ПОШЕХОНСКАЯ НОСТАЛЬГИЯ

Памяти В.К. Куренева

Уже 5 лет как ушел из жизни Валерий Константинович КУРЕНЕВ (7 декабря 1941 г. – 7 января 2010 г.). Он родился в г. Пошехонье Ярославской области в семье военнослужащего. Отец его погиб на фронте. После школы Валерий Куренев окончил Рыбинское речное училище, ходил по Волге, учился в Горьковском институте инженеров водного транспорта. Был распределен в Куйбышев, в пароходство «Волготанкер», работал штурманом. Оттуда он и был рекомендован на службу в органы КГБ СССР.

Прошел службу от оперуполномоченного 2 отдела до подполковника начальника отделения регистрации и архивных фондов. Много и активно работал в редакции областной «Книги памяти». Был избран в Совет ветеранов и около двух лет (2008 - 2009) возглавлял Совет.

Неоценим вклад В.К. Куренева в работу с Самарским детским домом №1 имени Б.П.Фролова. За этот участок работы он отвечал более 20 лет и отдавал ему все свои силы.

Он многое успел сделать в этой жизни стал профессионалом в нашей сложной работе, воспитал двух сыновей, дождался внуков, был любящим мужем, надежным и верным товарищем. Его помнят и любят многие воспитанники детского дома, которым он дал путевку в жизнь, и которого они называли просто «дядя Валера».

В память о нашем друге и товарище Валерии Куреневе мы вновь обращаемся к его рассказу о детстве и юности «Пошехонская ностальгия», который он посвяти верной подруге жизни жене Алевтине Павловне Куреневой.

Совет ветеранов УФСБ России по Самарской области.

ПОШЕХОНСКАЯ НОСТАЛЬГИЯ

В трудные минуты своей многогранной жизни чаще всего возвращаюсь в мечтах в милое сердцу детство, проходившее в лучшем городе древней ярославской земли Пошехонье, «Медвежьей берлоге России». Когда-то он так понравился Салтыкову-Щедрину, что в русской литературе появилась классическая «Пошехонская старина» с городом Глупово в центре, знаменитом пошехонским сыром на закуску и теплущими овчинными шубами и полушубками на холод. Там же не имеющая аналогов в России артель «Золотобой» добрая слава на весь белый свет. И ныне ещё купола некоторых знаменитых российских православных храмов покрыты её сусальным золотом.

Название города, по рассказам старожилов, произошло от названия реки Шеха, ныне именуемой Шексна. По Шехе значит Пошехонье. Кроме златопесчаных берегов тихой Шексны городок детства омывают не менее спокойные и неторопливые Согожа и Сога с заливными лугами, которым кланялись сытые стада коровярославок и романовских овец, Пертомка и Троицкий ручей со стародавним бурсадским садом на его берегу. Ну чем не Северная Венеция на севере Ярославщины?! Бывало, схлынет паводок, в омутах щуки точат острые зубы, прожорливые окуни выходят на песчаные перекаты гонять жирных пескарей, и затеваются под малиновыми зорями рыбьи пляски.

А леса вокруг густые и почти девственные, с ещё живущими в них медведями и лосями. В послевоенное лихолетье, когда и туда бегало наше вихрастое детство, их, к счастью, не успели вырубить все и сплавить самосплавом по реке Шексне тысячами кубометров. Брат мой старший лётчик, поэт и участник Великой войны к 200летию родного города написал:

Вспененное небо Пошехонья.

Зорьки прозревающая рань.

Пробудился городок-тихоня,

Оглушил медвежью глухомань.

Испугал гудком провинциала,

ноздреватым сыром угостил,

Две дороги около привала,

Словно шпаги рыцарей,

скрестил.

Над волнами Согожи и Соги

Наклонил горбатые мосты,

Замостил бродяжные дороги,

Обошел могилы и кресты.

Маяком зажёг на косогоре

Колокольный купол...

И окрест

Рукотворно созданное море

Плещется в республике чудес.

Да-да, в те далёкие годы нашу милую малую Родину за её неадекватность, чудаковатость и самобытность приезжие гости да и сами пошехонцы называли «республикой чудес».

