РОВЕСНИК двадцатого века
  |
30-го ноября восемьсот девяносто девятого – на исходе славного Х1Х века на хуторе Сулимин Полтавской губернии в семье Григория Кравченко, безлошадного мужика, батрачившего примаком у богатого тестя, вторым ребенком появился сын, нареченный в честь святого апостола Андрея Первозванного. Младенцу Андрейке в общем-то никак не маячило выйти в приличные люди. Так поначалу и складывалась горемычная его судьба, оставшегося круглым сиротой. Прижимистый родной дедушка, справный хуторянин, жадный до каждой полушки, выгнал его со двора. Вместе со старшим братом Данилкой. Пусть идут, куда глаза глядят. Пошли по миру… Мамка умерла. Папку забрили во солдаты, посадили на синий пароход и увезли на Дальний Восток, где уже гремели пушки и солдатики военные убитыми валились во множестве на землю.
ла война. Русско-японская… Но ему, Андрею, - голь из голи перекатной, - на роду была уготована иная судьба. Полководцем стал. В танковые генералы вышел. В командармы. И так же, как Генералиссимус Суворов, в декабре сорок четвертого – в январе сорок пятого (почти через 150 лет после Сентготарда) шагнул своей 6-ой гвардейской танковой армией через Альпы. Правда, не через те – Итальянско-Швейцарские. Пониже это были Альпы и не столь крутые. Трансильванские. Но все же Альпы. Провел-таки командарм свою гвардейскую армаду с боями, как Суворов, через эти западные отроги Карпат, почти без потерь перевалил из Румынии в Венгрию на Балатонскую низменность. Столкнувшись здесь лоб в лоб с одиннадцатью отборными танковыми дивизиями вермахта, среди которых - эсэсовские «Адольф Гитлер», «Мертвая голова», командарм наголову разгромил врага. Чем, скажите, не Суворов новейшего времени? Бросился через Татры в Словакию и на Дунай. Брать Вену… К тому времени он уже был Героем Советского Союза. Затем вызволение восставшей Праги и участие в окончательном разгроме власовской РОА… СУДЬБА, говорят, играет человеком. Она может бросить его, как щепку, на гребень волны в разыгравшемся житейском море. Редко кому удается удержаться на зыбком, хлябком сем пьедестале, чтоб плыть и плыть все к новым и новым горизонтам. Андрею Григорьевичу Кравченко повезло больше, чем другим. С японской войны нижний чин Григорий Лукич Кравченко, отец семейства, вернулся вдовым и калечным. Тесть наотрез отказался иметь с ним какие-либо отношения. Вот тебе Бог – вот порог… Пришлось судиться, чтоб выделил долю и на зятя, и на внуков. Отсудил хату с усадьбою и три десятины земельки. Не густо. Лошадки – нема. Волов – тоже нема. Работать на земле невмочь колченогому Грицко. Так и горевали, сдавая за бесценок десятины богатеньким соседям. Война четырнадцатого года подмела без возврата старшего брата Данилу. Ушел на позиции – через три месяца газеты пропечатали его имя в списке убитых за царя и Отечество… В февральскую заварушку семнадцатого года «Ненька Вкраина» в одночасье заделалась незалежной. Потом незалежные гетьманы и директористы посыпались, как из рога изобилия. Скоропадский, Петлюра, Грушевский и прочая, прочая… Андрейка Кравченко бедняцким своим разумением полагал: раз правды нету на земле, надо ее добывать собственными руками. И добывал – грабил вместе с селянством экономии и именья графьев и панов, на коих батрачил в мальчишеские времена. И чуть было не сносил головы за свои набеги. Гайдамаки есаула Белецкого (в Киеве сидел тогда гетман всея Украины царский генерал Скоропадский), наведавшись в Сулиминку, арестовали местных самочинных радетелей черного передела. В кутузку угодил и совсем юный в ту пору Андрей Кравченко. К стенке поставили и шлепнули шибко горластых мужиков, яро охочих до паньского добра. Лихой черед не миновал бы и Андрея. Как пить дать! Но воин-калека Кравченко-старший упал на колени перед паном есаулом, Христом-Богом умоляя снизойти до младых деньков глупого хлопца-несмышленыша. «А я его выпорю за милу душу. Шкуру спущу!» И что-то екнуло, зашевелилось в заскорузлом сердце «ахвицера». Махнул рукою. «Нехай! Геть с очей моих, бисов сын! Плетюганов бы ввалить ему для острастки души, да недосуг нам. Тикай!» Гайдамаков извели – Петлюра объявился. «Громодяньский цицилист», люто невзлюбивший москалей. Громада и его прижала к ногтю. Подался Петлюра до ляхов. Как-то сам собою слинял и его «цицилизм». Пришли красные, и Андрейка нутром почуял: ко двору ему будет у москалей-кацапов, даром, что большевиками их прозывают. Годами он возмужал гораздо, да и справным хлопцем выглядывал: косая сажень в плечах, крепок телом. Жилистый парнище. Кровь с молоком. Будто бы и не голодал вовсе, горбатясь на помещика куска хлеба ради. Видать, все перемогла здоровая хохлацкая порода, унаследованная от батьки с матерью, да и от деда-куркуля – тоже…
