Очерки из книг «Время выбрало нас»

Посвящается выводу войск из Афганистана

Об авторе. Толкачев Александр Александрович. Родился в 1949 году. Окончил Томский Государственный университет. Автор шести книг. Пишет пьесы и прозаические произведения. В казачьем движении Возрождения состоит с 1990 года. Редактор историко-информационного краеведческого журнала «Казаки за камнем». В настоящее время живет в Томске.

Размещаем на нашем сайте очерки Александра Александровича из книг «Время выбрало нас», номер 5, 6 и 7.

Крюков Тимур Викторовия

год рождения, 26 ноября 1968 г. томич.

Образование средне-специальное.

Награждён медалью «За отвагу» и другими наградами.

Рядовой.

В настоящее время работает в ТомскПромстрой банке.

Семья: жена Светлана, дочь Соня, внук.

Юность

Во время учёбы в школе, Тимур увлекался многим: книгами, кино (даже был школе киномехаником), был комсоргом класса, любил рыбалку, занимался фотографией (отец купил ему в восьмом классе фотоаппарат «Зенит-Е» - закончил школу без троек), но из всех увлечений выделял спорт. Рост его был вполне спортивным - 182 сантиметра. Хоть в футбол, хоть в волейбол – везде свой человек.

У него был сосед по дому, дядя Саша, врач-анестезиолог на «Скорой помощи». Тимур не помнит уже по какому случаю, но однажды сосед предложил ему, подежурить вместе с ним на «скорой»? «А почему нет?» - подумал Тимур. И поехал. Мальчишке это так понравилось, помогать в беде людям, что затем он неофициально работал в смену дяди Саши на «скорой» с восьмого по десятый класс, твёрдо решив стать врачом. Однако мудрый дядя Саша посоветовал ему не торопиться с окончательным выбором профессии, а для начала поработать в какой-нибудь больнице. Посмотреть профессию с иных сторон, с её изнанки, где не всегда халаты бывают белыми, а врачи безупречными исцелителями всего и всех.

После окончания школы в 1986 году, решив не поступать сразу в ВУЗ, Тимур устроился санитаром в приёмный покой Первой городской больницы. И вот там он увидел совсем иную медицину. Тем не менее, в горбольнице он проработал до призыва в армию в апреле 1987 года и с мечтой о врачебной карьере расставаться не собирался. Понимая, что предстоит служба, стал к ней готовиться заранее, как многие парни мечтал попасть в ВДВ, поэтому стал прыгать с парашютом. Три прыжка сделал в ДОСААФ и ещё семь уже потом в армии.

Армия

После призыва томичей весеннего набора привезли в Новосибирск, в карантин. Через день-два подъехали «покупатели» из разных родов войск и разных частей страны. Стали потихоньку разбирать молодёжь.

Офицер «вэдэвэшник» сказал новобранцам:

- Мне всё равно, что вы все прыгали с парашютом, сейчас и девчонки прыгают. Вот турник, покажите, чего стоите.

А Тимур любил дома заниматься на турнике и решил не ударить лицом в грязь.

Покупатель поставил задачу:

- Мне нужно, чтобы вы подтянулись 15 раз или сделали подъём переворотом 10 раз. Либо то, либо то.

- А я вначале подтянулся 15 раз, - рассказывает Тимур, - потом, не слезая с турника, сделал ещё подъём переворотом 10 раз… И оказался в Прибалтике, в Гайжунае. 44-я учебная дивизия, Литва. Ехали туда несколько дней через всю страну. В учебке стали готовить на оператора-наводчика БМП-2. Хотел в санинструкторы, потому что к тому времени о медицине я уже знал не меньше любого фельдшера, но не судьба. В армии не спрашивают о твоих желаниях. Надо, значит, надо. Через 6 месяцев стал оператором-наводчиком. В учебке был во взводе, где командиром служил офицер, прошедший Баграм. И мы тоже всем взводом пошли в Баграм.

За нами приехал Франц Адамович Клинцевич, ныне известная в стране личность, депутат Госдумы. Мы с ним встречались потом уже в Томске.

Прибалтика мне понравилась. И климат, и природа и люди. Прибалтика совсем другая страна, чем Россия. Прекрасная архитектура, отличные дороги. - Вспоминает Тимур. - Ко мне мама перед самой отправкой в Афганистан прилетала. Мама говорила, как будто побывала за границей.

Родители

Мама училась в ТУСУР (ТИРиЭТ) работала на электро-техническом секретном заводе, делала всякие детальки, которые потом в космос летали. За границей, естественно, не была.

Сама она из репрессированных родом из деревни Могильный Мыс Колпашевского р-на. Она даже пенсию получала, как репрессированная. Пенсию получали все, кто тогда находился под наблюдением спецкомендатуры.

Отец с Алтая. Служил на Балтике, на крейсере «Свердлов». В 1953 году крейсер «Свердлов» был отправлен в Великобританию на коронацию королевы Елизаветы Второй. В память о событии всех участников экспедиции наградили знаками «За поход в Англию». Корабль стоял в устье Тэмзы и салютовал в честь новой королевы. Отец учился в политехническом институте . Долго на одном месте не работал, хотя и не был летуном. Вероятно, искал хорошие заработки. Нас в семье было трое детей. Я самый старший, затем сестра и брат.

Мама умерла летом 2018 Отец жив, но болеет. Бываю у него, помогаю, чем могу.

Мама перед смертью вспоминала всех моих школьных друзей и называла их по именам. У нас был удивительно дружный класс. Мы часто собираемся вместе, вспоминаем друзей и учителей, восемьдесят шестой год, поднимаем тост за СССР… Вспоминаем нашу классную учительницу Подаксёнову Дину Павловну, которую хоронили всем классом в девяносто шестом…

Афганистан

Некоторые бывшие солдаты вспоминают армию как весёлое приключение. У кого-то это и так бывало, кому-то везло, а кому-то и нет. Но всё равно первые дни в армии для всех наполнены тревогой и ожиданием чего-то необычного и даже пугающего, особенно если призыв проходил в политически неспокойное или военное время. Каждый задумывался о своей дальнейшей судьбе не шутя, а вполне серьёзно. Возможно, это был и есть момент истины для каждого в его военной судьбе: определиться для самого себя, кто ты и чего стоишь в этой жизни.

Первый день в Афганистане, кажется, мог сломать любого даже стойкого бойца, но молодые ребята призыва Тимура выдержали его достойно.

Первый день

- Со всей дивизии нас собрали в самолет ИЛ-76, кого в Кабул, кого в Баграм. Летели через Кушку, кажется, где проторчали на аэродроме сутки. Жара, как в пекле. В Прибалтике климат мягкий, влажный, а тут чёрте что. Прилетели в Кабул те, кто должен лететь в Баграм. Открыли самолёт, сразу подул сильный ветер. Потом узнал, что это афганец. Колючая проволока кругом. Дембеля ходят по аэродрому кучкой, все в наградах, с аксельбантами. Здоровенные и загоревшие дочерна. Мы тоже не маленькие, но тут такие парни… Стало как-то немного не по себе. Стали догадываться на физическом уровне, что всё здесь не так просто. Тревога небольшая появилась. Горы красивые. Природа чудная, а тревожно на душе больше всего от неизвестности ожидаемого.

Наконец, нас увезли в 350-й полк Витебской дивизии, так называемый «полтинник». Сидим, чего-то ждём там. Потихоньку к нам стали приходить гости – местные солдаты искали земляков. И я нашёл земляка. Он был разведчик. С Баграма туда же приехали наши разведчики. Смотрят на нас так исподлобья, мол, прилетели, красавчики.

Время идёт, а мы сидим и сидим. Как оказалось, кто-то где-то рядом расстрелял афганскую свадьбу, и духи в отместку стали поливать взлётку Баграма «эрэсами», да ещё и фосфорными снарядами. Лететь нельзя. Ждали ночи, чтобы безопаснее было. Вылетали несколькими бортами. Погрузили нас на борт, вышел бортинженер.

- Десантники?

- Десантники.

- Всем надеть парашюты.

Стали надевать парашюты, а они без запасок. Стало ещё тревожнее.

Надели парашюты, закрылась рампа (Рампа – это устройство, с помощью которого выполняются погрузочно-разгрузочные работы на самолете. По сути, трап самолёта) и мы взлетели почти вертикально, бортинженер нас успокоил заранее, это такой маневр против «стингеров».

- Когда «стингер» попадает в самолёт, - объяснил бортинженер, - рампа открывается автоматически, и все начинаем прыгать на горы. А там кому как повезёт, - сказал он совершенно спокойно и серьёзно.

И это он говорил нам, кто только сутки находился в Афгане. Тишина была в самолёте гробовая. Мы так и летели в молчании. А там лететь-то совсем ничего. По прямой километров 40. Не успели взлететь, как уже садимся. И так же экстренно, как взлетали, садились носом вниз, почти в пике. Тот же афганский вариант от тех же «стингеров».

Перед посадкой снова вышел бортинженер, и приказал:

- Как только садимся, рамка открывается автоматически, и все быстро выбегаем наружу. Где-то там недалеко будет стоять ГАЗ-66, бежим к нему и прыгаем в него.

И действительно, как только приземлились, рампа стала автоматически открываться. Все мгновенно отстегнулись от парашютов, схватили свои вещмешки, бушлаты и по команде «вперёд», бросились по только ещё открывающейся рампе и ещё катящемуся самолёту наружу. Было нас в самолёте человек сорок. И как только выскочили, слева бабахнуло, затем бахнуло справа… И пошло бахать.

Первый день в Афганистане, первые сутки и сразу попали под обстрел «эрэсами». А эти «эресы» так взрываются, что просто слепят в ночи. После разрыва в глазах ещё некоторое время остаются слепящие блики. И взрываются они метрах в ста один, второй - в ста пятидесяти… Никого из нас не задело. Все благополучно добежали до машины, забрались в неё и водитель с такой скоростью рванул с аэродрома, что мама моя родная!

- «Господи,- думали все,- куда мы попали? Куда мы попали!..»