В незабвенные годы начала революционного века, когда новую Россию охватила мания переименования городов в честь выдающихся личностей революционеров, у пошехонцев хватило мудрости и мужества прибавить к старому дореволюционному названию своего города только приставку Володарск, в честь умершего в революционной славе большевика Володарского. И превратился он в Пошехонье-Володарск. А когда наступила (тоже почившая, но бесславно) перестройка, погубившая и Великую Страну Советов, то приставка из названия города автоматически исчезла. Так и не растерял он свое историческое название, а стал опять, к радости старожилов, просто Пошехоньем. На высокотравных лугах за тихой Согожей прямо напротив города всё лето жил своей беспокойной бродячей жизнью настоящий цыганский табор с великолепными шатрами (так нам казалось), уютными ночными кострами, раздольными цыганскими песнями, гривастыми лошадьми, шумной цыганской ребятнёй и воровато-загадочными цыганками, готовыми за копейки предсказать будущее. Во главе этого своеобразного становища стоял важный седеющий цыганский барон в блестящих хромовых сапогах. Ему беспрекословно подчинялись и цыганские люди, и вся цыганская живность. Нас родители пугали цыганами, но неуёмное мальчишечье любопытство настойчиво влекло пацанов наблюдать со стороны за этой загадочной и непонятной жизнью людей из другого мира, чудесного, чудаковатого и загадочного.

А как не вспомнить те утренние пошехонские зори, когда добрейшая из добрых бабушка Марфа тихим голосом будила меня, спящего на душистом сеновале: «Внучек, вставай. Марта ждёт». Марта красивая и представительная корова ярославской породы с удивительно умными глазами. Она после утренней дойки нетерпеливо фыркает и ждёт отправки под водительством бородатого пастуха на благодатное пастбище с росистой и сладкой травой. Пастух дядя Коля профессионально, на зависть нам, мальчишкам, умеет щелкать большущим кнутовищем, направляя движение коровьего стада. Но мы не разу не видели, чтобы он наказывал своих подопечных этим грозным орудием.

Ох как не хотелось пробуждаться от сладкого утреннего сна! Но Марта настойчиво зовёт, а бабушка с кружкой парого молока и краюхой ржаного хлеба, за покупкой которого вчера пришлось простоять длинную очередь, приглашала меня на утреннюю разминку в несколько километров. Нас, таких лихих утренних работников, уже целая весёлая ватага, забывшая утренние сны и готовая на всякие мальчишеские подвиги в течение всего чудесного летнего дня, длиннющего как год и полного неуёмной радости жизни. Правда, случались и печали по поводу ответственности за некоторые содеянные проступки, противоречащие не всегда понятным требованиям взрослых. Наказания за содеянные безобразия, как правило, были только словесные, но весьма убедительные. В крайнем случае, шлепок по заднему месту. Люди послевоенной поры как бы светились светом той великой победы, которую одержал наш народ над проклятым фашизмом.

Жили мы, пошехонские пацаны победившего народа, на природной свободе, гордые за своих, чаще всего, увы, погибших, отцов. Единственной реальной опасностью для нас были только наши тихие пошехонские реки, в водах которых можно было легко утонуть до того, как научишься плавать, хотя бы по-собачьи. Поэтому, стремление научиться плавать было первейшим и главнейшим в этом удивительном детстве.

И целый день почти не прекращались мальчишеские военные игры в сказочных богатырей, защитников земли русской, и в победителей недавно законченной войны.

Самыми счастливыми были тогда дни приезда в отпуск старшего брата, красавца-лётчика, одного из вершителей той Великой победы, когда за праздничным столом собирались все наши пошехонские родственники и его школьные друзья. Эти шумные застолья заканчивались удивительными, щемящими и наши детские души песнопениями. Удаль и грусть распеваемых взрослыми песен до конца жизни запечатлелись в наших неспокойных сердцах. Однажды брат даже прилетел на родину на самолёте-кукурузнике, и всё пошехонское население бежало в поле, где он приземлился, смотреть на это чудо техники. Позже мне стало известно, что за это самоуправство он чуть не вылетел из летчиков. Но факт остаётся фактом. Тогда и запала в мою мальчишескую голову настойчивая мысль стать лётчиком и подняться в голубое безбрежное небо. С упорством, достойным подражания, я начал сооружать деревянные модели летательных аппаратов, которым, увы, не суждено было без мотора подняться в заманчивое пошехонское небо, как не суждено было и мне стать военным лётчиком в силу независящих от меня обстоятельств.