В девятнадцать лет встал Андрей Кравченко под ружье, да так и остался в боевом строю «до самых дней донца», по выражению лучшего поэта пролетарской эпохи Владимира Маяковского… Когда разогнали атаманов и разгромили воевод, пощекотали штыками ясновельможное польское шляхетство, красного бойца Кравченко, подававшего надежды, что выйдет из него добрый, умелый вояка, отправили на учебу. Полтавская пехотная школа, совмещенная на предмет повышения образовательного уровня курсантов с нормальной средней ступенью. Выпускник становился младшим командиром, сержантом в нынешнем понимании этого слова, и попутно получал среднее общешкольное образование… По тем временам более, чем солидный, образовательный ценз, дающий право поступить на учебу слушателем военной академии. В двадцать третьем году видим Андрея Кравченко командиром отделения 2-го батальона связи. Город Тифлис… На холмы Грузии чередою ложилась и с рассветом куда-то уплывала ночная мгла. Андрей Григорьевич тем временем служил усердно Родине, набирался военного опыта, рос в чинах, стал командиром роты. Приняли его в ряды ВКП(б). Не навсегда, впрочем. Через девять лет пришлось ему выложить партийный билет. По причинам весьма прозаическим, отнюдь не связанным с какими-либо троцкистско-бухаринскими заблуждениями… ГРУЗИЯ послужила своеобразным карьерным трамплином Андрея Кравченко. Отсюда начался его взлет в чины полковничьи и генеральские. В октябре принят слушателем в Академию РККА, которой только что присвоили имя недавно умершего на операционном столе председателя Реввоенсовета Республики и наркома по военным делам М. В. Фрунзе. Вот ускоренная прокрутка по календарным вехам его биографии. Двадцать восьмой год: выпуск из «Фрунзенки». Назначен начальником штаба стрелкового полка. (Между прочим, под начало двух выдающихся полководцев будущей Великой Отечественной. Комдивом у него был Рокоссовский, командиром полка – Жуков.) 1930-й: преподаватель общевойсковой тактики Ленинградских бронетанковых курсов командного состава. 1931 год: секретная командировка; начальник мотопехотных курсов ЛБТ КУКС. 1933-й: снова секретная командировка; начальник штаба Казанских курсов старшего и среднего технического состава… (В биографических справочниках и очерках, посвященных А. Г. Кравченко, никак не раскрывается характер секретных его командировок. Гробовое молчание! Мы можем только догадываться на сей счет. С той или иной долей вероятности. Вполне можно предположить, что Кравченко побывал, например, в Германии, очень униженной Версальскими соглашениями. И договаривался с тамошними военными насчет того, чтобы наладить обучение германских летчиков и танкистов, в обход Версальского договора, на территории СССР. Известно ведь, что и Эрих Манштейн, и Гейнц Гудериан, и даже германский ас, шеф Люфтваффе Герман Геринг переподготовку проходили у нас, в России. Летчики – в Липецке, танкисты – в Казани.) Казань, можно сказать, отмечена роковой чертой применительно к биографии Кравченко. Именно в этом городе случилось с ним досадное приключение. Бравый военный, красный командир – четыре шпалы на петлицах. И на тебе! Ввязался в банальную ресторанную драку! Кара последовала незамедлительно. Из партии вышибли – без разговоров. В должности понизили на одну ступень. Из престижных в ту пору Казанских курсов, где совершенствовали мастерство будущие германские умельцы танковых клиньев, гениев войны моторов, убрали. Само собой… Перебросили в Саратов – простым преподавателем тактики в танковой школе. Сняли одну шпалу с петлиц… По зрелому размышлению сей крутой зигзаг в послужном списке Кравченко как раз и вывел его в командармы танковых войск. Шпалы и шевроны – дело наживное. С выговорами в личном деле жить, как говорится, можно. Зато в Саратове слушателями лекций Кравченко стали будущие герои Хасана. Давид Драгунский, Вячеслав Винокуров, Иван Шкадов. Все они стали Героями Советского Союза. Давид Драгунский дважды удостоен медали Золотая Звезда. Командир танка Вячеслав Винокуров Героя получил за Хасан. Больше суток он выдерживал осаду в подбитом танке от наседавших японцев. Отбил все атаки самураев. Вместе с экипажем сумел вернуться к своим. Как повернулась бы судьба Кравченко, останься он в высоких чинах в столице Татарстана? При благоприятном повороте судьбы имели бы мы еще одну звезду красной военной профессуры. Тактик-теоретик, общевойсковой и танковый… Но ведь возможен был и другой исход – расстрельный. В конце тридцатых - начале сороковых в подвалы на Лубянке отправили многих военачальников, побывавших когда-то в «секретных командировках»… Так что это еще бабушка надвое сказала: во вред, либо во благо обернулся для Кравченко дебош в ресторане. Умели у нас все-таки прощать ошибки! Через пять лет Андрея Кравченко восстановили в членах ВКП(б). От преподавательской работы, правда, отстранили. Как-никак не годится военным теоретикам носить на себе несмываемое «пьяное» пятно! Первое время ходил в порученцах у командующего Приволжским военным округом. В дальнейшем - на штабной работе в мотострелковых и танковых соединениях РККА. Начальником штаба 16-й танковой дивизии полковник Кравченко принимает участие в освободительном походе в Бессарабию, отторгнутую от России Румынией в революционную и гражданскую смуту. 22 июня 1941 года застало его начальником штаба 18-го мехкорпуса, дислоцирующегося в городе Аккерман. Одесский военный округ.