Водитель привёз их в расположение роты материального обеспечения, в роту молодых солдат – РМС. Там всех новеньких собирали. А на следующий день Тимур уже был дневальным по роте, стоял у тумбочки. Там и познакомился со своим нынешним лучшим другом, томичом, которого все звали Балтика. Он тогда уже был старшиной 4-й роты, впоследствии стал старшиной знаменитой 9-й роты. Звали его Женя Королёв. Они и сейчас с ним дружат. Королёв тогда приезжал на базу за боеприпасами.

Потом их стали распределять по ротам. Привели в клуб, где разобрали по подразделениям. Тимур попал в 345-й отдельный воздушно-десантный полк, в третий батальон, в 8-ю роту, 2-й взвод. В их батальоне была и та самая 9-я рота. Там же, в клубе, встретил ещё одного земляка, Гриша Русанжик, с которым вместе с парашютом прыгали и на танцы в Томске ходили. Он уже был в Афганистане полгода. Выяснили, что Тимур попал к нему во взвод, во второе отделение. Он с Первого Каштака, а Тимур с Бетонки. Это такая редкость, такая радость встретить родного человека в такой дали и попасть с ним в одно отделение! Везение неимоверное. Судьба свела.

Тут же прошло небольшое ознакомление молодёжи с обстановкой. Выступал командир батальона Ивонник, будущий Герой Советского Союза, получивший звание за вывод нашего посольства из Кабула. Потом пошло ознакомление с минами и прочими сугубо военными делами, но это уже были будни следующих дней в Афганистане. А первый день у Тимура Крюкова был таким.

«Война»

Тимур бои называет словом «война». Наверное, это жаргонное слово «афганцев», я уточнять не стал. Конечно, любой бой, это - война. Разница только в территории, на которой он происходит.

- Моя первая «война» была на Хосте, при проведении общевойсковой операции «Магистраль», – говорит он. – Задача была пробить дорогу к Хосту. Проходили через Кабул, через советский район, в котором жили семьи наших людей, работающих в Афганистане. Женщины стояли на балконах и махали платками, некоторые плакали… И так это трогало за душу, слёзы выступали. Они же знали и понимали, куда и на что мы идём. И мы понимали, что не все назад вернутся…

В Кабуле постояли и двинулись в Гардез в 56-ю бригаду. Добирались туда на броне. Добрались. Жара 50 градусов в тени. Кругом не люди, а сонные мухи. Стою у своего БМП-2, слышу «пыж-пыж», «пыж-пыж»… Ничего понять не могу. Подлетает ко мне дембиль, наш механик-водитель Пушин, сбивает с ног, сам под «бээмпэшку», и орёт:

- Ты что совсем сдурел? Это же по тебе стреляют.

Никогда раньше не думал, что так свистят пули. Видно, снайпер или кто-то другой с горки по нам работал. Тут же из палатки выскочил майор с пулемётом, зампотех 3-го батальона, и стал эту горку обрабатывать.

Слава богу, ранен в Афганистане не был, повезло, только сильно контужен, но это уже позже, а вот в той операции небольшой паучок фаланги размером со спичечный коробок меня укусил, когда я спал в спальнике. Я его убил, ранку затёр, а она потом загноилось. Ну, я сам её обработал, - медик же! - выжил, одним словом. Однако небольшой шрам всё-таки остался на всю жизнь. Видел там вообще гигантских ядовитых пауков. Говорили, что в них трупный яд. Самки у них просто огромные, с мою пятерню. Страшные. Одну убил медицинской иглой, привязанной к швабре. Как она извивалась!.. Боже мой! Больше моей ладони была тварь.

Под Новый 1988 год с высоты слезла 9-я рота, с 31 декабря на 1 января на неё зашла наша разведрота. Мы Новый год справили внизу. Ничего серьёзного не было. Нас духи обстреляли «Эрэсами», мы дали ответку, они ушли на «тойоте»… Всё как обычно, говорили дембеля.

Вскоре «девятка» снова залезла на свою горку, а мы, восьмая рота, расселись вокруг них Высота у «девятки» 3234. Это была стратегическая высота. Поставь на неё пару миномётов и перевал будет закрыт. Некоторое время душманы работали по горке «эрэсами» с небольшими перерывами, как бы отвлекали внимание, а ночью неожиданно пошли в атаку. Кто бы знал, что они пойдут ночью? Двенадцать атак!

Ребята говорили, что слышали перед этим звуки «вертушек» за горкой. Наши «восьмёрки» и «двадцать четвёрки» не летали в тот день. Это Бен Ладан высадил с вертолётов батальон своих головорезов из «Чёрных аистов», конченных религиозных отморозков. Они и пошли в атаку.

Это была трагедия. Самая настоящая трагедия для полка.

Духи били из миномётов, а миномёт трудно найти в горах и уничтожить. Против них и пехоты работала наша артиллерия. Как говорили дембеля, весь бой сделал капитан Бабенко – артиллерийский корректировщик. Очень точно корректировал огонь. Без него была бы хана ребятам. 400 духов против 36 бойцов. На подмогу к ним пробился разведвзвод с боеприпасами, когда у ребят уже оставалось по одной гранате и по одному рожку в автомате. Подошли и другие. Душманы поняли, что внезапное нападение провалилось и отступили, когда наши стали отвечать шквальным огнём.

Правда про войну

Фильм «9-я рота» не совсем точно отразил обстановку боя. Бой был не днём, а ночью. И всё немножко было не так. Но правда жизни и правда искусства не совпадают.

В 9-й роте томичей не было. Они потом уже помогали «девятке», поднявшись на горку. В их числе были ребята и из нашей 8-й роты. И погибли не все, а шесть человек, остальные были ранены. В фильме выжил только один.

Двое из тех ребят стали Героями Советского Союза посмертно.

Образ старшины в фильме Бондарчук срисовал с нашего томича, прапорщика Жени Королёва. Сейчас он работает в томском Казначействе. И Женя стал старшиной 9-й роты уже после того боя. Но характер у него тот ещё, афганский. На себе испытал.

Это моя первая «война», страшная «война». Всегда при встречах вспоминаем эту операцию. Просто называем её Хост. Был на Хосте? Был на Хосте. Ну и всё понятно. Свой человек. Хост – наш своеобразный опознавательный пароль на «свой-чужой». Потом было ещё много других «войн»…

О командирах

Командиром нашего полка был Валерий Александрович Востротин, Герой Советского Союза, начинал свою службу в 9-й роте. Она поддерживала наш спецназ, когда те брали дворец Амина в Кабуле в 1979 году. Рота отвечала за тылы спецназа. Видел я этот Дворец. Как его брали - неизвестно. Дворец-крепость стоит на горе и совершенно на первый взгляд неприступен. Высоченная громадина! Смотрел я на него, и понять не мог, как эту огромную средневековую крепость, хорошо укреплённую и вооружённую современным оружием, можно взять? Но там спецы действовали: «Альфа» и «Вымпел». Просто чудо, как они её взяли. Спецы, есть спецы!

Командовал 40-й армией генерал Громов. Его все знают. Это он выводил войска из Афганистана.

Контузия

Случилось так, что меня отправили в зенитно-ракетную батарею санинструктором. Перед этим прослушал лекции на краткосрочных курсах, типа медицинской учебки. Там врачом был Валерий Бауэр. Потом он стал в Томске Главврачом в госпитале на Сибирской, который, к сожалению, ликвидировали. Заслали в Панжерское ущелье. Попал на 14 пост. Числился в боевом расчете, но фактически исполнял обязанности санинструктора. Получил кличку Хирург. У меня всегда было две полные сумки медикаментов, потому что все наши врачи были выпускниками военного факультета нашего мединститута, и они меня снабжали всем, чем можно, по полной программе. Работы по специальности хватало.

Воду и еду на пост доставляли на «вертушках». Однажды духи решили сбить нашу «восьмёрку», но лётчики почуяли неладное и не сели к нам. Духи решили отыграться на нас и стали закидывать «эрэсами» и атаковать. Во время боя я на пятачке не больше 10 метров хотел совершить перебежку с боеприпасами на другую позицию, а наш боец решил в то же время ударить из гранатомёта по бегущему духу, выстрел… Струя от гранатомёта попала точно в меня. Хорошо, что я был в каске, в бушлате и в бронежилете. Меня так кинуло на скалу, что я потерял сознание. Контузия была сильнейшей. Разговаривать долго не мог. Лицо было всё в крови… Едва отошёл. Но ранение мне не записано, так получилось.

Наши колонны ходили в основном в Харатон, через перевал Саланг. Много раз со всеми туда ходил. Там тоже бывало всякое. Всего не перескажешь.

С афганцами встречался не однажды. Особенно много контактировали на Хосте. Они меня даже научили готовить отличный плов. Сильно не карифанились, но знаю, что сделали для них наши много. Нельзя было нам уходить из Афгана. Как только ушли, туда сразу зашли америкосы и стали заливать СССР наркотой, героином.

Выход

В Афганистане Тимур оставался до конца. Его часть уходила из страны одна из последних.

- На Саланг пошли в конце января, внизу 17 градусов, а наверху минус 50. Разница почти в 70 градусов. Там ещё обвал произошёл… Наш полк держал весь Саланг. Ждали, когда пройдёт вся армия, и только тогда снялся наш второй батальон. Последний погибший боец в Афганистане был из нашего батальона, его убил снайпер. И последний погибший Герой Советского Союза тоже был с нашего полка. После этого колонна двинулась на Харатон. Домой.

После Афганистана

Поступил в мединститут в 1989 году, экзамены сдал на «отлично». Женился. В сентябре девяносто первого года бросил институт. Жизнь была тяжёлая, голодная. Нужно было семью содержать, тем более, что дочь появилась. Устроиться на «хлебную» работу помог Русанжик Григорий. Поучился и стал инкассатором. В настоящее время работает в Томскпромстрой банке. Инкассатор. Так вот получилось с мечтой стать врачом.

Однополчане:

 Игорь Тарасов из Стрежевого, Женя Королёв, Гриша Русанжик, Сергей Седаков, Валера Бауэр, Кравченко Женя, Жмыхов Сергей , Горбунов Андрей и другие ребята. Живём как одна семья. Одно слово, однополчане.

