"Спецслужбы Японии против России: новый взгляд"

Мироненко Сергей Владимирович

Представляем нового автора - нашего коллегу из города Самары.

Родился в 1947 году. В 1970 окончил Куйбышевский политехнический    институт им. В.В. Куйбышева. Работал инженером, устанавливал и налаживал ЭВМ. Затем воинская служба, учеба в академии, по окончании которой получил диплом экономиста-международника. Выучил английский и китайский языки. Был в командировках в Сингапуре, Малайзии, Тайланде, на Филиппинах.

В 1985 году окончил аспирантуру и защитил кандидатскую диссертацию. Преподавал, занимался научными исследованиями. Специализировался в области системного анализа общественных явлений. В 90-х годах принимал участие в подготовке избирательных компаний различного уровня. Является автором книги «Избирательные технологии» (1998) и монографии «Избирательные технологии и безопасность» (2001). В настоящее время ведущий научный сотрудник Самарского государственного областного университета.

1.2  Структура японских спецслужб к началу войны с Россией.

Накануне русско-японской войны 1904-1905 годов японским военно-политическим руководством были предприняты энергичные меры по разведывательному и контрразведывательному обеспечению предстоящих военных действий.  Укреплялись органы разведки как в иностранных государствах, включая европейские, так и на вероятных театрах военных действий. Активно собирали разведывательную информацию военные атташе в России, Франции, Великобритании, Германии. В необходимых случаях им помогал дипломатический состав, а при приятии решений по принципиальным вопросам - послы Японии в этих странах.

На нужды разведки отпускались весьма значительные денежные средства. Американский специалист в области разведки адмирал Э. Захариас оценивает расходы Японии на ведение разведки в начале 20-го века как в несколько раз превышавшие аналогичные траты у США. Готовясь к войне с Россией,  Япония затратила около 12 миллионов рублей золотом. Известно, что только представителям революционных партий в России для поддержки их борьбы против царского правительства японский Генеральный штаб передал через своих разведчиков в Европе  около 1 миллиона иен. По современному курсу это примерно 5 миллиардов иен или 60 миллионов долларов США.

В итоге к началу войны с Россией спецслужбы Японии имели следующую структуру.

1.2.1 Разведывательные органы.

Основным разведывательным органом Японии на тот момент являлся Второй   разведывательный отдел  Генерального штаба японской армии. Его офицеры вели дальнюю разведку в Европе и Америке, используя прикрытия военных атташе и другие легальные и нелегальные возможности.

На театрах военных действий разведку организовывали и осуществляли  вторые (разведывательные)  подразделения при штабах крупных воинских формирований: группировок войск в Корее, Манчжурии, армий, дивизий. Их деятельность координировалась Вторым отделом Генштаба.

В структуре японских разведывательных органов имелись подразделения, действовавшие в интересах отдельных видов вооруженных сил.  Например, дзехокеку - японская военно-морская разведка, подчинявшаяся японскому министерству военно-морского флота – кайгунсе. В рассматриваемый период военный флот и его командование были, пожалуй, самой влиятельной частью вооруженных сил Японии. Неудивительно, что они смогли создать собственную дееспособную разведку.

В качестве разведывательных органов Японии можно рассматривать закордонные «патриотические» организации из числа японцев,  проживающих за границей. Их возникновение и развитие, скорее всего, порождены  заимствованию приемов и методов,  разработанных в Китае при  организации   работы  разведки и контрразведки Японии.

Для китайцев типичным является использование в своих целях, в том числе и в разведывательных, соотечественников,  проживающих за пределами Поднебесной,.  По этому пути пошли и японцы.  Особенно  активно  использовались подобные  организации  в период  с конца 19 - начала 20-го века,  до окончания Второй мировой войны. 

В  частности, одной из политических    полуконспиративных     организаций,  использовавшихся  разведкой Японии,  было образованное в 1901 году  «Общество черного дракона» (кокурюкай). Члены этого общества занималось разведывательной деятельностью в России, Китае, США, Латинской Америке, Северной Африке. Общество активно участвовало в разработке политических и  военных планов.  Его члены были инициаторами выдвижения японских экспансионистских претензий к Китаю, которые были реализованы в виде документа «Двадцать одно требование к Китаю» - ультимативного требования со стороны Японии о предоставлении ей особых экономических и политических прав в Китае, предъявленных президенту Китая Юань Шикаю 18 января 1915 года.   Если бы эти требования были удовлетворены, Япония смогла бы осуществлять политический, экономический и военный контроль над всем Китаем.

Что касается России и, в дальнейшем СССР, то против них, в частности,  работали  японские разведчики  под "крышей" Восточно-азиатского общества  единой культуры, созданного в 1898 году. Своей  открытой  целью общество ставило  распространение единой системы письменности с тем,  чтобы на этой основе добиваться японо-китайского  сближения.  На  самом же деле,  задачей  общества являлось создание агентурной сети на территории Китая и России.

«Патриотические» общества имели свои учреждения по подготовке агентуры,  в том  числе  и на территории стран,  где они  вели  разведывательную деятельность.   Так   общество  «Черный  океан» (гэнся)  имело   в г. Владивостоке школу джиу-джитсу, которая кроме подготовки агентуры из  числа  японцев для работы в России,  занималась вербовкой  лиц, проживающих  на  территории Дальнего  Востока,  осуществляла  связь между   руководством   общества  и  агентурой,   само   вело   сбор разведывательной информации.

Японские патриотические общества были частными  организациями и  формально не зависели друг от друга.  Тем не менее,  их связи  с правительством   и  между собой  были довольно  прочными.   Они осуществлялась  через руководителей обществ,  которые,  как  правило, занимали  видные  государственные посты в Японии.  Вся  информация, добываемая обществами, передавалась правительству, военным и другим заинтересованным  организациям.  Об этом довольно подробно пишет  в своей книге "Тайные слуги" Р.Сет (1)

1.2.2 Контрразведывательные органы.

Контрразведывательные функции в рассматриваемый период на территории Японии были возложены на министерство внутренних дел страны и подчиненный ей обширный контингент полиции. Непосредственно оперативную работу выполнял разветвленный и сильный полицейский аппарат, включающий специальнх чиновников – «мэцукэ» и сотрудников особой высшей полиции - «токко кэйсацу», находившихся в структуре министерства внутренних дел. Вплоть до поражения во Второй мировой войне, вышеуказанные органы вели наблюдение за всеми должностными  лицами  и населением, в том числе осуществляли  политический  сыск.  Схожим образом со средних веков была организована контрразведывательная деятельность китайских спецслужб, опыт которой был заимствован японцами.  В  дальнейшем на рассматриваемую  сферу  деятельности спецорганов  Японии большое влияние имели американцы,  но  об  этом речь пойдет несколько позже.

В  японской  армии и на флоте  контрразведывательные  функции выполняли  специальные  формирования кэмпэйтай  (жандармерия).  Они были  организованы  как особый род войск в  вооруженных  силах.  Их начальник  подчинялся  непосредственно военному министру  и  только незначительные права контроля над ним были предоставлены  министрам юстиции и внутренних  дел  и,  если дело касалось  личного  состава флота, военно-морскому министру.  

Все   сотрудники   кэмпэйтай отбирались  из   рядов   армии добровольно.  В мирное время право на подачу заявлений о зачислении   имели лица, прослужившие в армии не менее 5  лет.  Часто кандидатов  для  работы в кэмпэйтай брали из числа чиновников   министерства  иностранных  дел, поскольку  для  успешного  ведения  контрразведки  необходимо  было близкое знакомство со странами вероятных противников. В 1946 году американская разведка подсчитала,  что на момент капитуляции в 1945 году численность  личного  состава кэмпэйтай,  включая  сотрудников, дислоцированных на оккупированных территориях,  составляла  70 000 тысяч человек.  Их них 2 000  были офицерами.

1.3 Силы и средства спецслужб Японии.

1.3.1 Кадровый состав.

Основой личного состава японской разведки были кадровые офицеры армии и флота. На ответственные должности отбирали наиболее подготовленных и способных. Так, например, военный атташе в России с 1903 по 1904 годы подполковник Акаси, окончил в Токио военные Академию и Колледж, знал иностранные языки.
Японские офицеры вели разведку и с нелегальных позиций. Об этом можно судить по тому, что в 1904 году в Петербурге были арестованы два японских офицера военно-морского флота, состоявших на службе в пароходной компании Потемкина.

Отличительной чертой офицеров, привлекавшихся к разведывательной работе, была их преданность Присяге и готовность выполнить задачу любой ценой, в том числе и ценой своей жизни. Характерным примером может служить судьба подполковника Шязо Юкока и капитана Тейси Оки. В марте 1904 года им было поручено произвести ряд диверсий на Китайско-Восточной железной дороге. Проделав трудный путь, ведомый ими отряд вышел к станции Турчиха, но был арестован русской пограничной стражей. В ходе следствия оба офицера показали, что их экспедиция была плохо подготовлена, шансов вернуться у них практически не было, но оба не повернули назад и мужественно встретили смерть.

Специальную подготовку проходили и сотрудники контрразведки. Люди,   отобранные   для   службы  в кэмпэйтай,  проходили одногодичное обучение в специальных школах.  Программа  обучения включала     право,     языки,     методы    разведывательной     и контрразведывательной работы,  искусство верховой езды, тайнопись и многое  другое. 

1.3.2 Агентура и ее применение разведкой.

Спецслужбы любого государства обладают своего рода «почерком» в  работе.   Этот  почерк является результатом реализации  стратегии  и  тактики, особенностей  использования сил и средств,  набора наиболее часто и успешно используемых методов и приемов в разведывательной и контрразведывательной деятельности.

До сих пор самым главным оружием всех известных спецслужб остается агентура. Поэтому  весь спектр характеристик и особенностей,  присущий работе  с  агентурой, существенно влияет на "почерк" национальных спецорганов.

Специфика  приобретения и использования  агентуры  обусловлена  целым  рядом исторических,   социальных, национально-психологических  и  других обстоятельств и особенностей, присутствующих в обществе и в стране. 
Принято считать, что  наиболее существенными факторами социального плана, влияющими на агентурную работу, представляются такие,  как:

- историческая специфика развития конкретного  государства (в  нашем  случае  - Японии),  место  разведки  и  контрразведки  в структуре государственной машины в различные периоды времени;

- национальные, социальные, национально-психологические черты населения,  рассматриваемые в плане их использования спецорганами в агентурно-оперативной деятельности;

- законодательство,  регулирующее  деятельность  спецслужб  и практика его правоприменения в жизни;

- способы,  приемы,  навыки агентурной  работы,  выработанные спецслужбами  в  процессе своего исторического  развития,  а  также успешно заимствованные из арсенала спецслужб других стран.

Во второй половине 19 века в Японию были приглашены из Германии сотрудники ведомства Штибера, под руководством которого уже действовали эффективные  разведка и контрразведка. Следует отметить, что их характерной чертой стала массовая сеть осведомителей.  Немецкие советники, уже имевшие опыт создания многочисленного агентурного аппарата у себя на родине, способствовали привнесению этой особенности в работу вновь создававшейся разведки Японии.

