часовые стояли уже возле нас беспрестанно. Жизнь становилась невыносимой: мы были прикованы к тесным баракам без воздуха, света и движения; не имели возможности сообщаться со всеми остальными пленными. Это был плен в квадрате. Так продолжалось несколько недель до пасхи, и мы думали, что снимут посты и нас освободят. Единственным утешением в эти мрачные дни был для нас батальонный австрийский офицер - хорват Ясенко - человек в высшей степени интеллигентный, добрый и чуткий. Если не ошибаюсь, он состоял приват-доцентом Венского университета по естественным наукам. Он много тратился на подарки, которые часто делал многим пленным; часто приносил нам книги на русском языке и очень заботился о том, чтобы у нас сняли посты, не считаясь с неприятностями, которые навлекал на себя. Его стали подозревать в славянофильстве. По его настойчивым просьбам и за его ответственностью на три дня пасхи сняли посты. На следующий день вторично бежали граф Толстой, князь Яшвиль и прапорщик Вукотич. Положение наше еще больше ухудшилось: опять были приставлены часовые и с нами стали обращаться строже. На 12й день беглецы были пойманы и посажены в крепость, а австрийский офицер Ясенко предан суду за содействие побегу. Положение в лагере ухудшалось, и пленные, в массе не получавшие из дома поддержки, истощались и, естественно, потянулись на работы. Ежедневно отправлялись большие партии. Горе тем, кто попадал на казенные работы: пища была паршивая, а работа каторжная; многие сами себя калечили, чтобы избавиться от этой работы. Нелегко было и тем, кто попадал на полевые работы к помещику. Каждый стремился попасть на работу к крестьянину, где работать приходилось тяжело, но кормили вдоволь [...]». Ист. РГАСПИ. Ф. 70. Оп. 3. Д. 412. Л. 30, 32-34, 35-38, 39. Подлинник. Машинописный текст. Из воспоминаний военнопленного Никифора Дмитриевича Голубенко «[...] В феврале мес[яце] 1916 года я и ряд товарищей были отправлены в концентрационный лагерь Зальцведель. Хочу отметить, какое было отношение к русским военнопленным со стороны даже гражданского населения13, зверски к нам относились. Когда нас перевозили из одного лагеря в другой в закрытых вагонах, мы стояли, тесно прижавшись один к другому, на железнодорожных станциях старые и малые бросали большие камни в вагоны и кричали "русские капут". Нас просто ненавидели, как своих злейших врагов, забыли о том, что мы такие же люди. В этом новом лагере были уже деревянные бараки, но положение военнопленных было также очень тяжелое. В этот концлагерь были присланы украинские буржуазные националисты, но мы об этом сразу не знали, причем все они были в гражданской форме. У нас же среди военнопленных была создана группа РСДРП, в которой я также состоял. Лагерь был очень большой, и я находился в 4-м блоке. Немцы по всему лагерю расставили украинских националистов в гражданской форме, разговаривали [они] только на украинско-галицийском языке, и нам очень трудно было их понимать. Для них были устроены комнаты в бараках, где находилось по 2-3 человека. Украинские националисты начали проводить работу среди военнопленных по вопросу отделения России от Украины и Украины от России. Это была их основная задача нахождения в лагере среди нас. Нам пришлось вести с ними борьбу и не поддаваться на их ухищрения. С одной стороны, они проводили работу, а с другой стороны, мы как члены РСДРП проводили работу о том, что никакого отделения Украины от России быть не может. Было специальное помещение, как бы клуб, где проводились дискуссии по этому вопросу. Дело дошло до рукопашного боя. Это было как раз в дни февральской революции 1917 года. Было много избито украинских националистов военнопленными. Нам тоже попало хорошо. Украинские националисты, видя, что получилось чуть ли не восстание, запросили помощи у немцев. Немцы дали роту солдат и выставили на крыше пулеметы, начали производить обстрел военнопленных. Затем выстроили всех военнопленных, стояли так с утра до поздней ночи, а затем немцы ходили и выбирали тех, кто им не нравился почему-либо, и здесь же на глазах военнопленных избивали до полусмерти. Несмотря на жестокий террор, украинским националистам и немцам не удалось провести свою авантюристическую, гнусную политику. Но военнопленные были разбиты на группы и высланы из этого лагеря 4го блока. Я и ряд моих товарищей попали в лагерь Гарделеген. Из этого лагеря нас немедленно отправили в соляные шахты, где держали под стражей и проволочным заграждением и спускали нас под землю метров на 600 для работы в соляных шахтах. Но мы не унывали, мы и там начали проводить работу среди военнопленных, которые там работали до нас. Вся наша работа была направлена на то, чтобы не работать, а делать видимость работы [...]» Ист. РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 15. Д. 365. Л. 7-9. Подлинник. Машинописный текст. Из дневника военнопленного М. Мартынова. «В цепях мировой реакции» 1918 г. 28 апреля. Лагерь Черск (Восточная Пруссия). «[...] Я в плену. Сегодня идет уже шестьдесят четвертый день моего пребывания в германской неволе. Шестьдесят три дня протекло с того злополучного момента, когда я сделался "игрушкой капризной судьбы": будучи уволен по демобилизации, я возвращался с фронта домой, но попал не домой, в Советскую Россию, а попал в германский плен. Это происходило не в разгар мировой войны, а в период мирных брест-литовских переговоров, когда война фактически окончилась, когда ангел мира летал над окровавленной землей. 6 мая. Итак, мы переселились в лагерь Ламсдорф. Сегодня нас подвергли медицинскому освидетельствованию. По телосложению и состоянию здоровья люди разбиты на несколько категорий. Затем унтер-офицеров отделили от рядовых и разместили каждую группу отдельно. Я попал в самый крайний барак, N 19. Перед этим бараком за проволочными заграждениями тянется широкое поле. А вдали видна утопающая в зелени деревушка с возвышающейся над ней протестантской кирхой. Условия жизни здесь, в общем, таковы, как в Черске. Порция хлеба немного меньше. Утром вместо холодного кофе дают сладкий суп. Суп привозят немцы в баках на троликах по узкоколейной линии. Вечером также выдается суп. Ежедневно перед раздачей утреннего и вечернего супа производится поверка всех пленных. Бараки здесь имеют вид землянок и удобней для житья. На территории лагеря песку нет, а растет трава. Как в бараках, так и перед ними поддерживается чистота. [...] 10 мая. Вечером стоявший против нашего блока часовой оказался довольно разговорчивым немцем. Он охотно говорил с пленным евреем о революции в России и о большевиках. В то время, когда внимание часового было отвлечено разговором, на другом конце сразу несколько русских полезли через проволоку. Часовой заметил убежавших и побежал к тому месту. А в это время те, которые заговаривали его, стали здесь перелезать. Часовой сюда кинулся, в это время там побежали. Подоспевшие соседние часовые открыли сильный ружейный огонь по бегущим по полю. В результате - несколько убитых и раненых. Говорят, что всего выбыло из лагеря около пятнадцати человек. 22 сентября. Имение Рупперсдорф. С сегодняшнего дня пошел четвертый месяц со дня моего приезда в имение Рупперсдорф, где продолжаю работать до сего дня. Хотя тяжело мне приходится здесь, хотя мало свободного времени в моем распоряжении, но все же я попытаюсь возобновить свой дневник. Постараюсь припомнить и изложить вкратце свой приезд в Рупперсдорф. 21 июня 1918 г. я в числе пяти человек в сопровождении одного конвойного выехал из лагеря Ламсдорф на сельскохозяйственные работы. Перед вечером до захода солнца мы высадились на маленькой станции и пошли пешком по шоссе, обсаженном с обеих сторон вишневыми деревьями. В этот чудный вечер нам пришлось промаршировать около 9 километров. Было около 11 часов вечера, когда мы пришли во двор имения. Нас привели в столовую, заставили сложить наши вещи на пол, посадили за стол и подали большую миску картошки "в мундире", два хлеба, миску творога и кофе, разбавленное молоком. И вот мы, как люди, достаточно наголодавшиеся в лагерях, принялись энергично расправляться с тем, что было подано на стол. Между тем весть о нашем прибытии разнеслась по имению, и любопытные обитатели его стали стекаться со всех уголков посмотреть на нас. Прибежали работницы, прислуга инспектора и прочий женский элемент здешнего населения. Они до крайности были удивлены нашим аппетитом и стояли, смотря на нас и качали головами. А мы, невзирая ни на что, продолжали свое дело, и вскоре не осталось ничего от того, чего хватило бы позавтракать десятку человек в нормальном состоянии. Эту ночь спали в одном помещении со старыми пленными (их было 12 чел.), а на другой день нам отвели отдельную комнату во дворе, возле сада. Прежде всего в окна этой комнаты вделали железные решетки, затем соорудили нары на пять человек, выдали бумажные матрацы и одеяла. В этом помещении продолжаем коротать свою невольническую жизнь до настоящего дня. Собственно говоря, в помещении приходится только ночевать, а весь день находимся на работе в поле, в огороде, на дворе или в сарае. Утром нас будят в пять часов. Собравшись и умывшись, идем на кухню завтракать. В шесть часов утра висящий во дворе колокол зовет весь рабочий люд имения на работу. Работа продолжается до 9 часов. В 9 часов - перерыв (до 9 [1]/2 часов). С 9 [1]/2 часов работают до 12, с 12 до 2 - обеденный перерыв. После обеда работа начинается в 2 часа и продолжается до 8 часов, причем в 5 часов делается перерыв, продолжающийся до 5 [1]/2 часов. Работа не производится только в воскресный день. Это единственный день, в который пленные могут что-либо сделать для себя: починить одежду, помыть белье, помыться, побриться. В другое время этого сделать нельзя: нужно работать на благо помещика. Сегодня 22 сентября - воскресенье, и мы по обыкновению не работаем. После завтрака вынесли матрацы для проветривания, занялись уборкой помещения, после стиркой белья. В такие дни время проходит незаметно и с удивительной быстротой. [...] 1919 г. 27 апреля. Лагерь Ламсдорф. Ровно четыре месяца прошло с тех пор, как я покинул сахарный завод Шотвиц и приехал в Ламсдорф. Эти четыре месяца ознаменовались событиями, которые до некоторой степени изменили наше положение к лучшему: опеку над русскими военнопленными взяла междусоюзническая комиссия (Антанта). По лагерям разосланы американские солдаты и офицеры, на которых возложены задачи улучшения быта и положения пленных, контролирование действий немецкой администрации. В наш лагерь американцы приехали в конце февраля. Я помню этот день. Тогда было солнечно и тихо. Все мы, обитатели лагеря N 2, построились на площади полукругом, в центре которого стоял американский пастор, офицер, представители комендатуры и русский доктор П-э. Последний фигурировал в качестве переводчика. Он переводил речь американского майора на русский язык и передавал нам. Майор сказал, что они (американцы) имеют две задачи. Задача первая - содействовать эвакуации на родину русских военнопленных, и задача вторая - пока этого не достигнуто, заботиться об улучшении положения пленных в лагерях. "Вы должны выполнять все, что мы будем предписывать, - сказал майор. - В этом залог успеха в деле осуществления этих трудных задач". И действительно, продовольствие улучшено. Порция хлеба увеличена до 600 г, суп стали варить с мясными консервами, на руки выдаются консервы, сыр, галеты, чай, папиросы. Сугубое внимание уделяют американцы также и делу поддержания чистоты в лагерях. Пленных стали чаще мыть и снабжать бельем. Немцы уже проявляют больше обходительности и снисхождения по отношению к пленным. [...] 12 июня. Размножившиеся за последнее время блохи и крысы увеличивают сумму страданий. Один из обитателей нашего барака, бывший подпрапорщик, в своем стихотворении так изображает ночное времяпровождение пленных: Спит барак... В ночном молчаньи Электричество горит. Слышно сонное чесанье, Кто-то стонет и кричит... Храп отовсюду раздается, Оглашая все концы, Стая крыс, визжа, несется, Как донские жеребцы. Вдруг земляк среди полночи Как ужаленный вскочил, Дико вытаращил очи И рубашку с плеч стащил. И трясет ей и махает. Что за шум, переполох? Это пленный вытряхает Из своей рубашки блох. [...] 20 июня. Американский сержант, исполнявший должность каптенармуса на складе, тронулся умом. [...] 1921 г. 3 февраля. Немецкие женщины, с которыми пленные жили как с женами (на рабочих командах), продолжают приезжать в лагерь и разыскивают своих "хлопов". По целым дням они стоят у проволочных заграждений и заглядывают в лагерь. Если кто из пленных хочет "отделаться" от них, то не выходит к ним. Многие женщины с детьми. Положение их неважное. [...] 21 февраля. Набор транспорта закончен. Всего набрано 1800 человек. Это число будет разбито на две партии: 1100 человек и 700 чел. Вторая партия, 700 чел., будет присоединена к другому транспорту, выезжающему из другого лагеря, и поедет на другом пароходе. Отъезд обеих партий состоится завтра - 22 февраля. Вечером транспортники устроили собрание, на котором избрали транспортную комиссию. Постановлено организовать сбор пожертвований на приобретение знамен и бантов. Вечером я занялся приготовлением в далекий путь. Я уложил свои вещи в чемодан, коробки и увязал всё надежным образом. Выдали на дорогу хлеб, маргарин, консервы. Мы сдали матрацы и одеяла. Итак, всё готово к отъезду». Ист. РГАСПИ. Ф. 70. Оп. 3. Д. 817. Л. 1а, 7, 9, 11-12, 22, 26-27, 28, 64-65, 69, 75. Копия. Машинописный текст. Начальник штаба русской армии генерал М. В. Алексеев призывал запретить общественную помощь пленным, дабы направить всю активность «земства» на поддержку воюющей армии. «Пленные находятся в условиях жизни более сносных, чем защитники Родины на фронте, которые ежеминутно подвергаются смертельной опасности…», - высказывался будущий организатор Февральской революции и Белого движения. После Февральской революции 1917 г. Временное правительство поначалу громко декларировало отказ от прежней царской политики подозрения к пленным, заявив устами военного министра А. Керенского: «В новой России иное отношение к военнопленному ее гражданину. С него решительно снято всякое подозрение, к нему – сострадание, любовь и признательность». Однако, когда летом 1917 г. начались массовые сдачи в германский плен, тот же Керенский возмущенно высказывался в адрес новых пленников кайзера: «Неужели обманутая Родина должна помогать и им?» Франкфурт на Одере торжественное мероприятие на кладбище русских военнопленных ПМВ Затронув тему русских военнопленных во время Первой мировой войны, конечно я не мог обойти и такую важную тему как кладбища для военнопленных. Если сравнивать концентрационные лагеря Второй мировой войны, где у каждого военнопленного, особенно если он славянин не было шансов на выживание в следствии тяжелого рабского труда, и тяжелых жизненных условий. У всех узников лагерей военнопленных путь был один, через крематорий. Как же поступали в Германских лагерях с умершими русскими военнопленными в период Первой мировой войны, как относилось к этой проблеме командование Рейхсфюрера? Я нашел ответ в статье напечатанной в одной из немецких газет…. «Священник обошел вокруг памятника и окропил его святой водой. Одним из интересных таких моментов в истории Первой мировой войны, было Освящение кладбища военнопленных состоявшееся 25 июля 1915 года…. Кладбище располагалось рядом с лазаретом лагеря. У подножия оборонительного сооружения с восточной стороны возвышается высотой 31,5 метр деревянный крест. Надпись на нем гласит « Иисус Христос вчера и сегодня и во веки тот же». Напротив этого христианского символа расположен военный мемориал, который был зачехлен, именно к открытию оного и было приурочено это событие. Первоочередные выступления были со стороны духовенства, в заключении всех выступлений представителей духовенства слово взял комендант лагеря Трютцилер фон Фалкенштайн. В своей речи он уточнил состояние лагеря с санитарной точки зрения». В начале прошлого (1914 года) лагерь был рассчитан на 6000 тысяч человек. Долгое время пленные и конвоиры должны были оставаться в землянках, палатках и бараках. Но уже к Рождеству пленные были переведены в другой лагерь, а на их место поступило 11000 тысяч новых. В месте с новыми была завезена эпидемия сыпного тифа, но в течении нескольких месяцев была подавлена, но за пределы лагеря она не распространилась. Она унесла 43 жизни, хотя 12000 тысяч находились рядом друг с другом. Погибших же похоронили на освященной земле, что послужит удовлетворением требований представителей дальней Родины покойных. Русский хор был собран не далеко от мемориала, и сопроводил песнопением его открытие. Покров упал, и взору представился выполненный со вкусом памятник, с посвящением высеченным на табличке «Почившим-военнопленным товарищам». Затем под выделяющийся чистотой и мягкостью звучание русского хора было возложено шесть траурных венков. Кладбище русских военнопленных в городе Дебрецен. Еще одним из таких кладбищ русских военнопленных, было кладбище в г. Дебрецен. Во время Первой мировой войны русские военнопленные стали поступать в г.Дебрецен с осени 1914 г. Русские военнопленные были задействованы на сельскохозяйственных работах, а также в местной промышленности. В июне-июле 1915 г. в лагере русских военнопленных разразилась эпидемия холеры, в результате которой умерли сотни воинов, похороненных впоследствии рядом с лагерем. В настоящее время на кладбище имеется 60 братских могил, в которых покоится прах 1618 русских военнопленных. Кроме того, на кладбище находится 218 индивидуальных могил, где похоронены военнопленные из разных государств-участников войны, умершие от ран в военных госпиталях Статья написана по материалам опубликованным в журнале «Казачий дозор». Более подробно с материалами об открытие кладбища Франкфурт-на-Одере, вы уважаемые читатели можете ознакомиться в журнале «Казачий дозор» . Из жизни русских военнопленных в Германии. Приказ по 2-й армии Северо-Западного фронта, за № 4 от 25 июля 1914 года гласил: «В одном из донесений я усмотрел, что несколько нижних чинов без вести пропали. В большинстве случаев без вести пропавшие впоследствии оказываются в плену. Попадать в плен - позорно. Лишь тяжело раненный может найти оправдание. Разъяснить это во всех частях» Согласно немецкой статистике, 1 420 479 русских солдат и 14 050 офицеров попали в плен в годы войны. После прибытия с фронта военнопленных делили на роты или бараки во главе с унтер-офицером национальности роты. Разделение пленных по национальному признаку было также одним из важнейших элементов немецкого управление пленными – украинцам, полякам, прибалтам, грузинам предлагались лучшие условия содержания в комплексте с пропагандистской литературой. После войны пленные должны были стать проводниками германофильской и антирусской политики дома. Часто пленные из национальных окраин империи, особенно украинцы и грузины, сопротивлялись сами этой обработке, распространявшуюся пропагандистскую литературу собирали и прятали, били тех, кто оказался к ней восприимчив. Согласившихся сотрудничать с лагерной администрацией называли предателями и им угрожали расправой. Офицеры (рангом выше унтер-офицеров) и солдаты содержались раздельно – так полагалось и по международным соглашениям, и чтобы офицеры не организовали саботаж, побег или другие антинемецкие акции с участием солдат. Контроль в плену устанавливался и с помощью самих пленных. Унтер-офицеры в бараках должны были сотрудничать с комендатурой лагеря и поддерживать установленный порядок. Если все было хорошо, офицер получал денежное вознаграждение. Среди пленных набирались знающие немецкий язык для работы переводчиками и надсмотрщиками на обязательных работах на кухне, в поле или в ремесленных мастерских. Унтер-офицеры и переводчики, пытаясь сохранить свое привилегированное положение на службе у немцев, нередко плохо обращались с соотечественниками. Социальные конфликты между офицерами и солдатами, свойственные русской армии, сохранялись и в плену. Один бежавший из плена солдат говорил позже: «Было хорошо, пока наши старшие не брали верх. А потом немцы дали им право нас колотить и сечь розгами и со своими старшими стало хуже… Когда пленные стали сами собой управлять, в это время у них начались всякие кражи и неприятности… Жили мы между собой в ссорах, которые происходили из-за пищи». В лагерях Первой мировой войны обычной практикой было допущение самоуправления - пленные открывали в лагерях лавки, вели художественную деятельность, искали благотворительную помощь и распределяли. Лагерные комитеты самоуправления собирали библиотеки, строили небольшие церкви, организовывали лекции, кружки по интересам вплоть до самых экзотических у офицеров (например, общество любителей солнечных ванн в Нейссе). Немецкие коменданты оставляли за собой право в случае нарушений порядка наказывать пленных, например, отменой концертов и спектаклей на какое-то время. Лагерные комитеты сами определяли и наказания за мелкие проступки. Например, за нелегальную торговлю «собачкой» (самогоном) могли приговорить к нескольким дням «черпака», то есть чистки туалетов, а за более серьезные нарушения пленный мог провести несколько ночей вне барака и спать на улице даже при плохой погоде. В лагерях немцы никогда не доводили до массового смертельного голода, но обильным пропитание пленных никогда не было, особенно в конце войны, когда Германия испытывала жестокий продовольственный кризис. Хуже всего приходилось тем, кто не имел доступа к сельскохозяйственным работам. Можно было также просить о посылке с едой из дома, но сообщать домой о голоде и других проблемах плена заключенным не разрешалось. Пленные проявляли немалую изобретательность в обходе почтовой цензуры. Один пленный писал домой: «Я живу здесь с Ермолаем Кормильичем Голодухиным, с которым ты вскоре познакомишься, мы с ним неразлучны». Не всякий переводчик, ежедневно проверявший десятки и сотни писем, написанных разного качества русским почерком, мог обратить внимание на такую хитрость. Некоторым цензорам, особенно русским немцам, все же удавалось обнаружить иносказания в почте. Например, один солдат с юмором писал, что живет «…как на Выборгской стороне», другой - что живет «не хуже, чем в нашем пансионе в деревне Медведская». При этом речь шла о психлечебницах или тюрьмах в России. Пленный, офицер, в тексте письма сделал ссылку на Библию: «2 Кор. 11 - 27». Открыв Писание в указанном месте, читаем слова: «в труде и в изнурении часто в бдении, в голоде и жажде, часто в посте, на стуже и в наготе». Помощь плѣннымъ. Вопросъ о положенiи нашихъ военнопленыхъ въ Германш неоднократно обсуждался въ нашей печати. И все-таки его важность далеко не въ достаточной мѣрѣ осознана нашимъ обществомъ: его помощь ничтожна въ сравненiи съ размѣромъ бѣдствiя. А между тѣмъ забвенiе о тѣхъ, которые понесли за насъ величайппя жертвы и въ тяжкомъ плѣну не перестаютъ страдать за родину, есть признакъ упадка духа и омертвѣние нацiональнаго чувства. Это-забвенiе о томъ самомъ, о чемъ мы должны всего больше помнить, - о самой Россiи. Именно такъ толкуется во вражескомъ станѣ наше небреженiе и наше равнодушiе къ судьбѣ нашихъ плѣнннковъ. Тамъ на этомъ признакъ; нашей нацiональной анемiи и апатiи строятся расчеты на немецкую побѣду, на грядущее расчлененiе Россiи и на ту тяжкую контрибуцiю, которая пресѣчетъ самую возможность нашего экономическаго возрожденiя въ будущемъ сдѣлаеть насъ навеки рабами и данниками Германiи. Наше пассивное отношение къ ужасамъ германскаго плѣна учитывается въ Гермаyнiи, какъ предвѣстникъ той малодушной покорности, съ какою 'мы по окончанiи кампанiи примемъ нашъ собственный плѣнъ. Пусть будетъ нашъ откликъ на нужды военноплѣнныхъ напоминашемъ объ этой великой опасности и о великой нашей нацiональной обязанности. Да послужить онъ выраженiемъ горячаго протеста русскаго общественнаго мнѣнiя протiвъ всякаго нѣмецкаго плѣна, и противъ того, который уже есть, и противъ того, который готовится намъ нашими врагами. Россiя должна дѣломъ показать, что съ этимъ плѣномъ она не примирится никогда, что она скорее истечетъ кровью, чѣмъ допуститъ его хотя бы для части своихъ гражданъ и русской территорiи. Наши военнопленные должны почувствовать, наконецъ, что дома ихъ не забыли, что не оскудѣлъ тылъ нашей доблестной армiи, что онъ попрежнему готовъ нести всё жертвы, которыя могуть оказаться полезными для дальнѣйшаго веденiя войны и для пострадавшихъ защитниковъ родины. Помимо той матерiалыюй пользы, которую можетъ принести такая помощь, она необходима какъ свидетельство неизсякаемой бодрости духа и силъ нашего нацiональнаго самосознанiя. Кн. ЕвгенiйТрубецкой. Условия содержания и жизнедеятельности русских военнопленных были наиболее тяжелыми по сравнению с пленными других союзных армий (прежде всего в смысле питания) – в плену погибли до 40 тысяч военнослужащих. Более 25% пленных нашло применение в сельском хозяйстве. В среднем военнопленные трудились по 12 часов в сутки. На фронтовых работах («под огнем», что запрещалось международными договорами) было задействовано до 6% военнопленных. Военнопленные подвергались физическим и моральным истязаниям, предпринимались попытки их идеологической обработки. Из каждых 10000 бывших военнопленных, вернувшихся из Германии, больны были более 6700 человек. Леонтий Гончарук, 73-го пехотного Крымского полка, заявил, что за побег из плена из Перемышля он был подвергнут следующим истязаниям: в крайне неудобном сидячем положении был скован цепями и продержан в таком положении 2½ суток без пищи. В крайне неудобном висячем положении был привязан к дереву в течение 2½ часов. Свидетелями были: 53 Подольского полка рядов[ой] Васильев, 76 пехотного Кубанского полка ряд[овой] Лях и 134 пех[отного] Феодосийского полка ряд[овой] Одушенко.