День ВДВ для всех нас святой праздник.

Апрель 2020 г. Томск.

Герой Российской Федерации

Маслов Сергей Владимирович

Родился 03.12.1960 г. в семье рабочего и медицинского работника, в р.п. Тогуре, Колпашевского района, Томской области.

Окончил:

10 классов Тогурской средней школы – в 1978 г.

Сызранское высшее военное училище лётчиков - в 1982 г., с отличием.

Военно-Воздушную Академию им. Ю. А. Гагарина – в 1993 г., с отличием.

Центр подготовки летчиков – испытателей ГЛИЦ МО РФ им. В. П. Чкалова – в 1995 г., с отличием.

Служил в частях ВВС на должностях от лётчика-оператора Ми-24 до командира вертолетной эскадрильи Ми-24 в ЦГВ (Чехословакия, аэродром Градчани), Прибалтике (аэродром Нивенское), ДРА (Афганистан, аэродромы Кандагар, Лашкаргах), на Дальнем Востоке (аэродром Обор). После окончания школы лётчиков-испытателей с 1995г. и до выхода на пенсию по достижению предельного возраста нахождения на военной службе в 2011 г. служил в Подмосковье (аэродром Чкаловский), на должностях от лётчика-испытателя до заместителя начальника испытательного центра ГЛИЦ МО РФ, старшего лётчика-испытателя.

С марта 2011г. по настоящее время работает на «Московском вертолетном заводе им. М. Л. Миля», где в должностях прошёл путь от летчика-испытателя до начальника отдела лётных служб, старшего лётчика-испытателя.

За время лётной работы освоил более 50 типов самолетов и вертолетов, и их модификаций.

Полковник запаса, кандидат технических наук, доцент по специальности.

Награжден орденом “Красной Звезды” и 14 медалями.

«Заслуженный летчик-испытатель Российской Федерации».

Герой Российской Федерации.

Сергей Владимирович Маслов женат. У него двое взрослых детей, внук – дошкольник.

Мечте навстречу

О своем детстве Сергей Владимирович вспоминает так:

- Прошло оно в Сибири, в родном поселке Тогуре, красивейшем месте слияния двух рек Оби и Кети.

Отсюда, конечно, и раннее умение подолгу плавать, пришедшее после двух дальних заплывов с друзьями, едва не окончившихся лично для Сергея трагедией, а также любовь к рыбалке и охоте в тайге, но последняя страсть всё-таки пришла уже в юношеском возрасте - ружьё не детская забава.

Школьных лет воспоминаний много, и они абсолютно все позитивные. Иногда, правда, приходилось нелегко, особенно на бытовом уровне. Например, в начальной школе печку топили дровами, которые мы сами до этого заготавливали. Но особенно трудно было осенью: школьники работали, помогая взрослым на совхозных полях - убирали картофель, морковь, турнепс, свеклу. Летом, естественно, все выходили на покос травы, а зимой, уже старшеклассниками, вывозили сено на тракторе с учителем трудового обучения.

С удовольствием вспоминает поездку в Артек в июне 1975 года (в юбилейную смену, когда пионерлагерю исполнилось 50 лет).

Хорошим воспитательным уроком для Сергея стала попытка поступить в Уссурийское суворовское военное училище в 1976 году.

- Тогда мы с моим одноклассником Юрой Рыковым и Саней Ворсиным, дружком из параллельного класса, проделали путь в 5,5 суток в одну сторону в общем вагоне по сибирской железной дороге, но в итоге отказались от зачисления в училище. Нам в категоричной форме было сказано о невозможности стать лётчиками сразу после обучения в Уссурийском СВУ,- вспоминает Сергей Владимирович.

Обратная дорога домой была полуголодной в обществе достаточно неприятных попутчиков, возвращавшихся из мест «не столь отдаленных», и стала хорошей школой «взрослого выживания» для пятнадцатилетних подростков.

Под воздействием неприятных эмоций, тогда дали друг другу детскую клятву стать лётчиками, но уже не военными, а гражданскими. И сдержали ее:

- Мои друзья-товарищи оба окончили Кременчугское училище Гражданской авиации. И до последнего времени один из них - Юрий Николаевич Рыков летал в сибирском небе, уйдя из авиации три года назад в должности командира эскадрильи. Я же окончил вертолётное военное училище, но не по собственной инициативе, а по направлению Колпашевского военкомата, где меня заверили в том, что училище в Сызрани готовит лётчиков-истребителей…

Сам же Маслов никогда не жалел о том, что учился летать на вертолётах. Тем более, что став лётчиком-испытателем, освоил достаточное количество самолётов и реализовал свою мечту детства:

- Решающую роль в моём желании стать военным лётчиком сыграл наш школьный военрук Фоминцев Владимир Иванович, ныне, к сожалению, покойный. Он нас и в суворовское училище «снарядил», а потом встретил, и после 10 класса дал мне напутствие стать офицером. И я безмерно благодарен этому человеку за участие в моём воспитании и судьбе. Я ведь остался без отца, когда мне был год от роду. Воспитывала меня мама, как, впрочем, и моих младших брата и сестру (от другого брака). С отчимом у меня близких родственных отношений как-то не сложилось…

Правда, о том, что в Сызрани готовят летчиков на вертолётах, узнал только после сдачи документов в приёмную комиссию училища и в процессе подготовки к вступительным экзаменам. Первая мысль была – забрать документы и поступать в истребительное, как мечтал. Но воспоминания про незадачливый “вояж” в суворовское училище не позволяли сделать опрометчивый шаг. И всё же главным доводом в пользу поступления стал показ вертолётов на стадионе училища, практически в самом центре города.

На двух вертолётах прилетели начальник училища генерал-майор Дидык Алексей Архипович и его заместитель полковник Реснянский Вячеслав Иванович. Полёт вертолёта Ми-2 в квадрате 50х50м боком и хвостом вперед на нескольких метрах от поля стадиона произвёл неизгладимое впечатление. А уже в апреле следующего года на приволжском аэродроме в поселке Безенчук, с летчиком-инструктором лейтенантом Васильевым Петром Викторовичем, и сам Маслов выполнил первый полёт на вертолете Ми-2. С наставником ему повезло:

- Я был первый курсант в его первой летной группе, после нас он научил не одну сотню курсантов не только летать, но и жить на земле и в небе. Замечательный инструктор, талантливый педагог-психолог курсантских душ. Великолепный лётчик до сих пор летает в ЦСК ВВС, является 12-кратным чемпионом мира по вертолетному спорту.

В 2020 году родное училище будет праздновать 80-ю годовщину с момента его создания. Планируем встречу с друзьями, инструкторами, командирами и наставниками в стенах нашего прославленного учебного заведения.

Жаркий Кандагар

В Афганистан Маслов с коллегами пришел с хорошим уровнем подготовки после освоения программы “Эстафета” в ходе полуторамесячных сборов и интенсивных полетов в горных и пустынных условиях. Однако, это всё-таки были тренировочные полеты, хотя и в сложных условиях, но полигонных. Впереди же ждали настоящие боевые действия с жестоким противником.

Первые впечатления об Афганистане врезались в память:

- Кандагар нас встретил обжигающим пеклом, днём дышать было невозможно, как будто нас поместили в сауну на продолжительное время. После короткой недельной перегруппировки

нас перебросили на вертолётную площадку Лашкаргах, где мы впоследствии обеспечивали боевые действия десантно-штурмовой бригады. Надо сказать, что там было ещё жарче, чем в Кандагаре, летом температура воздуха в тени нередко поднималась выше 60 градусов. В таких условиях мы летали только рано утром и поздно вечером, а то и вовсе ночью, до температуры +45 (в мирное время в Союзе после +30 градусов полеты ограничивались).

Также памятен первый бой, где обрел “крестника”, старшего группы спецназа ВДВ лейтенанта Андрея Перемитина, радиопозывной “Луч”:

Нас подняли по тревоге, для поддержки нашей разведгруппы, попавшей в засаду. Через полчаса полета на максимальной скорости, пропитанные желанием помочь своим, мы вышли в район с указанными координатами.

Надо признать, в засаду наши ребята попали весьма искусно организованную. Душманы вместе со своими лошадьми были укрыты накидками песочного цвета, маскируясь под песок пустыни. Стоило большого труда найти их на этом фоне. Обстановка усложнялась тем, что наша наземная группа вошла в такое плотное соприкосновение с противником, что расстояние до душманов составляло всего десятки метров. В одном из заходов на цели я отработал из пушки (30мм) по обозначенному району, но, как оказалось, осколками снарядов “посекло” разгрузку (жилет со множеством карманов под носимые боеприпасы) нашему спецназовскому лейтенанту. После боя и возвращения на базу (разведгруппу эвакуировали “восьмерки”, которых мы прикрывали), мой “крестник” пришёл знакомиться с обидчиком. Начало нашего знакомства не предвещало ничего хорошего, но впоследствии мы очень подружились, потому что оказались земляками. Андрей был родом из Томска. Что такое встретить земляка вдали от Родины большой и малой?! Мы настолько прониклись доверием друг к другу, что я брал его в полет вместо бортового техника (по прошествии 33 лет, думаю, уже можно рассказать об этом). Андрей же в свою очередь учил меня управлять БМД (боевая машина десанта) на приаэродромной дороге в охраняемой зоне. Андрей называл меня “братка”, а много позже, уже в мирной России, появился военно-патриотический журнал “Братишка”, как напоминание мне о том времени и об Андрее. После Афганистана мы с ним больше не виделись, первое время переписывались, а потом потерялись. Собственно, так бывает часто в кочевой офицерской жизни: переезды, тяжелейшие служебные командировки, дом, семья… Не до писем.