Однако было бы неправильно приписывать немецким специалистам роль безусловных творцов каких-либо основных тенденций развития и становления японских спецслужб. Скорее всего, их опыт оказался востребованным в силу того, что сами японцы имели принципиальное представление о том, что они хотят создать. Немцы же помогли оформить технически и технологически витавшие в воздухе идеи организации спецорганов, имеющих массовую сеть информаторов.

Известный  гитлеровский  дипломат  Рудольф  Гесс  в   течение нескольких  лет писал книгу о шпионаже в Японии.  По его мнению,  у японцев  в  течение нескольких поколений  сложилась  целая  система осведомительства, когда сосед шпионит за соседом. Видимо, он был в значительной степени прав, учитывая функционирование  системы «пятидворок», идущей из средних веков. Гесс считал, что эта особенность  развила  в  японской  нации  склонность  к  шпионажу и доносительству,  которая настолько  укоренилась,  что  японцы  занимаются  им  повсюду,  где представляется удобный случай, особенно в поездках за границу.

Несомненно,  точка  зрения  Гесса не лишена  тенденциозности, однако рациональное зерно в ней, скорее всего, присутствует. Массовый характер шпионажа со стороны  японцев наблюдался в ходе Русско-Японской  войны  1904-1905 годов, когда на театре военных действий в Китае и Маньчжурии, а также и в самой России, японцы сумели создать многочисленный  аппарат осведомителей.

Характерной особенностью японской разведки является то, что основной контингент информаторов составляли японцы и лица других азиатских национальностей: китайцы, филиппинцы, корейцы и т.д. Если в месте ведения разведки таковые отсутствовали, то прибегали к помощи лиц других наций, которые могли их заменить. Так, например, в ходе кампании 1904-1905 годов, русское командование выслало из зоны военных действий всех японцев. Сложившуюся после этого ситуацию военный следователь 3-й Маньчжурской армии полковник Огиевский в своем докладе «Организация шпионства в японской армии» охарактеризовал следующим образом, «Масса всевозможных аферистов: беглые каторжники, проживающие по чужим или поддельным документам, сахалинцы, отбывшие уже срок наказания, евреи, кавказцы, греки, турки – все они стремились на театр войны…С этими людьми проникло к нам много шпионов, которые пополнили собой пробел, вызванный высылкой японцев» (2).

Сеть осведомителей имела строгую структуру и была определенным образом организована.  Первичной единицей разведывательной сети выступала группа примерно в 3 – 6 человек. В качестве базы им служили мелкие предприятия бытового обслуживания, лавки, харчевни, меблированные комнаты и т.д. Перед разведывательной точкой ставилась определенная задача – исследовать данный район в каком-либо отношении или проследить передвижение в нем войсковых единиц.  Во главе такой резидентуры ставился наиболее подготовленный сотрудник, часто владевший языком противника. Роли остальных были распределены и специализированы. Одни были связниками, другие наблюдателями и т.д. Три-четыре агента, составлявших   эту  резидентуру,  занимались  сбором  информации   в прилегающем районе,  внедрялись в число лиц,  обслуживающих войска, базы,  транспортные узлы.  Собранная таким образом информация через связников отправлялась в распоряжение японских войск.

Касаясь  оперативной стороны дела, можно  констатировать,  что донесения  агентуры  и различные сообщения  японцев, находящихся  за границей,  передавались  в центральный разведывательный орган одним из следующих способов:

- через  консульства,   которые  передавали  разведывательную информацию  в посольство с курьерами. Посольства,  в свою очередь, чаще  всего посылали документы  в Японию дипломатической  почтой;

- через  специальных агентов-курьеров,  имевших  убедительный предлог совершать поездки в данном районе,  что наиболее характерно для театров военных действий с участием русских войск;

- через  капитанов  японских торговых и  пассажирских  судов,   которым донесения вручались,  как правило, в последнюю минуту перед отплытием.

Далее  поток  информации,  поступающей от  японской  агентуры, направлялся  в разведывательные органы армии,  флота и в министерство  иностранных дел в Токио.  В  районах  Дальнего Востока и Манчжурии, служивших основной ареной противоборства русских и японских спецслужб в начале 20-го века,  в  каждом конкретном случае схема связи была  несколько иной, однако главные черты этой системы прослеживались и там.
Полковник Огиевский отмечал, что после сражений под Мукденом и Ляояном, когда фронт отошел вглубь Манчжурии, система связи японской разведки приняла следующий вид. Вдоль линии фронта японцы организовали два ряда, как их называет Огиевский, «разведочных бюро». Первый ряд находился на территории, контролируемой японскими войсками. Во главе бюро стоял японский офицер. Второй ряд располагался параллельно первому в расположении русских войск. Руководили этими разведывательными точками китайцы.

Обязанности «разведочных бюро» первого ряда состояли в общем руководстве несколькими бюро второго ряда, оперировавшими на данном участке, а также прием, сортировка и направление полученных сведений в штабы своей армии. Начальники бюро, находившихся в районе русских войск, руководили разведчиками, уже непосредственно посылая их в те или иные города или места скопления наших войск.

Все привлеченные для сотрудничества с японскими «разведочными бюро» работали на материальной основе. Руководитель точки получал 100 рублей в месяц, остальные агенты получали единовременно в виде подъемных десять рублей, постоянное жалование 40 рублей в месяц. Связники оплачивались сдельно, получая по 5-6 рублей за доставку каждого донесения.
Кроме материальных стимулов, японской разведкой использовался и такой метод побуждения к сотрудничеству китайцев, как взятие в заложники их семей. Многие из местных жителей, служивших в наших войсках в качестве переводчиков, подрядчиков, погонщиков и т.д. при отходе русских войск оказались вместе с семьями территории оккупированной японцами. Последние заносили такого рода китайцев в особые списки подозрительных лиц. Затем этим подозрительным китайцам объявлялось, что они могут легко перейти в категорию лиц благонамеренных, стоит только сходить за линию фронта и доставить сведения о расположении русских войск. Пользуясь своими старыми знакомствами и связями, эти китайцы свободно приникали в расположение нашей армии и пристраивались к каким-либо воинским частям, находя приют у знакомых переводчиков. К каждому из них было придано два-три курьера, обязанностью которых было быстро доставлять добытые сведения в один их разведпунктов на территории, контролировавшейся нашими войсками, а оттуда – за линию фронта в японские «разведочные бюро».

В ходе кампании 1904-1905 годов очень важными были сведения о переброске русских войск по железной дороге. Вот, что пишет об этом следователь Огиевский. «…японские агенты наблюдали за передвижением войск на многих станциях Сибирской железной дороги. Хорошей иллюстрацией того, как велось это дело, может служить задержание японского агента, незадолго до оставления его нами. Ко времени прихода воинских поездов в вокзал является китаец, пил за общим столом пиво и заносил какие-то заметки в записную книжку. При расследовании оказалось, что китаец записывал все, что ему приходилось наблюдать на вокзале: время прихода поездов, названия прибывающих частей, число вагонов в поезде и проч. В число сведений, занесенных им в свою книжку, между прочим, значилась следующая характеристика проследовавшего через эту станцию штаба одной из воинских частей: «Офицеры очень молоды, к делу относятся легкомысленно, очевидно многие из них назначены по протекции».

Оставляя в стороне вопрос о близости  к истине этой заметки, нельзя не обратить внимание на нее, как характеризующую японскую наблюдательность. Очевидно, от их внимания не ускользнула ни одна мелочь, так или иначе характеризующая нас как противника»(3).   Подготовка и обучение агентуры были начаты японской разведкой заблаговременно, задолго до начала военных действий. Для работы в Манчжурии против русских войск была создана сеть разведывательных центров. В городах Инкоу и Цзиньчжоу существовали созданные японцами специальные школы для подготовки тайной агентуры из китайцев, которыми комплектовались разведывательные подразделения на театре предстоящих военных действий. Для подготовки кадров для работы в самом Китае подобная школа была открыта в Пекине. Её выпускники должны были уметь не только собирать разведывательные сведения, но и вести специальную пропаганду в пользу Японии.

В ходе русско-японской войны японским разведчиками привлекались к сотрудничеству не только азиаты, но и  граждане европейских государств, находившихся в Европе и в Европейской части России. Военный атташе Японии в Стокгольме М. Акаси получал информацию о русской армии и флоте от шведских офицеров, вероятно, военных разведчиков. В сибирских и даже во внутренних губерниях России также были случаи поимки лиц, наблюдавших за ходом мобилизации и передвижению войск к театрам военных действий. Так, например, в Екатеринославе (ныне Днепропетровск – С.М.) были задержаны два австрийских подданных, которые при помощи подкупа писарей воинского начальника получали все данные о ходе мобилизации и пересылали их затем через Австрию в Японию.

В арсенале средств и методов японской разведки присутствует и такой прием как использование агентов-двойников. Наиболее  заметным из такого рода агентов, работавших как на русскую, так и на японскую разведки,  можно назвать некоего Гидиса (Guedes).  Впервые о Гидисе в своей известной книге «50 лет в строю» упоминал А.А.Игнатьев, участвовавший в боевых действиях в Манчжурии., и, с его слов , лично завербовавшего Гидиса в начале войны (4). 

Хосе Мария Гидис был сыном владельца одной из шанхайских газет, по профессии  коммивояжер, хорошо говорил на нескольких иностранных языках. В апреле 2004 года предложил свои услуги русскому военному атташе в Тяньцзине полковнику Огородникову, а затем консулу в Тяньцзине коллежскому советнику Н. Лаптеву. Гиддис не пользовался доверием у представителей русской разведки, но иногда он сообщал весьма ценную информацию и выполнял некоторые поручения, например, приобретал суда для нужд русской армии. Будучи по складу характера авантюристом, Гидис выдавал себя, то за американского корреспондента, то за подданного Великобритании.

Судя по всему, японцы тоже не особенно доверяли Гидису, подозревая, что он работает не только на них, но и на русских. Тем не менее, Гидис выдал японцам некоторых ценных русских агентов, например Детко Коллинза, представлял сведения об организации обороны Порт-Артура. В мае 1904 года они арестовали его как русского шпиона, выпороли хлыстом, приговорили к расстрелу, но спустя три дня освободили, сославшись на недостаток улик. После этого Гидис до декабря 1904 года работал и на тех, и на других, не очень щепетильно относясь к деньгам, выделяемым ему на оперативные цели. По настоянию Н. Лаптева, располагавшего данными о предательстве  Гидиса, тот  был арестован и этапирован в Харбин, а затем в Иркутск. После окончания войны Гидиса выслали из страны через западную границу Российской империи.

На театре военных действий в Манчжурии местные жители широко привлекались японцами к сотрудничеству не только для получения информации о русской армии, но и для диверсионно-подрывной деятельности. Вторыми отделениями японских армейских штабов организовывались и обеспечивались необходимыми ресурсами различного рода бандитско-диверсионные формирования из числа китайцев, так называемые хунхузские шайки. Зачастую их возглавляли японские офицеры. Хунхузы дезорганизовывали русские тылы, нарушали движение по железной дороге, грабили население, сочувствовавшее русским войскам.