В концентрационном лагере военнопленных в Дунашердагели, в Венгрии, помимо многих наказаний, которым подвергаются наши солдаты, наказываемого иногда раздевают догола, кладут в тесный гроб, плотно закрывают его крышкой, имеющей для притока воздуха 1-3 небольших дырочки, и в таком положении держат 2 часа. Этому наказанию были подвергнуты рядовые: 17 уланского Миргородского полка Трофим Михайлов Кравченко, впоследствии бежавший из австрийского плена, и 325 пехотного Царевского полка – Сергей Шеянов, возвратившийся на Родину как инвалид. По словам Кравченко, он задохнулся бы, если бы часовой время от времени не открывал бы крышки. Шеянова за курение табака положили в гроб, на дне которого были расположены ребром, на пол-аршина одна от другой, доски, которые врезались в спину и причиняли невыносимые мучения. Двухчасового наказания гробом Шеянов не мог перенести и лишился чувств. Крышку гроба, однако, не всегда открывали, так что некоторые пленные в гробу теряли сознание, задыхались или сходили с ума. Все это удостоверили: 1) старший унтер-офицер 280 пехотного Сурского полка Яков Михайлов Ерыгин, 2) рядовой того же полка Иван Дмитриев Припачкин, 3) подпрапорщик 84 пехотного Ширванского полка Филипп Александров Пашков, 4) младший унтер-офицер 81 пехотного Апшеронского полка Степан Григорьев Ухан, 5) ефрейтор того же полка Афанасий Данилов Благодарный, 6) рядовой того же полка Клим Ильин Блынский, 7) рядовой 310 пехотного Шацкого полка Александр Феоктистов Рябошапка, 8) рядовой 326 пехотного Белгорайского полка Тимофей Григорьев Лисанов, 9) унтер-офицер 26 пехотного Могилевского полка Егор Иванов Слесарев и многие другие. По словам Ерыгина, гроб был обит жестью. Въ германскомъ плѣну. (Записано со словъ В. М. Глѣббова). «Мы наступали въ Восточной Пруссiи. Бои развивались для насъ вполнѣ благополучно, и мы уже до нѣкоторой степени привыкли къ боевой обстановкѣ и смѣло шли впередъ... Вблизи уже былъ Лансдененъ; мы брали германскiе окопы и шли дальше... Нашъ полкъ въ количествѣ; нѣсколькихъ эскадроновъ получилъ приказанiе двинуться впередъ и занять укрѣпленныя позицiи нѣ-мцевъ; местность была намъ знакома, такъ какъ накануне бои шли какъ разъ въ этихъ же мѣстахъ и мы, смело двинувшись впередъ, заняли безъ боя несколько крестьянскихъ домовъ, но убедились въ томъ, что передъ нами немцы, укрѣпишшеся въ цѣломъ ряде другихъ такихъ же избъ. Выставивъ впередъ пулеметную команду, мы принялись усиленно обстреливать нѣмецкiя позицiи; дѣйствiе нашего огня, и въ особенности пулеметовъ, было таково, что немцы не выдержали и понемногу начали выскакивать изъ домовъ и перебѣгать дальше. Если вначалѣ занятыя нами избы служили надежнымъ прикрьтемъ отъ ружейнаго и пулеметнаго огня, то теперь, когда на поле битвы была выдвинута артиллерiя, избы стали для нея прекрасной цѣлью и черезъ несколько минутъ уже наша часть несла громадныя потери ранеными и убитами. Держаться дольше было почти немыслимо и мне пришлось такъ или иначе выводить людей изъ боя, тѣмъ более, что по донесенiямъ сосѣднихъ частей, во флангъ намъ выходила нѣмецкая пѣхота, и мы легко могли быть окружены. Послѣ краткаго совѣта принимается рѣшенiе начать отступленiе. Рядомъ со мной лежатъ и усердно стреляютъ всего лишь три или четыре солдата... Понемногу начинаемъ перебѣгать вс.тѣдъ за отступающими нашими частями. Дѣлаю нѣсколько шаговъ и чувствую, что ногу резко хлестнуло чѣмъ-то горячимъ... Падаю… Нога раздроблена и каждое малѣйшее движете вызываетъ такую невѣроятную боль, что все тѣло покрывается испариной и трудно заглушить невольный крикъ. Моя битва закончена!.. Слышу родную рѣчь и передо мной появляется одинъ изъ моихъ солдатъ. Откуда онъ взялся, гдѣ онъ былъ, не знаю, только чувствую, что сейчасъ, быть-можетъ, порвется послѣдняя связь съ родиной и въ лицѣ этого солдата родина шлетъ мнѣ свой прощальный привѣтъ. Съ трудомъ приподнимаюсь. - Что тебѣ? - Такъ что, ваше благородiе, дозвольте я васъ отнесу отсюда. - Куда жъ ты меня понесешь, милый... ты видишь, во мнѣ безъ малаго шесть пудовъ, а ты вонъ какой маленькш... - Да нѣтъ ужъ, дозвольте... Я какъ-нибудь... Вдругъ, откуда-то сбоку, появляется нѣмецкiй солдатъ. - Подойдите ко мнѣ,-кричу по-нѣмецки. - О... Русскiй офицеръ... Нѣмецъ набрасывается на меня со штыкомъ, но я всѣмъ своимъ существомъ сознаю, что ударить меня онъ не можетъ, и спокойно улыбаюсь. Действительно, нѣмецъ невольно опускаетъ винтовку. - Перевяжите меня, я лежу ужъ несколько часовъ и истекаю кровью. - Сейчасъ придетъ нашъ докторъ, онъ перевяжетъ васъ. Солдатъ принимается обшаривать мои карманы. Подходятъ друпе солдаты. Тѣ; не набрасываются на меня, а утѣшаютъ, какъ могутъ, предлагаютъ коньяку, и кто-то изъ нихъ даже угощаетъ папиросой. - А, русская свинья! - Вотъ видите, сказалъ я обезкураженнымъ солдатамъ, вашъ докторъ только обругалъ меня, а не перевязалъ и я могу изойти кровью. - Погодите, господинъ офицеръ, сейчасъ придетъ другой докторъ, тотъ много лучше этого, онъ вамъ поможетъ. Дѣйствительно, другой докторъ оказался много сердобольнее и, наскоро перевязавъ меня и впрыснувъ морфiя, приказалъ тащить въ лазаретъ. Взвалили меня на шинель и понесли. Вмѣстѣ съ другими ранеными русскими солдатами повезли насъ въ какой-то городъ, гдѣ помѣстили уже въ настоящiй лазаретъ и гдѣ было обѣщано, что къ моей исковерканной ногѣ отнесутся со всѣмъ внимашемъ. Нога вся затекла, загноилась, опухла. Но тутъ даже нѣмецкiе санитары пришли въ ужасъ отъ такой совершенно ненужной пытки и решительно заявили своей «милосердной сестрицѣ», что они этого не допустятъ, и что сапогъ необходимо разрезать. Сапогъ разрѣзали и ногу промыли. Послѣ этого я былъ оставленъ на произволъ судьбы. Кормили насъ такъ: мнѣ, какъ офицеру, полагалось утромъ порцiя цикорiя безъ сахара, затемъ кружка молока (только офицерамъ) и на обедъ картофельный супь въ продолжение всего моего пребывашя въ плѣну, при чемъ мне еще, какъ офицеру, маленькiй кусочекъ свиного сала, солдатамъ же не полагалось въ супе ничего. Русскимъ военноплѣннымъ полагалось два лекарства, имѣвшiя исцелять ихъ отъ всѣхъ возможныхъ болѣзней и способствовать быстрому заживленiю ранъ: аспиринъ и касторка. Полгода лежалъ я, подсунувъ подъ себя обѣ руки, нога гноилась и распухала, температура не спадала и мученiя не прекращались ни на минуту. Я убѣдился, что ногу мнѣ сохранить не удастся, и самъ сталъ просить о томъ, чтобы ее мнѣ отрѣзали. И вотъ здѣсь, среди всего описаннаго мной ужаса, мелькнуло что-то свѣтлое, человѣческое. Отрѣзать и залѣчить мнѣ ногу поручили извѣстному германскому хирургу Миллеру. Ампутировалъ онъ меня, впрочемъ, не сразу и всячески оттягивалъ день операцiи. Стали поговаривать и объ обмѣнѣ инвалидовъ. Разумеется, меня утешали тѣмъ, что въ первыя очереди я ни въ коемъ случаѣ не попаду и что томиться мнѣ придется еще очень долго. 28-го сентября 1913 г. прибылъ я въ Петроградъ и 1-го октября прiѣхалъ въ Москву, гдѣ и лѣчусь теперь, съ ужасомъ вспоминая всю неимовѣрную тяготу и мучительности германскаго плѣна и врачебнаго ухода». Ноябрь 1915 г. Москва (печатается в сокращенном варианте) Возвращение пленных в условиях начавшейся в России Гражданской войны обернулось большим количеством проблем, особенно в 1918 году, когда пленные шли огромными массами, иногда десятками тысяч человек в день. По воспоминаниям писателя В.Б. Шкловского, на некоторых вагонах были указания: «Если умрешь, отвезут до Курска и там похоронят в «горелом лесу», а гробы [повезут] обратно». В Германии осталось более 20 тыс. пленных (в том числе много русских немцев), решивших не возвращаться в охваченную пожаром гражданской войны Россию. Иногда пленные принимали решение об эмиграции, успев побывать на родине. Так, русская газета «Руль» сообщала в марте 1921 г. о военнопленном, который вернулся в Советскую Россию и, пробыв там полтора месяца, увидел разруху и массовую нищету. Под впечатлением этого зрелища он принял решение, не заезжая домой, пешком через Литву вернуться в Германию, избегая пограничные заставы. После закрытия лагерей пленники жили в Германии на правах свободных иностранцев, так, как если бы они были обычными беженцами из России, которые много тогда было в Европе. Воспоминания полкового врача 1914-1957 гг. Константина Васильевича Криворотова
«За полгода до начала первой русско-германской войны я был откомандирован от военного сухарного завода назад в свой полк и в первые же дни мобилизации в должности старшего врача был направлен с полком на Западный фронт. Здесь мы, пленные, особенно страдали от двух вещей - голода и сыпного тифа. В лагере «Котбус» содержалось около 10 тысяч человек, попавших в плен главным образом в августе 1914 года с Самсоновской армией. А первый раз они попали в баню (когда она была устроена) в январе (!). В результате на людях была такая масса вшей, что если лежит снятый с такого человека мундир, то кажется, он как живой шевелится. Из бывших в лагере десяти тысяч сыпным тифом переболело шесть с половиной тысяч человек. В разгар эпидемии из амбулатории, случалось, отправляли в лазарет (такой же двухъярусный барак, где на нарах и под нарами лежали вплотную три соломенных грязных матраса, подушка и одеяло) до 150 больных в день. В лагере нас, врачей, работало 45 человек. Из нас сами заболели сыпным тифом 25 человек, пятерых мы схоронили... Постепенно пищевое довольствие начало падать в лагере все ниже и ниже. Особенно для русского человека был чувствительным недостаток хлеба, которого к концу войны выдавалось только по 250 граммов на день. Там я впервые увидал как пухнут с голоду. Сам я, не болевший в плену, по возвращении домой, оказалось, потерял полтора пуда весу (24 кг). Вся оставшаяся дома моя одежда висела на мне, как на вешалке, и многое пришлось перешивать. Помимо чисто медицинской работы (лечебной) я выполнял функции лагерного врача хозяйственно-административного порядка с уклоном в санитарию. На этой почве обычно отвоевывал у немцев что можно для пленных, за что всегда пользовался расположением последних. К концу 1917 года война России с Германией прекратилась, в России произошла революция, а мы все еще продолжали сидеть в плену и только 8 октября 1918 года, на самый праздник Октября, были на санитарном поезде привезены в Петроград, украшенный плакатами «Добро пожаловать в свободную Россию!». Пару дней мы прожили здесь, потом дня на два перевезены были в Москву в какой-то госпиталь или эвакопункт, где, к слову сказать, набрались вшей немногим меньше, чем в Котбусе. Отсюда я был направлен в свой город Елец, на Елецкий эвакопункт, на должность «врача для поручений» уже в Красной армии. Вернулся я из плена вместе с братом Николаем, который тоже был в плену на Австрийском фронте и с которым мы съехались в Германии в последнем отправном лагере. По прибытии в Елец ввиду крайнего упадка сил и плохого питания (потерял полтора пуда весу) мне был дан двухмесячный отпуск. Однако через месяц-полтора я с отделением эвакопункта был командирован на Южный фронт сначала в город Валуйск, а оттуда вскоре же в город Купянск. Здесь работал как начальник эвакопункта, как врач бывшего при нем стационара и как руководитель эвакуации раненых и больных, главным образом завшивленных, сыпнотифозных. Сам заразился и заболел сыпным тифом. Ввиду моего тяжелого состояния из Ельца была вызвана ко мне жена, которая, оставив четверых детей в Ельце у бабушки, приехала в Купянск. В начале лета линия фронта приблизилась к самому Купянску, и накануне взятия его белыми я был забран из больницы и погружен в самый последний эшелон (вагоны-теплушки), отходивший когда под городом шла уже пулеметная стрельба. Утром, когда наш хвостовой эшелон, успевший отъехать только верст семь, вместе с многими другими был обстрелян из взятого за ночь Купянска, окружен и взят в плен вместе с находившейся в одной теплушке со мной моей женой. Через короткое время, по восстановлении железнодорожного движения после боев, я был отправлен без всякого конвоя, а также с врученным мне запечатанным пакетом вместе с женой в Ростов-на-Дону, в тамошнее военно-санитарное управление. По прибытии туда был освидетельствован врачебной комиссией и признан негодным ни к какой работе на шесть недель после перенесенного тифа, по истечении которых долженбыл явиться на комиссию вторично. Совершенно неожиданно в управление зашел врач, с которым четыре года тому назад мы были вместе в плену в Германии, теперь же он работал старшим врачом санитарного поезда в белой армии. Узнав о моем безвыходном положении, он предложил мне поступить к нему в поезд младшим врачом (взяв с собой жену), что он здесь легко может оформить и сегодня же вечером приходить нам обоим на поезд, заполненный больными и ранеными, которых они везут на Кавказ. «Пока поправитесь, будете лежать в своем купе, а потом станете помогать мне», - сказал он. Я согласился, и вечером того же дня мы заняли с женой отведенное нам при вагоне-перевязочной двухместное купе, в котором проездили около года вплоть до прихода Красной армии и взятии Новороссийска. За это время я успел проболеть в нашем поезде около двух месяцев брюшным тифом. Работа, когда поправлялся, была мне знакома и посильна, бытовые условия жизни неплохие. Незадолго до этого старший врач перевелся с поезда куда-то на другое место, и я остался одним врачом за старшего и за младшего. При освобождении нас красной армией мы попали сначала в распоряжение Новороссийского Красного Креста, который назначил меня старшим врачом на том же бывшем моем поезде. Жену при первой возможности я отправил к детям в Елец, а сам остался работать со своим поездом на Кавказском фронте... По окончании военных действий в 1921 году распоряжением Главсанупра (Главного санитарного управления) я был переведен на службу в город Горький и на следующий год демобилизован.»