В начале 2000-х годов, будучи в командировке на Северном Кавказе, я узнал, что Андрей погиб вместе со своими бойцами от подлого диверсионного взрыва, устроенного ночью моджахедами…

А тогда, в Афганистане полёты не прекращались ни на одни сутки. Вооружение моджахедам поставлялось западными странами самое современное, и с этим приходилось считаться. Учились горькой науке побеждать неизвестное оружие в столкновениях с душманами. В боях приходил боевой опыт:

- Огневое воздействие с земли по вертолётам, если удавалось его своевременно заметить, заставляло экстренно маневрировать и мгновенно применять бортовое оружие для поражения противника. Поэтому известное изречение опытных летчиков второй мировой войны “крути головой в полете на 360 градусов” и для нас было справедливым и необходимым условием выживания в каждом бою. Особенно хорошо сверху было видно действие крупнокалиберных пулеметов ДШК, ЗГУ (зенитно-горной установки) и ПЗРК “Стингер”. Оставался жив тот, кто первым увидел момент пуска или работу стрелково-пушечного вооружения и ликвидировал противника. Расслабляться возможности не было, приходилось постоянно маневрировать, бросая машину из крена в крен и загоняя вертолёт в переменные скольжения.

В одном из боевых вылетов на сопровождение группы спецназа севернее нашей точки, в районе н.п. Горак, был подбит вертолёт ведущего. Он произвёл вынужденную посадку на небольшой пригодный для посадки клочок ровной поверхности. Мы прикрывали место аварийной посадки до минимального остатка топлива, необходимого для возврата на базу. Высадив группу спецназа для охраны и обороны вертолёта, мы вернулись в Лашкаргах для заправки и зарядки своей машины, а также для перевозки инженерно-технической группы с инструментом, для восстановления поврежденного вертолёта.

Пока наша группа летала на базу, душманы попытались захватить повреждённый вертолёт. И когда мы вернулись, то застали спешащие и стягивающие кольцо вокруг спецназовцев группы душманов, перемещавшиеся к месту посадки Ми-24п. На подходе к району по нашей воздушной группе работал ДШК, характерным признаком были яркие, как сварка вспышки на склоне ущелья. Мы были готовы к такому развитию событий и пуском управляемой ракеты “Штурм” своевременно уничтожили установку на лафете. А дальше мы разогнали группы “духов”, уничтожили несколько автомобилей, на которых они перемещались. Оставшиеся предпочли укрыться в населенном пункте, по которому мы стрелять не могли, там находилось и мирное население.

Нам пришлось делать ещё одну ”ходку” на базу и обратно для зарядки и заправки вертолетов, пока инженеры восстанавливали подбитую машину. Нашим отсутствием вновь не преминули воспользоваться недобитые моджахеды, слишком велико было их желание захватить вертолёт. За фото у сбитого вертолёта они получали огромное денежное вознаграждение от заокеанских спонсоров. В это время потрясающую смекалку и мастерство проявил экипаж и десантники, охранявшие вертолет. Бойцы спецназа за балку вращали вертолет по кругу, выискивая наиболее приблизившиеся группы “духов”, а летчик огнём из пушки уничтожал опешившего врага. И всё же силы были неравные, и наше возвращение стало переломным и решающим в этой операции. Мы окончательно добили противника и вернулись на свой аэродром в полном составе и без потерь, не считая раненых в бою десантников.

Воодушевленные итогами боя десантники прозвали боевой вертолёт Ми-24 “наша гаубица”. По итогам той операции большая группа лётчиков и десантников получила боевые награды, Маслову с его ведущим были вручены ордена “Красной Звезды”.

Всего в Афганистане у Сергея Владимировича было 368 боевых вылетов и не всегда они были столь же успешны, как описанный выше. Приходилось и самому садиться на вынужденную на поврежденном вертолёте и ждать помощи боевых друзей, были и безвозвратные потери. Всякое бывало. Сам же он обошелся без ранений, как и весь экипаж. Безусловно, повезло.

- Без умения и везения на войне не выжить, считает Маслов, а ещё справедливости ради говорит об удивительной надежности отечественной техники. Вертолёты возвращались на базу с такими повреждениями, что здравый смысл отказывался верить в увиденное:

- Однажды наш командир эскадрильи вернулся на Ми-8 изрешечённым как сито. Техники на вертолете насчитали 307 пробоин в фюзеляже и лопастях вертолета.

Приоритеты, доставшиеся от войны

После возвращения из ДРА многое воспринималось как чуждое и непотребное. Раздражало равнодушие вокруг, хотелось активного участия в мирной жизни, и постоянно преследовала потребность в справедливости, которой было так мало в те годы в стране. Это относилось и к быту, и к вопросам службы. Жизнь как бы разделилась на “до и после”.

- Адаптироваться в новых условиях помогла семья, рождение сына через год после возвращения, да, наверное, ещё и то, что я был всё же там уже со сформировавшейся психикой, будучи двадцатипятилетним капитаном. Двадцатилетним ветеранам, вчерашним школьникам, было гораздо труднее, - уверен Маслов, как и в своих оценках тогдашних событий:

- Сейчас много говорят о том, что та война была не нужной. Но это не к нам вопрос, а к руководителям страны того времени. Мы же честно выполняли свой воинский долг, старались во славу своего государства и своих близких, потому что искренне верили в эти ценности. Верили, что защищаем Родину на дальних рубежах. Сейчас другие приоритеты, но мне ближе те, за которые пришлось повоевать. Я помню своих боевых друзей, и то, что мы готовы были головы сложить друг за друга. Как помню и то, что в боевых условиях трусость (а она присутствовала, как и на всякой войне) проявлялась в течение нескольких дней, а то и вовсе одномоментно. Есть такая пословица “Война – это жизнь, в которой умный – наживется, красивый – налюбится, а дурак - навоюется”. Она вполне применима и к афганским событиям, “на войне – как на войне”.

Что думали и думают сами афганцы о нас и о боях с нами – не знаю. Близко с афганцами не общался, видел, конечно, представителей царандоя (афганской милиции), которые участвовали время от времени с нами в совместных операциях, но это не в счёт. Наверное, и у них произошло за эти годы переосмысление тех событий. С годами многое видится в ином свете и проявляется истинная подоплёка событий.

Кроме Афганистана в иных боевых действиях участия С. В. Маслов не принимал. В период проведения контртеррористической операции на Северном Кавказе находился там в качестве инструктора по подготовке лётчиков в ночных условиях полёта в горах, с применением систем ночного видения.

Сейчас продолжает летать и испытывать наши замечательные вертолеты на «Московском вертолетном заводе им. М. Л. Миля», летать на всех типах, но больше всё же на модернизированном “Ночном охотнике” Ми-28НМ.

Звезду Героя России Маслову вручил Президент В. В. Путин, 9 апреля 2008 года “За мужество и героизм, проявленные при испытании авиационной техники”. Это фраза из наградной книжки.

А как её чуть полнее раскрывает сам Маслов:

В то время я был ведущим лётчиком-испытателем на вертолете Ми-28Н “Ночной охотник” на этапе Государственных лётных испытаний. Как известно, в нашей работе бывают разные ситуации, но мы всегда справлялись, спасали опытную технику и экипаж. А это одна из составляющих нашей работы, сложить вместе умение и удачу, выполнить задачу и построить мощный, ударный, надёжный вертолёт для нашей армии и страны.

Вместо послесловия

Дома у мамы, в Тогуре, стараюсь бывать по возможности чаще, по крайней мере, 1-2 раза в году точно.

Со школьными друзьями общаемся до сих пор, у всех свои семьи и своя жизнь, но мы с удовольствием собираемся вместе, когда я приезжаю в Тогур. Это великое счастье просто увидеться и пообщаться с друзьями детства. Словно в машине времени переносишься в те далёкие детские и юношеские годы и молодеешь душой.

В «горячих» точках из моих друзей-одноклассников никто не был, да это и к лучшему. А в армии служили все – Володя Зыков в ВДВ, Володя Емельянов в погранвойсках, Толя Мурзин в мотострелковых войсках… Служили достойно, так же, как и сейчас достойно живут и трудятся!

К сожалению, я ещё не был в областном центре у памятника погибшим в Афганистане томичам, но при возможности, обязательно поклонюсь ушедшим и не вернувшимся с той войны.

И немного о томской диаспоре в Москве.

Это исключительно замечательная общественная организация, которая объединяет энтузиастов, влюбленных в свою малую родину – Томск и Томскую область. Причём не все там родились, многие в Томске учились, работали. Ярким примером является Александр Николаевич Черевко, кубанский казак, учившийся в Томске и состоявшийся там как настоящий вожак в студенческих строительных отрядах. Он много лет возглавлял Томское землячество в Москве, приложил руку к моему вовлечению в эту организацию. Мы по-настоящему с ним подружились, и мне не хочется верить, что его больше нет с нами. Его приемник в руководстве Землячеством Зыкин Владимир Алексеевич также учился и работал в Томске. Томское училище связи закончил наш боевой генерал Шабанов Александр Михайлович, один из старейшин в правлении Землячества. Вообще Томское землячество объединяет множество знаменитых и просто прекрасных людей, и все они достойны того, чтобы о них сняли полнометражный фильм или написали книгу. Землячество проводит огромную патриотическую работу среди молодежи, среди жителей столицы и Подмосковья по увековечиванию памяти о воинах-сибиряках, погибших под Москвой и под Смоленском».

Сверхсрочник

Анатолий Петрович Мазуров

Год рождения: 22 июня 1946

В настоящее время проживает в селе Тимирязевское, Томского района, Томской области.

Образование: окончил 11 классов, Томское городское профессиональное училище до армии и после армии лесостроительный техникум в Казахстане, в г. Джамбул.

Служил три года срочной службы в Москве, с 1965 по 1968 годы.

После окончания техникума поступил на сверхсрочную службу в звании прапорщика.

В Афганистане в войсках ВДВ пробыл с 1985 по 1987 годы, сделал 8 прыжков с самолёта.

Награждён 25 медалями. Одна из них «За боевые заслуги». Армейский стаж 26 лет.

Женат. Имеет двух сыновей, двух дочерей и семь внуков. Дети живут в Казахстане и в Белоруссии.

Военный пенсионер.

Родословная воина

Родился Анатолий в г. Юрге через год после конца войны и ровно через шесть лет от её начала. Спустя год, родители переехали в пос. Дзержинский, что в Томском районе Томской области.