Потом я понял, почему моя мама, убежденная большевичка, пошла к местному товарищу по партии, хромому с войны военкому, с просьбой не допускать меня, её младшего сына, в военное лётное училище. Как и всякая любящая мать, она искренне переживала за жизнь двух старших сыновей, уже военных лётчиков, и хотела быть спокойной за меня, младшего, отец которого погиб в далёкой Белоруссии. По прошествии многих лет мне волею судеб пришлось учиться в Минске столице этой чудесной республики, за освобождение которой от фашистов положил жизнь мой отец.

Но всё это потом. А пока было чудесное пошехонское детство с героическими мальчишескими мечтами, незабываемым трофейным фильмом о Тарзане на экране местного кинотеатра, футбольными динамовскими поединками, военными играми, синяками и ссадинами на мальчишеских тщедушных телах и переживаниями родителей за наше будущее. Теперь мы, сами родители, понимаем, что без таких переживаний детей не вырастишь.

Так пролетали дни за днями и проходили детские года.

И наконец долгожданная школа. Да-да, долгожданная, потому, что мы дошколята тайно завидовали школьникам и считали их почти взрослыми и самостоятельными. Размышляя о своём человеческом становлении, не могу сегодня не высказать благодарности нашим учителям, воспитывавшим нас на примерах беззаветной любви к своей Родине и страстного стремления к той цели, о которой сегодня говорят, показывают и пишут с едким сарказмом и злой иронией. То, что бывший директор школы и ныне остаётся почётным гражданином города и его имя навеки запечатлено на местной мраморной доске почёта, говорит о многом. Все наши учителя были для нас примером высокой нравственности, интеллигентности и трудолюбия. Трудолюбия потому, что вместе с нами, старшеклассниками, первые осенние месяцы совмещали свою работу и нашу учёбу с трудом в близлежащих колхозах по уборке воспетого в песнях льна, которым было засеяно большинство пошехонских полей, ныне, увы, прискорбно пустых. Руки от работы болели, но вечером глаза радовались, глядя на убранное за день поле и предчувствуя прелесть совместного отдыха под музыку Саши-гармониста, моего одноклассника.

Как же чудесны были эти золотые осенние вечера! О них сказано много, и ничего нового сказать практически невозможно. Почти!

Но такой для многих искренне любящих бывает навсегда единственным.

Этот был только наш. Он, увы, остался где-то далекодалеко позади в сумраке прошедших лет. Тёплый, тихий и удивительно пошехонский. Последний вечер перед неизмеримо долгими годами разлуки. Неподвластная никаким мольбам всепоглощающая робость и почти сказочная радость сковывала всё юное существо. Была только прохладная акация, слегка шумящая от ветра, и двое молодых людей, тихо сидевших на скамейке под ней. Так тихо, что слышен был тревожный стук сердца каждого.

И еще было счастливое и всепоглощающее чувство любви, присущее в этот вечер только этим двум молодым сердцам. Неуёмное моё сердце, зачем тебе сегодня, по прошествии стольких лет, нужны эти давно минувшие тревоги?!

Но как отрадны воспоминания об этих восхитительных минутах испытанного тогда и длящегося всю последующую жизнь всепоглощающего счастья любить, и как благословенны они в зачастую суровых сегодня буднях нашей быстротекущей жизни! Никакие жизненные невзгоды не сотрут их в благодарной памяти.

Двое знали, что грядущее утро будет угрюмо тяжёлым и тревожно прощальным. Таким, когда всё юное человеческое естество неистово протестует и уже грустит от предстоящей неминуемой беды-разлуки. Как и чем остудить горящую душу?!

Это был вечер, последний перед неизбежным расставанием двух юных и чистых молодых людей. А свидетельницей их чистоты была тихая пошехонская река с отражённой в ней стаей белых облаков и прохладной акации над ней.

И был первый удивительный и незабываемо сладкий поцелуй. О всей прелести его теперь ли судить?! Он был как великая всепоглощающая музыка родной природы, в которой растворились два искренне и трепетно любящие существа, верящие в будущую счастливую встречу и готовые её приближать всей своей последующей жизнью.

Два любящих сердца волею Всевышнего чувствовали, что эта встреча состоится и готовы были ждать её сколь угодно долго. И на всём белом свете в этот миг не было людей счастливее их.

Валерий КУРЕНЕВ. г. Самара, 2009 г.

На фото: В. Куренев с коллегами: В. Пятилетов – ныне начальник УФСБ по Тюменской области и Ю. Шафиев – ветеран военной контрразведки. 2009 год