Статья из журнала «Искры», № 15, 1916 год. «От ктитора (прим. - создатель храма) церкви наших военнопленных офицеров в Гнаденфрей (прим- В. Силезия), в Германии, мы получили трогательное письмо. Он пишет о том, как устроили церковь на чердаке того помещения, в котором они живут. Все сделано из картона и сатина и все это ручная работа гг. офицеров, золотистым и серебряным порошком сделаны звезды и кресты на царских вратах и голубом небе над алтарем. Но у них нет самого главного - икон и крайне нуждаются в свечах. Поэтому ктитор с товарищами обращается с общей просьбой к добрым людям прислать им иконы, хотя бы даже бумажные и свечи в 3 и 5 копеек. "Мы здесь горячо молимся в нашей скорби, - пишет он, - и будем молиться и за тех, которые окажут нам доброе дело". Просят прислать иконы Воскресения, Вознесения и Св. Троицы по следующему адресу:...» Источник: «Искра», № 15, 1916 год Отрывок из его книги «В плену» Ч.1, 1915-1916 гг. Капитана 106-го Уфимского полка Успенский А.А. Он попал в плен весной 1915 г. в р-не Сувалки.
«И вот, с ведома старшего в лагере, я, совместно с представителями от французов, англичан и бельгийцев, обратился к коменданту с просьбой отвести всем исповеданиям для Богослужения - манеж, а нам, православным, - назначить постоянного священника. Комендант согласился не сразу, и только в октябре разрешил устройство разборного (каждый раз) храма, в манеже и в тоже время, к нам назначен был постоянный священник (из Нейссе) приехал о. Назарий, иеромонах Почаевской лавры, бывший на войне благочинным священником 52-й пех. дивизии, ревностно преданный своему делу молитвенник. Положение русских военнопленных в лагерях Германии было несколько лучше и легче, чем в каторжных тюрьмах и рабочих командах. Сами лагеря находились в самой Германии. Зачастую вблизи больших немецких городов. Во многих солдатских лагерях в подробности знали обстановку лагерной жизни, составляли опросный лист в виде анкеты, который заполнялся военнопленными солдатами. Зачастую по любому обвинению военнопленных сажали в военную тюрьму, в лучшем случае отдавали или ссылали в карательный лагерь. Воспоминания: Докторъ Петровъ Федоръ Васильевичъ, 270-й Гатчинскiй полкъ….. «Въ плѣнъ попалъ 30-IX 1914 года около Тильзита въ бою въ полѣ. Захваченный въ плѣнъ вмѣстѣ съ другими врачами и офицерами, я былъ отведенъ въ Тильзитъ. Когда мы стояли въ городѣ, то онъ казался почти пустымъ, но приведенные въ городъ уже плѣнными мы увидѣли, что онъ былъ полонъ народа. Толпы изрыгая брань, не имея очевидного достаточного запаса ругательствъ на нѣмецкомъ языкѣ, выкрикивали по-русски площадную брань. Впечатлѣние было таково. Что если бы не конвой, то насъ разорвали бы на части. Докторъ Эпштейнъ ѣхалъ на телѣгѣ съ ранеными. Во дворѣ казармы, куда насъ привезли, нѣмецкiй врвчъ съ крикомъ набросился на него и приказалъ солдатамъ стащить его съ телѣги. Его избили прикладами и кулаками. Насъ повели въ коридоръ казармы, гдѣ допрашивали въ теченiи 4-хъ часовъ, за это время намъ не только не дали ѣсть, но даже не предложили сѣсть. Послѣ обыска и допроса насъ помѣстили въ маленькую комнатку, такъ что кровати стояли въ 2 яруса. Въ ноябре 1914 года меня послали въ лагерь Алтенъ - Грабовъ подлѣ Магдебурга. Лагерь на 30000 плѣнныхъ. Въ лагере была маленькая комнатка съ землянымъ поломъ, но съ кроватями и эта комната носила названiе «Лазаретъ». Гулять намъ, врачамъ, разрѣшалось по одной указанной аллеѣ, длинною съ версту. Намъ было разрѣшено покупать кое-что въ кофейнѣ. Плѣные посылокъ не получали, письма шли очень плохо. Зимой 1916 года, несмотря на имѣющiйся въ лагерѣ уголь, бараки плѣнныхъ по нѣскольку дней не отапливались, сплошь и рядомъ температура въ нихъ была ниже нуля. Летомъ 1916 года мы получили разрѣшенiе ходить въ городъ съ вооруженнымъ часовымъ. Столоваться мы должны были на унтеръ-офицерской кухнѣ и только 2 раза въ недѣлю получали по маленькому кусочку мяса. Жалованье намъ платили совѣршенно произвольно, я получалъ 335 марокъ въ месяцъ, т.е., я расписывался въ полученiи такой суммы. Способы наказанiя (въ лагере) для солдатъ были слѣдующiе: привязыванiе къ столбамъ, переноска определенной кучи камней съ мѣста на мѣсто указанное число разъ, битье кусками электрического кабеля въ спецiальномъ застѣнкѣ, карцеръ и голодъ. Посылки (для пленных) расхищались на почтѣ при ихъ цензурированiи и въ канцелярiи лагерного офицера». Находясь в германских лагерях русские солдаты писали родным давая о себе короткие сведения. В период 1914-1917 гг. очень мало приходило сведений о положении русских в германских концентрационных лагерях. Были и «благотворительницы». Началом делу благотворительности было положено кружком русских женщин. Которые в качестве доброволиц работали в комиссии общения военнопленных с семьей и родиной. Приходя в учрежденную при Петроградском городском комитете союза городов, они получали список русских военнопленных, у которых не оставалось никого из родных, либо тех, кто в силу военного времени утратил связь со своими близкими. Списки составлялись на основании сведений о русских военнопленных которые получались из Германии. Из этих списков так называемым «приемным сыновьям» посылалась посылка, в которой находилось; - белье, - сухари, - мыло. - полотенце, - почтовая бумага, - карандаш. Цена на такую готовую посылку составляла от 3 рублей 50 коп. до 10 рублей. В посылке за 3 рубля 50 коп. находились следующие вещи: - смена белья, - 1 пара портянок, - четверть фунта (0,1135 кг.) чая, - 1 фунт (0,454 кг.) сахара, - полфунта (0,227 кг.) мыла, - четверть фунта (0,1135 кг.) табаку или 100 штук папирос, - 2 фунта (0,908 кг.) баранок. Посылка за 5 рублей 50 коп. содержала: - смену теплого белья, - портянки, - полотенце, - носовой платок. Остальное содержание соответствовало содержанию посылки за 3 рубля 50 коп. Посылка за 10 рублей была немного полнее остальных, в нее входило: - смена теплого и смена холодного белья, - пара перчаток, - пара носков, - два носовых платка, - полотенце, - 1 фунт (0,454 кг.) сахара, - 3 фунта (1,363 кг.) баранок, - полфунта (0,227 кг.) мыла, - четверть фунта (0,1135 кг.) чая, - четверть фунта (0,1135 кг.) табаку или 120 штук папирос. Одновременно с посылками отправлялось письмо, в котором говорилось или просилось указать, в чем нуждается сейчас солдат. Приведем ниже отрывки из ответов из писем на письма «благотворительниц»; «….Вы спрашиваете, как живу я?, Живемъ всѣ мы, какъ живутъ въ плѣну. Тщетно писалъ домой, отвѣта все нѣтъ. А тутъ вдругъ получилъ неожиданно вѣсточку отъ васъ, и я ухватился, какъ утопающiй за соломинку, и можетъ быть благодаря вашей заботѣ я буду счастливъ хоть что-нибудь узнать объ отцѣ, братьяхъ и сетрахъ……» из письма военнопленного Полушина, из г. Белы, находящегося в лагере для военнопленных в Хемнице. Две женщины доброволицы, Екатерина Ломова и Наталья Воропаева -находившись в плену писали: «…Дорогое наше общество. Шлемъ вамъ привѣтъ изъ Германiи и отъ души благодаримъ за ваше попѣченiе о насъ и еще разъ благодаримъ васъ….. Мы - двѣ женщины - доброволицы сидимъ въ одномъ домѣ и не можемъ вамъ дать отвѣта о другихъ нуждающiхся; такъ какъ не видимъ ихъ. Носимъ мы арестанскую одежду, что насъ очень печалитъ, что мы не въ своей милой военной формѣ…..» из письма Екатерины Ломовой и Натальи Воропаевой, лагерь Нейштейн (Schloss-Strasse, № 6) «Вы этой посылкой сдѣлали для меня великiй праздникъ. Вы дорогая благотворитѣльница первая протянули мнѣ руку пом,ощи и доброты вашей я никогда не забуду…» из письма Терентия Потапушкина, из лагеря Альтен-Грабовблиз Магденбурга. «Отъ переполняющихся чувствъ, не могу выразить той благодарности, которая была бы достойна сравняться съ хоть одной сотой счастья, которое я испыталъ, получивъ отъ васъ подарокъ къ Рождеству Христову…. Дай Богъ вамъ удесятеренное и пошли Господь вамъ счастье, силу и мужество, работать на благо отечества….» из письма военнопленного Иосифа Редькина, содержавшегося в лагере во Франкфурт на Одере. В своих письмах солдаты слали своей родине горячие пожелания победы над врагами, глубокую благодарность своим благотворителям. При том положении в которых находились русские военнопленные, они медленно угасали. В получаемых посылках с бельем, сухарями, табаком, солдаты находили сведения, что их родина еще сильна, не смотря на немецкие наглые высказывания, что Россия ослабла в войне. Что по всему фронту началось отступление русских войск (1915 год). Вот что писалось в посланиях к военнопленным; «…Устали миллiоновъ дѣтей, женъ и матерей молить милосерднаго Госпола дать побѣду нашему воинству. Близокъ часъ, близокъ часъ, потерпите братья и отцы, томящiеся въ неволѣ, еще есть порохъ въ пороховницахъ, не ослабла и Богъ дастъ не ослабнѣтъ, а преумножиться наша сила!!!...» Вот что писала военнопленные из Саксонии; «Находясь въ плѣну болѣе года въ Германiи, русскiе военноплѣнные осмѣливаются прибѣгнуть къ комитету о военноплѣнныхъ съ великою просьбою. Не оставьте насъ, будьте добры прислать намъ книгъ поучиткльныхъ и для развлечѣнья-по вашему усмотрѣнюi….. Не оставляйте нашей просьбы, помогите, мы будемъ молить Бога за родину и вѣчно благодарить» Комиссия общения с военнопленными начала все больше и больше получать письма с просьбой о присылке съестных припасов. В письмах была видна безотрадная картина голодовок среди военнопленных. Многие семьи в отличие от тех кто оплакивал своих убитых, радовались и молили Бога, что их близкий жив и попал в плен. Многим, читая статьи и заметки не хотелось верить, что немецкий народ, говоривший и гордившийся своей культурой на весь мир, дошел до бессмысленной, тупой жестокости. Читая это все, не хотелось верить, хотя многие осознавали, что в заметках есть доля правды. Зверства немцев были так часты, проводились так обдумано и систематично, что думать о какой то случайности, либо одиночным проводимой жестокости совершенно не приходилось. Зверства над военнопленными русскими солдатами подтверждались устами и письменными показаниями вернувшихся из плена инвалидами. В Петрограде учрежденная Чрезвычайная следственная комиссия под председательством Н.П.Карабчевского, занималась расследованием зверств немцев над военнопленными. На основе архивных материалов следственной комиссии, в 1917 году, была издана в Петрограде: типографией товарищества А.С. Суворина, книга Базилевича М.П. «Альбом снимков из жизни русских пленных в Германии и Австрии». Книга рассказывала о жизни и страданиях русских пленных в германском плену С выходом этой книги русское общество ознакомилось с ужасным положением и содержанием русских солдат в немецком плену. С теми лишениями, рабством, голодом. Эпидемиями, истязающим непосильным трудом, которые выпали на долю русских военнопленных. По данным чрезвычайной комиссии от эпидемии, рабского труда, голода, истязаний и пыток погибло до 400000 человек. Захваченного солдата или офицера в плен, в начале отводили в штаб полка или дивизии, устраивая ему допрос. Таким образом, пытаясь узнать о живой силе армии или дивизии, полка, артиллерии, о местонахождении полка или дивизии. Было немало героев, которые оставались верными своему долгу, присяге, отечеству. Они не за что не хотели говорить, открывать своему врагу силы и расположение своих частей. Разглашение значило предательств своих братьев. Эти герои отказывались отвечать на поставленные вопросы, тем самым подвергались страшным пыткам и истязаниям. Молчавшую жертву начинали пытать. Их избивали до полусмерти, срезали у них куски кожи, надрезывали уши или отрезали их совсем. При этом используя ржавые, тупые перочинные (карманные) ножи или ножницы. Отрезали языки, вырывали бороды. Затем избитую. Исколотую штыками, истерзанную пытками жертву скручивали веревками по рукам и ногам и подвешивали. Одними из таких героев были сибирские, Никита Спиглазов и Николай Бедрин. Судя по дате гибели этих казаков, это произошло в ходе боев по ликвидации Свенцянского прорыва. История появления 9-го Сибирского казачьего полка в этой местности такова. 6-й и 9-й Сибирские казачьи полки были отправлены на театр войны только июле 1915. В августе на правом фланге 10-й армии Северо-западного фронта оба полка с полубатареей составили отряд генерал-майора А.С. Потапова, ранее отличившегося набегом на Мемель. 1 сентября 1915 года от отряда Потапова отделился 9-й Сибирский казачий полк и направился на Вилейку, но встретив там германские разъезды, стал беспорядочно отходить к Борисову. По приказу командующих 2-й и 10-й армии полк был «найден» в Плещеницах и направлен в Молодечно, где соединился с авангардом 27-го армейского корпуса, оттеснившим немцев за р. Уша. Из Молодечно полк был направлен в д. Лебедево куда и вышел с боем 6 сентября 1915 года. Деревня, а тогда местечко, Лебедево расположена юго-западнее, и не далеко от д. Ручица. 6 сентября 1915 года 9-й Сибирский казачий полк овладел д. Лебедева. Из нее были направлены в разведку разъезды казаков в несколько направлений. Один из разъездов есаула М. Менькова встретился с немецким конным патрулем. В завевавшемся бою казак 6-й сотни Никита Назаров тяжело ранил выстрелом в живот немецкого офицера, который замахнулся саблей на есаула Менькова. После боя с раненого офицера сняли награды и забрали документы, в том числе штабные карты. Этим раненым немецким офицером оказался лейтенант, принц из известного рода Турн-и-Таксис (von Thurn und Taxis). В разведку, к деревне Ручица, где находился вражеский штаб, были посланы и казаки 6-й сотни 9-го Сибирского казачьего полка Никита Спиглазов и Николай Бедрин. То, что в Ручице разместился немецкий штаб, не было никаких сомнений. Они проникли в расположение противника, но были обнаружены германским кавалерийским разъездом. И были взяты в плен. Надо сказать, что в Первую мировую войну немцы казаков в плен, как правило, не брали, пристреливали на месте, были даже приказы по воинским частям где запрещалось говорить в плену о службе в казачьих частях. Чрезвычайная следственная комиссия по расследованию нарушений законов и обычаев военного времени австро-венгерскими и германскими войсками провела расследования этого вопиющего случая садизма в деревне Ручица. «Направленные председателем Чрезвычайной следственной комиссии А. Н. Кривцовым Войсковому наказному атаману Сибирского казачьего войска генерал-лейтенанту Сухомлинову данные из расследования об истязании германцами казаков 9-го Сибирского Казачьего полка Н. Спиглазова и Н. Бедрина. 10 февраля 1916 г. «6-го сентября 1915 г. в близи деревни Ручицы Вилейского уезда Виленской губернии два наших казака 9-го Сибирского Казачьего полка Никита Спиглазов и Николай Бедрин, посланные на кануне в разведку, наткнулись на германский кавалерийский разъезд, состоящий из 12 человек, который стал их преследовать. Настигнув казаков на лугу за упомянутой деревней, немцы открыли по ним огонь и ранили в голову Спиглазова, который при этом упал с лошади. Заметив, что товарищ ранен, Бедрин спешился и стал делать раненому перевязку. В это время они были окружены и взяты в плен. Около 7 часов вечера пленные были приведены в д. Ручицы в дом крестьянки Ядвиги Гисич, где помещался германский офицер - начальник отряда, занявшего эту деревню. Офицер этот тот час же приступил к обыску казаков, причем даже снял и осмотрел бывшую на голове Спиглазова повязку. Обнаружив в кармане брюк у Бедрина немного бисквитов, офицер стал кричать на него, обвиняя его в том, что он убил немца, у которого и взял бисквиты. Несмотря на возражения Бедрина, что найденные при нем бисквиты были подсунуты ему немецким конвоиром, когда последние вели его в д. Ручицы, офицер приказал связать обоим казакам руки за спину и привязать их друг к другу. Затем он взял немецкий штык и стал показывать своим солдатам, как надо резать нос и уши. Присутствующие при этом Ядвига Гисич и дочь её Елена Федорова стали умолять офицера пощадить казаков, но тот не обратил на их мольбы не какого внимания и приказал вывести их из дома. Перед уходом Бедрин попросил дать ему напиться, но когда Гисич хотела исполнить его просьбу, офицер накричал на неё, а солдат оттолкнул её в сторону. Затем казаков вывели из дома; Федорова хотела пойти вслед за ними, но её не пустили и приставили к дверям дома караул. Около 11часов вечера в соседний с Гисич дом ее сына Григория Гисича, где расположился другой германский офицер с 40 пехотинцами, явился денщик начальника отряда и передал офицеру какое то приказание. Офицер немедленно приказал 12-ти солдатам одеваться. Взяв ружья, немцы вышли во двор, причем один солдат заготовил с собой нож. Григорий Гисич также вышел на двор, где, как оказалось, находился начальник отряда и захваченные в плен казаки. Вслед за тем, солдаты повели казаков в сторону за баню Гисича. Здесь двое немцев схватили Бедрина за горло, один спереди, другой сзади, третий начал ножом резать ему губы, нос, язык и сдирать с лица кожу. Затем они подняли у Бедрина рубаху и стали жечь свечой тело и лицо, предварительно натерев последнее керосином или бензином. В то же время два других немца истязали и жгли свечой спину Спиглазова. Когда же последний стал сопротивляться, его избили прикладами ружей. Эти истязания продолжались около 20 минут, после чего казаков пристрелили из ружей и трупы их закопали на соседнем огороде Вечером 8 сентября германцы были выбиты из д. Ручицы, и на следующий день в него вступил 9-й Сибирский Казачий полк. Узнав от местных жителей о замученных товарищах, казаки вырыли их трупы в одном их них опознали Никиту Спиглазова, - а в другом Николая Бедрина. По приказанию командующего 10-й Сибирской стрелковой дивизии трупы казаков были освидетельствованы врачебной комиссией в присутствие священника и офицеров, причем у Спиглазова было обнаружено 6 колото-резаных ран на голове величиной от 1 до 2 дюймов на спине 3 колотых и 4 огнестрельных раны со следами ожогов, 2 огнестрельные в подмышечной впадине одна в правой стороне груди, нанесенная острым предметом, и огнестрельная рана в левое плечо на вылет; кроме того, бывшая на голове Спиглазова повязка оказалась в нескольких местах проколота. У Бедрина же оказались на голове 3 колотые раны, окружность правого глаза и верхнего века были обожжены, а само глазное яблоко было повреждено и имело следы ожогов; мягкие части носа, щеки и подбородка были срезаны до костей, так что от щек висели лоскуты кожи; в правой стороне груди имелась глубокая рана, а в правой стороне спины - огнестрельная. Кроме того, на теле у обоих казаков оказались капли воска и многочисленные следы ожогов». Составлено по распоряжению Председателя Чрезвычайной следственной комиссии первоприсутствующего сенатора А.Н. Кривцова. Старший чиновник особых поручений Чрезвычайной следственной комиссии подпись». «ПРИКАЗПО СИБИРСКОМУ КАЗАЧЬЕМУ ВОЙСКУ № 21 г.Омск января 15 дня 1916 года «В пункте 5 приказа по 9-му Сибирскому казачьему полку от 6 сентября 1915 года за №237 объявлено, что после взятия местечка Лебедево, по указанию местных жителей, были вырыты два трупа, замученных немцами. Оказались без вести пропавшие накануне казаки 6-й сотни этого же полка станицы Чарышской Никита Спиглазов и станицы Черлакской Николай Бедрин. У обоих казаков отрезаны уши, губы, носы, из рук вырваны ногти и вывернуты из суставов пальцы. Не имея возможности в открытом честном бою противостоять доблести наших храбрецов, коварный враг в бессильной злобе низко отмстил свою неудачу безоружным казакам. Безусловно, немцы хотели добиться от наших героев каких либо сведений, составляющих военную тайну; но доблестные сыны своей Родины и войска, помня заветы предков, долг службы и крепко храня святую присягу, предпочли принять мученический конец, чем изменить данную клятву и предать своих товарищей. Если таким недостойным воина-рыцаря отношением к беззащитному противнику германцы думают запугать казаков, то это жестокая ошибка: - страдания и вопль наших мучеников еще более вольют в нас на борьбу сил и энергии, чтобы забывший Бога, потерявший честь и совесть враг не ускользнул от должного возмездия. Вечная память и мир праху Вашему – герои мученики! Самоотверженный подвиг ваш будет жить среди Сибирского казачества, служа ярким примером безграничной преданности долгу службы, ВЕРЕ, ЦАРЮ и ОТЕЧЕСТВУ. Во всех церквах войска отслужить панихиду по героям-мученикам. Семействам названных казаков от меня отправить по одному образу на память о подвигах и мученической кончине казаков Никиты Спиглазова иНиколая Бедрина. Эти образа внести в их дома и вручить их семействам при торжественной обстановке в каждом поселке. Приказ этот прочесть во всех строевых частях, управлениях, учреждениях и заведениях войска, а так же на полных станичных и поселковых сборах. Подписал Войсковой Наказной Атаман