Еще одним важным направлением использования японскими спецслужбами своей агентуры можно рассматривать внедрение ее в средства массовой информации с целью привлечения на свою сторону общественного мнения иностранных государств. Задолго до начала русско-японской войны, разведка Японии через своих агентов прибегала к негласному подкупу органов иностранной печати на Дальнем Востоке. Это делалось для распространения своего влияния, сообщения благоприятных для них сведений, и освещения текущих событий в выгодном для японцев виде, распространении ложных слухов, в общем, всего того, что сейчас называют активными мероприятиями разведки. Во время военных действий 1904-1905 годов эта деятельность велась особенно интенсивно. (-с.204овр)Прояпонская пресса была склонна изображать неудачи русских войск в преувеличенных размерах, а успехи, наоборот, замалчивались.

Если рассматривать формы и методы работы дзехокеку, то они принципиально не отличались от тех, которые использовались другими подразделениями японской разведки.  Многие  японцы,   подданные  микадо, плавали в составе команд иностранных судов, и даже  служили   на американских военных кораблях в качестве стюардов и поваров. Они и являлись основным вербовочным контингентом для военно-морской разведки. Широко использовались и члены экипажей японских торговых и пассажирских судов.

Как указывалось выше, сотрудники дзехокеку работали в Санкт-Петербурге под прикрытием служащих судовой компании Потемкина. Видимо с их помощью, а также и через другие возможности, например через шведских военных, японцам удалось добыть достаточно полную информацию о состоянии российского флота. Последующие события, особенно гибель 2-й Тихоокеанской эскадры адмирала З.П.Рождественского в Цусимском сражении, свидетельствуют о том, что флотское начальство Японии было хорошо осведомлено о составе 2-й эскадры, ее боеспособности.

Отслеживая через агентуру и своих представителей в основных портах Юго-Восточной Азии и Дальнего Востока график движения русских кораблей, вынужденных заходить для бункеровки в порты по пути следования, японцы вычислили примерный маршрут эскадры в Японском море. Эскадра была обнаружена в Цусимском проливе мелкими японскими судами, выполнявшими разведывательные функции. Русское командование либо посчитало нецелесообразным уничтожение разведывательных судов, либо не смогло этого сделать. В результате японская эскадра напала на корабли адмирала Рождественского в наиболее выгодном для себя месте, там, где условия мореплавания не позволяли русским судам  развернуться в боевой строй, и русские комендоры были вынуждены вести артиллерийский огонь против солнца. Итог известен – Цусима.

1.4 Обеспечение японцами контрразведывательного режима.

Накануне русско-японской кампании в Японии в целом и в Токио, в частности, уже существовал жесткий контрразведывательный режим. Все иностранцы, особенно представители России, находились под постоянным наблюдением. Их контакты с японцами контролировались спецслужбами, неслужебные пресекались.  У российских представителей практически отсутствовали возможности для привлечения к сотрудничеству местных жителей.

На театре военных действий японской контрразведкой также принимались эффективные меры противодействия русской разведке. Вот что пишет по этому поводу сотрудник русской военной разведки штабс-капитан Блонский. «Меры эти заключались:

1. В строгой проверке всех гостиниц и постоялых дворов, производимой наемными китайцами вместе с японскими жандармами,

2. В наблюдении за дорогами посредством разъездов от хунхузских отрядов и, наконец, самая широкая и действенная мера – это возложение ответственности за появление каждого шпиона на все население и местные милиции.

Последняя мера была проведена твердо и неуклонно, а жестокие кары за нарушение требований терроризировали население и заставляли его обращаться совершенно различно со шпионами нашими и японскими. В то время как последний открыто заявлял о своей деятельности и жители стремились оказать ему всякое содействие, наши должны были тщательно скрывать свое отношение к русским и нередко были передаваемы в руки японцам» (5).

Японцы весьма строго следили за тем, чтобы в прессу не просачивались сведения военного характера. В качестве подтверждения можно привести выдержку из газеты «Джапан таймс» от 5 июля 1905 г. К этому времени исход войны был решен, поэтому ничто не мешало японцам писать откровенно: «С первых же дней войны японская печать получила беспрекословное приказание Правительства: хранить в тайне все, что касается организации, мобилизации и передвижения морских и сухопутных сил их родины.

Правительство предостерегало прессу от разглашения военных тайн, подчеркивая, насколько печать может вредить военным операциям, ссылаясь на примеры последней японо-китайской войны. Оно просило не оглашать никаких сведений, которые как бы они ни были интересны для публики, могли даже одними намеками принести пользу противнику, давая ему указания о намерениях или предполагаемых движениях японцев.

Насколько честно японская печать отозвалась на призыв правительства, красноречиво доказано той непроницаемой тайной, которою были окутаны все движения кораблей адмирала Того и армии маршала Ойяма». (2)

В японских солдатских письмах не встречалось ни названий или номеров частей, ни названий населенных пунктов. Те и другие обозначались 00. Из писем видно, что японские солдаты понимали важность военной тайны и соблюдали ее.

1.3 Японские спецслужбы и революционное движение в России в начале 20-го века.

В настоящее время к компетенции спецорганов принято относить подрывные действия, направленные на изменение внутриполитической ситуации в странах, с которыми ведутся военные действия или которые рассматриваются как потенциальный противник. Роль такой деятельности по мере глобализации мировой политики и экономики существенно возрастает. Полагаем, что оставление без должного внимания подобного аспекта противостояния японских  и российских спецслужб в 1904-1905 годах, существенно снизило бы уровень настоящей работы.

По мнению японского исследователя Ч. Инаба, инспирация японской разведкой подъема революционного движения  и придания ему вооруженного характера в России в 1905-1906 годах была первой и наиболее последовательно осуществлявшейся попыткой со стороны Японии повлиять на внутриполитический расклад сил в европейской стране.

Можно отметить, что примерно к этому же периоду относится манипулятивные воздействия японских спецслужб на умонастроения населения такого иностранного государства как Китай, с использованием в качестве инструмента подкупленных местных печатных органов. Но если на российском направлении Япония действовала самостоятельно, то на китайском, скорее всего, сотрудничала с Великобританией. Англичане в то время имели в Поднебесной  свои, достаточно серьезные интересы, которые часто совпадали с японскими.  События, как в Китае, так и в России свидетельствуют  о том, что,  несмотря на отсутствие соизмеримого с европейским опыта внешнеполитических интриг, японские власти активно использовали разведку для поддержки внутри стран-противников тех политических сил, которые рассматривались ими как временные союзники.

Появившиеся уже в постсоветское время публикации на русском языке, основанные на архивных документах начала прошлого века,  дают возможность с достаточной полнотой и достоверностью воспроизвести действия японцев в направлении поддержки революционного движения в России в период русско-японской кампании, с тем, чтобы ослабить ее, прежде всего, в военном отношении. После поражения России в войне, стремясь переложить политическую ответственность на революционеров, правые и черносотенцы распространяли сведения об огромной помощи японского правительства бастующим рабочим. В июне 1906 года в Петербурге в издательства А.С.Суворина вышла в свет брошюра «Изнанка революции. Вооруженное восстание на японские средства».  Название достаточно красноречиво характеризует основной посыл издания.

В серьезных русских публикациях в то время оценки были не столь категоричными. Так попытки спецслужб Японии повлиять на внутриполитическую ситуацию в России в ходе русско-японской кампании удостоились лишь осторожных намеков  в «Истории русско-японской войны».(7)

Основные успехи японской разведки в направлении поддержки революционного движения в России связаны с именем кадрового офицера Мотодзиро Акаси. С 1901 он занимал пост военного атташе во Франции, а с 1902 по 1904 – в России. С началом русско-японской войны, вместе со всеми японскими дипломатами выехал из Петербурга в Швецию, а с 1906 – в Германию. По всей видимости, его служба в Европе была расценена начальством положительно. Последние годы жизни, скончавшийся в 1919 году Акаси, был командующим японскими вооруженными силами и одновременно генерал-губернатором на Тайване, имел чин полного генерала и баронский титул.

Из отчетов Разведочного отделения Генерального штаба, которое было ответственно за наблюдение над военными атташе, можно заключить, что разведывательная деятельность Акаси в России не имела каких-либо существенных результатов. Причинами этому были примерно такие же объективные трудности,  как и те, которые стояли перед российским коллегой Акаси в Токио – полковником Самойловым В.К.:  незнание языка и обычаев страны пребывания, плотное наблюдение контрразведки, ограниченные возможности общения с местным населением и т.д.

Ситуация для Акаси изменилась к лучшему после того, как  в январе 1904 года в связи с началом русско-японской войны все японское дипломатическое представительство покинуло Петербург и через Берлин направилось в Стокгольм. Вскоре по прибытии в Швецию,  Акаси познакомился с видным финским конституционалистом И.Кастреном и членом финской партии пассивного сопротивления К.Циллиакусом. Кроме того, Кастрен познакомил Акаси с несколькими шведскими офицерами, в лице которых тот приобрел квалифицированных и надежных помощников в сборе военной информации о России.

Тот же И.Кастрен в марте 1904 года дал Акаси рекомендации для установления контактов с польской националистической Лигой народовой. С рекомендациями на руках Акаси выехал в Краков, где вел переговоры с членом тайного совета Лиги Р.Дмовским. Предметом переговоров была возможность участия Лиги в вооруженном восстании на территории Польши, направленном против российских властей. Получив рекомендательные письма к начальнику японского Генерального штаба генералу Г. Кодама и одному из руководителей японской разведки генералу Я. Хукусима, в мае 1904 года Дмовский прибыл в Токио. Там по просьбе Кодама  он составил две обширные записки о внутриполитическом положении в России и польском вопросе.

Лига народова была лишь одной из польских политических сил. Еще одним влиятельным игроком выступала Польская социалистическая партия (ППС). Ее руководство было настроено весьма радикально, призывало к поражению России в русско-японской войне, рассчитывая на то, что поражение царизма создаст ситуацию, благоприятную для выхода Польши из состава России.  Кроме того, центральный революционный комитет ППС взял курс на подготовку восстания в союзе с другими национальными партиями. В марте 1904 года уже существовал план такого восстания. В числе прочего план предусматривал широкое распространение революционных изданий среди солдат-поляков русской армии, разрушение мостов  и железнодорожного полотна на транссибирской магистрали и т.д.

Этот план был представлен японскому послу в Лондоне Т. Хаяси. ППС также предложила регулярно поставлять японской стороне  сводки о передвижении русских войск, состоянии армии и т.д. Была также высказана просьба о материальной поддержке планируемого восстания со стороны Японии.

Однако японцы не спешили с ответом. Возможно, причиной этому была позиция Лиги народовой, изложенная Р. Дмовским. В отличие от ППС, Лига не считала возможным использовать национальное движение в Польше для развала империи, предлагала ограничиться ведение пропаганды среди  находившихся в Манчжурии польских солдат с призывом сдаваться в плен.

