МОЙ ПЕРВЫЙ ВЫГОВОР

В 1973 году после окончания Хабаровского института инженеров железнодорожного транспорта я на два года был призван на службу в армию. Назначение в конкретные части проходило в  Свердловске, где располагался Железнодорожный корпус. В отделе  кадров   встретил седовласый полковник, который без предисловий несколько озадачил меня: «Выбирай, лейтенант, - Тюмень или Сковородино».

Мой вопрос:  «А можно куда-нибудь подальше на восток?» - заставил озадачиться полковника, видимо, впервые встретившегося с таким пожеланием – другие (а на службу призывались выпускники ВУЗов со всего Советского Союза) просили места не дальше уральского хребта.

Следует отметить, что к тому времени я уже был женат, и супруга, закончившая институт вместе со мной, получила свободный диплом на Дальневосточную железную дорогу. Пришлось довести эту информацию до кадровика и вновь услышать предложение: Сковородино. В течение нескольких минут я объяснял полковнику, что Сковородино – это не Дальневосточная, а Забайкальская железная дорога.

Наконец, он меня понял, долго рассматривал лежавшую перед ним на столе «шахматку» и заявил, что «подальше на восток» есть только должность помощника начальника штаба батальона связи в Хабаровске. Не буду утомлять читателя ходом дальнейших переговоров, но я оказался на капитанской должности ПНШ, на которую в самом батальоне было уже несколько претендентов.

Прибыв в часть и представившись командиру,   зашел для представления в кабинет начальника штаба. Им оказался  офицер, немного ниже среднего роста, плотного телосложения, слегка склонный к полноте, представившийся мне майором Евгением Ивановичем Акимовым.   Евгений Иванович оказался очень интересным жизнерадостным   человеком с неординарным образным мышлением, которым он неоднократно удивлял   в дальнейшем. Однажды, заметив в штабе одетого с нарушением формы бойца, поставил его по стойке «смирно» и, постукивая указательным пальцем правой руки по майорской звездочке на своем левом погоне, строго произнес: «Ты думаешь, это мне кот на погоны нагадил? Это мне Родина звезду дала, чтобы  таких, как ты разгильдяев воспитывал». Окончательно добил он ошарашенного бойца фразой: «Ну, что ты уставился на меня, как будто я с Луны свалился?  Видишь, скафандра на мне нет».

Дальнейшая моя служба под его непосредственным руководством проходила нормально: я научился у него очень многому в работе с документами. По его словам,  майор  прививал мне  штабную культуру. Так продолжалось до тех пор, пока из вышестоящего штаба не была получена грозная телефонограмма: «Командиру части. Вами своевременно не предоставлен квартальный отчет по дисциплине и отчетно-строевая записка. В суточный срок предоставить необходимые отчеты. Виновных наказать».

В связи с отпуском командира Акимов  временно оставался исполнять его обязанности. Поэтому телефонограмма для принятия решения попала к нему. Он тут же вызвал меня   и потребовал объяснений. Я доложил, что отчеты были подготовлены и переданы ему на подпись еще две недели тому назад. Евгений Иванович долго рылся у себя в сейфе (а отчеты были с грифом «секретно», поэтому храниться должны были именно там), пока я не сказал , что при мне он положил их в верхний ящик стола.

Достав  бумаги из того ящика, на который я указал, Акимов повернулся ко мне, принял самый официальный вид, какой мог быть в данной ситуации, и объявил мне выговор. На мой недоуменный вопрос: «За что?»,   спокойно объяснил, что, мол, телефонограмма получена на имя командира части, чьи обязанности он сейчас временно исполняет. Дальнейшая логика его пояснения была безупречна. Вышестоящая инстанция требует наказания виновных, а сам себя он наказать не может, поэтому выговор объявляет мне. Все это говорилось таким тоном и с таким видом, как будто первокласснику втолковывают, почему один плюс один будет только два и никак иначе.