Генерал-лейтенантСухомлинов Этот приказ, есть сведения лишь по станице Чарлаковской. Здесь не стали выполнять приказ своего Войскового атамана дословно, что бы ни обижать другие осиротевшие семьи. В церкви отслужили общую панихиду по всем погибшим на фронте казакам. Икону в семью принес и вручил станичный атаман. Разрабатывался проект установки в поселке Соляном и станице Черлаковской часовен в память казаков Никиты Спиглазова и Николая Бедрина. В газете «Омский телеграф» за 16 июня 1916 года была помещена статья, и начался сбор денег на эти часовни. Но начавшая затем Гражданская война помешала их создать. Попал в руки германцев и канонир Семен Пилюгин. Офицер начал расспрашивать пленного о количестве имеющихся в войсках снарядов. С. Пилюгин заявил, что подробности говорить не будет (не дозволяет присяга), но снарядов в целом достаточно - чтобы бить супостата. Рассердившийся германец ударил артиллериста, заявив, что его длинный язык следует укоротить. И когда С. Пилюгин пообещал, что даже если прибудет 25 германских корпусов, то они и в течение 25 лет не сумеют подсчитать, сколько в России войск, началась пытка. По приказу офицера немецкий солдат при помощи палки раскрыл Пилюгину рот, а офицер какими-то щипчиками вытянул наружу язык Пилюгина. В итоге, конец языка был отрезан. С. Пилюгину также удалось потом бежать и сообщить о своих мучениях. В лагере старшего фон- Рихтгофена, который располагался в местечке Гнаденфрей, сидели пленные офицеры всех стран Антанты: и русские, и французы, и бельгийцы, и англичане. Причем комендант фон - Рихтгофен был ОЧЕНЬ суров и держал своих пленных в строгости. Воспоминания бывшего узника, русского подполковника А. Успенского. «…Лагерь состоял из 12 досчатых 2-х этажных бараков - «коробок», с плоскими из толя крышами. Кругом лагерь обнесен двумя деревянными заборами и колючей проволокой. У заборов снаружи и внутри часовые. Эти легкие, дачной постройки, бараки летом от солнца накаливались, так что иногда было трудно дышать, а зимой совершенно не держали тепла. Быть может, немцы построили такие холодные бараки, рассчитывая на скорое окончание войны, но я знаю, что многие пленные офицеры прожили в них от 2-х до 3-х лет…Комендантом лагеря Гнаденфрей был, призванный из отставки старый майор фон-Рихтгофен, - отец двух знаменитых германских летчиков. Старший из его сыновей, ротмистр Манфред фон Рихтгофен во время войны сбил более 100 аэропланов у противника, пока сам не был сбит французским летчиком…Портреты его сына во время войны видны были во всех витринах магазинов больших и малых городов Германии.Отец его - комендант нашего лагеря - майор фон Рихтгофен, по наружности тип «скупого рыцаря» из Пушкина, суровый педант-фанатик по своей должности. «Скупого рыцаря» напоминал он в табельные немецкие дни, когда костлявую, высокую фигуру старика облегал старинного покроя кирасирский мундир, на его поясе - длинный, волочащийся по земле палаш, на ногах необыкновенно высокие ботфорты с раструбами и огромными зубчатыми шпорами, а на голове торжественно сияла серебряная каска с конским хвостом... В первые же дни нашего пребывания в Гнаденфрей мы узнали, что это за человек? Так, гуляя раз по нижнему коридору, где помещается караул, мы были невольными слушателями его «вдохновенной» речи к Wach'e. Майор прямо истерически выкрикивал, обращаясь к солдатам, что «при малейшем неповиновении этих пленных» (показал на нас) вы, как честные патриоты-немцы, без всякого сожаления, должны расстрелять их, они - враги наши!» Что это была у майора не пустая фраза, мы скоро убедились. Раз, после поверки, на дворе комендатура производила новые распределения пленных по комнатам. Кто-то из молодых офицеров не стал сразу в группу, куда он был назначен, а переходил из одной группы в другую, желая попасть в комнату со своими однополчанами. Заметив это издали, майор стал по-немецки кричать на этого офицера, чтобы он стал в строй, Тот, не понимая по-немецки, продолжал ходить. Тогда майор громко скомандовал: «Wache!» Быстро выбежал на двор караул. Майор скомандовал: «приготовиться открыть огонь!» Караул взял на изготовку и быстро зарядил ружья... Тогда старший в лагере полк. Рустанович громко приказал русскому офицеру скорее стать на свое место. Тот… быстро это исполнил. Майор приказал караулу уйти…Вообще, майор Рихтсгофен старался во всех просьбах нам отказывать. Мало этого, он любил поиздеваться над пленными, иногда очень зло, и скоро дошел до такой выходки. Проезжала на фронт через ближайшую станцию немецкая пехотн. бригада, командир которой, очевидно, был приятелем нашего коменданта. Майор Р. пригласил его и всех офицеров бригады «посетить» наш лагерь. Часа в 3 дня, после обеда, т.е. в необычное для поверки время, раздался у нас сигнал «на поверку»..По коридорам забегали фельдфебеля, громко вызывая нас скорее выходить на двор. Встревоженные вышла мы все на место обычной поверки, построились, как всегда, и ждем. Раздается команда фельдфебеля: «Achtung!» (якобы для команды наших деньщиков). Открываются широко двери из замка, и к нам во двор, во главе с нашим "скупым рыцарем", входит большая толпа немецких офицеров, весело и непринужденно болтающих и курящих сигары. Майор и эти господа, войдя к нам, нас не приветствуют... Мы поражены, и вдруг, чуткое ухо наше улавливает, полную сарказма фразу коменданта: «Вот это, господа, мой зверинец!» Впереди стоящие офицеры, услышав эту фразу, громко передают ее всем непонимающим по-немецки. Французы, (во главе с герцогом Шуазель), ближе всех стоявшие к этим "гостям" а за ними русские и англ. офицеры устремляются прямо к коменданту и громко кричат: «Это безсовестно! Вы не джентельмен! Вы сами зверь! Вы нарушаете международный закон о пленных!» Майор пытается что то возражать, но ему не дают говорить. Все плен. офицеры с взволнованными лицами оставили свои места, смешались с немецк. офицерами, и все кричат..... Майор растерялся…Видно велика была его растерянность и конфуз перед своими гостями, что он даже забыл вызвать для порядка "Wach'y". Размахивая руками и пожимая плечами, скрылся он в комендатуру, сопровождаемый нашими нелестными по его адресу эпитетами! Штаб-офицеры сейчас же собрались на совещание по этому поводу и, составив жалобу инспектору лагерей воен. пл. на незаконные действия коменданта, вручили (через старшего в лагере) эту жалобу ему же.... сколько мы жалоб и претензий ни заявляли, и устно и письменно, не только ни одна из них не была удовлетворена, но ни на одну жалобу мы не получили до сих пор ответа!». Ужасный случай произошел в дер. Хилички Варшавской губернии в октябре 1914 г. Немцы сожгли заживо русского стрелка, предварительно связав ему ноги. Офицеры и вольноопределяющиеся, оказавшиеся после ухода немцев в Хиличках, обнаружили обуглившийся труп - под последним сохранились остатки костра и масса гильз от разорвавшихся патронов. Обстоятельств пытки установить не удалось - но по предметам обмундирования и снаряжения выяснили, что это был русский стрелок. Связанные ноги и остатки костра оказались красноречивее слов. Был сожжен германцами русский солдат и в декабре 1914 г. у Дарейма (Восточная Пруссия). До 8 германских солдат, схватив заблудившегося русского бойца, раздели его донага и, сложив костер, поставили его в последний. Документ зафиксировал и ужасный случай массового сожжения русских воинов 18 февраля 1915 г.: немцы, захватив 30 раненных русских солдат, поместили их в дом, который, уходя из поселка, подожгли. Большая часть раненных (спаслось только 10 человек), которые не могли самостоятельно передвигаться, сгорели заживо. Был сожжен заживо и безымянный русский казак - прямо возле дороги, по которой гнали пленных. Местные жители сообщали - как дико кричал несчастный на костре, который для него сложили «цивилизованные» варвары 20 века. Показания ефрейтора Шпилевого и рядового Тихенко позволили установить факт бросания пленных русских в реку Сан: поднимая на штыки, австрийцы швыряли пленных в реку. Хладнокровно добивались раненные русские солдаты и на поле боя. Так, рядовой 102-го пехотного полка Павел Кравченко, после неудачного боя 26. 08. 1914 г., будучи ранен, остался лежать на поле боя. И на его глазах германцы, захватившие в плен остаток его роты, выстроили пленных – а затем всех расстреляли. Раненный лежал на этом поле 2 суток и стал свидетелем того, как германские солдаты осматривали лежавших русских - и тех, кто были еще живы, закалывали штыками. Другой боец сообщал: «При наступлении нашем на неприятельские позиции, от которых отступали австро-германские войска, в нескольких шагах за оставленными неприятелями окопами, мы обнаружили 18 трупов наших разведчиков - нижних чинов Финляндского пехотного полка. Трупы эти были покрыты колотыми ранами и черными пятнами, по-видимому, от ударов прикладами; у некоторых из убитых были выколоты глаза и отрезаны уши, у других распороты животы и отрезаны половые органы. Вид убитых был ужасен, тем более, что лежали они почти обнаженными, без брюк и сапог, которые были сняты и унесены неприятелями». Бывало, что русских раненых немцы закапывали заживо. Из показания рядового Я. М. Луковникова: «Я был ранен разрывной пулей в левую ногу в бою с германцами 23 сентября 1915 года под Вильно. Лежа на поле битвы, я видел, как германские солдаты подняли тяжело раненного в плечо солдата моего полка, положили его на полотнище от палатки и отнесли к яме, в которую закапывали умерших. Несмотря на крики раненого, его бросили в яму с трупами и засыпали землей. Я ясно слышал его стоны из-под земли». Пытки и издевательства над русскими ранеными и военнопленными солдатами Ефрейтор пехотного полка Василий Водяной, 24 лет, был захвачен в плен германскими войсками 27 апреля с. г. вблизи г. Ш... во время производившейся им разведки. Под угрозой выколоть глаза и отрезать уши германский унтер-офицер в лесу, в присутствии двух нижних чинов, потребовал от Водяного сообщения сведений о расположении русского штаба и численности русской пехоты. Ввиду последовавшего со стороны Водяного отказа дать эти сведения, унтер-офицер, вытащив с бранью кинжал, отрезал Водяному сперва мочку левого уха и верхний край правого, а затем, сказав Водяному «мы тебя научим говорить», сжал руками его горло, после чего Водяной лишился сознания. Очнувшись от обморока, продолжавшегося несколько часов, Водяной почувствовал, что у него отрезан язык. Несмотря на боль от полученных ранений, истекая кровью, Водяной пополз на удачу из лесу и вскоре наткнулся на русский разъезд, который доставил его в один из штабов русской армии. Изложенное Водяной подтвердил под присягой при допросе его членом Чрезвычайной следственной комиссии. Председатель Чрезвычайной следственной комиссии первоприсутствующий сенатор Алексей Кривцов. Источник: ЦГИА, ф. 601, д. 1429, л. 15. Младший урядник казачьего полка Иван Пичуев, 33 лет, был захвачен в плен 2 сего мая около местечка О. германскими войсками. Ввиду отказа Пичуева дать сведения о расположении и численности русских войск, Пичуева подвешивали сперва за руки, а затем за ноги вниз головой. Но так как и после этого Пичуев не сообщил требуемых сведений, то германский офицер и один из нижних чинов подрезали Пичуеву правое ухо, отрезали верхнюю часть левого и на правом бедре вырезали 4 продольные, параллельные борозды в виде 2 лампас и обещали кроме того на следующий день повесить. 3 мая, вечером, Пичуеву удалось бежать из германского плена и благополучно достигнуть расположения русских войск. Изложенное Пичуев подтвердил под присягой при допросе членом Чрезвычайной следственной комиссии. 7 мая Пичуев был освидетельствован врачами в Московском Серафимовском этапном лазарете Российского общества Красного Креста в присутствии полковника американской национальной гвардии Роберта Кормика и пленного германского офицера Теодора Раабе. Председатель Чрезвычайной следственной комиссии первоприсутствующий сенатор Алексей Кривцов. Источник: ЦГИА, ф. 601, оп. 1, д. 1929, л. 20, СК. Старший урядник казачьего полка Иван Ефимов Зиновьев, 23 мая 1915 года, недалеко от Тарнова, во время боя, был ранен шрапнелью в левое бедро и вслед затем взят в плен германцами. На следующий день, в помещении германского штаба, Зиновьев был подвергнут допросу в присутствии 8 германских офицеров и двух докторов. К каким воинским частям принадлежали допрашивавшие, Зиновьев не мог определить, но заметил, что петлицы на их воротниках были зеленые, и что у одного из них на фуражке имелась цифра «21». Ввиду того, что на все вопросы о численности и расположении русских войск Зиновьев отзывался незнанием, офицер-переводчик, со словами: «говори, русская свинья», несколько раз ударил его кулаком в лицо. Затем Зиновьева перевели в другую комнату, в которой кроме шкафа и стола стояла еще динамо-машина. Тут его раздели донага и положили на стол. Осмотрев предварительно его рану, доктора стали ощупывать у него икру левой ноги и о чем-то переговариваться с офицером, который вслед за тем приставил иголки от проводов электрической машины к указанному докторами месту. Однако Зиновьев, несмотря на действие тока, упорно не отвечал на вопросы, с которыми офицер, прерывая временами ток, продолжал к нему обращаться. Пытка эта продолжалась полчаса, и во время нее один из докторов наблюдал у Зиновьева за пульсом. То же повторилось на второй и третий дни, причем ток под конец пускался настолько сильный, что Зиновьева, как он выразился, «всего сотрясло». На четвертый день Зиновьев снова был подвергнут допросу, но, он, однако, несмотря на ругань и угрозы, что с него «сдерут шкуру», продолжал упорствовать. Не добившись ответа, офицер-переводчик принес накаленную докрасна железную палку, толщиною в палец, и велел посадить Зиновьева на стул. Доктора взяли его за руки, а офицер поднял ему ногу и стал водить по ступне раскаленным железом. Через некоторое время один из докторов, наблюдавший у Зиновьева за пульсом, махнул рукой, и пытка прекратилась. Однако, причиненные ожоги вызвали настолько сильную боль, что Зиновьев потерял сознание и пришел в себя только в сарае, в котором он содержался. В ту же ночь он бежал из плена при помощи подготовленного в предыдущие дни подкопа и присоединился к русским войскам. Изложенное удостоверено показанием Зиновьева, данным им под присягой судебному следователю Минского окружного суда при допросе его последним по поручению Чрезвычайной следственной комиссии, и медицинским освидетельствованием его в 258 полевом запасном госпитале, где у него были усмотрены следы ожогов и укола. Источник: ЦГИА, ф. 642, д. 901, л. 118, СК. ...Рядовой 82-го Дагестанского полка Порфирий Олиферовский, после боя 3 октября 1914 г. под Ивангородом, раненный ружейной пулей и лишенный возможности двигаться, остался в окопе вместе с другими ранеными и убитыми. Ворвавшиеся, после отступления наших сил, в окоп германские солдаты, на глазах Олиферовского, перекололи штыками всех раненых. Сам Олиферовский не был добит лишь потому, что германцы сочли его мертвым. Рядовой 102-го Вятского полка Павел Крещенко-Кравченко, после боя 26 августа 1914 года, раненный, остался лежать на поле сражения; на его глазах германские солдаты, взяв в плен остаток роты, к которой принадлежал и Кравченко, выстроили пленных и расстреляли всех. Лежа на поле в течение почти двух суток, Кравченко был свидетелем того, как германские солдаты разыскивали среди раненых русских тех несчастных, которые были еще живы, и закалывали их штыками. Раненный в бою 26 августа в Восточной Пруссии рядовой 169-го Новотрокского полка Гавриил Савушинский, не будучи в состоянии подняться и страдая от нанесенного ему поранения, заметил, что недалеко от него лежит тяжко раненный однополчанин. Савушинский окликнул последнего и попросил его сделать перевязку. Раненый подполз к Савушинскому и общими усилиями им удалось имевшимися при них бинтами из индивидуальных пакетов кое-как перевязать рану. Когда перевязка была окончена, на раненых наехал германский конный разъезд; заметив лежавших на земле раненых, офицер подъехал к ним и со словами: «а, русский, вот тебе Берлин» - выстрелил из револьвера и наповал убил однополчанина, помогавшего Савушинскому в перевязке... …Рядовой лейб-гвардии Кексгольмского полка Леонтий Музыка был очевидцем того, как немецкие солдаты, увидев лежавшего на земле в ожидании перевязки тяжело раненного казака, подошли к нему и стали требовать, чтобы он встал и показал им «казацкий вид». Обессиленный раненый не мог исполнить требуемого, и германские солдаты со смехом стали бить его кулаками и ногами и глумились над несчастным до тех пор, пока он не смолк навеки. Рядовой 93-го Иркутского полка Александр Федоров был принесен во двор одного из домов в Инстербурге для перевязки. Недалеко от него лежали два раненых казака. Германские солдаты окружили последних, били и глумились над ними и, наконец, палками и прикладами ружей добили их тут же на перевязочном пункте, на глазах у Федорова. Рядовой лейб-гвардии Кексгольмского полка Иосиф Дашкевич был поднят немецкими санитарами на третий день после окончания боя под Лодзью и вместе с тремя другими русскими ранеными отнесен в ближайшую усадьбу. Раненых поместили в хлеву, где стоял скот, бросили на навоз, и, несмотря на просьбу сделать хотя какую-нибудь перевязку, чтобы защитить раны от загрязнения, немецкие санитары удалились, оставив раненых не только без всякой медицинской помощи, но и без присмотра. Вскоре хлев, в котором были помещены раненые, загорелся от артиллерийского снаряда. Немцы, не спеша, вывели скотину, вынесли имущество, не представлявшее особой ценности, и, лишь когда огонь уже значительно распространился, выволокли из пылавшего здания Дашкевича и еще одного из раненых; двое других остались в хлеву и заживо сгорели. Источник: ЦГИА, ф. 601, д. 1429, л. 39-40, СК. ...7 августа 1914 года, под Гумбиненом, во время атаки германцев на русские позиции, лежавший на поле сражения раненым в обе ноги старший унтер-офицер..... пехотного полка Алексей Смердов, 25 лет, видел, как германцы всех оставшихся в окопах раненых русских, в том числе командира его роты Богданова и полуротного - подпоручика Роговского, кололи штыками и застрелили; той же участи едва не подвергся и сам Смердов, которого хотел заколоть какой-то германский рядовой, остановленный, однако, германским унтер-офицером, снявшим, в свою очередь, со Смердова казенные вещи: часы, бинокль, свисток и компас - и оставившим затем его в покое. В тот же день, когда отступавшие густыми колоннами