Для продолжения переговоров в июле 1904 году в Японию отправился один из лидеров ППС Юзеф Пилсудский, ставший впоследствии президентом Польши. Ему не удалось убедить японских руководителей в целесообразности поддержки вооруженного восстания в Польше. Однако для ведения разведывательной работы, диверсий в тылу русской армии и пропаганды среди солдат-поляков ему было выделено 20 000 фунтов стерлингов (около 200 000 рублей золотом), весьма внушительная по тем временам сумма.

Еще до встречи с М. Акаси,  К. Целлиакус убеждал соратников в необходимости практического взаимодействия со всеми революционерами в России. Используя собственный опыт по транспортировке нелегальной литературы из Швеции в Финляндию, с 1902 года он помогал в аналогичной работе русским социал-демократам, завоевав их доверие и приобретя соответствующие связи. В конце 1903 – начале 1904 года Целлиакус по заданию партийного руководства предпринял поездку по европейским эмигрантским центрам.  Он встретился с известным социал-демократом Л.Г. Дейчем, видными эсерами И.А.Рубановичем, Ф.В. Волховским, Н.В.Чайковским, анархистом князем П.А.Кропоткиным, польскими политиками Р.Дмовским и Л. Балицким.

Деятельность революционеров по консолидации антиправительственных сил не осталась вне  поля зрения русских спецслужб. Еще летом 1903 года заведующий Заграничной агентурой Л.А.Ратаев докладывал директору Департамента полиции о том, что на состоявшейся в Стокгольме летом 1903 года конференции «финляндских сепаратистов» участники пришли к выводу, что «изолированная кучка финляндских агитаторов бессильна для борьбы с русским самодержавьем» и они приняли решение «объединиться с русскими революционерами».(8)

Летом 1904 года Акаси и Циллиакус встретились в Париже, где вместе с представителем грузинской партии «Сакартавело» Деканози  (Деканозов) и партии армянских националистов  «Дрошак» графом Лорис-Меликовым совещались по поводу плана организации беспорядков в России. При этом Акаси обещал Циллиакусу выплатить 3 000 иен на печатание прокламаций.  Что касается финансирования общероссийской конференции революционных партий, то по ходатайству Акаси, поддержанному военным атташе Японии в Лондоне Т. Утсуномия и послом Хаяси, японским Генеральным штабом было выделено 100 000 иен.

С 30 сентября по 4 октября  в Париже состоялась первая в истории российского освободительного движения конференция революционных и оппозиционных партий. В своем докладе  в японский Генштаб об итогах конференции Акаси, со слов Целлиакуса, оценивал их следующим образом. «Было решено, - писал он, - что каждая партия  может действовать своими методами: либералы должны атаковать правительство с помощью земства и газетных кампаний; эсерам и другим партиям следует специализироваться на  крайних методах борьбы; кавказцам – использовать свой навык в организации покушений; польским социалистам – опыт в проведении демонстраций». (9)

Сразу после конференции состоялась встреча представителей тех ее участников, которые были склонны к использованию насильственных методов ведения политической борьбы. Итогом этой встречи была резолюция, призывавшая чинить препятствия русскому правительству в призыве новобранцев в армию. После принятия этой резолюции Акаси лично пообещал оказать материальную поддержку партиям, испытывавшим материальные затруднения. Таким образом, видимость приличий, соблюдавшаяся во время парижской конференции, была отброшена, и Акаси перешел к прямому субсидированию деятельности ряда российских революционных партий, пытаясь влиять на нее в нужном для себя направлении.

События в январе 1905 года в Петербурге вызвали оживление и пробудили большие надежды революционеров. В условиях, когда и без того формальный «парижский блок» прекратил свое существование, а развитие массового движения настоятельно требовало объединения всех революционных партий, созыв новой межпартийной конференции стал действительно необходим. Конференция,  работавшая в Женеве со 2 по 8 апреля 1905 года, закончилась принятием двух документов – общеполитической Декларации, подписанной всеми ее участниками, и Декларации только социалистических партий, представленных на конференции. Оба  документа в качестве средства политической борьбы предполагали вооруженное восстание.

Акаси в тот момент весьма оптимистически оценивал перспективы развития революционно движения в России. В своем докладе на имя начальника Генштаба А.Ямагата от 12.апреля 1905 г. он писал, что «большое восстание должно начаться в июне и оппозиция предпринимает все новые и новые усилия для приобретения оружия и взрывчатых веществ…Дата начала восстания еще не установлена, но будет вполне безопасно направить оружие морем». (10)

В марте-апреле 1905 года в эмиграции развернулась работа по закупке оружия. Сам Акаси предпочитал оставаться в тени и действовал в основном через Деканозова и Целлиакуса, которые старались по возможности не афишировать источник получения средств. Так, передавая эсерам деньги на приобретение оружия, Циллиакус заявил, что они собраны в Америке лицами, сочувствующим русской революции, а эсеровские вожди сделали вид, что не догадываются о происхождении переданных им сумм.

Первая партия закупленного оружия и военного снаряжения была погружена на приобретенный специально для этой миссии пароход «Джон Графтон» и направлена к побережью Финляндии. Однако из-за организационных неувязок и неблагоприятного стечения обстоятельств, «Джон Графтон» 7 сентября налетел на каменистую отмель у побережья Финляндии и затонул. Лишь незначительная часть оружия попала в руки финских революционеров. Около 2\3 груза была изъята властями на месте гибели парохода и из тайников в окрестностях, часть оружия разошлась среди местного населения.

Провал экспедиции «Джона Графтона» заставил ее организаторов предпринять новую попытку. При этом решили ориентироваться не на северо-запад России, а на Закавказье. Для этой цели был закуплен пароход «Сириус», который 22 сентября с грузом оружия и боеприпасов вышел из Амстердама в направлении Черного моря. 24 ноября 1905 г. неподалеку от Поти «Сириус» перегрузил доставленное им оружие и боеприпасы на четыре баркаса, которые направились к заранее определенным местам на побережье. Несмотря на меры, предпринятые пограничниками, большая часть груза «Сириуса» попала по назначению, и лишь четверть оказалась конфискованной властями.

Об активном сотрудничестве российских революционеров с японскими разведчиками царской охранке стало известно осенью 1904 года. На след Акаси ее вывел чиновник особых поручений при министре внутренних дел И.Ф.Манасевич-Мануйлов. В 1904 году он был направлен в Западную Европу с заданием сбора разведывательной информации о западноевропейских представительствах Японии и ряда дружественных ей государств. Мануйлов сумел внедрить своих агентов в посольства Японии в Париже, Гааге и Лондоне, в американскую миссию в Брюсселе, итальянскую – в Париже. С помощью этой агентуры, в частности,  удалось получить часть японского дипломатического шифра.

В конце 1904 года в поле зрения Мануйлова попадает Деканозов. Наблюдение за Деканозовым, а также перехват его корреспонденции, организованный с помощью французских властей, показали, что между ним и Акаси, по выражению Мануйлова, «установились весьма доверительные отношения, которые дают основания полагать, что Деканози работает за счет Японии».( -с.39) Были получены доказательства их сотрудничества в организации переправки в Россию нелегальной литературы. В середине  февраля 1905 года Мануйлов сообщал своему петербургскому начальству об установлении «непосредственного наблюдения» за Акаси.  При этом последний  характеризовался им как один из деятельных агентов японского правительства, стоявший  во главе военно-разведочного бюро.

В сферу наблюдения Мануйлова попал и Целлиакус, продолжавший поддерживать активный контакт с Акакси и Деканозовым. Целлиакус и ранее находился в поле зрения Департамента полиции, поскольку заведующий Зарубежной агентурой Л.А.Ратаев следил за ним с помощью своего агента,  эсера Евно Азефа. Имея два источника информации по одной и той же проблеме, у охранного отделения появилась возможность перепроверять информацию, что делало ее более качественной.
Используя агентов из числа французов, Мануйлову удалось контролировать  переговоры Акаси со своими связями во время его частых наездов в Париж, негласно осматривать  вещи в гостинице, получать фотокопии документов о сотрудничестве с российскими революционерами, а иногда и их подлинники. Часть этих материалов и была опубликована А.С. Сувориным в брошюре «Изнанка революции. Вооруженное восстание на японские средства» в 1906 году.

Из копий, документов полученных Мануйловым, следует, что на «Джоне Графтоне» находилось 16 500 винтовок, 2.5 – 3 миллиона патронов,  2 500 револьверов и 3 000 тонн взрывчатых веществ. На «Сириусе» находилось  8 500 винтовок «Веттерлей» швейцарского производства и  до 2 миллионов патронов к ним.

Можно констатировать, что царская охранка довольно успешно вела оперативную работу и  располагала достаточно полной и своевременной информацией о подрывной деятельности японской разведки против России в Западной Европе. Были известны основные направления сотрудничества японцев и российских оппозиционных партий: печатание и распространение нелегальной литературы, упрочение межпартийных связей, военно-техническая подготовка вооруженного восстания. Оказались установленными японские разведчики и их наиболее ценная агентура в революционном движении.

Вместе с тем, полученная информация не была реализована надлежащим образом. Причиной этому, по нашему мнению, было непонимание или нежелание власть придержащими в России лицами разобраться и уяснить суть политических процессов, как внутри страны, так и на международной арене. Отсюда игнорирование донесений русской военной разведки о приготовлениях Японии к войне, пренебрежение к японцам, как к слабому «туземному» противнику. Эти же царские сановники, да и сам царь, располагая достаточными сведениями о противнике и его действиях, в том числе и на разведывательном фронте, оказались неспособны принять своевременные и действенные меры, избежать поражения в войне.

Японские власти напротив, можно сказать выжали из ситуации максимум пользы для себя. Вероятно, понимая, что объективно Япония в экономическом и военном отношении на тот момент была слабее России, они смогли сосредоточить имеющиеся ресурсы на решающих направлениях.  При этом спецслужбы использовались ими весьма активно и целенаправленно.

1.5  Русские спецслужбы на японском направлении.

1.5.1 Ведение разведки на театре военных действий.

Первые годы 20-го столетия характеризовались  бурным развитием военной техники и началом эпохи тотальных войн. В этой связи значительно возросло значение агентурной разведки, поскольку ведение военных действий для достижения успеха предполагало как можно полное знание о силах противника, их дислокации и вооружении. Появилась насущная необходимость в более совершенной организации сбора информации, а главное, в ее аналитической обработке и проверке.

Между тем, агентурная разведка Российской империи к этому времени во многом не удовлетворяла требованиям времени. Ею по-прежнему занимались военные атташе, дипломаты, представители министерства финансов за рубежом и штабы военных округов.

В военных округах разведкой занимались сотрудники так называемых отчетных отделений. Собственно разведывательные отделения в штабах военных округов создавались только на время войны. Такое положение в значительной степени затрудняло работу по сбору разведывательной информации в мирное время. Только в 1906 году в штабах военных округов создаются постоянные разведывательные отделения, независимые от отчетных.