Отец Анатолия был инвалидом, у него не было правой ноги. Во время войны отец служил в разведке Ленинградского фронта, подорвался на мине и в 1945 бывший лихой старшина вернулся в дом, из которого ушёл ещё до финской. В финскую войну выжил случайно и без ранений, бог миловал, как говорится. А было всякое. Однажды в разведке провалился с головой под лёд речушки, занесённой снегом. И если бы руками не зацепился за прибрежные кусты, вмёрз бы в лёд до лета. Морозы в ту зиму были жестокие, солдаты превращались в сосульки мгновенно. Добежал разведчик в звенящей от схватившейся ледяной коркой экипировке до ближайшего хутора, спросил сухую одежду, финны ответили, что у них ничего для него нет. Тогда навёл автомат на мужчин и женщины быстро принесли целый ворох разной армейской одежды, выстиранной и отглаженной. Наверное, снимали с убитых и с замёрзших русских солдат. Но выбора не было, он быстро нашёл по размеру сухую одежду и переоделся. Хуторяне ему даже предложили отобедать, но он сквозь зубы поблагодарил «радушных хозяев» и пошёл догонять своих ребят.

Когда в сорок пятом пришёл домой, мать ему сказала, глядя на ногу:

- Что же ты писал, что без ноги? У тебя же есть нога, только прихрамываешь немножко.

И тогда он показал ей свою изуродованную ногу, от которой осталось всего-то 17 сантиметров от паха. Просто ему в госпитале умельцы сделали хороший протез, ранее не виданный в сибирской глуши.

Второе ранение у отца было в руку.

Вообще, с инвалидами наше государство всегда не церемонилось и не церемонится до сих пор. Герой не герой, проливал кровь за отечество или не проливал, становись в одну очередь бесправных особей. Вот и после той войны всех инвалидов, у кого были утрачены совсем или частично конечности, до самой смерти каждый год таскали на комиссии и обычной школьной линейкой измеряли оставшуюся плоть. А вдруг она подросла? Будто люди были земноводными, у которых могли отрастать утраченные конечности. Обидно было героям, но делать нечего: не пройдёшь комиссию, не будешь получать пенсию. Такова бюрократия России в действии.

Был у отца и младший брат. Его призвали на фронт в 1942 году восемнадцатилетним юношей, а в 1943 убили на Украине, где он и похоронен в братской могиле. Вместе с ним там покоятся ещё 876 наших солдат, как и он многие из них не смогли дожить до своих 19 лет.

Сам же Анатолий, несмотря на инвалидность отца, и схожие с отцовской судьбой судьбы соседей, всегда хотел стать военным. Служба манила порядком, красивой формой, боевыми подвигами… И, чего скрывать, стабильным заработком.

Биография. Детство и юность.

В семье росли семеро детишек, и не всегда и всего хватало в те годы на них с заработков отца и матери. Анатолий был старшим, ему многое приходилось делать вместе с отцом и матерью, поднимая малышей: пилить с матерью дрова на зиму, заготавливать сено для коровы, ухаживать за огородом, садить и копать картошку, мыть полы в избе. Так что заработок был не последним аргументом в выборе профессии.

Время шло, братья и сёстры подрастали и вскоре сами завели своих детей. И вот уже из семерых их осталось только четверо: трое братьев умерли относительно молодыми людьми.

После городского профессионального училища Анатолий два года проработал слесарем по ремонту станков в мастерских политехнического института, нынче университета.

В 1965 году весной его призвали в армию. Срочную службу проходил в Москве, во взводе связи в в/ч 21 989. Часто бывал в столице, потому что имел свободный выход из части из-за того, что был прикомандирован к одной из московских школ для проведения там модной в те годы военизированной игры «Зарница». На срочной службе имел звание ефрейтор.

После армии Анатолий Петрович окончил лесостроительный техникум в Казахстане, в г. Джамбул. В военкомате ему сразу же предложили поступить на сверхсрочную службу. Согласился не раздумывая.

Год за три

Начал службу в Советской армии в звании прапорщика. Всего военного стажа набралось 22 года, но с учётом службы в Афганистане, где шёл год за три, вышло 26 лет. Служил в Казахстане, после демобилизации в 1997 году переехал жить в Белоруссию. С 1985 по 1987 годы добровольно находился в Афганистане, в войсках ВДВ. Сделал 8 прыжков с парашютом.

К тому времени, когда он добровольно подал рапорт о направлении его для продолжения службы в Афганистан, у него уже было четверо детей.

Служил в вертолётном полку на должности командира прожекторного подразделения. Служба проходила на аэродроме в Гардезе.

- Природа удивительная, - вспоминает Анатолий Петрович, - как, впрочем, и везде, где я бывал. Воздух чистейший, горный. Высота 1 300 метров над уровнем моря. Но жарко. Очень жарко. Всегда за 30 градусов и выше. Отдыхать можно только ночью, а ночью полёты, боевая работа. Всё же армейский распорядок для отдыхающих смен на базе был таким: подъём в 6 утра, отбой в 22 часа.

Основная задача моего подразделения была освещать в тёмное время суток при взлётах и посадках взлётную полосу. В подчинении у меня находилось два мощных зенитных прожектора, сигнальные огни, дизельная установка и обслуга: два водителя и один дизелист. Днём вертолёты не летали по причине жары. Ни машины, ни люди её не выдерживали. Взлётная полоса была съёмно-разборная. Её легко можно было собрать и разобрать на любой ровной площадке. Вначале ровняли землю гравием, которого там было не счесть, затем сверху клали металлические полосы, которые достаточно быстро и хитроумно скреплялись друг с другом, образуя сплошное ровное поле. Толщина железа была где-то около сантиметра, Точно уже не помню. При хорошей выучке и сноровке солдат полевой аэродром бывал готов за считанные часы. Таким же образом и разбирали взлётку, быстро расцепляя металлические пластины. За службу в Афганистане таких процедур было множество. На месте не стояли, кочевали не хуже душманов по пустыне и предгорьям.

Вертолётчики в нашем полку были боевые, трое лётчиков получили звёзды Героев Советского Союза. Доставались им эти звания не просто.

Помню, как Герой Советского Союза майор Гайнутдинов, при подходе группы вертолётчиков на базу, решил проверить наличие духов рядом с аэродромом. Стал делать круговой облёт, и был сбит. Экипаж погиб. Вообще, потери у нас были, но не частые. Всё же мастерство и мужество у наших лётчиков было отменное. Для обучения в боевой обстановке лётчиков страны, командование меняло их в полку через год. Прилетали из Союза хорошо обученные военные лётчики, улетали боевые офицеры, с огромным налётом часов в боевых условиях. Это был самый настоящий учебный полигон. У нас стояли вертолёты МИ-8 - машины десанта. Для облегчения десантирования им снимали двери. Получалось почти как у американцев, когда показывают их военные фильмы. Вертолёт зависает над землёй в нескольких метрах и из него выпрыгивают солдаты в полной амуниции и боезапасом. На учениях это выглядит красиво, а вот в боевой обстановке смертельно опасно. Неудачно приземлился или тебя подранили ещё в воздухе, становишься мишенью для врага и обузой для товарищей. Поэтому шли постоянные тренировки солдат, спасавшие потом многим из них жизни.

- Вы лично участвовали в наземных боях?

- Нет. Я по долгу службы в боях не бывал и не мог в них участвовать, – продолжает рассказ Анатолий Петрович. - Несколько раз ходил с колоннами боевой техники при передислокации с места на место. Бывали и обстрелы при этом, но нас хорошо охраняли. Банды быстро ликвидировались или же они сами уходили в горы при подлёте авиации. Если случался обстрел из кишлака, все зенитки били по этому кишлаку. Так что кишлачные в нас старались не стрелять, а уходили в горы и уже оттуда вели огонь по колонне. Колонна при этом двигалась со скоростью не менее 70 км/час. Не останавливаясь и не ввязываясь в боестолкновение.

- У вас были боевые потери на базе?

- Конечно, были. Были убитые солдаты и офицеры, сбивали и вертолёты. Их ремонтировали, если могли, на месте приземления или же по прилёту на базу. У нас были хорошие мастерские и прекрасные механики-ремонтники. Ремонтные бригады любую поломку могли быстро починить, любую дырку в фюзеляже так заделать, что неопытный взгляд пробоину от крупнокалиберных пуль от заводской нашлёпки не мог отличить.

- А были нападения на базу?

- Да. Обстреливали казармы, дома офицерского состава и наши аэродромы, причём обстреливали постоянно, в любое время суток. И днём и ночью можно было ожидать нападения. Огневые точки противника сразу давили «Градами». После того, как душманы поняли, что на каждый их обстрел получают смертельную порцию реактивных снарядов, они стали действовать осторожнее и хитрее. Стали миномёты и свои реактивные установки снабжать часовым механизмом. Орудие сработало, а сами установщики уже далеко от места обстрела. И наш залп «Градов» уничтожал только технику, а не живую силу. От этих обстрелов много гибло наших ребят. Были потери и от другого. Одному прапорщику, когда ехал на ГАЗ-66, оторвало обе ноги, на мину налетел. Не смогли вовремя отправить в госпиталь, истёк кровью. Или вот. На моих глазах гружёному «бурбурхайке» - так мы называли грузовики со скотом, миной оторвало правое колесо, но водитель афганец остался живым. Вообще, афганцы весёлый народ, у них все грузовики и любая техника разукрашены как наша новогодняя ёлка. Видел велосипед весь в зеркалах. Сверкал на солнце, словно огромный комок ртути на пыльной дороге.

- А были у вас контакты с местным населением?

- Мы с афганцами не часто, но общались. Особенно с царандоем – местной полицией. Их аксакалы иногда наведывались, интересовались нашей техникой. Любопытные были старики, не знаю уж почему. Наверное, пытались разгадать, как такие тяжёлые вертолёты в воздухе работают. Может, и разведку вели. Чужая душа потёмки. Тем более чужого народа.