германцы, проходя мимо Смердова, застрелили, на его глазах, до 30 человек, лежавших на земле наших тяжело раненных, к Смердову подошел германский санитар с повязкой Красного Креста на левой руке и в ответ на просьбу Смердова знаками перевязать ему ноги вынул из кармана револьвер и произвел в него два выстрела: первая пуля ударилась в землю, в двух шагах от Смердова, а вторая - попала в правую руку и раздробила кость этой руки, которой Смердов более уже не владеет. Изложенное удостоверено судебно-медицинским освидетельствованием и показанием Смердова, допрошенного под присягой в качестве потерпевшего судебным следователем 5 участка города Петрограда. Источник: ЦГИА, ф. 642, д. 901, л. 119, СК. В ночь на 24 июня 1915 года неприятель на фронте Сохачев - Боржимов выпустил на русские окопы удушливые газы, вследствие чего некоторым из наших частей пришлось отступить, причем в окопах осталось несколько десятков тяжело отравленных газами. Скоро, однако, временно покинутые окопы были вновь заняты русскими войсками, и тут выяснилось, что германцы всех отравленных убили, а некоторых предварительно подвергли истязаниям. Трупы этих солдат были найдены с разбитыми черепами, с распоротыми животами и с многочисленными штыковыми ранами. Из акта, составленного тогда же подполковником 22-го Сибирского стрелкового полка Астафиевым и подписанного свидетелями-очевидцами изуродованных трупов, видно, что среди последних были обнаружены: трупы солдат, которым в разные части тела и, между прочим, в глаза были вбиты русские патроны, труп солдата с обнаженными ягодицами и с воткнутым в задний проход штыком, 20 трупов с распоротыми животами, труп с отрезанной головой и труп офицера (капитана Горленко), у которого с левой руки была содрана кожа, в виде ремня, шириной 2 сантиметра и длиной 15 сантиметров... Случаи, когда отдельные германские и австрийские солдаты нападают да беззащитных, оставленных на поле сражения раненых и добивают их, представляют еще более распространенное явление. Сообщения об этих преступлениях постоянно и в большом количестве поступают в Комиссию, которой, путем допроса свидетелей-очевидцев, в настоящее время уже установлены следующие факты: 13 августа 1914 года, в Восточной Пруссии, во время боя у дер. Клин, германский солдат, на глазах поручика 93-го пехотного Иркутского полка Константина Кононова, штыком заколол лежавшего на земле раненого солдата Енисейского полка... В тот же день, рядовой 7-го Ревельского полка Ефрем Ященко, участвуя с своим полком в составе 23 армейского корпуса в бою под Мазурскими озерами, был ранен в ногу и остался лежать на поле сражения. На следующий день, утром, пришли германские солдаты и, производя уборку трупов, подошли к лежавшему поблизости от Ященко раненому русскому солдату. Последний знаками стал просить германцев дать ему пить, они ответили на это бранью, а затем, отойдя на несколько шагов от раненого, выстрелили в него из винтовок и убили. После этого они напали на Ященко и стали бить его прикладами. 29 августа 1914 года, под Равой-Русской австрийский солдат-пехотинец, проходя мимо лежавшего на поле сражения раненного в ногу русского солдата, ударил его штыком в грудь, вследствие чего потерпевший тут же на месте умер... В августе 1914 года, в Восточной Пруссии раненный в ногу разрывной пулей рядовой 29-го Черниговского полка Петр Домбровский, лежа на поле сражения, увидал, что два германских кавалериста догоняют русского безоружного и раненого солдата, который, хромая, с трудом передвигался по направлению к русским окопам. Доскакав до раненого, германские солдаты зарубили его шашками. Видя, как неприятельские воины поступают с русскими ранеными и опасаясь как бы и его, Домбровского, не добили кавалеристы, он взял лежавшую рядом с ним винтовку и стал стрелять в упомянутых германцев. Один из кавалеристов упал, будучи, по-видимому, сражен пулей, другой же ускакал в ближайший лес... В первых числах сентября 1914 года, близ города Ораны, казаки 2-го Донского казачьего полка Григорий Савостьянов и Елизар Трофимов неожиданно наткнулись на части германского уланского 12-го полка. Уланы открыли стрельбу, вследствие чего казаки поскакали по направлению к своему взводу, но по дороге Трофимов был ранен и свалился с лошади. К нему, на глазах Савостьянова, подъехали три германских улана, спешились и добили Трофимова, стреляя в упор и нанося удары ружейными прикладами... Источник: ЦГИА, ф. 642, д. 901, л. 69, СК В средних числах февраля месяца 1915 года отряд русских разведчиков в составе одного офицера и трех нижних чинов пытался у занятого германцами села Дмисевичи, Августовского уезда, перейти по льду реку Неман, но открытый неприятелем огонь вывел из строя всех нижних чинов, а офицера ранил. Раненого германцы захотели принести к себе и послали за ним несколько местных жителей во главе с одним из своих солдат, который во время переноски раненого отобрал у него часы, кошелек и сапоги. Принесенного с реки раненого поместили в доме местного крестьянина Станислава Кравчика, где находились германские офицеры, солдаты и какой-то чин с повязкою Красного Креста, по-видимому, врач. Здесь, несмотря на то, что раненый офицер сильно страдал и стонал, германцы никакой помощи ему не оказали, а, положив его на полу, на соломе, они начали о чем-то между собою переговариваться и пересмеиваться, видимо, довольствуясь страданиями русского офицера. Затем к нему подошел врач и начал всыпать в рот какой-то белый порошок. Раненый пытался сопротивляться и отмахиваться руками и ногами, но один из солдат, сидевший на стуле, поставил свои ноги на его руки, а другие солдаты навалились на его ноги. Таким образом, несмотря на сопротивление несчастного, порошок ему в рот был всыпан, отчего он минут через 20 и скончался в страшных мучениях. После этого германцы выбросили труп скончавшегося под забор. На следующий день в село вступили русские войска, подобрали тело убитого и похоронили его за Неманом. Изложенное удостоверено показаниями очевидцев Станислава Кравчика и Анны Ядешко, допрошенных, по поручению Чрезвычайной следственной комиссии, с предупреждением о присяге судебным следователем Сувалкского окружного суда. Источник: ЦГВИА, ф. 2122, оп. II, д. 409, л. 19-191, СК. 9 октября 1914 года штабс-капитан Думбадзе, поручик Сперанский и вольноопределяющийся Ротванд и Израилевич обнаружили в дер. Хилички, Варшавской губ., на месте бывшего расположения германских войск, обуглившийся труп русского солдата с связанными ногами. Под трупом сохранились остатки костра, большое количество гильз от разорвавшихся патронов, а в теле, под истлевшими частями одежды, были обнаружены несколько застрявших пуль. По клоку мундира и шинели, уцелевших на животе, по лежавшим у тела металлическим частям винтовки № 123859 и истлевшим предметам снаряжения можно было определить, что труп принадлежал русскому нижнему чину - стрелку, заживо сожженному германцами. Поименованными лицами был приглашен для осмотра трупа подпоручик Столяренко, который и донес о виденном по начальству, а вольноопределяющимся Ротвандом произведен с трупа фотографический снимок. Источник: ЦГИА, ф. 642, д. 901, л. 8, СК. 18 февраля 1915 года, в бою у поселка Новые-Дворы, Ломжинской губернии, германцами были взяты в плен 30 русских раненых, которые были помещены ими в особый дом. В последнем они оставались два дня без пищи и без медицинской помощи, причем находившиеся в поселке германские санитары давали им только пить воду. Когда же, на третью ночь, германцы ушли из поселка, то подожгли этот дом, заложив предварительно в его крышу патроны. Заметив дым и услыхав взрывы, раненые, кто только мог, стали выползать из дома через оказавшуюся незапертою дверь, но спастись удалось лишь десяти лицам, остальные же, большею частью тяжело раненные, заживо сгорели. Изложенное подтвердил под присягой при допросе его, по поручению Чрезвычайной следственной комиссии, судебному следователю Елецкого окружного суда один из спасшихся - рядовой.... полка Александр Андреев Трясцин. Источник: ЦГИА, ф. 642, д. 901, л. 116, СК. 1915 г., июля 6/19. Из телеграммы Петроградского телеграфного агентства на имя Николая II Действующая армия, 6 июля. Один из пленных австрийских офицеров, лейтенант пехотного полка, на опросе его 6 июня 1915 года сообщил следующее: «Наша австрийская дивизия уже второй месяц действует совместно с германцами. Чаще всего нашему полку приходилось иметь своими соседями прусскую гвардию. Если бы русские солдаты знали, какие невероятные мучения, какая страшная и позорная смерть ожидает многих из них, они не сдавались бы тогда живыми в плен. Я расскажу вам несколько случаев, свидетелем которых я был сам или о которых слышал рассказы от своих офицеров и солдат. 1. В конце апреля и в мае, при отходе русских к реке Сану и далее, ко мне неоднократно прибегали мои солдаты чехи, поляки и русины и с ужасом докладывали, что где-то поблизости германские и частью австрийские солдаты немцы занимаются истязанием русских пленных, замучивая их до смерти. Сколько раз я бросался по указанному направлению и видел действительно ужасные картины. В разных местах валялись брошенные обезображенные, изуродованные трупы русских солдат. Находившиеся же поблизости германские солдаты каждый раз мне объясняли, что они лишь исполняли приказания своих начальников. Когда я обращался к германским офицерам с вопросом, правда ли это, то они мне ответили: «так следует поступать с каждым русским пленным и пока вы, австрийцы, не будете делать того же, вы не будете иметь никакого успеха, только - озверелый солдат хорошо сражается и для этого наши солдаты должны упражнять свою жестокость на русских пленных...» Я видел десятки таких случаев на небольшом сравнительно фронте, но сколько таких истерзанных трупов русских пленных разбросано по всей Галиции, страшно подумать. Их сотни тысяч. 2. В деревне Сурохув, что в 5 верстах к востоку от Ярославля, я сам видел, как немцы заперли в деревянный сарай 9 человек русских пленных и потом подожгли его со всех сторон. Несчастные мученики пробовали выламывать доски, чтобы вырваться из горящего строения, но тем, кому удавалось просунуться в образовавшуюся щель, немцы со смехом разбивали головы длинными дубинами и вталкивали окровавленные трупы в огонь. Видевшие это крестьяне, хозяева горевшего сарая, сначала умоляли германцев прекратить муки несчастных пленных, но потом принуждены были замолчать. «Если вы будете заступаться за этих собак и изменников, отдавшихся в наши руки, то мы вас прибавим к ним в сарай», - отвечали им германские солдаты. 3. При переходе в мае месяце тыловых частей германо-австрийской армии через реку Сан, на мостах получилось большое скопление обозов и войск, дороги оказались забитыми, а тут еще навстречу прибыла огромная партия русских пленных, которых и без того множество толпилось у переправ. Германцы рассвирепели, и их офицеры отдали нечеловеческий жестокий приказ: «Бросать этих мерзавцев в Сан». Я увидел потрясающую картину, картину, которая никогда не изгладится из моей памяти: озверелые солдаты, немцы, сбрасывали русских пленных с мостов в реку, а сопротивляющихся сбивали штыками и прикладами. Вскоре немцы увидели, что большинство сброшенных спасается, выбираясь на берег. Тогда было приказано пленных прикалывать и раненых или их трупы сбрасывать в Сан. Не одна сотня несчастных русских была переколота и потоплена в реке. 4. Несколько дней спустя денщик мой со слезами на глазах рассказал мне, что он видел, как немцы заставили раненного в руку русского пленного нести на спине германского раненого солдата. Русский повиновался, но вскоре выбился из сил и, показывая на свою залитую кровью руку, просил одного из здоровых германцев сменить его. Видевший это германский офицер приказал своему солдату убить русского, что тот и исполнил со словами: «Да, ты уже не годишься». 5. Как-то прибежал ко мне мой взводный унтер-офицер с просьбой спасти русского пленного, жестоко истязуемого германцами. Я поспешил в указанном направлении, но было уже поздно: предо мною лежал обезображенный труп с простреленной грудью, находившиеся поблизости солдаты рассказали мне, что это был русский телефонист, отказавшийся отвечать на предлагавшиеся ему вопросы о местах расположения русских войск... 6. Германские офицеры постоянно приучают своих и наших австрийских солдат к жестокости на русских пленных, раненых и трупах убитых. Я сам, своими глазами, видел, как германцы заставили наших улан упражняться в рубке раненых и убитых русских солдат, застрявших в болоте. Я с ужасом смотрел, как уланы, осторожно подползая к болоту, рубили головы русских, из которых наверное многие были еще живы, так как бой на этом месте закончился только два дня назад. Все рассказанное я подтверждаю своим офицерским словом и готов повторить когда и кому угодно. Директор-распорядитель Оскар Ламкерт. Источник: ЦГИА, ф. 601, д. № 845, л. 5-11. 1916 г., октября 15. Телеграмма генерала Самойло генерал-квартирмейстеру при верховном главнокомандующем генералу Пустовойтенко Минск, 15 октября. Докладываю генералу-квартирмейстеру армии 2, на основании донесения начальника штаба корпуса 10, [который] донес, что 6 октября в болоте на участке позиции у ф. Городище найден был лежащим наш нижний чин, оказавшийся старшим унтер-офицером 14 роты 124 пех. полка Григорием Авдеенко, у которого были отрезаны уши и язык. По доставлении его на заставу он знаками показал, что был захвачен немцами, повидимому, во время разведки и уведен в их расположение, где его допрашивал офицер и за отказ дать показания приказал отрезать ему язык и уши. Затем он бежал и вышел на нашу позицию. По приказанию главнокомандующего западным [фронтом] об обстоятельствах пленения указанного нижнего чина и бегства его из плена производится расследоваиие. О результате расследования будет донесено дополнительно. 2268/1248Р Самойло. Дешифрант. Источник: ЦГИА, отд. Дипломатической канцелярии, оп. 617, д. 37, л. 144. Положение русских военнопленных в немецких и австро-венгерских легарях по данным Российского Красного креста на 1916-1917 гг. Русские военнопленные в австро-венгерских лагерях В июне 1917 года московский журнал «Русскiй военноплѣнный» писал: «Среди всех страшных трагедий старой русской жизни эта трагедия военного плена - одна из самых тягостных. Военный плен - трагедия по самому своему существу. В новой России - иное отношение к военнопленному ее гражданину. С него решительно снято всякое подозрение, к нему – сострадание, любовь и признательность. Уж не будут скрыты от глаз русского народа его великие страдания, материальные и моральные. Русский народ должен знать во всей полноте и эту жестокую правду. И томящийся там, в германском, австрийском, турецком концентрационном лагере, почувствует, наконец, что не забыт он Родиною, вспомнила она, что дорогой он ей». Во время Первой мировой войны в австро-венгерских лагерях для военнопленных содержалось более одного миллиона бывших военнослужащих Антанты. Самая первая многочисленная партия русских военнопленных была захвачена войсками Двуединой монархии еще в 1914 году в результате сражений в Польше и на Карпатском фронте. В российском обществе был поставлен вопрос о материальной помощи военнопленным через Данию, где с начала 1915 года стали готовить специальные «тарифные продовольственные посылки для военнопленных» за счет сумм, которые родственники вносили в Московский комитет. Отделение Московского комитета в Дании было открыто в первые недели войны, во главе его встал российский консул Хениус, датчанин по происхождению. Датский Красный Крест в первые дни войны организовал отдел помощи военнопленным с двумя отделениями - русским и германским. В русском отделении постоянным сотрудником была С. Н. Потоцкая. В Швеции принцесса Ингеборг, супруга шведского принца Карла и племянница русской императрицы Марии Феодоровны, покровительствовала Русскому комитету помощи военнопленным, который возглавляла сестра русского посланника В. В. Неклюдова. 10 марта 1915 года по инициативе заведующего Центральным справочным бюро генерала И. А. Овчинникова было организовано Московское справочное бюро о военнопленных. Сотрудники бюро работали безвозмездно, в первое время получая по две тысячи запросов в день. Кроме наведения справок о размещении военнопленных и состоянии их здоровья бюро занималось переводами денег, отправкой посылок в лагеря. Московское справочное бюро по соглашению с австрийским и германским Обществами Красного Креста регулировало обмен списками военнопленных. Тяжкое положение военнопленных в лагерях все чаще становилось предметом обсуждения в обществе. 9 апреля 1915 года по инициативе Государственной Думы была создана Чрезвычайная следственная комиссия по расследованию нарушений законов и обычаев войны австро-венгерскими и германскими войсками. Комиссия принимала как частные заявления от иностранных и российских граждан, так и официальные сообщения от военных и гражданских властей. Чрезвычайная следственная комиссия зафиксировала значительное количество фактов убийств раненых военнопленных непосредственно на поле боя. Летом 1915 года, после частного совещания в Копенгагене агентов Московского комитета и деятелей Гамбургского Красного Креста при посредничестве Обществ Красного Креста Дании и Швеции, принц Карл Шведский обратился к России и государствам - участникам войны с предложением делегировать своих представителей на конференцию по вопросам плена в Стокгольм. Германия и Австро-Венгрия немедленно выразили согласие на участие в конференции, но Военное ведомство России от ответа уклонилось. На специальном совещании с участием представителей Военного ведомства, МИД, Центрального справочного бюро, Главного управления РОКК, Петроградского областного отдела Городского союза только Красный Крест высказался за обязательное участие в конференции. В результате на конференцию были делегированы представитель Красного Креста сенатор А. Д. Арбузов и бывший военнопленный, бежавший из германского плена, В. В. Маркозов. Работе конференции предшествовали инспекционные поездки делегаций РОКК по лагерям Германии и Австро-Венгрии в августе 1915 года. Их путь лежал через Швецию и Данию. Жуткие факты обращения с пленными в австрийском плену были приведены в специальном приказе генерала А. А. Брусилова по VIII армии от 7 августа 1914 года. Бежавший из австрийского плена младший унтер-офицер Н. Ница в плену строил бараки, полотно железной дороги, работал в шахте по двенадцать часов. Затем он попал в венгерский лагерь Эстергом-Табор, где условия содержания под открытым небом были таковы, что наиболее слабые военнопленные в количестве 2 700 человек в короткий период умерли от истощения и простуды. Около двухсот пленных, заподозренных в заболевании холерой, были сожжены вместе с сараем, в котором их разместили. Особо изощренным способом «усмирения» заключенных в немецких и австрийских лагерях было подвешивание на столбах, обтянутых колючей проволокой. В Австро-Венгрии уже в августе 1915 года военным министерством был издан циркуляр, предписавший использование пленных на работах «военно-оборонительного характера». Вначале их приглашали исполнить эти работы за денежное вознаграждение, а в случае, если военнопленный отказывался от работ, военный министр Австро-Венгрии предписал ряд устрашающих мер от убеждения и угроз до применения «палочных ударов и подвешивания к столбу». В отношении «наиболее упорствующих», то есть тех, кто «своим примером или устным воздействием вызовет среди товарищей открытое возмущение или упорное массовое сопротивление», разрешалось применение расстрела.