Все данные о военном потенциале иностранных государств до 1 марта 1903 года поступали в статистическое отделение генерал-квартирмейстерской части Главного штаба, а впоследствии (после реорганизации Главного штаба) в 7-е отделение военно-статистического отдела управления 2-го генерал-квартирмейстера Главного штаба. В функции отделения входили сбор, обработка и издание военно-статистических материалов по иностранным государствам, переписка по военно-агентурной части, командирование офицеров с заданиями разведывательного характера и рассмотрение важнейших изобретений в области военной техники. Япония, Китай и Корея  входили в компетенцию 2-го стола 7-го отделения.

Русская военная разведка накануне войны имела своих представителей в Токио. Не имея из-за жесткого контрразведывательного режима возможности приобретать источники информации из числа японцев, русские разведчики, тем не менее, через представителей третьих стран получали достоверную и достаточно полную информацию о военных приготовлениях противника.

Во второй половине 1903 года русский военный атташе полковник В.К.Самойлов направлял информацию в Главный штаб в отношении всех более или менее заметных изменениях, касающихся японской армии и в значительной части – военно-морского флота. Одновременно от него поступали и политические сведения, связанные с внутренним положением в стране и внешнеполитическими мероприятиями. Информация Самойлова свидетельствовала об интенсивной подготовке Японии к войне. Изложенные в рапорте сведения полностью подтвердились в дальнейшем ходом боевых действий, однако российским командованием приняты во внимание не были.

В дальнейшем от Самойлова поступали донесения и по более конкретным вопросам, в том числе о состоянии боеготовности каждой японской дивизии, перевооружении отдельных частей, призыве запасного состава для переобучения, о состоянии транспортных средств и их подготовке к войне, закупках военной техники за рубежом. Особенно для военно-морского флота кайгунсе.

В конце декабря 1903 года в Главном штабе на основании последних разведывательных донесений из Японии, Кореи и Китая была подготовлена записка царю о современной боевой готовности японской армии и о военных приготовлениях японцев в Корее и Северном Китае, в которой отмечалось: «Начатая с весны 1903 года самая тщательная проверка мобилизационной готовности японской армии закончена. Во всех дивизионных участках проведены проверочные, а в некоторых учебные сборы как запасных, так и чинов рекрутского резерва…Летом почти во всех дивизиях были пополнены неприкосновенные запасы, осмотрено оружие и приспособления для оборудования транспортов, хранящаяся в Куре, произведена опытная посадка войск на железную дорогу и суда. Проверенная во всех деталях мобилизация и произведенные смотры показали, что японская армия совершенно готова.

Японский флот также готов: большая часть его была сосредоточена у Сосебо, откуда флот вышел 27 декабря неизвестно куда. На днях Япония приобрела два аргентинских броненосных крейсера, которые получат команды из Англии и прибудут в Японию в начале февраля».  (4)

Эта записка была доложена царю примерно за месяц до начала войны. Их нее совершенно отчетливо видно, что Япония в самое ближайшее время начнет военные действия. Однако каких либо экстренных мер со стороны русского командования принято не было. Не было проведено сосредоточение, прежде всего, военно-морского флота, не проводилась ускоренная переброска войск в районы предполагаемого театра военных действий.

Судя по тому, как в дальнейшем развивались события, сведения русской разведки о возможности развязывания войны со стороны японцев явно недооценивались. В ночь на 27 января десять японских эсминцев внезапно атаковали русскую эскадру, стоявшую без должных мер охранения на внешнем рейде Порт-Артура, и вывели из строя два броненосца и один крейсер. В тот же день шесть японских крейсеров и восемь миноносцев напали на русский крейсер «Варяг» и канонерскую лодку «Кореец», находившихся в корейском порту Чемульпо. В неравном бою героически сражавшийся «Варяг» получил серьезные повреждения и, чтобы не стать добычей врага, был затоплен своим экипажем, а канонерская лодка взорвана. 28 января Япония объявила войну России.

На Дальневосточном театре военных действий до октября 2004 года японским спецслужбам противостояла русская военная  разведка, осуществлявшаяся специальным отделением управления генерал-квартирмейстерской службы штаба Главнокомандующего Манчжурской армии. После разделения манчжурских войск на три армии, в каждой из них создается свое разведывательное отделение. (5) Формально их деятельность объединялась разведотделением штаба главнокомандующего, но на практике они действовали без связи друг с другом, если не считать обмена сводками. По свидетельству сотрудника русской разведки полковника Генерального штаба П.И.Изместьева, сводки отличались низким качеством и бывали случаи, когда в них «документально устанавливалось то, что на другой день документально опровергалось». Между разведывательными  отделениями существовала конкуренция, что побуждало их приукрашивать добытые сведения.

Кроме того, собственные разведывательные отделения были в штабе Приамурского военного округа и штабе тыла войск Дальнего Востока. Разведка осуществлялась также штабами войсковых частей. Все они действовали практически независимо друг от друга, что вело к дезорганизации в руководстве разведкой.
В начале военный действий организация дальней разведки была сосредоточена в штабе Наместника ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА на Дальнем Востоке, которому непосредственно подчинялись наши агенты в Китае. Поэтому сведения о противнике, сообщаемые военными агентами, доставлялись в штаб армии через штаб Наместника. В1904 году штаб наместника был расформирован и военные агенты в Китае были переподчинены штабу Главнокомандующего генерала Куропаткина.

В середине 1904 года общая организация дальней разведки была поручена генерал-майору Генерального штаба В.А. Косаговскому. В его распоряжение были откомандированы офицеры Генерального штаба и переводчик с европейских языков Барбье.
Косаговский действовал независимо от разведывательного отделения армии и передавал добываемую информацию непосредственно командующему Манчжурской армией генералу Куропаткину. Кроме него, вербовку агентуры осуществляли разведотделение армии и военные агенты за рубежом.

Тайные агенты прикреплялись к определенным военным атташе или дипломатам, через которых передавали информацию и получали вознаграждение. Так, например, тайный агент в Йокогаме Бале был связан с военным атташе в Тяньцзине полковником Ф.Е. Огородниковым, агент Дори – с атташе в Париже полковником Лазаревым и т.д. Однако сведения, добываемые тайными агентами, освещали в основном организацию тыла японской армии. Их донесения поступали в штаб главнокомандующего кружным путем, через  Китай и Европу и поэтому почти всегда опаздывали.

На момент разворачивания военных действий главными задачами, поставленные перед русской дальней разведкой, были получение информации по следующим вопросам:
1. Ход и результаты мобилизации в Японии;
2. призыв в Японии людей всех контнгентов запаса (иобигун, кобигун, кокумин, ходзютай) и новобранцев;
3. формирование новых резервных и полевых частей;
4. учет отплывающих из Японии подкреплений в Манчжурию и Корею, места их высадки и назначения;
5. в общих чертах политическое, экономическое и финансовое положение Японии и Кореи. ( 14)

В феврале 1905 года после неудачного сражения под Мукденом в руки японцев вместе с армейскими обозами попала часть штабных документов с делами разведотделения. Русские агенты в Японии оказались на грани провала, и многих  пришлось отозвать, агентурная работа была парализована на некоторое время.
Ближняя разведка в прифронтовой полосе проводилась группировками русских войск, оборонявшими соответствующие участки. Предметом ближней разведки являлся сбор сведений о противнике непосредственно в районе расположения и действия его армий. Ближняя разведка велась, главным образом, разведывательными отделениями:
1.  штаба Главнокомандующего; ее роль заключалась в контроле за разведывательной деятельностью штабов армий, согласованию работы всех органов разведки;
2.  штабов 1-й, 2-й, и 3-й Манчжурских армий, тыла и Приамурского военного округа. Они организовывали и непосредственно проводили разведывательные мероприятия.

Одновременно с армейской, велась разведка с привлечением  китайцев, служивших в пограничной страже Заамурского округа. Они еще в мирное время имели своих тайных агентов среди местного населения на территории Манчжурии.

Основными методами ближней разведки были:
- подготовка и заброска в прифронтовую полосу агентов из числа китайцев и корейцев;
- получение необходимой информации путем обработки печатных изданий, преимущественно иностранных. Несмотря на принятые японцами меры цензурирования своих газет, из открытых публикаций иногда удавалось получить довольно ценную информацию;
- войсковая разведка. Её функции выполнялись конными отрядами и охотничьими командами, которые впоследствии были преобразованы в разведроты. К войсковой разведке относились также сведения наблюдателей, разведка боем и воздушная разведка (посредством привязных шаров и аэростатов).

При необходимости для решения конкретных задач организовывались специальные рейды в тыл и на фланги противника. С отходом русских войск на Север возникла опасность выхода японцев в наш тыл с правого фланга, через Монголию. Для выяснения обстановки и принятия превентивных мер , а также для наблюдения за противником в Монголии в конце 1904 года штабом Заамурского округа отдельного корпуса пограничной стражи была снаряжена особая экспедиция под командованием подполковника Хитрово.  Местом пребывания экспедиции была выбрана ставка монгольского князя, хошуна Чжасту, Вана-Удая, откуда посылались разведчики и разъезды во всех направлениях.

Кроме того, в ходе русско-японской войны были сформированы так называемые «партизанские отряды» численностью до 200 человек в каждом. Личный состав комплектовался из числа солдат и офицеров регулярной армии. В обязательном порядке изучалось подрывное дело. По данным на 1 июля 1905 года в Южно-Уссурийском крае существовало 4 «партизанских отряда», подчиненных  разведотделению 4 управления генерал-квартирмейстера Приамурского военного округа. Предполагалось, что в случае вторжения японцев в пределы Приморской области эти отряды станут ядром партизанского движения в крае, а пока они действовали в тылу противника в качестве разведывательно-диверсионных подразделений.

В распоряжении штаба Главнокомандующего состоял отдельный ( сборный ) дивизион разведчиков, сформированный еще генерал-адъютантом Куропаткиным из лучших войсковых разведчиков. Дивизион состоял из двух сотен, из которых первая оставалась в распоряжении Главнокомандующего, а вторая была назначена в распоряжение штаба 1-й Манчжурской армии.

Наряду с непосредственно оперативно-диверсионными мероприятиями, велась работа по совершенствованию организации и методического обеспечения разведывательной деятельности. Была подготовлена и направлена в боевые подразделения разведки инструкция, в которой указывалось на необходимость тесной увязки между агентурной и войсковой разведками. Отчет разведывательного отделения штаба Главнокомандующего за 1905 год следующим образом характеризует взаимосвязанность двух указанных выше видов разведдеятельности: «Оценивая два  главных вида разведки: открытую войсковую и тайную посредством лазутчиков, можно придти к следующим выводам:
1. Только правильное и разумное сочетание обоих этих видов разведки может дать положительные результаты.
2. И войска, и лазутчики в состоянии только в том случае добывать ценные сведения, если они умело направлены и снабжены надлежащими инструкциями.

Сведения, доставляемые как войсками, так и лазутчиками, не получившими надлежащих инструкций, сводятся к простому, бессвязному перечню численности войск (без указания частей) и названию деревень, урочищ и т.п.