Я даже начал сомневаться в своих интеллектуальных способностях: как же я не смог сразу понять такие очевидные, лежащие на поверхности аргументы. Мне не оставалось ничего другого, как со словами: «Есть выговор!», повернуться «кругом» через левое плечо и выйти из кабинета.

Это был мой первый в жизни выговор, при этом незаслуженный, а попранная справедливость требовала компенсации, хотя бы моральной. Долго придумывать хитроумные варианты не пришлось. Решение пришло в голову само собой, буквально на второй или третий день.

В числе других  моментов  распорядка дня начальника штаба был пункт - «постановка печатей». Для Евгения Ивановича это был не просто пунктик, а целый ритуал. Приносимые мною на доклад  документы майор аккуратно выкладывал перед собой на стол, открывал сейф, и доставал оттуда мастичную печать и штемпельную подушечку.  Если документов бывало немного, а это случалось чаще всего, они располагались в один ряд.  Перед каждым оттиском печать обмакивалась в подушечку. Затем на нее делался глубокий выдох, и только после этого она аккуратнейшим образом прикладывалась к   бумаге. В течение нескольких секунд происходила визуальная оценка произведенной работы.  Документ откладывался в сторону, его содержание при этом зачастую никак не оценивалось. То же самое происходило со следующим. В случае большого количества документов они складывались стопочкой, и печать мелькала, как в руках матерого штемпелевщика, гасящего марки на конвертах в почтовом отделении.

В этот день в числе других документов, которых было достаточно много, оказалась записка об арестовании (сейчас уже трудно вспомнить, за какой проступок) одного из прапорщиков нашей части, бланк которой был заполнен от руки лично мною по приказу командира. Недолго думая, я, теперь уже на печатной машинке и без приказа, заполнил такой же стандартный бланк, в котором в соответствующих графах значилось: «арестовать начальника штаба в/ч 72047 майора Акимова Евгения Ивановича на трое суток за халатное отношение к исполнению служебных обязанностей». Акимов в числе других бумаг, не читая, лихо проставил печати на оба этих бланка, и все документы отнес на подпись командиру части полковнику Жаворонкову В.А.

Через несколько минут из командирского кабинета сначала раздался хохот, а затем и громкий призыв: «Евгений Иванович, зайди!». Так как штаб размещался в сборно-щитовом или, как мы его называли, крупно-щелевом бараке, практически не имевшем звукоизоляции, то слышен он был по всему штабу. Начальник штаба почти бегом направился к командиру. Чтобы услышать дальнейший разговор мне даже не пришлось выходить из кабинета: «Евгений Иванович, мне это подписывать?», «А что, печати нет или что-то не так?», «Да нет, и печать есть и, видимо, все правильно».

Очень скоро в моем кабинете появился Акимов, потрясая бланком:
-Юрий Иванович, что это такое?

-Судя по бланку похоже на записку об арестовании, - невинно ответил я.

-Сам вижу. Кто мог ЭТО сделать? - продолжал он возмущаться.

Я популярно объяснил ему, что документы, подготовленные на доклад, лежали у меня на столе, а не в сейфе, так как грифа секретности на них не было. Злоумышленник, воспользовавшись моим временным отсутствием, легко мог подложить бланк в стопку бумаг со всеми вытекающими из этого последствиями.

Евгений Иванович еще некоторое время после этого пытался вычислить анонимного исполнителя, проводя собственное расследование. Но, то ли недостаток профессиональной оперативной подготовки, то ли коварная изощренность анонима так и не позволили ему это сделать. Справедливость, хотя бы частично, была восстановлена.

P.S. Совсем недавно от одного из своих сослуживцев по в/ч 72047 Николая Яковлевича Хвойко я узнал, что Акимов Евгений Иванович в настоящее время проживает в городе Хабаровске. Пользуясь случаем, хочу извиниться перед ним за свою давнишнюю шалость и пожелать ему  и его близким отличного здоровья и успехов во всех начинаниях.

Ю.И. Бригидин, полковник ФСБ в отставке, 
ветеран боевых действий, член СВГБ 
по Дальневосточному региону.