Для многих русских военнопленных, оказавшихся на работах на линии фронта против российских войск, приказ германских и австрийских командиров работать был равнозначен приказу умереть. Так, пятьсот человек из лагеря Терезиенштадт, отказавшись работать на линии фронта, под угрозой расстрела «по православному обычаю» переоделись в чистое белье и выстроились, чтобы принять смерть. Офицер при виде спокойно стоявших и безропотно ждавших смерти пятисот человек был настолько поражен, что не привел приказ в исполнение, а отправил их под арест на две недели в конюшню. 1 июня оставшиеся двести военнопленных, не согласившиеся работать на линии фронта, были построены вдоль шоссе. Унтер-офицера лейб-гвардии Измайловского полка Федора Лунина и еще пятерых солдат поставили перед строем и задали им вопрос: будут ли они работать? Вслед за отказом Лунину завязали глаза, «он перекрестился, положил земной поклон и, вытянув руки по швам, стал ждать смерти». Его и троих солдат – Филиппа Куликова, рядового 193-го Свияжского полка, Ивана Катаева, рядового 47-го Украинского полка, и Ивана Иванова Тимофеева, рядового 324-го Клязьминского полка, расстреляли. Четвертому солдату сохранили жизнь, поскольку большинство присутствовавших при казни согласилось работать. Лагеря для военнопленных и военные тюрьмы находились в ведении Военного министерства (kaiserlich und königlich Kriegsministerium), а гораздо меньшие по размеру лагеря для гражданских интернированных лиц подчинялись министерству внутренних дел (kaiserlich und königlich Innenministerium). Количество лагерей для гражданских интернированных лиц превышало лагеря для военнопленных, и они подразделялись на рабочие лагеря, проходные (карантинные) пункты, штрафные пункты для пойманных беглецов, тюрьмы и непосредственно крупные лагеря. Представление о степени жестокости обращения австрийцев с попавшими в плен чинами русской армии можно составить из следующих строк: «Рядовой 13 Стрелкового полка Агафон Горнов показал, что во время нахождения его в госпитале в Будапеште австрийский врач, делая ему (в январе или феврале 1916 года) промывание раны шприцем, причинил ему сильную боль. (…) По словам прапорщика 9 Финляндского стрелкового полка барона Р.О.Будберга, в Терезиенштадте старший врач лазарета Альтгрубер отличался чрезвычайной грубостью в обращении с пленными офицерами» Выдержка из статьи «Книги для русскихъ военноплѣнныхъ» «Первоначально и Московский отдел обслуживал больше германские лагери, а после посещения русскими сестрами милосердия австрийских лагерей завязались более оживленные сношения с австрийскими лагерями. Книги высылаются почтовыми посылками, непосредственно в германские лагери; в Австрию и Венгрию большинство книг идет через Копенгагенское бюро Московского Комитета (имеется в виду Московский городской комитет помощи военнопленным – прим.авт.). Библиотеки и большие партии книг высылаются на представителей лагерных организаций и поступают в общее пользование, но также исполняются и специальные просьбы отдельных лиц. За время работы отделом выслано 147199 экземпляров книг в 227 лагерей германских, австрийских и венгерских. Из писем пленных видно, что работа в лагерях налаживается, устраиваются школы, библиотеки, группы для подготовки к экзаменам за среднюю и высшую школу, читаются лекции, изучают иностранные языки, для чего высланы самоучители и словари. Для чтений по туберкулезу, алкоголизму, сельскому хозяйству были высланы рисунки и картограммы. Много помогают в деле снабжения книгами “Союз артистов города Москвы”, доставляющий в большом количестве книги научно-популярные и народные библиотечки, изд.Посредника; Общество грамотности отдает часть собранных книг; Педагогический кружок исполняет просьбы пленных учителей. Часть книжных просьб, поступивших из лагерей, была исполнена Обществом взаимопомощи агрономов, Московским книгоиздательством писателей, лигой по борьбе с туберкулезом» Источник:журнал «Русскiй военноплѣнный» (№ 3, август 1917 г.) Обращение в концлагерях с русскими военнопленными Жестокость, доходящая до зверства, глумления и беспричинное убийство были нормальным явлением в концентрационных лагерях. Ефрейтор 109 Волжского полка Алексей Рычков рассказывает, что 8 ноября 1914 года значительное количество русских пленных было выведено из барака и выстроено на площади. Прибывший для производства прививок германский врач приказал пленным, несмотря на низкую температуру воздуха, снять рубахи и голыми ждать очереди. Один из пленных не выдержал холода и накинул рубаху. Взбешенный врач бросился на ослушника и толстой камышевой палкой избил его до крови. Рядовой л.-г.{12} Стрелкового полка Сергей Скрыпов был очевидцем того, как германский солдат ударом тесака отрубил одному из наших нижних чинов четыре пальца правой руки за то, что пленный, желая обойти лужу, выдвинулся из строя. Рядовой 56 Артиллерийской бригады Дмитрий Калугин был до крови избит за то, что, чувствуя недомогание, отказался идти на прогулку и вернулся в барак. Ефрейтор 4 Копорского полка из вольноопределяющихся Александр Асмус был очевидцем того, как германский часовой рассек штыком голову пленному за попытку получить вторую порцию супа. Рядовой 1 Туркестанского полка Абдул Давлетхузин был избит до крови за то, что, видя беспомощность умирающего своего товарища, помог последнему подняться. Озверевший часовой не ограничился избиением Давлетхузина, но попутно избил и умирающего. [35] Рядовой 255 пехотного Калужского полка Василий Кобяков был очевидцем того, как в лагере «Стендаль» один из наших пленных подвергся избиению палками, лишению пищи и подвешиванию к столбу за то, что, не будучи в силах перенести муки голода, прогнал собаку от данной ей пищи и с жадностью сам съел то, что было дано животному. Ефрейтору 108 Саратовского полка Владимиру Стома германский часовой нанес тесаком удар по плечу и причинил рану лишь за то, что Стома, идя за пищей выдвинулся из строя. Зауряд-прапорщик 88 Петровского полка Михаил Венсков был очевидцем того, как германский солдат пристрелил русского пленного за то, что он передал кусок недоеденного хлеба другому пленному. Лагерь в Шнейдемюлле был разделен на четыре части и переход из одной в другую, равно и переговоры между пленными, содержавшимися в разных частях, были запрещены. За неисполнение этого правила один из русских пленных был убит германским часовым на глазах [36] рядового 255 Аккерманского полка Василия Штемберга, рассказавшего об этом возмутительном случае. Один из русских пленных, найдя у ограды лагеря выброшенную за ненадобностью гнилую брюкву, поднял ее и стал есть вопреки запрещению часового. Последний выстрелом из винтовки убил пленного наповал. Тело убитого положили в гроб и поставили последний на середине лагеря с надписью на русском языке «убит за неповиновение часовому». После этого пленники были выведены из бараков и их в течение двух часов для назидания заставили ходить кругом гроба и лежавшего в нем покойника. Свидетелем изложенного факта был, между прочим, рядовой 218 Горбатовского полка Александр Кузнецов. Когда в лагере Шнейдемюлле разнеслась весть о поражении германских войск под Варшавой, среди русских пленных царило радостное оживление. Обозленные неудачей германцы заставили пленных раздеться догола и продержали их на морозе в течение нескольких часов, издеваясь над ними и мстя таким образом за неудачу на боевом фронте. Об этом случае, которому по его жестокости не хотелось бы верить, рассказывает лично подвергшийся этому глумлению рядовой 291 Трубчевского полка Семен Яшенин. Старший унтер-офицер 87 пехотного полка Павел Самсонов был очевидцем того, как в лагере «Фридрихсфельд» часовой двумя выстрелами из винтовки убил русского пленного за то, что последний, перейдя в другую часть лагеря, выпросил у пленного француза кусок хлеба. Один из русских пленных взял с воза несколько штук сырого картофеля и стал ими утолять голод. Увидевший это германский часовой, на глазах рассказывавшего об этом случае рядового 208 Дорийского полка Федора Вострякова, ударил пленного штыком в бок; на следующий день раненый скончался. Рядовой 170 Молодеченского полка Наполеон Ядвиршись удостоверяет, что в Шнейдемюлле семьдесят русских пленных, работавших в лагерной кухне, были по очереди растянуты на бочке и избиты палками за то, что один из них дал кусок мяса русскому пленному; из числа избитых около 25 человек умерло. Ужасом дышит от рассказа крестьянина Варшавской губернии Петра Шимчака, бежавшего из германского плена. Допрошенный под присягою Шимчак показал следующее: «В августе 1914 года я был задержан во время плавания моего в качестве матроса на судне, шедшем под [37] английским флагом из Дании в Англию. Как русского подданного, меня не отпустили, а, продержав в Гамбурге в тюрьме, в одиночном заключении, в течение семи дней, отправили в лагерь для военнопленных близ Берлина, в Целе, где уже было много пленных англичан, французов и бельгийцев. В этом лагере был небольшой дворик, на котором обыкновенно наказывали провинившихся пленных. Однажды в лагерь были приведены четыре пленных казака, которых я узнал по нашитым на брюках лампасам желтого цвета. Их вывели на дворик, поставили саженях в полутора от стены барака, и через щель в стене я имел возможность наблюдать за всем происходившим. Привели первого казака, положили его левую руку на небольшой деревянный столбик, и один из германских солдат штыком-ножом последовательно отрубил половину большого и среднего пальцев и мизинца. Я хорошо видел, как под ударами штыка-ножа куски пальцев отлетали и падали на землю. Немцы подняли их и положили казаку в карман шинели, и казак был отведен в барак, где имелся резервуар с проточной водой. Был приведен второй казак и немцы прокололи ему дырки в раковинах обоих ушей, причем вращали конец штыка-ножа в разрезах с очевидной целью увеличить размер дырок; после этого второй казак был отведен туда же, куда отвели и первого. Третьему приведенному затем на место пытки казаку германский солдат ударом штыка, нанесенным сверху вниз, отрубил кончик носа, который повис на куске кожи. Казак стал знаками просить, чтоб ему отрезали неотсеченный кусок, и тогда один из солдат дал казаку в руку, которую держали другие солдаты, перочинный нож, и казак сам отрезал висевший кусочек носа. Наконец, привели четвертого. Что именно хотели сделать с ним немцы, неизвестно, так как казак быстрым движением вырвал у близ стоявшего немца штык и ударил им одного из германских солдат. Тогда все немцы, их было человек 15, бросились на казака и штыками закололи насмерть, после чего выволокли тело за пределы лагеря. Какова была судьба остальных трех казаков, я не знаю, заканчивает свой рассказ свидетель Шимчак, но думаю, что и они были добиты, так как я не видел их более». На глазах рядовогоКиевского Гренадерского полка Сергея Демина, в лагере Виттенберг, в ночь на 8 мая 1915 года, были расстреляны семь русских пленных за то, что они обратились к комендатуре лагеря с требованием об улучшении пищи. [38] Рядовой 22 Нижегородского полка Артемий Шнейер рассказывает, что одного из его однополчан ежедневно привязывали к столбу в течение двух недель за то, что в одном из писем, адресованных в Россию, он описал тяжелое положение пленных в Германии. В лагере Шнейдемюлле, в 12-градусный мороз, производивший проверку офицер приказал пленным выйти из бараков в одних рубахах без одеял, которые заменяли пленным отнятые у них шинели. Один из русских пленных, не дождавшись окончания проверки, бросился бегом в барак, но не добежал, так как был убит наповал пулей, которую ему вдогонку пустил из револьвера офицер, производивший проверку. Об ужасном случае издевательства над беззащитным врагом рассказывает рядовой 102-го Вятского полка Павел Крещенко-Кравченко. Один из русских пленных, грузин по происхождению, задумал совершить побег, но был пойман и возвращен в лагерь. Немцы надели ему цепь кругом шеи и загнали в собачью будку, в которой несчастный не мог ни сидеть, ни лежать. При каждой смене часовых, вновь занимавший пост солдат вытягивал пленного за цепь из будки и, нанеся несколько ударов, загонял обратно. Эта пытка длилась в течение двух недель. Рядовой 116-го Малоярославского полка Антон Ростовский был очевидцем того, как германский офицер избил, а затем зарубил шашкою русского пленного за то, что он отдал честь с нарушением установленного для этого порядка. В часы досуга германские солдаты доставляли себе оригинальное развлечение: объявляли, что будет выдана дополнительная порция пищи, и когда голодные пленные бросались к кухне, на них натравливали целую свору собак, которые бросались на пленных и разгоняли их под дружный хохот германских солдат; иногда пленным обещали выдать лишний ковш супа или кусок хлеба при условии, что они подставят спины под удар хлыста; измученные и голодные солдаты наши нередко покупали этою дорогою ценою лишний кусок хлеба, бросаемый им как собакам. Такова была сила голода{13}… 1917 г., мая 16. - Показание канонира 2 батареи 15 Мортирного артиллерийского дивизиона Никиты Малюженко, бежавшего из германского плена в Швейцарию «27 сентября 1916 года в лагере Гермерсгейм было собрано 2 000 пленных русских солдат для отправки на фронт рыть окопы. Узнав об этом, пленные заявили, что они не согласны ехать на эту работу. На это заявление немцы объявили им, что они просить их не будут, а просто пошлют, и приказали им собирать свои вещи. Наши пленные не стали собирать вещей. Тогда об этом было доложено коменданту лагеря, который вытребовал роту солдат, каковая прибыла через полчаса. Пленных выстроили, а роте было приказано взять на изготовку. Пленные вновь ответили отказом. Тогда был дан один выстрел в воздух. Пленные запели гимн. Комендант рассвирепел и приказал солдатам стрелять и колоть наших пленных. Результатом этого побоища оказалось: 6 человек убитых, 60 человек тяжело раненных и 80 человек легко раненных. Несмотря на все происшедшее, наши пленные были отправлены на фронт рыть окопы...» Источник: ЦГВИА, ф. 2000, оп. II, д. 6791, л. 35. [40] 1917 г., октябрь 12 (25). - Из сводки показаний воинских чинов, возвратившихся из германского плена «Положение русских солдат в германских лагерях нисколько не улучшается. Их попрежнему кормят плохо, а работать заставляют не по силам, ввиду чего, напр., в лагере Хойберге и Шнейдемюлле, ежедневно умирает по 50 человек. Последнее время в особенности плохо кормили в лагере Гаммерштейне и Альтдаме. Обращение с пленными самое жестокое, даже русских офицеров принуждают чистить клозеты. Пленных бьют палками, прикладами, воловьими жилами, садят под арест, оставляют без пищи, подвешивают к столбам, травят собаками и даже убивают. Нередко практикуются и истязания, напр., в лагере Бяндруне пленных раздевали и голых обливали кипятком, или ставили их под холодный душ и в течение полчаса лили им на лицо холодную воду. Заставляли без фуражек и с тяжестями бегать подолгу на солнцепеке. В лаг[ере] Трая на пленных пахали землю и, запрягая в телеги, возили на них провиант, причем дорогой били палками и кололи штыками, понуждая бежать быстрее...» Источник: ЦГВИА, ф. 2000, оп. II, д. 7954, л. 50–51. [41] В зависимости от государственной принадлежности, находившиеся в ведении Военного министерства лагеря для военнопленных относились либо к Австрийской империи, либо к Королевству Венгрия. Поскольку именно австрийские части захватывали наибольшее число военнопленных, то «австрийских» лагерей было гораздо больше «венгерских». Весной 1916 г. к Сборнику распоряжений по императорской и королевской армии (Beiblatt Nr.13 zum Verordnungsblatt für das k.u.k. Heer) был опубликован полный список лагерей для содержания военнопленных, которые были разделены на пять категорий. I. Лагеря для военнопленных (Kriegsgefangenenlager) 1. Военное командование Вены (Militärkommando Wien): Wieselburg an der Erlauf, Purgstall, Hart bei Amstetten, Spratzern bei Sankt Pölten, Sigmundsherberg, Bruck-Királyhida. 2. Военное командование Пожони (Militärkommando Pozsony): Kenyérmezö Tábor, Somorja, Dunaszerdahely, Nagymegyer, Boldogasszony, Ostffyasszonyfa, Sopronnyék, Zalaegerszeg, Hajmáskér, Csót bei Pápa. 3. Военное командование Праги (Militärkommando Prag): Eger, Plan, Heinrichsgrün. 4. Военное командование Лейтмерица (Militärkommando Leitmeritz): Josefstadt, Milowitz, Theresienstadt, Deutschgabel, Reichenberg, Brüx, Braunau. 5. Военное командование Перемышля (Militärkommando Przemyśl): Czaple-Gleboka, Tuchla, Jaroslau. 6. Военное командование Инсбрука (Militärkommando Innsbruck): Kleinmünchen, Mauthausen, Freistadt, Marchtrenk, Grödig bei Salzburg, Braunau am Inn, Aschach an der Donau. II. Лагеря для интернированных лиц (Interniertenlager) 1. Военное командование Граца (Militärkommando Graz): Thalerhof bei Graz. 2. Военное командование Пожони (Militärkommando Pozsony): Nézsider. 2. Военное командование Тимишоары (Militärkommando Temesvár): Arad. III. Пункты для военнопленных офицеров (Offiziersstationen für Kriegsgefangene) 1. Военное командование Вены (Militärkommando Wien): Neulengbach, Schloß Zell bei Waidhofen, Salzerbad bei Hainfeld, Mühling bei Wieselburg. 2. Военное командование Пожони (Militärkommando Pozsony): Városszalónak, Vassurány, Léka, Zalaszentgrót-Zalacsány, Taplánfa. 3. Военное командование Лейтмерица (Militärkommando Leitmeritz): Theresienstadt, Brüx, Deutschgabel. IV. Ремесленные лагеря для военнопленных (Kriegsgefangenen-Gewerbelager)1. Военное командование Вены (Militärkommando Wien): Brunn am Gebirge. 2. Военное командование Будапешта (Militärkommando Budapest): Nákosszentmihály. V. Рабочие отряды из военнопленных (Kriegsgefangenen-Arbeiterdetachements) 1. Военное командование Граца (Militärkommando Graz): Knittelfeld, Feldbach, Lebring, Sternthal bei Pettau. 2. Военное командование Лейтмерица (Militärkommando Leitmeritz): Dux, Sebenstein. Лагеря для больных военнопленных (Kriegsgefangenen-Beobachtungsstation) Военное командование Кракова (Militärkommando Krakau): Wadowice. Охрана – k.k.LdstWachBaon Nr.22. В этом лагере содержались больные русские военнопленные, как нижние чины, так и офицеры. По мере расширения масштаба боевых действий и, как следствие, резко увеличившегося притока военнопленных, перед властями Австро-Венгрии остро встала задача формирования специальных подразделений для конвоирования и охраны военнослужащих неприятеля, попавших в плен. Для решения этих задач без отвлечения с фронта боеспособных частей в 1916 г. в рамках австрийского и венгерского Ландштурма (Земельного ополчения) были созданы «охранные батальоны Ландштурма» (Landsturm-Wachbataillone, сокращенно - Ldst-Wachbaon). Именно они отвечали за охрану нижних чинов и унтер-офицеров в лагерях для военнопленных и офицеров в пунктах для содержания военнопленных офицеров. Охранные батальоны Ландштурма не следует путать с Охранными ротами: задачами последних являлись обычные охранные и военные функции. Численность Охранных батальонов Ландштурма была следующей: 22 австрийских (k.k.) батальона (нумерация - 1-22) и 19 венгерских (k.u.) (нумерация - I-XIX). Каждому батальону была придана вспомогательная рота военнопленных (Kriegsgefangenen-Begleitkompagnie, или KgfBglKomp) с тем же номером, что и сам батальон. В обязанности членов вспомогательных рот входила охрана военнопленных на работах вне расположения лагеря. По мере наступления армий Центральных держав на Восточном фронте русские пленные разделяли участь своих боевых товарищей вплоть до начала марта 1918 г., пока Брест-Литовский мирный договор не положил конец участию России в Великой войне. Первые лагеря Терезин и Талергоф Уже в первые недели войны, в августе 1914 года, все тюрьмы Львова были заполнены русинами (более 2000 человек), которых обвиняли в шпионаже в пользу Москвы. Встал резонный вопрос, что делать дальше с пораженным в правах населением (никто австрийского подданства русинов не лишал!). В результате австрийцы нашли невиданное для истории Европы решение - был создан первый на континенте концентрационный лагерь Талергоф, который заполняли по этническому принципу. Лагерь находился рядом с железнодорожной станцией Абтиссендорф, а сейчас на этом месте военный и гражданский аэропорт Граца (Австрия). Именно Талергоф стал прототипом для нацистских концлагерей типа Дахау, Освенцима, Бухенвальда и других. Кроме Талергофа, были созданы и другие лагеря, наиболее известным из которых является Терезин - в Северной Чехии, недалеко от Праги. Находившийся на месте нынешнего аэропорта города Граца в Австрии концлагерь Талергоф по фактическим условиям содержания заключенных, по позднейшему признанию австро-венгерских властей не имевших никакой вины, может считаться первым лагерем смерти в Европе. Лагерь представлял собой участок невозделанного поля в виде длинного четырехугольника в пяти километрах от Абтиссендорфа и железной дороги. На первых порах эту площадь солдаты отделили деревянными кольями и колючей проволокой. Со временем лагерь Талергоф расширился.