Такие сведения лишены всякого значения. Наоборот, и войска и лазутчики в умелых руках, снабженные надлежащими инструкциями, точно определенными задачами, могут давать сведения первостепенной важности» (-с..189)

Реализация инструкции, особенно если дела касалось агентов из числа китайцев, затруднялась их неграмотностью и неосведомленностью в отношении организации японской армии. Агентуру необходимо было обучать, а специальная школа была организована лишь к середине войны и просуществовала недолго.
По мнению военного командования, самые ценные сведения о противнике армейская разведка получала путем анализа документальных данных. К числу последних относились записи допросов пленных, предметы снаряжения и обмундирования с номерами, нагрудными личными знаками, записные солдатские книжки, дневники с кратким изложением действий воинских частей.

Весьма ценными были карты, найденные в сумках убитых офицеров с нанесенными расположениями войск, конверты от писем с обозначением точного адреса японского военнослужащего (армия, дивизия, полк, рота), бандероли от газет, казенная переписка (например, захват полковой канцелярии 2-го резервного пехотного полка у д. Хекоутай) и т.п.  Характерно, что большинство пленных давало при допросах  довольно полные и достоверные сведения.

Русское командование уделяло большое внимание усилению влияния России на местное население, оказавшееся в зоне военных действий против японцев. Впоследствии такие акции получили название «активных мероприятий» и стали безусловной   прерогативой деятельности спецорганов.

Для поддержки русских интересов с 10 сентября 1904 года под руководством 1-го военного агента в Китае Генерального штаба полковника Огородникова издавалась за наш счет газета «Чайна ревью». Цель, преследуемая учреждением «Чайная ревью», заключалась в том, чтобы на основании сведений, получаемых из штаба Главнокомандующего, нашего посольства в Пекине, консулов и прочих источников, освещать события войны в правдивом виде. Англо-японская пресса на Дальнем Востоке всегда была склонна изображать наши неудачи в преувеличенных размерах, с большим уклонением от истины, а наши успехи замалчивались. Как уже говорилось, прояпонские настроения  дальневосточной прессы возникли не без влияния японских спецслужб.

Еще одним источником упрочения русского влияния в Маньчжурии стало издание в г.Мукден на китайском языке газеты «Шенцзинбао». С помощью этого средства массовой информации среди китайского населения распространялись достоверные и оказывающие положительное влияние сведения о состоянии дел на театрах военных действий, Изданием руководил Мукденский военный комиссар Генерального штаба полковник Квецинский. Редакция состояла из вольнонаемных китайцев, а типография была частная.

Поскольку газета являлась единственным во всей Маньчжурии печатным органом на китайском языке, то она приобрела большое распространение и влияние среди местного китайского населения. Видя это, представители спецслужб Японии начали преследовать сотрудников редакции, направлять им угрожающие письма, принуждать китайских чиновников прекратить издание газеты. В итоге, газета была закрыта, так кА редакция разбежалась, а хозяин типографии  отказался печатать газету. Принимались меры для возобновления издания газеты, была даже закуплена типография в Шанхае, но неблагоприятное развитие событий не позволило продолжить издание.

1.5.2 Русская контрразведка в районе дислокации армии.

Вплоть до начала 20-го столетия в Российской империи отсутствовала четкая организация контрразведывательной службы. Иностранными шпионами занимались одновременно Генеральный штаб, полиция, жандармы и пограничная охрана. Специального органа военной контрразведки не существовало. В военном ведомстве контрразведкой занимались те же офицеры Генерального штаба, в ведении которых находилась разведка, однако государство не выделяло им специальных средств и ассигнований на организацию борьбы со шпионами.

По мере развития в России революционного движения полиция и жандармы переключились в основном на борьбу  с ними и уделяли иностранным разведкам недостаточно внимания.

В начале русско-японской кампании в нашей армии так же отсутствовал единый орган, отвечающий за борьбу с разведкой противника на театре военных действий. Контрразведывательная служба была в значительной степени децентрализована.

Общий жандармско-полицейский надзор в районе расположения войск был возложен на полковника Шершова, офицера отдельного корпуса жандармов, прикомандированного к Управлению этапами штаба главнокомандующего.

Борьба с японскими агентами из числа китайского населения была поручена известному коммерсанту, хабаровскому купцу 1-й гильдии, китайцу по национальности Тифонтаю, который активно сотрудничал с русским командованием.

Поимкой неприятельских лазутчиков занимались также агенты начальника транспортов действующей армии генерал-майора Генерального штаба Н.А. Ухач-Огоровича, а до сентября 1904 года – разведотделение штаба Манчжурской армии.

С началом военных действий четко обозначилась проблема, связанная с нахождением в Манчжурии в зоне действия наших войск значительного количества граждан третьих стран, которые были служащими на нашей железной дороге, миссионерами, купцами, подрядчиками и т.д. Необходимо было также решить, куда высылать лиц, подозреваемых в шпионаже в пользу японцев. По этому поводу начальником штаба Манчжурской армии генерал-майором Холщевниковым был составлен доклад, утвержденный временно командующим армией генерал-лейтенатом Линевичем. По вышеупомянутым вопросам доклад устанавливал следующие положения:

1. Иностранцев, служащих на Китайской Восточной железной дороге, Наместником разрешено оставить в Манчжурии под личную ответственность Управляющего названной дорогой полковника Хорвата.
Прочих иностранцев, проживающих в Манчжурии и могущих приехать корреспондентов иностранных газет ни в коем случае не разрешать приезда в район сосредоточения армии на время, пока сосредоточение не окончится.

2. В отношении миссионеров соблюдать полную осторожность, прибегая к решительным мерам лишь в том случае, когда подозрение их в шпионстве или вообще в такой деятельности, которая, несомненно, направлена во вред нашим интересам, будет иметь веское документальное подтверждение.

3. Всех лиц, пребывание коих в районе действия армии по тем или иным соображениям будет признано неудобным, выселять в города и селения Западной Сибири, не расположенные по линии железной дороги, причем иностранцам предлагать выехать за пределы Российской империи через нашу западную границу». ( Отчет 1 -с.169)

Однако исполнение этих мер было сильно затруднено из-за малочисленности личного состава жандармско-полицейских формирований. Они начали прибывать на театр военных действий только к концу 1904 года и к концу войны насчитывали всего четыре полуэскадрона. Практически отсутствовали опытные сыскные агенты, что крайне затрудняло борьбу со шпионами противника.

С учреждением агентуры и введении жандармского надзора ежедневно из района дислокации войск начали десятками удаляться лица, не способные доказать своей полезности и причастности к армии. Жандармы командировались в разные местности расположения армии для проверки документов у проживающих там лиц.

Благодаря принятым мерам по надзору, большая часть нежелательного элемента была удалена из расположения армии, а часть, не имеющая возможности проникнуть в неё, обосновалась в тылу, главным образом в Харбине. В соответствии с указанием генерал-квартирмейстера штаба Главнокомандующего жандармскому полковнику Шершову, руководившему агентурой в армии, за сомнительными лицами в Харбине был организован негласный надзор с целью выявления японских шпионов.
Только к середине 1905 года удалось принять некоторые меры по повышению эффективности следствия и суда по делам о шпионаже. Для этого был назначен военный следователь полковник Огиевский. Он также занимался обобщением опыта по борьбе с японским шпионажем и в сентябре 1905 года написал доклад «Об организации шпионства в японской армии».

Явным упущением русской контрразведки оказалось непринятие мер к газетам и другим печатным изданиям по недопущению утечки к противнику сведений о передвижении русских войск. В отчете №2 отмечалось, что «наши газеты, не исключая официальных, с поразительной откровенностью сообщали сведения от себя и перепечатывали официальные распоряжения о составе и численности, усилении, группировке армий, мобилизациях в России, провозоспособности железной дороги и т.п…Но если сведения частной печати могли внушить японцам сомнения, то уже впелне достоверным и несомненным оказывались официальные сообщения «Русского инвалида» и «Военного сборника» (ведомственные издания русской армии – С.М.), печатавшие Высочайшие приказы, приказы по военному ведомству и по главным управлениям, содержавшие много такого, что должно было бы быть сохранено в тайне до конца войны». (-сс223-224)

Кадровый состав русских спецслужб.

Основные руководящие и оперативные кадры русской разведки составляли офицеры русского Генерального штаба. В целом это была наиболее подготовленная и образованная часть офицерского корпуса. Практически все окончили академию Генерального штаба, знали иностранные языки. Так, например, при организации дальней агентурной разведки на всем фронте Манчжурской армии в распоряжении ее руководителя Генерального штаба генерал-майора Косаговского были назначены: Генерального штаба: полковник Нечволодов, подполковники Потапов и Панов, капитан Одинцов, а также капитан 12-го стрелкового полка Нечволодов и переводчик Барбье.

Непосредственно в войсках ближняя агентурная разведка поручалась армейским офицерам, проявившим соответствующие способности и подготовку. Многие из них знали китайский и корейский языки. Так капитан Нечволодов продолжительное время был помощником нашего военного агента в Китае, имел соответствующий опыт. Действовавший в расположении нашего южного авангарда капитан Кузьмин ранее был инструктором в корейских войсках, знал корейский язык и быт.

Весьма успешно действовали на ниве разведки русские представители в Корее и Китае не являвшимися военнослужащими. Особых успехов добились камергер, действительный статский советник А.И. Павлов, бывший до 1904 года русским  посланником при корейском императоре, а с 1905 года – нашим агентом в Китае, а также представитель министерства финансов российской империи в Пекине, член правления русско-китайского  банка Давыдов. Командование  отмечало, что сведения, доставляемые г.г. Павловым и Давыдовым отличаются  особой достоверностью и интересом.

При необходимости в страну противника с разведывательными целями направлялись кадровые русские офицеры. Весной 1905 года, после захвата японцами документов разведывательного отделения под Мукденом, из-за опасности ареста, все русские агенты были отозваны из Японии. Возникла острая необходимость в информации о новых формированиях в Японии и тех источниках комплектования, которые еще находятся в распоряжении японского военного министерства. Для этого в Японию был направлен поручик 11-го стрелкового полка Субботич. Серб по национальности, выходец из знатного рода, со знанием нескольких иностранных языков, он добровольно вызвался на столь опасное и рискованное предприятие. Связь с ним осуществлялась через представителя русско-китайского банка Давыдова.

Существенным недостатком кадрового состава русской разведки являлось практически полное отсутствие офицеров, владеющих в должной мере японским языком. Остро не хватало даже переводчиков с японского языка. На всю армию их было 11 человек, причем японские рукописные тексты могли читать только двое, что сильно затрудняло обработку документальной информации разведывательного характера.

Агентурная работа русской разведки.

К началу 20- го века сложилась устойчивая практика агентурной работы разведывательных подразделений русской армии. Организационно и методически ею руководила генерал-квартирмейстерская часть военного министерства. Ему подчинялись разведывательные отделения штабов военных округов и военные агенты за рубежом, непосредственно вербовавшие агентуру и руководившие ею.