В первых же боях незаурядные полководческие качества проявил полковник Кравченко. «Решительный. Волевой. Трусости и панике не подвержен», - такую краткую, исчерпывающую аттестацию дали своему начальнику штаба командир 18-го механизированного корпуса генерал-майор Волох и комиссар полковник Гаврилов. 6-й гвардейской танковой армии генерал-полковника Кравченко предстоял путь в эшелонах за Урал... Над всей Монголией тогда, в августе 1945-го года, стояло ясное небо. Палило неимоверное солнце. Вдали над гобийскими солеными барханами обманчивыми, манящими волнами во всю ширь окоема простирались миражные темно-синие моря. Но день-два, и танковые колонны, лязгая гусеницами, вздыбили мириады клубов колючей, песчаной пыли. Густая мгла поглотила колонны. Не видно ни зги. Шли по компасу... Особливая живинка характера командарма, взятая наследством от предков-хохлов, - умение держать головою вверенное хозяйство, не упуская мелочей. Каждая хворостинка, как говорится, на своем месте. Это командарм Кравченко запустил в лексический оборот веселое присловье: «Порядок в танковых войсках». Любая мелочевка на учете, чтоб быть приложимой должным образом в свое время. Еще Суворов говаривал: «Где через горы пройдет олень, там пройдет и пехотинец». А вот по всем ли дорогам, доступным пехотинцу, проползет угрюмый танк? Вопрос, конечно, риторический. Но если посадить на броню русскую пехоту. Не простую – гвардейскую!.. И даже супергвардейскую! В которой все: от командиров до рядовых бойцов – выходцы из пограничных войск… Тогда – другой коленкор получится. Эти солдаты не только сами шагнут через горы, но и танки за собой перетащат! Командарм Кравченко взаимодействовал с общевойсковыми армиями, имевшими свои полосы наступления справа (17-я) и слева (39-я) от него. Но на свои танки он попросил посадить полк пехоты у соседа слева, Героя Советского Союза генерал-полковника И. И. Людникова, командира 39-й армии. Общевойсковой она называлась исходя из табельной принадлежности, по характеру выполняемых ею задач. Сформирована же армия из пограничников, которые первыми вступили в бой с фашистскими агрессорами на западной границе. Из пограничников она и пополнялась в ходе боевых действий…
И в горах, и на пустыне вперед выдвигались маневренные группы инженерной разведки и мобильные подразделения инженерного обеспечения. Через Гоби вели танкистов монгольские цирики-проводники, хорошо знающие местность, расположение колодцев. В рекордные сроки танки и самоходки, все тыловые службы снабжения, подвижные заправочные пункты, батальоны понтонеров были переброшены через Большую Хинганскую гряду. Такого прорыва сквозь горные теснины, по вечной мерзлоте на западных склонах и в непролазной, заболоченной тайге - на восточных не знала и не знает военная история всех времен и народов. К 14-му августа 6-я гвардейская танковая генерал-полковника Кравченко, преодолев 400 километров по гобийскому бездорожью, по ущельям и каньонам в сердце гор, выдвинулась на оперативный простор Западно-Маньчжурской равнины. Она оказалась затопленной осенним разливом рек. Сезонный юго-восточный муссон сказал свое слово... Шли по насыпи Южно-Маньчжурской железной дороги. На Чаньчань, столицу Маньчжоу-го, и Мукден. Отсюда до Порт-Артура рукой подать. В штабе Квантунской армии, в Чаньчуне, всерьез уповали: русские надолго застрянут на рубеже неприступных УРов в Маньчжурском Приморье, на Среднем и Верхнем Амуре. Истекут кровью. Завязнут. Остановятся. Война примет затяжной, позиционный характер. Собственно, такой поворот вполне устраивал и наших союзничков. Карты и тех, и других оказались битыми...
Русские были уже здесь. На пороге Чаньчуня. Явственно слышался грохот их танков. Вот тогда-то до генерала Ямады дошло: сопротивляться бесполезно! Он отдал соответствующий приказ. Капитулировать перед русскими. По всей линии фронта... Хабаровчане вправе считать Андрея Григорьевича своим земляком. Незадолго до отставки, в 1954-1955 годах, Кравченко был заместителем командующего КДВО по бронетанковым войскам.
На фотографиях: - Кравченко Андрей Григорьевич;
- авторы Унин В.И. и Корякин Е.Ф. |