Первая партия заключённых поступила в Талергоф 4 сентября 1914 г., на следующий день после занятия русскими войсками Львова. Вскоре появился ещё один лагерь для русофилов - в городе Терезин в северной Богемии. Он размещался в относительно лучших условиях - в крепости. Многие заключённые Терезина потом направлялись в Талергоф, где до зимы 1915 г. даже не было бараков - заключённые спали на открытой земле.В официальном рапорте фельдмаршала Шлеера от 9 ноября 1914 года сообщалось, что в Талергофе в то время находилось 5700 русофилов. В первые дни войны начались массовые аресты «шпионов», которыми являлись простые русские люди. Из сообщения А.И. Веретельника: «Знакомый фельдфебель сообщилъ мнъ, что мазепинцы прямо заваливаютъ канцелярію письмънными доносами. Знакомый почтовый чиновникъ разсказывалъ, что черезъ его руки ежедневно проходили сотни писемъ, приблизительно слъдующаго содержанія: «Считаю своимъ гражданскимъ долгомъ сообщить, что слъдующія лица... являются рьяными русофилами». Необходимо отметить, что за донос полагалось вознаграждение в размере 10 крон за каждого «русофила». Арестовывали всех без разбора на основе доносов или обысков. Причины были самые нелепые, например найденная при обыске русская газета или открытка из России. Некоторых арестовывали и впоследствии отправляли в концлагерь Талергоф, но множество людей было убито по решению военного суда прямо на месте. Из сообщения И.Н. Boвкa: «Къ намъ привели нъсколькихъ плънныхъ русскихъ солдатъ, а вмъстъ съ ними 60 крестьянъ и около 80 женщинъ и дътей. Мнъ приказали конвоировать узниковъ. По дорогъ я узналъ, что арестованные ими крестьяне „руссофилы“... Видъ съдыхъ стариковъ, женщинъ съ грудными дътьми на рукахъ и плачущихъ отъ страха, голода и устали дътей, цеплявшихся за одежду своихъ матерей, производилъ такое удручающее впечатлънiе, что даже у одного изъ офицеровъ-нъмцевъ показались на глазахъ слезы. Стоявшiй рядомъ лейтенантъ, замътивъ слезы у товарища, спросилъ: “Что съ тобой?“ Тотъ отвътилъ: „Ты думаешъ, что эти люди виновны въ чемъ нибудь? Я увъренъ, что нътъ“. Тогда лейтенантъ безъ малъйшей запинки сказалъ: “Въдь-же это руссофилы, а ихъ cлъдовало еще до войны всъхъ перевъшать. Но... нъсколько минутъ томительнаго ожиданiя - и началась казнь» До зимы 1915 года в Талергофе не было бараков. Люди лежали на земле под открытым небом в дождь и мороз. Заключенных косили болезни и антисанитария.По прибытии в концлагерь все арестанты должны были пройти дезинфекцию в бане, а после голыми на свежем воздухе ожидать, пока им выдадут одежду. Что касается плановых купаний, то зачастую эту процедуру проводили в самые морозные дни, чтобы, выгнав раздетых людей на улицу, доставить им неимоверные страдания. Одно из таких купаний спровоцировало в Талергофе вспышку сыпного тифа, свирепствовавшего четыре месяца и унесшего 1350 жизней. Охрана морила голодом и избивала заключенных. Очевидцами описаны многочисленные случаи убийств и издевательств. «Самым тяжелым ударом по душе Карпатской Руси был, без сомнения, Талергоф, возникший в первые дни войны 1914 г. в песчаной долине у подножия Альп возле Граца, главного города Стирии. Это был лютейший застенок из всех австрийских тюрем в Габсбургской империи... Первую партию русских галичан пригнали в Талергоф солдаты грацкого полка 4 сентября 1914 г. Штыками и прикладами они уложили народ на сырую землю. Голое, чистое поле зашевелилось, как большой муравейник, и от массы серомашных людей всякого возраста и сословия не видно было земли…. За Талергофом утвердилась раз и навсегда кличка немецкой преисподней. И в самом деле, там творились такие события, на какие не была способна людская фантазия, забегающая по ту сторону света в ад грешников. До зимы 1915 г. в Талергофе не было бараков. Сбитый в одну кучу, народ лежал на сырой земле под открытым небом, выставленный на холод, мрак, дождь и мороз. Счастливы были те, которые имели над собою полотно, а под собою клапоть соломы. Священник Иоанн Мащак под датой 11 декабря 1914 г. отметил, что 11 человек просто загрызли вши. Смерть в Талергофе редко бывала естественной: там ее прививали ядом заразных болезней. По Талергофу триумфально прогуливалась насильственная смерть. ... Для запугивания людей, в доказательство своей силы тюремные власти тут и там по всей талергофской площади поставили столбы, на которых довольно часто висели в невысказанных мучениях и без того люто потрепанные мученики. На этих столбах происходило славное немецкое «анбинден», то есть подвешивание (как правило, за одну ногу). Кроме мук на столбе были еще железные путы "шпанген", просто говоря - кандалы, из-под которых кровь капала. Большую книгу можно бы написать об язвительных пакостях немцев. Феофил Курилло рисует такую картину: тридцать изнуренных и высохших скелетов силятся тянуть наполненный мусором воз. Солдат держит в левой руке штык, а в правой - палку и подгоняет ими «ленивых». Люди тянут воз за дышло и веревками и еле-еле продвигаются, ибо сил у них не хватает. Через талергофское чистилище и горнило перешло не менее 20 тыс. русских галичан и буковинцев. Администрация Талергофа считала только живых, на умерших не обращала внимания и не считало. В талергофский лагерь постоянно приходили новые партии, и с каждым движением русской армии их было все больше и больше. Не было в русском Прикарпатье села и семьи без потерпевших. Мало того! Не редким явлением в 1914-1915 гг. были массовые аресты целых селений. Кажется, что 30 тыс. будет неполной цифрой всех жертв в пределах одной Галицкой Руси. За Русь на виселицы, на расстрелы, на издевательства и муки в Терезине, Талергофе, Вене и других тюрьмах и концлагерях Астро-Венгрии шли тысячи за тысячами и страдали, и умирали за русскую веру своих предков, за русскую церковь, за русскую икону, за русское слово, за русскую песню, за русскую душу, за русское сердце, за русскую волю, за русскую землю, за русскую честь и совесть» Василий Ваврика, выдержки из книги «Терезин и Талергоф» За малейшую провинность, часто невольную, заключённых пытали и убивали. Всего через лагерь прошло не менее 20 тыс. человек, арестованных по подозрению в русофильстве, что не удивительно, поскольку, по свидетельству выживших узников, даже врачи были крайне враждебно к ним настроены.Талергофский лагерь постоянно пополнялся новыми партиями заключенных. В Прикарпатье не было села или семьи не пострадавших от австро-венгерских властей. В 1914-1915 гг. нередким явлением были массовые аресты целых селений. Воспоминания русского галичанина Ильи Тереха «В самом начале войны, австрийские власти арестовали почти всю русскую интеллигенцию Галичины и тысячи передовых крестьян по спискам, вперёд заготовленным и преданным административным и военным властям украинофилами, сельскими учителями и попиками» Тысячи людей были заключены в Терезинской крепости. Они должны были весь день выполнять грязную работу в крепости и городе: чистить улицы, каналы, уборные в заразных лазаретах, трудиться в огородах и в поле. Большую поддержку узникам оказывало местное чешское население. Заключенных Терезина через некоторое время отправляли в Талергоф. Заключённые постоянно подвергались избиениям и пыткам, регулярно производились казни. Помимо общей тюрьмы, в Талергофе существовали камеры-изоляторы, куда попадали наиболее активные и несговорчивые заключенные. Прежде чем поместить неугодного арестанта в одиночку, охранники безжалостно избивали его, а после не разрешали ему смотреть в окошко, наказывая за непослушание уколами штыка в лицо. Антисанитария, холод, голод, эпидемии помогали озверевшим надсмотрщикам воплощать в жизнь идею безжалостного истребления русских, которые не заслуживали снисхождения. В лагере был изобретён и ряд новых видов казней (как, например, своеобразное подвешивание на столбах), которые потом нередко применялись в подобных учреждениях и в ходе следующей мировой войны. В условиях жуткой антисанитарии люди массово погибали от болезней. Зимой 1914-1915 гг. случилась эпидемия сыпного тифа.По свидетельству Ваврика, центральная площадь Талергофа была усыпана столбами для подвешивания, которые никогда не пустовали. На них с целью устрашения при помощи веревок, пропущенных под руками, подвешивали жертв, которые находились в таком положении по два часа. Из-за этой мучительной пытки в исторических источниках геноцид русских нередко называется «галицкой Голгофой». Талергофский лагерь просуществовал с сентября 1914 по май 1917 г. После смерти императора Франца-Иосифа новый император Карл I распорядился выпустить всех заключенных. В своем рескрипте от 7 мая 1917 г. он написал: «Все арестованные русские невиновны, но были арестованы, чтобы не стать ними», тем самым признав, что действия австро-венгерских властей были направлены против целой этнической группы. Карл I написал в своём рескрипте, что содержавшиеся в нём не были виновны, но были арестованы именно для того, чтобы не стать виновными. В Талергофе, помимо мужского лагеря, австрийцы устроили отдельные детские и женские тюрьмы, где изощренно издевались над заключенными, унижая их честь и достоинство. Намеренно не позаботившись о создании туалетов, лагерные служащие выделили для оправления естественных нужд открытые площадки. Когда надсмотрщики увидели, что женщины, испытывая чувство стыда, догадались прикрывать друг друга, организуя некое подобие ограждения, они намеренно стали сами окружать бедняжек, наблюдать за ними и позволяли себе при этом ужасающие выходки. С 1924 г. начинает выпускаться «Талергофский альманах», где приведены документальные свидетельства, воспоминания очевидцев и жертв геноцида. В предисловии к первому выпуску видный деятель русинского возрождения Ю. Яворский написал: «Печальная и жуткая эта книга. Потрясающая книга бытия, искуса и мук многострадальной Галицкой Руси в кошмарные дни минувшего грозного лихолетья. Прославный помянник безвинно выстраданной ею искупительной, вечерней жертвы за Единую, Святую Русь!». Составители «Талергофского альманаха» в предисловии ко второму выпуску пишут: «Умирали всъ, какъ подобаетъ героямъ-мученикамъ, безъ плача и проклятій, со словами молитвы на устахъ. А Андрей Пужакъ, стоя на ступенькахъ висълицы, крикнулъ: «Дя здравствуетъ Великая, Недълимая Русь!» Талергофское кладбище «Под соснами» было ликвидировано в 1936 г. Прах мучеников был перезахоронен в братской могиле на кладбище в деревне Фельдкирхен. Согласно международному соглашению по охране военных могил, на братской могиле построена часовня и внутри ее помещена надпись «Вдали от Родины здесь покоятся 1767 мужчин, женщин и детей из Галичины и Буковины, жертв мировой войны 1914-1917 гг.» Во втором выпуске «Талергофского альманаха» приведены прекрасные слова: «А как быть с недавним прошлым? Должно ли оно быть забытым? Нет, это было бы преступлением, большим того, какое совершили враги. Пусть же кровь галицко-русского народа, его страдания, слезы жен и детей, вдов и сирот, пепелища его усадьб и селений, будут, хотя бы в маленькой части, занесены на страницы истории русского народа». В скорбный помяник погибших в Талергофе занесем лучших народных деятелей из длинного ряда мучеников: - доктора Романа Дорика, - основателя и воспитателя бурсы им. Ф.М. Ефимовича, Юлиана Осиповича Кустыновича; - профессора перемышльской духовной семинарии, доктора богословия Михаила Людкевича; - доктора медицинских наук Михаила Собина; - священника Евгения Кушнира из Сторонной; - священника Владимира Полошиновича из Щавного; - священника Иосифа Шандровского из Мыслятич; - священника Григория Спрыса из Дашовки; - священника Александра Селецкого из Дошпицы; - священника Иосифа Черкавского из Соколи; - священника Апполинария Филипповского из Подкаменя возле Рогатина; - священника Несора Полянского; священника, доктора богословских наук Николая Малиняка из Славницы; - священника Корнилия Литвиновича из Братишева; - священника Владислава Коломыйца из Лещан; - священника Михаила Кузьмака из Яворника Русского; - священника Евгения Сингалевича из Задубровец; - священника Николая Гмитрика из Зандовицы; священника Ивана Серко из Искова; - священника Иеронима Куновского из Бельча; - священника Иоанна Дуркота из Лабовой; - священника Михаила Шатынского из Тиравы; - священника Олимпа Полянского из Юровец; - священника Василия Курдыдика из Черниховец; - священника Казимира Савицкого и многих других священнослужителей и интеллигенции. Из крестьян погибших в Талергофе, можно вспомнить: - Ивана Попика из Мединичи, - Ивана Шарого из Щасповки, - Степана Шевчука из Ток, - Степана Стечина из Поздича, - Михаила Дацкого из Кривого возле Радехова, - Алексея Гишина из Григорова, - Федора Зубыка из Ветлина, - Феодосия Демьянчика из Высовой, - Константина Гайдоша из Регетова, - Василия Галчека из Лины, - Григоря Романчака из Граба, Ивана Спинка из Гладышова, - Андрейчина из Устья Русского, - Игнатия Банатка из Ропицы Русской, - Семена Андрейчина из Устья Русского, - Климентия Бобяка из Ольховца и множество крестьян и крестьянок Прикарпатской Руси. В чешский Терезин и австрийский Талергоф в сентябре 1914 года массово сгонялись русские или русины, жившие на территориях Прикарпатской Руси, Галиции и Буковины, входивших в то время в состав Австро-Венгерской империи. Проводившийся австрийскими властями при поддержке Ватикана геноцид русинов был осуществлен при активном участии немецких, венгерских, украинских и польских националистов. В чешский Терезин и австрийский Талергоф в сентябре 1914 года массово сгонялись русские или русины, жившие на территориях Прикарпатской Руси, Галиции и Буковины, входивших в то время в состав Австро-Венгерской империи. Проводившийся австрийскими властями при поддержке Ватикана геноцид русинов был осуществлен при активном участии немецких, венгерских, националистов.Не меньше повезло и арестованным. Многих перевозили в львовские тюрьмы, а затем отправляли в лагеря. Но и путь туда оказывался пыткой для русинов. По пути к вокзалу их провожали толпы людей, которые осыпали бранью и камнями узников. На вагонах, в которых везли арестованных, было написано слово «изменники». На каждой остановке по пути в лагерь их ждала разъяренная толпа. Далее узники попадали в лагерь Талергоф. Первые партии прибыли 4 сентября 1914 года. На тот момент не было бараков, прибывшие спали на земле под открытым небом. Конвойные всячески издевались над людьми, особенно над священством. Закалывали штыком за малейшую провинность. Расположенный в нынешней Чехии концлагерь Терезин, созданный на базе старой крепости, также был заполнен большей частью подозреваемыми в русофильстве. Однако благодаря более дружественному отношению местного населения, помогавшего заключённым по мере возможности, смертность здесь была заметно ниже, чем в Талергофе, но множество людей, в результате, погибли и здесь. Во время Великой Отечественной войны Терезин снова был использован нацистами по тому же назначению, в связи с чем в данный момент упоминается прежде всего в связи со зверствами нацистов. Терезинская крепость, в которой лучшие помещения служили до первой мировой войны казармами для солдат, похуже были тюрьмами и темницами для наибольших преступников австрийской монархии; некоторые стояли совершенно пустыми. Существовал еще один лагерь - в крепости Терезин, находящийся в Чехии.3 сентября 1914 года туда привезли первую партию узников. По масштабам этот лагерь был гораздо меньше Талергофа. Здесь жилось легче благодаря помощи чешского населения, которое боролось за улучшение условий проживания заключенных. И вот, 3 сентября 1914 года все казематы, тюремные вязницы и темницы, все конюшни с лошадиным гноем, все коридоры и сырые подвалы наполнились изгнанниками, уроженцами Карпатской Руси. Тысячи галицких невольников загнали немцы в холодные стены, закрыли железными дверьми. Лютые, как тигры, ключники и профосы надзирали за ними. Вооруженные солдаты стояли на сторожевых местах, у ворот, дверей и решеток. Началась тяжелая неволя. Интеллигентные и простые люди должны были совершенно бесплатно весь день отрабатывать всякие черные работы не только в самой крепости, но и в городе, чистить улицы, каналы, уборные в заразных лазаретах, трудиться в огородах и в поле. В крепость было два входа. На каждом шагу стояли заставы. Бежать было немыслимо. В гнездах вшей, в гное бесчисленных ран и болячек необходимо было вести непрерывную борьбу с болезнями, которые путем проникновения в здоровый организм болезнетворных микроорганизмов могли охватить всю крепость. Дальше тюремных стен унылый стон не вылетал. Никто их не слышал. Никто не обращал внимания на вопли арестантов. Они ждали спасения от фронта, но как на зло, война затянулась, и казалось, что конца ей не будет. Через Терезин прошло более 140 тысяч человек. В живых осталось чуть более 3 тысяч, причем 33 тысячи были уничтожены именно здесь. Трупы сжигали - был наскоро сооружен крематорий. К середине 1924 года весь город стал концлагерем. И в зной, и в стужу ежедневно работавшие с утра до ночи невольники занимались вспашкой полей, выравниваем ям, прокладкой дорог, собиранием лошадиного навоза и уборкой отхожих мест. В качестве вознаграждения они получали замешанный на соломе, конских каштанах и низкопробной муке хлеб, отвар гнилой свеклы, отходы картошки, протухшую конину и грязную воду. Посуда в концлагере не предусматривалась, поэтому каждый выходил из положения как мог. Одни использовали в качестве миски шапку, другие формировали тарелку из хлеба, третьи приспосабливали под свои нужды бутылки с отбитым горлышком. Надзиратели в лагерях Терезин и Талергоф в основном были боснийцы, но наиболее оголтело, по мнению Ваврика, вели себя бывшие собратья: «Бездушный немец не мог так глубоко влезть своими железными сапогами в душу славянина-русина, как этот же русин, назвавший себя украинцем». Охранники обладали всей полнотой власти и могли творить с заключенными все, что им заблагорассудится. Называя арестантов «русскими свиньями», они откровенно забавлялись, жестоко избивая, пытая и расстреливая невинных узников. Чудом уцелевший в мясорубке Талергофа Илья Гошовский вспоминал, как служащие 27-го градецкого полка встретили его в лагере всего лишь «молниеносными ударами в лицо», в то время как другим повезло меньше - их либо ранили штыками, либо вовсе убили. Приложение Распорядительный Комитет господ офицеров, находящихся на станции Зальцербад, 20 июля 1916 г. В отношении своего быта на станциях господа офицеры считают своим долгом заявить нижеследующее: 1. В виду отсутствия обмена тяжело раненых и больных офицеров, таковые находятся в весьма тяжелом положении вследствие невозможности лечить сложные заболевания или хронические болезни, находясь в плену; на основании этого, офицеры просят возбудить ходатайство об отправлении таковых офицеров, нуждающихся в серьезном систематическом лечении, в какое-либо нейтральное государство. Эту же меру желательно также применить к офицерам очень преклонного возраста. 