Основной контингент агентуры составляли так называемые «конфиденты», лица из числа иностранцев, как правило, не попадавшие под категорию предателей, так как действовали против государств, не являвшихся их родиной. Основа сотрудничества была материальной. Командование мало им доверяло, рассматривая как платные источники информации. И недаром, поскольку среди них было немало авантюристов и искателей приключений.

Наиболее ценными были агенты, действовавшие из патриотических побуждений или ненавидевших противника по личным мотивам. На театре военных действий русско-японской кампании к таковым можно отнести российских подданных, например, коммерческого заготовителя Манчжурской армии А.Г. Громова. Наряду с закупкой скота в Монголии, ему было поручено собирать сведения о противнике и местности. Для ведения разведки Громову были даны соответствующие полномочия и средства для приобретения агентуры из числа местных жителей. К этой же категории можно отнести и русского подданного сотрудника нашей мисси в Сеуле корейца М.И.Кима, которому было поручено поддерживать связь с корейскими властями и тайными агентами из числа корейцев, которые маршрутировались в Манчжурию для выполнения наших поручений.

Особо следует сказать о хабаровском купце 1-й гильдии китайце Тифонтае. Считая Россию своей родиной, Тифонтай оказывал русской армии неоценимые услуги. В частности, он подобрал целый штат сотрудников из числа китайцев, в том числе офицеров китайской армии, которые весьма эффективно вели агентурную разведку на территории занятой японцами. Его сотрудники выявляли японских шпионов из числа китайцев, заброшенных на нашу территорию. На свои средства Тифонтай организовал партизанский отряд «Пинтуй», действовавший в японских тылах.

К сотрудничеству на материальной основе привлекались представители европейских стран. К таким можно отнести командированных в Японию и Корею  военным агентом в Корее полковником Нечволодовым француза Жана Шаффаджона, швейцарца Оскара Барбье, и немца Отто Мейера. Они выезжали в качестве торговых представителей европейских фирм. Целью был сбор информации о японской эскадре. Среди такого рода агентов были люди, хорошо знавшие японский язык, культуру Японии и имевшие обширные связи среди японцев, в силу этого обладавшие хорошими разведывательными возможностями, например француз Бале. Он был знатоком японской армии, переводил статьи из японских газет военного содержания, читал лекции о японской армии в штабах 1-й, 2-й и 3-й армий.

Самой многочисленной категорией агентуры, использовавшейся русской разведкой в Манчжурии, были местные жители, преимущественно китайской национальности. Разведка силами этой агентуры, особенно в начале кампании, оценивалась как неуспешная, что нашло отражение в рапорте Генерального штаба  подполковника Панова «О разведке при помощи китайских разведчиков» . Причинами были:
1. Отсутствие заранее подготовленных сведущих агентов.
2. Агенты из китайцев были исключительно временны и вовсе не заинтересованы в своем деле, да вдобавок их было весьма мало.
3. Вследствие постоянного успеха, сопровождавшего японское оружие, агенты-китайцы боялись предлагать нам свои услуги, тем более, что японцы расправлялись с беспощадной жестокостью со всеми китайцами и из родственниками, которых подозревали в сношениях с русскими.

В отличие от японцев, еще до войны организовавших несколько школ для подготовки китайских агентов, подобная школа была организована русской разведкой только в середине 1905 года.
Наиболее успешно китайская агентура использовалась Тифонтаем и его сотрудниками, имевших надежные связи, установленные задолго до войны и включавшие бывших офицеров китайской службы.

Эффективно вела разведку пограничная стража Заамурского округа, которая еще в мирное время приобрела ценную и надежную агентуру из числа китайцев. Так. Например, командир 21 сотней пограничной стражи поручик Коншин имел опытных разведчиков из числа китайцев, корейцев и нижних чинов пограничной стражи, знающих китайский язык.
Выводы к Главе 1.

Для вновь созданных  японских спецслужб война с Россией 1904-1905 годов стала первым серьезным испытанием их способности действовать в современных условиях. Военно-политическим руководством страны уделялось большое внимание поддержанию боеспособности и активности разведки и контрразведки. На их финансирование выделялись достаточные средства, в частности, на подготовку спецслужб  к войне с Россией правительство Японии истратило около 12 миллионов рублей золотом. Штаты комплектовались подготовленными и обученными кадрами.

Перед разведкой ставились вполне конкретные задачи, а результаты их выполнения тщательно изучались и принимались во внимание при принятии стратегических решений. Об этом свидетельствует подход высших военных чинов  Японии к предложениям разведки о финансировании революционного движения в России.

Задолго до начала военных действий создавались агентурные позиции на планируемых направлениях движения войск. Организовывались специальные школы для подготовки осведомителей из числа китайцев, причем их обучали не только способам сбора информации, но и проведению своего рода активных мероприятий в интересах японцев. С началом войны, в расположении русских войск был развернут массовый агентурный аппарат, имевший возможность составить довольно полную картину состояния наших сил.

Кадровые японские разведчики направлялись в Петербург и другие города европейской части России. Они привлекали к сотрудничеству представителей третьих стран: Швеции, Австро-Венгрии и ряда других,  через которых получали интересующие их сведения.

Также заблаговременно был установлен жесткий контрразведывательный режим, как в самой Японии, так и в районе дислокации японских войск в Корее и Китае. Можно сказать, что этот режим строго и сознательно поддерживался японцами. В газетах не появлялось никакой информации о передвижении и составе войск или боевых кораблей, солдаты в письмах не упоминали номеров частей или географических названий. Военная жандармерия кэмпэйтай, действовавшая в расположении войск и в тылу, имела достаточную численность. Жандармы работали  активно и жестко, не останавливаясь перед взятием заложников,  репрессиями в отношении родственников китайцев, подозреваемых в сотрудничестве с русскими.

Все это даёт основания говорить о том, что накануне войны с Россией спецслужбы Японии усилиями военно-политического руководства были приведены в состояние, соответствовавшее задачам, которые были перед ними поставлены.  Они располагали подготовленными кадрами, достаточными средствами и использовали современные формы и методы разведывательной и контрразведывательной деятельности. Японские спецслужбы вошли в число ведущих в мире.

Несомненно, военные успехи  Японии в кампании 1904-1905 годов в значительной мере обязаны действиям её разведки и контрразведки. Особенно удачно, по нашему мнению,  действовала разведка военно-морского флота «дзехокеку». Ею была получена достоверная информация о составе, боеспособности и дислокации русского флота, о движении  2-й эскадры адмирала Рождественского. В результате японцы смогли спланировать нападение на нашу эскадру в наиболее выгодных для себя условиях и выиграть сражение при Цусиме, да и войну на море полностью.

Что касается действий японских войск на сухопутном театре, то они были не столь успешными. Располагая массовым агентурным аппаратом, японская разведка имела возможность получать достаточно полную первичную информацию о наших вооруженных силах. Однако  впоследствии выяснилось, что численность русских войск преувеличивалась японским командованием в полтора - два раза. Скорее всего, причинами этому были действия русской контрразведки, пытавшейся вводить японцев в заблуждение, а также их неспособность преодолеть трудности при анализе и перепроверке  первичных сведений от агентуры. 

Представленные в Главе 1 факты говорят о том, что  русская разведка, несмотря на имевшийся за её плечами исторический опыт,  в начале 20-го века, особенно в плане организации сбора разведывательной информации в отношении Японии, находилась в неудовлетворительном состоянии.  Причин этому было несколько.

Одна из них заключалась в том, что в результате реформы русской армии в середине 19 века, предпринятой военным министром Милютиным по указанию Александра Второго, вся разведывательная функция государства  была сосредоточена в военном ведомстве. При этом фактически были отстранены от разведывательной деятельности русские дипломаты, которые традиционно добывали весьма важную информацию о явном и вероятном противнике, особенно в мирное время. Это было вполне закономерно в силу того, что послы и высшие чины министерства иностранных дел  отличались первоклассным  образованием, широким кругозором и кругом общения, включавшего  иностранцев равных им по положению. Образ мышления и обстоятельства принятия ответственных стратегических решений военно-политическим руководством ведущих стран мира были вполне понятны русским дипломатам. В этой связи, политические перспективы легко могли быть ими предугаданы. Несомненно, имея подобную аналитическую основу, сотрудники русских  дипмиссий были способны разобраться в ходе событий на политической арене,  определить насущные информационные потребности своего государства, включая сферу действия агентурной разведки, и источники их удовлетворения. Иными словами выяснить,  каких наиболее важных сведений не хватает для определения политики своего государства, и у кого и как их можно получить.

Что касается военных, включая военных агентов или атташе в иностранных государствах, для них подобная проблема по большей части объективно была трудноразрешимой.  Уровень лиц, с которыми они вступали в контакт, был ниже. Кроме того, перед ними ставились задания по сбору сведений  об иностранных армиях, их вооружении и дислокации, выполнение которых  не оставляло времени и сил на получение упреждающей политической информации стратегического характера.

Большим недостатком было и то, что разведка велась бессистемно и при отсутствии общей программы и координации. Организационно она не была надлежащим образом оформлена. Руководство разведкой, среди прочего, было одной из обязанностей генерал-квартирмейстера Главного штаба. По существу, у разведки не было ответственного руководителя, имеющего доступ к первым лицам государства. Сбор, обработка разведывательных материалов по иностранным государствам, переписка по военно-агентурной части, командирование офицеров с заданиями разведывательного характера, рассмотрение важнейших изобретений по военному делу до 1 марта 1903 года входили  в компетенцию 7 отделения военно-статистического отдела управления 2-го генерал-квартирмейстера  Главного штаба.  В мирное время в военных округах не имелось специальных разведывательных отделений. Все это усугублялось совершенно недостаточным финансированием разведки, ставшим результатом деятельности по общему сокращению военных расходов министра финансов С.Ю. Витте.

Непонимание и недооценка роли разведки в предстоящей войне Николаем Вторым и его ближайшим окружением была лишь одним из следствий присущего им неразвитого государственного мышления. Еще одним следствием можно назвать неспособность оценить расстановку военно-политических сил на мировой арене и стратегические планы основных иностранных государств. Отношение к японским  армии и флоту у русских сановников было пренебрежительным. В их отношении у  высшего военного руководства и у царя существовало мнение, что это некие «туземные» войска. Поэтому военное ведомство не считало необходимым расходовать большие средства на разведку в этом направлении. Вплоть до начала войны здесь полностью отсутствовала сеть тайной агентуры.

Необычайно остро стояла кадровая проблема. Офицеры занимавшиеся агентурной разведкой не получали специальной подготовки. Соответствующий курс был введен в академии Генерального штаба только в1906 году. Разведчики не знали японского языка. У них не было своих надежных переводчиков, а переводчики предоставляемые местными властями русским военным агентам, все сплошь были информаторами японской контрразведки. В академии Генерального штаба японский язык стали преподавать только после войны 1904-1905 годов.