Правда, однажды произошёл ужасный случай. Нашим ребятам, стоявшим на точке высоко в горах, привезли в кишлак продукты. Кормили нас там, в основном консервами, короче говоря, средне. 19 человек спустились в селение, чтобы эти консервы забрать. А в кишлаке их уже ждали моджахеды. Кто-то их предупредил заранее об операции. Двух наших разведчиков духи пропустили и они спаслись. А вот 17 парней из-за дувалов положили всех. При этом поиздевались над ранеными вдоволь… Духи были переодеты в форму царандоя, поэтому, наверное, ребята и утратили бдительность. Впоследствии наши «сушки», по наводке наших агентов в банде, отследили бандитов и всех уничтожили в горах.

- А как было с дисциплиной? Случались ли ЧП из-за разгильдяйства?

- Строгая дисциплина в войсках была, не во всех частях, конечно, но была. Всё зависело от командиров. От их отношения к подчинённым, от умения налаживать контакты с солдатами. Опять же, война есть война. И одна сторона думает, как больше нанести урон врагу, и другая при этом не дремлет. Были и идеологические диверсии. На войне все средства хороши для достижения успеха.

Вот у нас один часовой задремал и крепенько задремал на посту. Его пост был перед минным полем, и он решил, что здесь душманы точно не пойдут. А они пошли. Правда, перед собой пустили ишака. Ишак каким-то образом обошёл все мины и три душмана по его следам проникли на базу. Часового сразу убили, но и сами были захвачены в плен, ничего больше не успев сделать.

Был и ещё случай. Но это уже к концу моего пребывания в Афгане. Солдат, казах по национальности, находясь на посту, оставил его и ушёл в город. Естественно, его сразу вычислили, наша агентура в городе работала хорошо, и отправили в Союз. Что с ним там стало – не знаю. А было всё это, как я теперь понимаю, наверное, после декабрьских событий 1986 года в Алма-Ате. Получил боец письмо из дома и решил, что ему не по пути со старшим русским братом. Многие национальные республики тогда так думали. И вот итог.

- Говорят, там у вас часто болели солдаты.

- Бывало и такое. Донимали нас кроме духов и обычные гражданские болезни: брюшной тиф и гепатит клали на больничные койки целые батальоны. Всех лечили в стационарных госпиталях. Лечение было современным, качественным. Не знаю общей статистики, но смертных случаев в нашем подразделении не было. У нас была своя санитарная служба на аэродроме. Свой санитарный самолёт. Врачи и мы жили в саманных домиках, которые сами же и строили. Основной материал для них сено и глина. Палаток не было.

Что ещё сказать? Было нас на базе более 200 человек. Связь с домом только обычной почтой. Смартфонов тогда ещё не было. Почта приходила в неделю раз. Скучали по Союзу, по дому страшно.

- Как оцениваете пребывание наших войск в Афганистане?

- Оценивать наше присутствие в Афганистане с высоты сегодняшних лет, знаний и современной жизни не могу. Сам я тогда пошёл туда добровольно, имея четырёх детей, и даже теперь не жалею об этом.

После Афгана вернулся в Джамбул, нынешний город Тарас. Продолжил служить в советской, а затем в Российской армии. Но это уже была другая страна. Русских не очень жаловали в Казахстане, в открытую кричали, чтобы мы убирались в Россию. Понять, почему это происходит, было трудно.

- Связь с однополчанами поддерживаете?

- Друзья «афганцы» раскиданы по всему бывшему Советскому Союзу, но больше всего живут в Узбекистане и Казахстане. А это уже другие страны. Добираться и им к нам и нам к ним дороговато. Да и здоровье уже не то. Изредка переписываемся и не более того. А жаль.

Возвращение домой

Всего за службу в российской и советской армии Анатолий Петрович Мазуров имеет 25 наград. Одна из них «За боевые заслуги». Это за Афганистан.

Вернулся в родной Томск ветеран Афганистана в 2003 году. Перед пенсией по возрасту работал в охране на пилораме.

Сборник воспоминаний участников войны в Афганистане.

Март-апрель 2020

г. Томск.

Дневниковые записи вертолётчика

Мальцев Андрей Викторович

Летчик–оператор вертолета Ми-24 181 отдельного вертолетного полка 40-й армии Краснознаменного Туркестанского военного округа (Ограниченный контингент советских войск в Демократической Республики Афганистан), старший лейтенант.

Родился 7 июля 1961 года в с. Александровка Туганского р-на Томской обл.

В 1978 г окончил 10 классов Подгорнской средней школы Чаинского района Томской области.

В Советской Армии с 1979 года. В 1983 году окончил Сызранское высшее военное авиационное училище летчиков. В 1993 году Гуманитарную академию Вооруженных Сил РФ.

С 1984 по 1985 год, проходил службу в составе ограниченного контингента советских войск в Афганистане. Совершил  250 боевых вылетов.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 5 февраля 1986 года старший лейтенант Мальцев Андрей Викторович за мужество и героизм, проявленные при оказании интернациональной помощи Демократической Республики Афганистан, награжден орденом «За службу Родине в ВС СССР» 3 степени.

После возвращения из Афганистана продолжал службу на должностях штурмана звена, штурмана эскадрильи, заместителя командира эскадрильи по политической части, заместителя командира полка по воспитательной работе, командира отдельной вертолетной эскадрильи, заместителя начальника штаба авиации Московского военного округа.

Военный летчик 1 класса. Подполковник запаса.

В настоящее время работает  в АО «Национальный Центр Вертолетостроения  им. Миля и Камова»

Детство

«Мои родители:  отец - Мальцев Виктор Александрович, мать - Мальцева Екатерина Ивановна.

Родители были связистами, познакомились на курсах повышения квалификации работников связи в г. Томске. Поженились в 1960 году. А 7-го июля 1961 г. появился на свет я.

В том же году отца переводят в село Александровское Томской области на должность начальника районного узла связи, и мы все семьей двинулись на Север.

От Александровского у меня сохранились первые детские воспоминания.

…Жили мы в новом двухквартирном доме. На нашем земельном участке стояла маленькая избушка, в которой жила семья из Прибалтики, отбывающая ссылку (это я потом узнал, из воспоминаний родителей). Парадокс, мы жили в Сибири, а они отбывали. Прибалты жили очень бедно, и я помню, как женщина приходила к нам домой и предлагала маме купить ею связанные изделия: варежки, носки, очень красивые, в традиционном стиле. Родители помогали им, как могли. В Сибири люди добрые, знают почём лихо на своей судьбе, и не стараются обидеть кого-то, законно или не законно униженного и гонимого властями…

Когда мне исполнилось три месяца, меня устроили в ясли, а мама вышла на работу, и я считаю, что с этого возраста я стал жить в обществе и жизнью этого общества. Родители, как и у всех моих друзей, в то время особо с нами не нянчились. Можно сказать, с пелёнок мы были предоставлены сами себе. Если говорить правду, то нас больше воспитывала улица. Там не было бандитов и хулиганов, проституток и бомжей. Там были простые советские люди, добрые и честные, порою, с очень непростыми жизненными перипетиями. Ещё живы были даже те, кто воевал в гражданскую войну в разных армиях, про участников Великой отечественной войны и говорить нечего.

Неподалеку от нашего дома было самое настоящее болото, можно сказать, в самом центре села. Через него на сваях был проложен тротуар, посреди болота находился старый деревянный баркас (как в фильме «Белое солнце пустыни»), там ребятня от мала до велика летом целыми днями пропадали, играя во всевозможные игры, в основном в войну. Дома бывали только для того, чтобы поесть. Наверное, эта вольная жизнь повлияла на мой характер, я стал самостоятельным не по возрасту.

Знакомство с авиацией началось не без отца, однажды он взял меня с собой на работу, и мы поехали с ним в Александровский аэропорт (газеты, журналы, посылки доставлялись самолетами из Томска и Новосибирска), где я впервые близко увидел самолет Ан-2 и, конечно, лётчиков.

В том детском сказочном возрасте лётчики представлялись мне почти небожителями...

Однажды, играя в доме, я услышал очень сильный гул, доносившейся снаружи, выбежав на крыльцо, в свинцовом небе я увидел огромный летательный аппарат серебристого цвета, с вращающимися винтами и крыльями по бокам, перевозящий связку больших труб.

Ко мне подошел отец и сказал, что это вертолет Ми-6, нефтяникам трубы везёт.

К четырем годам я уже знал все типы авиации, летающие в нашем районе, потому что это был основной круглогодичный транспорт северян.

На самолете население «северов» летало в отпуска: до Томска 5–6 часов полета в постоянной болтанке, выматывающей всех пассажиров, дальше поездами, или снова самолётами. Я всегда удивлялся, как выдерживают болтанку летчики? Но был большой плюс в этих перелетах - в иллюминатор можно было видеть бескрайнее море тайги, озёра и огромную полноводную реку. Красота!!!

В 1967 году отца переводят в село Первомайское, на должность начальника линейно-технического цеха районного узла связи.

В 1968 году, я пошёл в первый класс. В одном из сочинений, в третьем классе, на тему «Кем я хочу стать», написал, что хочу стать летчиком, моя учительница, Анна Яновна, прочитала это и пристроила меня в авиамодельный кружок при школе. Начал я своё моделирование с простого бумажного планера, постепенно доведя своё мастерство до кордовых самолетов воздушного боя.

В восемь лет я научился плавать, а в одиннадцать уже переплывал реку Чулым, которая пошире многих великих европейских речушек, и нырял с её обрывистых берегов. Зимой, катались на лыжах, играли в хоккей.

В 1970 году поздней осенью, к нам в гости приехала моя двоюродная сестра Людмила с мужем Александром, лейтенантом, летчиком морской авиации. После их визита у меня уже не было другого выбора, как стать летчиком.

В 1973 году, отца переводят в Чаинский район, на должность начальника районного узла связи. Я пошел в 6-ой класс.

В школе было много секций: лыжная (биатлон), стрелковая, волейбол, баскетбол, футбол, хоккей. Выбор был огромен. В районных соревнованиях по легкой атлетики и многоборью ГТО, мы занимали только первые места, на областных соревнованиях обязательно призовые. Военное дело преподавал Владимир Тимофеевич Лаптев, лейтенант запаса. Занятия были очень интересные, учебник по военному делу класс знал почти наизусть. На уроки он приглашал курсантов военных училищ, ветеранов Великой Отечественной Войны.

