Аня
Ане, кажется, двадцать пять. Она очень красивая. Изящные чуть угловатые плечи, длинная шея, темные прямые и гладкие волосы, карие, тепло-коньячного тона, глаза – чаще всего под густыми стрелками. Анины стрелки выходят широкими, бархатно-черными, идеальными. Без них Аня бывает редко и всегда сама не своя. С ними она похожа на таинственную скво. Смеется Аня подкупающе-искренне, по-детски и чаще всего до слез. Всякий раз, рассказывая историю, жестикулирует порывисто, живо, но без женского кокетства и вульгарности. Анина красота тем еще пронзительнее, что она ее не вполне осознает. Мужских взглядов порой стесняется до румянца, красивыми девушками честно любуется и после гадостей в их адрес не бросает, большую грудь прячет под майками свободного кроя, каблуков и коротеньких юбок в шкафу не хранит. Еще она верит в Бога, души не чает в родителях, ценит своих бесчисленных подруг, всем сердцем желает окружающим добра и мечтает выйти замуж по большой любви. Мы знакомы пару лет и потому наше нет-нет да и всплывающее в разговоре «вы» по отношению друг к другу – это скорее «уже», чем «пока еще».
- Дима живет с вами?
- Как вы сказали? Старшие, чтобы поместить его в хорошую палату и обеспечить уход, перебрались в Петербург, открыли здесь свою маленькую фирму, занимаются строительством и ремонтом. Большую часть денег Дима, конечно, отправляет домой. Но к нам с пустыми руками никогда не приходит. Если холодильник битком набит, значит, Дима приезжал. И маме всегда цветы, подарки. Она от этого отвыкла, раньше ее только папа баловал. А потом он внезапно ушел. Это было как гром средь бела дня.
- Сколько тебе было? Резко все это оборвалось. Для мамы словно жизнь закончилась. Она стала пить, и довольно сильно. Я приходила с работы поздно вечером уставшая и никогда не знала, что ждет меня дома. Иногда находила маму спящей возле подъезда. Порой заставала ее в гостиной: она сидела в темноте, не шевелясь, и смотрела в одну точку – в эти дни мы даже не разговаривали. Несколько раз было такое, что у себя на кухне я обнаруживала целую толпу непонятных людей: соседские алкоголики, бомжи и мама среди всего это веселья, зареванная и пьяная. Тогда я поняла, что мне надо быть взрослой – другого выбора нет.
- А папа?
- Сколько это длилось? И вот однажды на Новый год я вручила маме подарок – большущий набор косметики, которую раньше ей всегда дарил отец. Никогда не забуду ее лицо, когда она раскрыла коробку. Удивление, какая-то детская радость, благодарность, чувство вины – все разом смешалось и выплеснулось наружу слезами. Вообще-то мы обе тогда ревели над подаренной «Шанелью». Хотя, казалось бы, ничего особенного нет в этом подарке. Ну крем, ну пудра, ну помада. Но в этот момент я поняла, что не испытала бы такого счастья, истрать накопленные деньги на себя. А мама, наверное, наконец-то осознала, что она очень важна и нужна.
После она взяла себя в руки. Нам стало значительно легче. Нет, конечно, я иногда видела ее грустной, но алкоголь у нас в доме перевелся. Вечером она старалась встретить меня не тоской во взгляде, а вкусным ужином и хорошими новостями. Так мы подружились. Мне всегда отчего-то казалось, что Аня будто бы меня постарше. И трудно было от этого ощущения отделаться. Вроде бы, хохочет как девчонка, модно одевается и легко ко всему относится, а все равно виделось в ней что-то взрослое, зрелое, спокойное. Теперь все встало на свои места.
г. Санкт-Петербург Июль 2015 |