В рассматриваемый период оперативная обстановка в Японии существенно отличалась от той, в которой приходилось действовать русским военным агентам в европейских и азиатских государствах. Если в большинстве стран, помимо негласных источников можно было почерпнуть большое количество информации из прессы и военной литературы, то в Японии все было иначе. Официальные издания, доступные иностранцам, особенно перед войной и в её ходе, содержали лишь тонко подобранную дезинформацию.  В отличие от соседнего Китая, где продажные сановники императрицы Цы Си чуть ли не сами предлагали свои услуги, японские государственные чиновники и офицеры не проявляли никакого желания сотрудничать с иностранными разведками и даже встречаться с иностранцами.

Несмотря на все эти невероятные трудности, русская военная разведка смогла предупредить высшее военное командование о предстоящем нападении Японии на Россию, дать характеристику вооружения, численного состава и дислокации японских войск. Однако царь и его ближайшее окружение не приняли срочных мер по мобилизации и переброске дополнительных войск, подготовке к войне промышленности и транспорта. В результате последовали поражения на суше и на море и, в итоге, проигранная война и позорный мирный договор, приведший к потере территорий.

Преступное пренебрежение со стороны российского руководства перспективами предстоящей войны с Японией привело к отсутствию разведывательного и контрразведывательного обеспечения на театре военных действий. Вот как характеризует ситуацию руководитель русской военной разведки в Манчжурии генерал-майор Орановский: «…разведка наша о противнике находилась в самых неблагоприятных условиях:
1. Отсутствие подготовки этого важного дела ещё в мирное время.
2. Незнание местного и неприятельского языков нашими войсками.
3. Почти что полное отсутствие мер по затруднению разведки противника. Отступательный образ действий, которого мы держались в течение всей войны.

Следует, безусловно, признать, что наступающий, имея преимущество почти во всем, имеет также преимущество и в разведке. Ему достаются поля сражения. Полные документов, ему же принадлежат полосы отхода противником, полные рассказов». (-с.229)

Лишь после начала военных действий удалось до некоторой степени выправить положение. Была налажена система ближней и дальней военной разведки, организованы войсковые подразделения для диверсионно-подрывной деятельности. Обобщался опыт агентурной работы, и составлялись методические материалы в помощь оперативным сотрудникам.

Практически с нуля было организовано контрразведывательное обеспечение мест дислокации войск и тылов. Принимались меры по установлению и обеспечению режима пребывания в расположении войск гражданских лиц. Высылались за пределы Манчжурии иностранцы, не имевшие отношения к русской армии.
Усилия   русских спецслужб   были не напрасными и приносили   свои   плоды. Одним  из   успешных  мероприятий  русской контрразведки был арест осенью 1904 года в Петербурге двух представителей «дзехокеку»   - офицеров японского военно-морского флота  Кэндзо Камакура  и Сэйки Акиеси, работавших под прикрытием служащих пароходной компании Потемкина.

Можно предположить, что героическая оборона Порт-Артура своими успехами во многом обязана офицерам русских спецорганов.  В результате принятых русским командованием мер, японцы лишились возможности направлять агентуру на территорию крепости, поэтому им  не  удалось достоверно  установить  численность и боеспособность  гарнизона.  В книге   А.И.Сорокина   «Русско-японская   война   1904-1905 г.г.»  по этому поводу  говорится:  "...Ноги (японский генерал  - С.М.) вплоть до падения Порт-Артура считал, что его гарнизон в августе-сентябре не превышал 15-20 тыс.  человек.( реально – наполовину меньше – С.М.) Во время  первого  полугодия  войны японцы вдвое  преувеличивали  силы русских на Дальнем Востоке. В январе 1905 г. они считали, что русские имеют полевых  войск  120 тыс.,  а фактически имелось немногим  более  60 тысяч... Это несомненно сказалось на темпах продвижения." (6) Отсутствие у противника точной информации о наших войсках позволило русской армии выиграть время и организовать  эффективную оборону.

Военное командование и контрразведка уделяло значительное внимание привитию населению и войскам Российской Империи бдительности в отношении происков японцев. Можно констатировать, что на этом направлении были  достигнуты  весьма ощутимые результаты.  В  сознании  российского обывателя  прочно  обосновался образ  вездесущего японского  шпиона. В значительной мере этот образ, зачастую идеализированный  и  приукрашенный, сформировался стараниями  российских литераторов и журналистов, следовавших моде преклонения перед всем иностранным. Порой такого рода сочинения обладали определенными художественными достоинствами. Вспомним хотя бы блестящий с точки зрения изобразительных средств рассказ  А.Куприна  "Штабс-капитан  Рыбников",  живописующий образ некоего японского супермена. Однако подобный  японец является порождением творческого полета мысли Куприна, поскольку  документального прототипа штабс-капитана Рыбникова или кого-то, приближающегося к нему, как к восточному Джеймсу Бонду, история разведки не зафиксировала.

Своего рода отражением   взглядов  русского  общества   на   деятельность разведки  Японии в то время может служить описание,  приведенное в многотомной "Истории   Русско-Японской войны",  изданной в 1906 году, когда большинство населения России еще было под свежим впечатлением военного поражения.  Вот как, по мнению авторов «Истории…», воспринималось общественным мнением проникновение в Россию японских спецслужб в этот период:  "…японцы опутали нас неуловимой и огромной сетью своих тайных агентов...  Японцы  наводнили Россию,  в особенности нашу  окраину, хорошо подготовленными и организованными агентами.  Там не было  ни одного  сколько-нибудь  значительного административного пункта  или пункта скопления войск, где бы ни  сидели японские агенты, под видом купца, то фотографа, то столяра, то, наконец, простой прачки.

Таких агентов не остерегались,  потому,  что и не предполагали этого, они же проникая во все сферы, ко всему присматривались и прислушивались и  сообщали  своим все мелочи виденного и  слышанного.  Там  же,  в Японии, все сосредотачивающиеся сведения разбирались, производилась тщательная сводка им,  получалась полная картина нашей  обстановки. Даже японки служили шпионами,  появляясь в качестве нянек, гражданских  супруг служащих и даже в качестве простых проституток. 
Японские  шпионы  сидели в Китае и в Манчжурии,  где их  было  особенно много и где они,  собирая всевозможные сведения,  организовывали на   будущее время шпионство посредством представителей туземного  населения...  Кроме  собственно своих,  у японцев были и наемные агенты других национальностей, и подкупленные агенты.  Одним словом, проникая  повсюду,  они  читали в русской жизни как  в  открытой  книге. Недавно  даже  обнаружены  следы их участия в  нашем  революционном движении". (7)

Вполне   возможно,   что  такая  высокая  оценка  работы японской разведки со  стороны неспециалистов имела целью не только поддержания бдительности россиян,  но и в какой-то степени  сохранить их национальное  достоинство и оправдать поражение в  русско-японской кампании.

Из печального опыта русско-японской войны руководители военного ведомства России сделали определенные выводы. В послевоенные годы предпринимается ряд мер по усовершенствованию организации агентурной разведки. Была введена специализация направлений разведдеятельности. Оперативные подразделения, вербовавшие и работавшие с агентурой, подчинялись разведывательному делопроизводству Главного управления Генерального штаба. Обработка и систематизация разведывательной информации была поручена специальным «статистическим делопроизводствам». Разведка стала вестись по единой программе под общим руководством Главного управления Генерального штаба. Для более успешного согласования работы центральных и периферийных  разведорганов в 1908 и 1910 годах проводились съезды старших адъютантов разведывательных отделений штабов военных округов. На этих съездах был выработан ряд методологических и организационных принципов работы разведки. Значительно активизировалась деятельность русской агентуры как на западном, так и на восточном направлениях.

Были предприняты меры по улучшению организации контрразведывательной службы. Активизировано взаимодействие офицеров генерального штаба с охранными отделениями. Последние выделяли в распоряжение генштаба своих агентов. В 1908 году в ходе съезда старших адъютантов разведывательных отделений была выработана общая система организации военной контрразведки в мирное время. В соответствии с ней, контрразведкой должны были заниматься чины отдельного корпуса жандармов, пограничной стражи под общим руководством старших адъютантов разведывательных отделений штабов военных округов. Их деятельность в свою очередь координировало 5-е делопроизводство Главного управления Генерального штаба. Был установлен тайный контроль за всеми иностранцами, проживающими на территории военных округов. В 1909 году была создана специальная межведомственная комиссия под председательством директора департамента полиции, которая привлекала к поимке шпионов особых жандармских офицеров, а также решала вопросы о применении к иностранцам особых правил надзора, о подсудности дел по шпионажу специальному суду и т.д. В результате значительно увеличилось количество разоблаченных иностранных агентов, так, например, охранным отделением Петербурга была пресечена деятельность некоего Рафаила Поваже, бывшего матроса, служившего в типографии морского министерства. Начиная с 1893 года,  он продавал иностранным разведкам, включая и японскую, секретную информацию, проходившую через его руки.

Список литературы к Главе 1.

1. Сет Р. Тайные слуги. -М. Воениздат. 1962 г.
1. Павлов Д.Б., Петров С.А. Японские деньги и русская революция. Русская разведка и контрразведка в войне 1904-1905 гг. М.: Издательская группа «Прогресс»: «Прогресс-академия», 1993. - с.262
2. Там же, - с.266
3. Игнатьев А.А. 50 лет в строю. Петрозаводск. 1963.
4. Очерки истории российской внешней разведки: в 6 тт. –М.: Международные отношения, 1995. Т.1, - с.204
5. Отчет штабс-капитана Блонского об организации тайной разведки при помощи китайских агентов за период с февраля по сентябрь 1905 г. \\  В кн. Павлов Д.Б., Петров С.А. Японские деньги и русская революция. Русская разведка и контрразведка в войне 1904-1905 гг. М.: Издательская группа «Прогресс»: «Прогресс-академия», 1993. - с.231
6. Очерки истории российской внешней разведки: в 6 тт. –М.: Международные отношения, 1995. Т.1, - с.201
7. История русско-японской войны: в 4 тт. Ред.изд. Бархатов М.Е., Функе В.В.  – М.: 1906.
8. Павлов Д.Б., Петров С.А. Японские деньги и русская революция. Русская разведка и контрразведка в войне 1904-1905 гг. М.: Издательская группа «Прогресс»: «Прогресс-академия», 1993. –с.22
9. Там же, -с.33
10. Там же, -с. 46
11. Там же, - с.39
12. Очерки истории российской внешней разведки: в 6 тт. –М.: Международные отношения, 1995. Т.1, - с. 194-195
13. Там же, –с. 198
14. Отчет №2 деятельности разведывательного отделения управления генерал-квартирмейстера при Главнокомандующем с 4 марта 1905 по 31 августа того же года // Павлов Д.Б., Петров С.А. Японские деньги и русская революция, Русская разведка и контрразведка в войне 1904 – 1905 гг.: документы / Сост.И.В.Деревянко. –М.: Издательская группа «Прогресс»: «Прогресс-Академия», 1993. – с. 184
15. Там же, – с. 189
16. Там же, – с. 169
17. Там же, – с.233-234
18. Там же. – с. 229
19. Сорокин А.И. Русско-японская война 1904-1905 гг. –М.: Воениздат, 1955. – с.325
20. История русско-японской войны…т.1 – с.6

Сергей Мироненко