В школе я очень много читал художественную литературу, интересовала военная тематика, история, авиация, путешествия, фотография, устройство автомобилей и многое другое.

С отцом каждое лето выезжали на заготовку сена (с его организацией) для подшефных совхозов, осенью в тайгу, заготавливали кедровый орех, клюкву и прочие дары природы, а поздней осенью дрова. Дров нужно было много, в доме было две печи, а зимы в те годы стояли очень суровые.

Юность

Село Подгорное расположено под горой в полукольце реки Чая. Помню стихи Василия Казанцева.

Облака в воде качая,

Размывая берега,

По тайге блуждает Чая,

Молчаливая река….

Летние каникулы мы проводили на реке или в лесу. У ребятни много фантазий, строили плоты и сплавлялись на несколько километров вниз по течению, а затем тащили его вверх, как бурлаки на Волге, бросить было жалко. Купаться начинали вначале июня, были закаленные, поэтому практически не болели. В лесу строили землянки, как у партизан. С нашим соседом ездил на охоту (утка, рябчик, глухарь) и большую рыбалку (язь, щука) в протоках реки Чая.

После девятого класса, я два месяца отработал в районном узле связи, сопровождающим почты, в обязанности входило принимать и отправлять почту в аэропорту прямо с самолетов. Это было очень интересно, находиться среди взрослых людей, отвечать за порученный участок работы и получать заработную плату. В том же девятом классе все юноши проходили первичные военные сборы, которые проводил районный военный комиссариат. На этих сборах я уже официально заявил военкому о своём желании стать военным летчиком.

В десятом классе с моим одноклассником Сергеем Прибытковым прошли районную и областную медицинские комиссии и подали документы для поступления в Оренбургское высшее военное авиационное училище летчиков. Почему в это училище? Потому что его заканчивал Ю.А. Гагарин.

В 1978 году окончил школу и стал ждать вызов в знаменитое лётное училище, для сдачи вступительных экзаменов.

Наконец, пришёл вызов, только не из Оренбургского, а Сызранского училища. Военком умело убедил нас, что это истребительное училище. Прибыв в училище, мы увидели, на постаменте у ворот училища стоит вертолет Ми-1. Для меня вопрос был решен, я забрал документы и уехал домой. Поступать в гражданский ВУЗ было уже поздно, и я устроился на работу.

В феврале 1979, в отпуск приехал Сережа Прибытков, в форме с голубыми погонами, красавец. Он подробно рассказал об училище, и я уже целенаправленно подал документы в военкомат для поступления в Сызранское училище. В 1979 году успешно поступил, а в1983 году успешно окончил его.

После окончания училища был распределен в Одесский военный округ.

С декабря 1984 года по декабрь 1985 служба в ДРА.

Дневниковые записи

Декабрь 1984 год

После почти двух суток ожидания вылета по метеоусловиям в аэропорту города Одессы, 27 декабря около 22 часов самолет Ту-154 наконец-то взлетел и взял курс на город Ташкент. Моим попутчиком оказался знакомый командир эскадрильи из Херсонского вертолетного полка подполковник Бусыгин, летевший из отпуска в Кабул. За время полета он подробно рас­сказал мне о стране, где придётся выполнять интернациональный долг, хотя за полтора года своей офицерской службы я и так очень много знал об Афганистане. Полк, в котором проходил службу почти полностью состоял из военнослужащих, прошедших суровую школу не объявленной войны. Они охотно делились своим боевым опытом с молодёжью (335 отдельный вертолетный полк перебазировался из ОдВО в г. Джелалабад ДРА в 1981г.). Теперь в течение 12 месяцев и я буду набираться этого опыта.

Ташкент нас встретил морозной погодой, кругом лежал снег, чему я был ни мало удивлен после тепла, сырости и туманов Одессы. Бусыгин, оставив свои координаты в Кабуле, отбыл по своим делам.

Отправив, домой телеграмму  о благополучном перелете, остановил такси и поехал в штаб ВВС ТурКВО. По прибытию в штаб, я получил замечание, от офицера кадрового органа за нарушение формы одежды, - поверх повседневной формы была надета демисезонная летная куртка. Такие были времена, что даже на войну военнослужащий должен был убывать без всяких нарушений.

Офицеры управления кадров провели беседу о моём «добровольном» исполнении интернационального долга по оказанию помощи братскому афганскому народу. Выслушав наставления о моей «высокой миссии», а так же сочувствие в том, что направлен туда перед самым Новым годом, я получил предписание для прохождения дальнейшей службы в 181 отдельный вертолетный полк (г. Кундуз, ДРА) на должности летчика-оператора вертолета Ми-24.

Из штаба был направлен на Ташкентскую «пересылку» для записи на перелет военно-транспортным самолетом в Кабул, день убытия – 29 декабря 1984 года.

Прибыв на «пересылку», увидел здание, которое представляло собой что-то в виде казармы, с наполовину выбитыми стеклами и жутким холодом внутри, с шатающимися как тени в изрядном подпитии военнослужащими, ожидающими своей отправки. У окошка для записи на перелёт, ожидали своей очереди три лётчика и два десантника. Пока ждали начало записи, перезнакомились. Летчики оказались из полка штурмовиков Су-25 из г. Арциза, направлялись в Баграм, а десантники из г. Каунас - в Кабул, все после краткосрочного отпуска.

Записавшись на перелет, десантники, узнав, что я вертолётчик (у десантников особое, уважительное отношения к вертолётчикам, не раз выручавшим их из сложнейших ситуаций, связанных с риском для жизни), предложили вместе с ними устроиться в гарнизонной гостинице. Здесь первый раз в жизни я увидел в гостинице табличку: «Места есть». Устроившись, мы отправились осматривать достопримечательности г. Ташкента. Город нам очень понравился современными новостройками, широкими проспектами, скверами, местами культурного отдыха.

Утром 29 декабря прошли таможню на военном аэродроме «Тузель», но затем нам сообщили, что по метеоусловиям г. Кабула вылет отменяется до 30 числа. Предновогодняя погода дала нам ещё одни сутки мирного неба.

Вечером всей компанией, к нам присоединились ещё пять офицеров, пошли в ресторан «Заравшан» отметить наступающий Новый год. Но возле входа нас остановил начальник патруля, майор инженерных войск, уведомив нас, что ресторан закрыт на спецобслуживание и мест для нас нет. Но что может остановить людей уезжающих на войну? Мы оказались в ресторане за одним столиком с начальником патруля и неплохо отметили наступающий Новый год.

На следующий день, ранним утром, мы, человек 10-12 военнослужащих, остановили автобус, который перевозил рабочих на смену, скинулись по одному рублю водителю и вместе с рабочими поехали на аэродром. В местном буфете выпили на «посошок» по стакану узбекского портвейна, прошли все необходимые процедуры по оформлению вылета, и заняли свои места в самолете Ан-12.

Самолет был полностью загружен, гермокабину заняли 5 старших офицеров и 4 женщины,  в грузовом салоне стоял УАЗ-469 и ящики с имуществом, офицеры и прапорщики расположились на боковых сиденьях с кислородными масками, человек 80 солдат - вповалку на полу.

После погрузки, самолет вырулил на взлетную полосу, совершил разбег, тяжело оторвался от земли и медленно, будто нехотя, начал, пробивая облака, набор высоты. Набрав заданный эшелон (около 5 600 м.), монотонно гудя двигателями, АН выполнял свой полет за облаками. Сколько я не старался увидеть в иллюминатор ту, чужую мне «братскую» землю, кроме бескрайнего моря облаков ничего не было видно. От беззаботных выражений лиц моих попутчиков не осталось и следа, надев кислородные маски, все сосредоточились на своих мыслях.

Очень тяжело полет переносили солдаты, от недостатка кислорода были бледны, все лежали на полу, уткнувшись, друг в друга. Смотреть на этих 18-ти летних парней было почему-то больно, все были подстрижены под «ноль», очень худые, измученные и у всех какое-то отрешённое одинаковое вы­ражение лиц, будто говорившее: «хоть куда, лишь бы побыстрей».

После 3,5 часов полета наш самолет приступил к  снижению, пробив толстый слой облаков, сходу совершил посадку на аэродроме Кабула. Зарулив на стоянку, для переле­тающих самолетов, экипаж выключил двигатели и опустил рампу. Сопровождающие солдат офицеры, с помощью «богатого русского языка» и некоторой физической помощи, быстро произвели высадку и увели их.

Выйдя из самолета, я увидел свинцовое небо, вокруг серые, покрытые кое-где снегом горы, и очень много вертолетов и самолетов на аэродроме.

Простившись со своими попутчиками и спросив у встречающих, где дислоцируется отдельная эскадрилья подполковника Бусыгина, я направился на её поиски. Нашёл я его быстро, он командовал эскадрильей вертолетов Ми-8, осуществляющих транспортные перевозки в интересах Афганского правительства. Принял он меня хорошо, устроил на ночлег и сообщил, что 31 декабря два борта Ми-6 направляются в Кундуз.

Ночевал я в комнате у знакомого борттехника, который рассказал мне, что в октябре «духи» при заходе на посадку сбили самолет Ил-76, который перевозил книги. Так несколько тысяч книг разлетелись вокруг Кабула.

Меня это поразило, оказалось, не только оружие доставлялось в Афганистан…

Утром Бусыгин, посадил меня на один из бортов и пожелал удачи. В этом предновогоднем перелете я был единственным пассажиром на два огромных транспортных вертолета. Набрав безопасную высоту над аэродромом Кабула, вертолеты взяли курс на Кундуз.

Погода была хорошая и я почти весь полет не отрываясь, смотрел в иллюминатор. Кабул, раскинулся между гор со своими узкими улицами, глинобитными домами, мечетями и дворцом Амина, расположенном на самом высоком возвышении в городе. Далее под нами проплыла долина плавно переходящая в горы Гиндукуша, сверкающие на солнце белоснежными вершинами.

Всё увиденное было новым, незнако­мым, но кроме интереса вызывало и тревогу.

Произведя посадку на аэродроме Кундуз, вертолеты зарулили на перрон перед зданием КДП (командно-диспетчерский пункт).