2. В виду систематического уменьшения пищевых продуктов в стране, а в будущем, при затяжении войны, возможности сведения их к минимуму, просят об организации посылки таковых продуктов для военнопленных, чтобы избежать возможности физического истощения от недостатка, еще большего в будущем. Наиболее подходящим центральным питательным пунктом, из коего военнопленные могли бы получать необходимые пищевые продукты, является Швейцария. 3. Вследствие того, что из практики выяснилось, что многие посылки доходят до военнопленных неполными, в разбитом виде, а иногда и совсем не доходят, желательно учреждение контроля в пределах России и Австрии за всеми посылками, адресованными военнопленным, откуда бы они ни были посланы. 4. Желательно, чтобы представители Испанского посольства, под покровительством коего русские военнопленные состоят в Австрии, посещали время от времени лагери и станции, так как заявляемые на их имя жалобы не доходят в большинстве случаев до Посольства, а представитель Посольства во многих лагерях до сих пор еще не бывал. 5. Желательно оповестить русское общество о том, что пересылка денег должна быть преимущественно по почте, а не через банки, так как в последнем случае страдают интересы военнопленных от разменного курса австрийских банков. 6. Желательно более правильное урегулирование пересылки писем, так как таковые в большинстве своем идут или весьма неравномерно, или же совсем не приходят. 7. Желательна более широкая высылка книг как в офицерские станции, так и нижним чинам, так как в магазинах Австрии и Венгрии отказывают в продаже русских книг за отсутствием таковых. 8. Вследствие недостатка материальной обеспеченности семейств военнопленных офицеров и вздорожания жизни во время войны желательно увеличение размера содержания, выдаваемого семьям военнопленных, тем более, что семьи из этого же содержания снабжают посылкой необходимых вещей нас, военнопленных. 9. Просят также обратить внимание на недостаточное питание находящихся в плену нижних чинов и снабжение их бельем и одеждой; недостаток питания ведет их к полному истощению и разного рода заболеваниям. 10. Просим Вас обратить внимание кого следует, на улучшение качества хлеба, получаемого пленными. Следуют подписи. Мл. унтер-офицер пехотного полка Алексей Макуха. «21 марта 1915 года в ходе боев на Буковине неприятель провел массированную артподготовку и начал наступление. Австрийцам удалось захватить одно из русских укреплений. Раненый Алексей Макуха попал в плен и был подвергнут допросу. Австрийцы рассчитывали, что телефонист, слышавший разговоры командования, обладает важной информацией о расположении русских войск. Угрозы не смогли заставить пленного солдата выдать военную тайну, и австрийские офицеры перешли к физическим истязаниям. «Офицеры повалили его на землю ничком и вывернули руки за спину. Затем один из них сел на него, а другой, повернув ему голову назад, при помощи кинжала-штыка раскрыл рот и, вытянув рукою язык, дважды резанул его этим кинжалом. Изо рта и носа Макухи хлынула кровь», - описывал произошедшее в 1915 году еженедельный журнал «Искры». На фотографии явно виден рубец идущий поперк языка. Николай Макуха поапл в лазер с болтавшимся на лоскутке кожи языком. В лазаре ему пришили язык. Язык немел и плохо ворочался во рту, но Николай остался доволен, что он остался жив и мог рассказывать что такое побывать в немецком плену. Великий князь Николай Николаевич произвел его в младшие унтер-офицеры и распорядился наградить всеми степенями Георгиевского креста. Кроме того, великий князь попросил императора Николая II назначить телефонисту двойную пенсию в порядке исключения. Государь поддержал предложение, и Макухе после увольнения со службы была положена пенсия в размере 518 рублей и 40 копеек в год». Старший унтер-офицер Порфирий Панасюк. « Порфирию Панасюку немцы резали уши. Документ зафиксировал, что группа численностью около 10 офицеров стала допрашивать П. Панасюка о дислокации русских соединений. Причем ему было обещано вознаграждение. После отказа пленного отвечать на вопросы, один из офицеров принес небольшие ножницы - и с их помощью офицер Генерального штаба, который непосредственно вел допрос, отрезал у П. Панасюка мочку правого уха. После того как и после этого П. Панасюк не сообщил необходимых сведений, у него были вырезаны один, а затем еще два куска все того же правого уха - выше мочки. Затем офицер схватил П. Панасюка за нос (с такой силой, что искривил нос) и ударил допрашиваемого в лицо». Младший урядник казачьего полка Иван Пичуев. «Допрашиваемого казака Ивана Пичуева подвешивали за руки и за ноги - вниз головой. А затем германские офицер и рядовые отрезали казаку верхнюю часть левого уха, подрезали ухо и вырезали на бедре 4 продольные полосы - в виде лампаса. И. Пичуев прошел освидетельствование врачами русского Красного Креста. Рядовой пехотного полка Анпилогов. «Рядовому Анпилогову, также во время допроса отрубили пальцы на ноге». Подпоручик Алексей Неклюков «В ноябре 1914 г. во время боя у Ловича был ранен и контужен подпоручик Алексей Неклюков – и захвачен немецким разъездом. Его повели в тыл, а когда подпоручик от слабости упал - его начали избивать. Затем немец снял с раненой ноги офицера сапог, сорвав повязку, и начал резать ногу - поперек раны. Когда от сильной боли офицер стал метаться, немец ухватил его мизинец и, засунув под ноготь тонкий металлический предмет, оторвал полногтя. Придя в себя, А. Неклюков увидел, что ногти на всех пальцах рук сорваны». Казак Цепин. «Доношу, что 26-го апреля сего года в дер. Верши был доставлен казак 5-й особой Донской казачьей запасной сотни отряда генерала Потапова – Федор Цепин, 38 лет от роду, раненый и, уже после ранения, изувеченный немцами при следующих обстоятельствах. 18 апреля сего года, в 8 — 10 верстах от дер. Верши, ночью, германцы внезапно напали на деревню, названия которой казак Цепин не помнит. Находясь в дозоре, Цепин закричал: «немцы, немцы», но при этом был ранен пулей и упал на землю. Немедленно к нему приблизилось несколько нижних чинов противника, которые начали его, уже раненого, избивать ногами и прикладами, а затем каким-то острым орудием, но не шашкой, перерезали ему горло и бросили. От кровопотери он потерял сознание. Когда он очнулся, неприятель был уже отброшен, и ему подавали помощь наши санитары. Показания он дает письменно, так как говорить совершенно не может, вследствие перереза дыхательного горла и передней стенки пищевода. Главный врач коллежский советник Оат. Старший ординатор доктор медицины Элиасберг». Все вышеизложенное было включено в рапорт Главного врача лазарета № 1 38-й пехотной дивизии. Казак позднее скончался от зверски нанесенных ему ран - в одном из военно-лечебных заведений, в котором долго страдал. Дознание: по делу об изуродовании чинами германской армии тела драгуна эскадрона Ее Императорского Высочества, 3-го Драгунского Новороссийского Ее Императорского Высочества Великой Княгини Елены Владимировны полка Бритвина. Бритвин Афанасий Алексеевич, происходит из крестьян Вятской губ., Орловского уезда, Коврижской волости, деревни Зайцы. Вследствие устного приказания временно Командующего 3-м Драгунским Новороссийским Ее Императорского Высочества Великой Княгини Елены Владимировны полком мною произведено дознание по делу об изуродовании немцами трупа драгуна эскадрона Ее Императорского Высочества Бритвина. Младший офицер эскадрона Ее Высочества того же полка корнет фон Траутфеттер Павел Эрнестович, 26 лет, показал: «Я временно командовал эcкaдpoнoм. 7-го Марта 1915 года мой эскадрон был разослан в разъезды, и при мне остался лишь первый взвод. Командир полка приказал мне отправиться в разъезд с этим взводом, указав направление разведки. При наступлении темноты, дойдя до конечного пункта, я решил заночевать, в виду темноты и сильной вьюги, выбрав для ночлега деревню Аукштакальке. На рассвете следующего дня был разбужен подчаском, который доложил мне, что постом замечено 2 немецких всадника, двигающихся в нашем направлении. Для того, чтобы выяснить обстановку, я отправил двух или трех конных людей, в том числе и драгуна Бритвина, навстречу показавшимся немецким всадникам. Подъезжая к противоположной окраине деревни, они были обстреляны с близкого расстояния. Одним из этих выстрелов был легко ранен пулей драгун Бритвин, который и свалился с лошади. Второй дозорный, драгун Егорин, прискакал ко мне с донесением. Я отошел с разъездом из деревни к отдельному хутору, находящемуся в полуверсте за деревней, послав людей узнать, нельзя ли вывезти Бритвина. Taк как против меня было более эскадрона, то выручить его oказалось невозможным. Тогда дозорный поручил местному жителю подробно узнать о том, что случилось с Бритвиным. Через некoтopoe время местные жители прибежали обратно и сообщили моему дозорному, что немцы, затащив Бритвина в избу, взрезали ему живот и pyки, a также вырезали половые органы». Фельдфебель Николай Ушаков «На груди и обеих ногах видны порезы, сделанные на его теле немцами. 10-го мая один из полков, защищающих рижский фронт, выслал на разведку фельдфебеля Николая Васильевича Ушакова, крестьянина Архангельской станицы, Кубанской области. Отделившегося во время разведки Ушакова немецкая засада захватила и привела в землянку, где четыре офицера в присутствии нескольких солдат раздели Ушакова донага, отобрали деньги и стали расспрашивать о расположении батарей и пулеметов. Ушаков ответил незнанием. Тогда офицер хотел зарубить Ушакова шашкой, но был остановлен другими. Когда, задавая дальнейшие вопросы разведывательного характера, один немецкий офицер убедился, что Ушаков дает ложные показания; он начал бить его по лицу его же гимнастеркой. Все обращения к Ушакову начинались словами «русская свинья». В конечном итоге солдаты схватили Ушакова. Один из них острым ножом вырезал на его ногах глубокие контуры лампасов. Затем, со словами: «Наш император жалует тебе Железный крест», вырезал на груди Ушакова очертания большого креста. После этого Ушакову заявили, что если до завтра он не передумает относительно дачи показаний, в очерченных местах будет вырезана кожа, дабы лампасы и крест вышли настоящими. Ушаков, голый был заперт в блиндаже. Заметив, что часовой спит, Ушаков вылез печным отверстием и убил часового. Проползая проволочные заграждения, он был замечен и обстрелян, при чем у него была прострелена кисть правой руки. Ушаков все же добрался к своим и был осмотрен дивизионным врачом, затем комиссией, в составе врачей «Красного Креста», военного прокурора суда армии и представителей штаба армии. Факт немецкого зверства запротоколен».
Крюков Владимир Викторович, казачий полковник, почетный атаман Амурского казачьего войска, генеральный директор ООО ППП «Сугдак», член СВГБ по ДВ региону
Список литературы и источников Баженов А.Д. 9-й Сибирский казачий полк в Великую войну.// Войсковой Юбилейный сборник Сибирского Казачьего Войска. 1582-1932. Под ред. Е.П. Березовского. Часть 2. Время Великой Войны 1914-1917. Харбин, 1941 с. 190-237 Базилевич М.П. Альбом снимков из жизни русских пленных в Германии и Австрии. - Пг.: тип. т-ва А.С. Суворина, 1917 г. Базилевич М.П. Положение русских пленных в Германии и отношение германцев к населению занятых ими областей Царства Польского и Литвы. - Пг.: тип. т-ва А.А. Суворина, 1917. Баланин Д.В. Вилейка. Бой 10-го сентября 1915 года. // Военный сборник №10, 1916. Бируков Б.И. В германском плену: (отголоски пережитого). - Саратов: тип. Союза печ. дела, 1916. - [2], Из «Изв. Имп. Николаев. ун-та», т. 6 за 1915 г. Бостунич Г.Из вражеского плена. Очерк спасшегося. - Пг.: Тип. В.П. Бондаренко и П.Ф. Гнездовского, 1915 г. Бузников А.Из германского плена // Военнопленные врачи. - М., 1918 г. Ваврик В.Р. Терезин и Талергоф // Геноцид карпаторусских москвофилов -замолчанная трагедия XX в. М., 2007 Ваврик В.Р. Терезин и Талергоф// К 50-летней годовщине трагедии Галицко-Русского народа. Издал протоиерей Р.Н. Самело 1966 г. Васильева С.Н. Военнопленные Германии, Австро-Венгрии и России в годы Первой мировой войны. - М., 1999 г. Галицкий В.П. Защита прав военнопленных в период Первой мировой войны: опыт и уроки // Последняя война Российской империи. - M., 2006 г. Глебов В.М. В германском плену: (Записано со слов В.М. Глебова). // В помощь русским воинам. - М., 1916 г. Григорьев С. Два месяца в германском плену: (впечатления, наблюдения, выводы). - Одесса: «Порядок», С.К. Цессарского, 1914 г. Жданов Н.М. Русские военнопленные в мировой войне 1914-1918 г.г. Ч.1, 2 и 3 / под ред. отв. ред. коллегии в составе: А.А.Свечина, В.Н. Клембовского и др. - М.: Воен. тип. Всероглавштаба, 1920 г. Казем-Бек П. Поездка по Германии во время войны русской сестры милосердия. Пг, 1916 г. Карелин В.А. Проблема интернирования русских военнопленных Первой мировой войны // Новая и новейшая история. 2010 г. Каркотко А.Ю. Казаки мученики. К 100-летию ликвидации Свенцянского прорыва.//Журнал «Военная археология» №1(40) 2016 с.48-54. Каркотко А.Ю. Сибирские казаки мученики.//Журнал «Казаки». Выпуск №1(72) 2016 с. 38-43. Куропаткин А., М. Алексееву. 26.5.1916. Цит. по: Нагорная О.С. Другой военный опыт...2010. Левин К.Я. Записки из плена: в Австрии в 1915-17 гг. - 2-е изд., доп. - М.: Федерация, 1930 г. Лемке М. 250 дней в царской ставке // Первая мировая. (Воспоминания, репортажи, очерки, документы). - М., 1989 г. Ленцен И. Использование труда русских военнопленных в Германии (1914-1918 гг.) // Вопросы истории. - 1998. - № 4. - С. 129-137. Навоев П. Что ожидает добровольно сдавшегося в плен солдата и его семью. Беседа с нижними чинами. – Пг., 1916 г. Навоев П.Е. Как живется нашим пленным в Германии и Австро-Венгрии. - 8-е изд. - Пг.: Воен. тип. имп. Екатерины Великой, 1916 г. Нагорная О.С. Другой военный опыт: российские военнопленные Первой мировой войны в Германии (1914-1922). М.: Новый хронограф, 2010 г. Нагорная О.В. Проблемы военного плена в восприятии власти и общественности России в период Первой мировой войны // Юбилеи России. 2005: историко-политологический альманах. - Челябинск, 2005. - С. 128-138. Нагорная О.В. Религиозная жизнь русских военнопленных в немецких лагерях Первой мировой войны // Отечественная история. - 2008. - № 6. - С. 156-164. Нагорная О.В. Русские генералы в немецких лагерях военнопленных Первой мировой войны // Новая и новейшая история. - 2008. - № 6. - С. 94-108. Сенявская Е.С. Положение русских военнопленных в годы Первой мировой войны. Центр изучения новейшей истории России и политологии Институт российской истории РАН. Сергеев Е.Ю. Русские военнопленные в Германии и Австро-Венгрии в годы Первой мировой войны // Новая и новейшая история. - 1996. - № 4. - С. 65-78. Солнцева С. Военный плен в годы Первой мировой войны: новые факты // Вопросы истории. - 2000. - № 4-5. - С. 98-105; Телицын В.Л. Возвращение домой. К истории русских военнопленных Первой мировой войны. - М., 2011; и др. Тарасевич А.В. Отчет по обследованию лагерей и мест водворения русских военнопленных в Австрии и Венгрии. - М.: Гор. тип., 1917 г. Телицын В. Л. Возвращение домой. К истории русских военнопленных Первой мировой войны. Изд-во: М.: Собрание, 2011г. Шуберская Е.М. Доклад о положении военнопленных в Германии. - Пг.: Центр. ком. по делам о военнопленных при Гл. упр. Рос. о-ва Красного креста, 1917 г. Якушев Д. А. В плену у немцев: письма и рассказы русских военнопленных. Пг., 1916 г. Исторические источники Высочайший Приказ по Военному ведомству от 18 сентября 1916 года. Зверства немцев.//Солдатский вестник Петроградского военного округа №132, вторник 5 января 1916 г. с.4. Документы о немецких зверствах в 1914-1918 гг. - М., 1942. - С. 18, 20, 25-40, 51. Документы о немецких зверствах в 1914-1918 гг. - М., 1942. Направленные председателем Чрезвычайной следственной комиссии А. Н. Кривцовым Войсковому наказному атаману Сибирского казачьего войска генерал-лейтенанту Сухомлинову данные из расследования об истязании германцами казаков 9-го Сибирского Казачьего полка Н. Спиглазова и Н. Бедрина. ГИАОО. Ф. 54. Оп. 1. Д. 146. Л. 16-16 об. Национальный исторический архив Беларуси, ф. 1430, оп. 1, д. 49115, л. 57-57 об. Национальный исторический архив Беларуси, ф. 136, оп. 35, д. 193. Метрическая книга Ганутской Успенской церкви. Российское о-во Красного креста. Центральное справочное бюро о военнопленных. Справочник для сношений с русскими военнопленными, находящимися в неприятельских странах / Центр. справ. бюро о военнопленных при Гл. упр. Рос. о-ва Крас. креста. - 2-е изд. - Пг.: Гос. тип., 1917. Российское о-во Красного креста. ЦК по делам о военнопленных. Алфавитный указатель к журналам Центрального комитета по делам о военнопленных с № 1 по 50 включительно. - Пг.: Гос. тип., 1917. Русские в плену у германцев : крат. отчет о жизни военнопленных в Германии / Высочайше учрежд. чрезв. следств. комис. - СПб., 1916. Русские у австрийцев : крат. отчет о жизни военнопленных в Австро-Венгрии / Высочайше учрежд. чрезв. следств. комис. - СПб., 1916. Прил. к журн. «Церк. вед.» 1916, № 26. РГВИА. - Ф. 2019. - Оп. 1. - Д. 732. - Л. 5 об., 7, 10 об., 12-12 об., 17, 19 об., 20 об, 22-22 об., 23, 34 об., 36 об.; Наш вестник. - Июль 1915 г. - №№ 40-51. РГВИА. - Ф. 2019. - Оп. 1. - Д. 734. - Л. 5 об. Дозор. (Издается при Цензурном отделении Штаба 12-й армии). - 4 (17) августа 1915 г. - № 64. РГВИА. - Ф. 2019. - Оп. 1. - Д. 732. - Л. 19 об. Немецкие зверства // Наш вестник. - 14 июля 1915 г. - № 45; Документы о немецких зверствах в 1914-1918 гг. - М., 1942. - С. 27-29. РГВИА. - Ф. 2019. - Оп. 1. - Д. 732. - Л. 34 об. В германском плену // Наш вестник. - 28 июля 1915 г. - № 50. РГВИА. -Ф. 2019. - Оп. 1. - Д. 642. - Л. 28. Из дневника командира 33 эрзац батальона капитана фон Бессера. 21 августа 1914 г. РГВИА. - Ф. 2019. - Оп. 1. - Д. 642. - Л. 48. Из письма жены капитана фон Бессера. 11 сентября 1914 г. РГВИА. - Ф. 2019. - Оп. 1. - Д. 732. Л. 7. В германском плену (Рассказ подпрапорщика Денисова) // Наш вестник. - 4 июля 1915 г. - № 41. РГВИА. - Ф. 2019. - Оп. 1. - Д. 516. - Л. 421. Сводки Х армии по разведывательному отделению. 3 марта - 21 декабря 1915 г. РГВИА. - Ф. 2019. - Оп. 1. - Д. 505. - Л. 93-95. Дело № 15 Развед. Отделения Штаба Главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта. 6 июля - 25 июля 1915 г. РГВИА. - Ф. 2019. - Оп. 1. - Д. 732. - Л. 17. В плену // Наш вестник. - 11 июля 1915 г. - № 44. Талергофскiй альманахъ. Пропамятная книга австрiйскихъ жестокостей, изуверстствъ и насилий надъ карпато-русскимъ народомъ во время Bceмiрной войны 1914-1917 гг. Выпускъ первый / Выпускъ второй / Выпускъ третій / Выпускъ четвертый. Львовъ 1924/1925/1930/1932 Материалы - Чрезвычайная следственная комиссия. Осквернение икон и святынь. Пг., 1916. С. 16 - 18. Материалы - Чрезвычайная следственная комиссия. Наши военнопленные в Германии и Австро-Венгрии. Пг., 1917. С. 8. Приказ по Сибирскому казачьему войску № 21 января 15 дня 1916 года.//Солдатский вестник Петроградского военного округа №141, суббота 6 февраля 1916 г. с.4. Приказ по Сибирскому казачьему войску № 21 января 15 дня 1916 года. ГИАОО. Ф. 54. Оп. 1. Д. 146. Л. 14 |