Поблагодарив экипаж, я направился в расположение полка. Первыми кого я увидел, были мои однокашники по училищу лейтенанты Н. Дудников и Н. Камусев, (прибывшие в составе группы на два дня раньше, перегнав из «Союза» вертолёты). Они выходили из здания КДП и очень удивились, увидев меня. Они же помогли донести мои вещи до жилого модуля эскадрильи Ми-24, где я встретился со своими однополчанами майором В. Репиным, капитанами С. Поляковым, А. Клевжицом, А. Зуевым, лейтенантами В. Шейкиным, С. Ивановым и О. Невзоровым. Всем передал поздравления и новогодние подарки от близких.

В комнату вошёл человек чуть выше среднего роста, с усталым выражением лица в лётном комбинезоне и… в тапочках - это был командир эскадрильи подполковник Ковалев Николай Иванович.

Представившись командиру и объяснив причину моего прибытия, я убыл в штаб полка. В строевом отделе сдал предписание и был определён в боевой состав 181 отдельного вертолетного полка - командир подполковник Письменный В. М., 4-ая эскадрилья Ми-24 – командир Ковалев Н. И., звено майора Репина В. А., экипаж капитана Клевжица А. И.

Эскадрилья, до прибытия в Афганистан в сентябре 1984 года, базировалась в гарнизоне г. Нивенское Калининградской области и имела уже боевую потерю - экипаж вертолета  Ми-24, сбитый душманами в октябре, в Панд-Шерском ущелье.

Уладив все дела в штабе полка, я отправился помогать своим друзьям, в подготовке к встрече нового 1985 года и знакомиться с новыми сослуживцами.

Встреча нового года, как и другие праздники, в условиях боевой обстановки, конечно же, во многом отличается от мирной жизни - проходит вдали от Родины, своих близких, в условиях, связанных с риском для жизни. Все военнослужащие по своему предназначению находятся на боевых постах, в зависимости от сроков выполнения боевых задач круглосуточно, в течение всего периода боевых действий. Но, тем не менее, праздник есть праздник, отмечали его дружно. Командир полка и его заместители зашли в каждую комнату и всех поздравили с новым годом, а в полночь из всех видов оружия произвели праздничный салют.

Первую ночь в своей эскадрилье, я провел в комнате командира звена капитана Безродного, на кровати героически погибшего в Панд-Шерском ущелье в октябре 1984 года летчика-оператора старшего лейтенанта А. Бахтина…

Январь 1985 год

На войне нет выходных дней. Утром 1 января командир эскадрильи собрал наше звено в «Ленинской комнате» и поставил задачу: в течение трёх дней изучить район полетов, особенности эксплуатации и боевого применения авиатехники в горно-пустынной местности, сдать зачеты на допуск к полетам, получить бронежилеты и оружие.

В тот же день оружие и бронежилеты были получены. Все получили автоматы АКСУ, пистолеты ТТ и боеприпасы к ним. Начальник штаба организовал стрельбы на местном стрельбище, где мы настрелялись из личного оружия вперед на весь период пребывания в Афганистане. После стрельб приступили к изучению своего района полетов.

Аэродром Кундуз располагался на горном плато, тянущемся с предгорий на востоке  южнее г. Кундуз и имел очень вы­годное расположение, возвышаясь над населенными пунктами, расположенными в долине. На аэродроме базировалась крупная военная группировка Советских войск, в неё входили: 101 мотострелковая дивизия (мсд) и приданная ей отдельная вертолетная эскадрилья, 181 отдельный вертолетный полк (овп) - две эскадрильи Ми-6, эскадрильи Ми-8 и Ми-24, отдельная вертолетная эскадрилья Ми-6, осуществлявшая транспортные перевозки в интересах Афганского правительства, а так же множество обеспечивающих и тыловых частей. Мотострелковая дивизия располагалась в южной части аэродрома, а вся авиация - в северной. По всему периметру гарнизона находилось боевое охранение с тяжелыми видами вооружений (танки, САУ, системы залпового огня «Град») и батареи ПВО.

Авиагородок представлял целый комплекс служебных и жилых помещений, обеспечивающих жизнедеятельность гарнизона. Перед штабом полка стоял постамент боевого вертолета Ми-24, а центральная аллея представляла собой «Аллею боевой славы полка», с портретами лучших летчиков и специалистов. На территории городка располагался магазин военторга промышленных и продовольственных товаров, библиотека, клуб под открытым небом между летной и технической столовыми, спортивный городок. В каждом подразделении полка имелись свои бани, которые усовершенствовались и улучшались постоянно, потому что были самым излюбленным местом отдыха. В жилых модулях в каждой комнате имелся кондиционер и телевизор в «Ленинской комнате». Летчики нашего звена (8 человек) располагались в одной комнате. Из животного мира - огромный чёрный пес по кличке «Тузель» и кошка «Замена» - любимцы всего лётного состава. Таким образом, у нас имелся минимально необходимый набор «цивилизованных благ», который смог бы скрасить наше пребывание в городке.

Район полетов в нашей зоне ответственности представлял собой примерно такую карту: местность на Север до  р. Пяндж вдоль государственной границы СССР, на Востоке горную местность с крупными населенными пунктами (н.п.) Талукан, Файзабад (вертолетная площадка), Ишкамыш, на юг горно-равнинную местность до перевала Саланг, с населённым пунктом (н.п.) Баглан, Пули Хумри (вертолетная площадка), на Запад - горно-пустынную местность до н.п. Хайратон (вертолетная площадка), с н.п. Мазари Шариф (аэродром училища летчиков ДРА), Ханабад.

Горы в основном не превышали 2 500-3 500 метров.

Район и маршруты полётов изучался особенно тщательно, потому что от этого зависело точное и насколько возможно безопасное выполнение возложенных боевых задач, которые включали в себя: ведение воздушной разведки по обнаружению и уничтожению бандформирований, укрепрайонов, караванов и складов с оружием, средств ПВО; сопровождение колонн, перевозящих грузы, прикрытие и сопровождение транспортных вертолетов, при выполнении транспортных перевозок и десантировании войск, уничтожение противника по вызову или по заранее заданным целям и другие задачи, возникающие в ходе ведения боевых действий и повседневной деятельности.

Боевое применение включало в себя применение всего комплекса средств поражения вертолёта, с учётом его тактико-технических характеристик при полётах в горно-пустынной местности в условиях высоких температур.

Штурман эскадрильи майор Потапов И. Г. провёл занятия по пускам управляемых ракет и бомбометанию с больших высот, потому что прицельное оборудование вертолета Ми-24 не было рассчитано на такие высоты и требовались более точная техника пилотирования вертолета и применение новых методов в боевом применении прицельно-навигационного комплекса.

Начальник разведки довёл до нас, что собой представляют формирования «душманов» и что стоит у них на вооружении. Для нас, конечно же, особый интерес вызывало ПВО противника, которое включало в себя переносные зенитно-ракетные комплексы (ПЗРК) американского производства «Ред-Ай», «Стингер»; советские ПЗРК «Стрела-2», крупнокалиберные пулеметы ДШК и ПКВТ, а также стрелковое оружие. Для противодействия на вертолете устанавливалось на двигатели экранно-выхлопные устройства ЭВУ («уши»), инфракрасные ловушки АСО-2В, система «Липа», на наиболее жизненно важных системах и агрегатах установлена бронезащита.

Хотелось бы отметить, что для командира звена и командиров экипажей эта командировка была вторая но, несмотря на это, все подошли очень серьезно к подготовке и требовали этого от нас, своих подчинённых. 

Успешно сдав зачеты и пройдя тренажи по действиям при отказах авиатехники, и по применению средств поражения, мы были готовы приступить к выполнению боевых задач.

Первый боевой вылет

Первая боевая задача поступила 3 января 1985 года. Задача состояла в сопровождение парой вертолетов Ми-24 (командиры вертолетов к-н Поляков С. В. и к-н Клевжиц А. И.), звена вертолетов Ми-8 осуществляющих воздушную разведку местности на предмет обнаружения караванов с оружием, их досмотра и уничтожения по данным разведки в южном и юго-западном секторе ответственности. Дата выполнения 4 января 1984 года.

Получив боевую задачу, экипажи приступили к подготовке.

Такой тщательной подготовки к вылету мне кажется, у меня не было больше никогда в жизни.

Что было самое главное для меня в то время?

Для меня главное было, это помощь моего командира экипажа Александра Клевжица, Военного летчика первого класса, ветерана войны, кавалера ордена «Красная звезда», очень грамотного и опытного летчика, моего первого командира экипажа.

Вместе с ним мы подробно изучили район полетов и его особенности, места вероятного противодействия ПВО противника, взаимодействие экипажа в боевом вылете. Сказать, что не было волнения, переживания в ночь перед вылетом, значит, сказать неправду. Но, тем не менее, вера в свои возможности, в опыт старших товарищей действовали успокаивающе.

Боевая работа на аэродроме не прекращается ни на минуту, только затихает на ночь. Ещё до рассвета экипажи проходят медицинский контроль, завтракают и получают предполетные указания. Инженерно-технический состав готовит технику к вылету. Утренний воздух в горах разряжен и безветренен, и шум от работающих на земле вертолетов, готовящихся к вылетам, разносится на десятки километров.

Как обычно вылет на воздушную разведку местности назначается с наступлением рассвета. Передвижение душманов и караванов с оружием, в основном, осуществлялось ночью, а в дневное время они укрывались в пещерах, в ущельях, в кишлаках.

Четвёртого января, после предполетных указаний на боевой вылет, экипажи, приняв доклад бортовых техников о готовности к вылету и осмотрев вертолёт и вооружение, заняли свои рабочие места в кабинах. По команде ведущего группы запустили вертолеты и вырулили на взлетную полосу. На взлетной полосе выполнили контрольное висение, для проверки мощности силовой установки и органов управления, включили вооружение. Ведущий группы запросил разрешение на взлет, и шесть вертолетов один за другим оторвавшись от земли, начали набирать безопасную высоту над аэродромом. Небо было затянуто облаками, видимость 5-6 километров. Набрав высоту 2 000 метров, вертолеты взяли курс на Пули-Хумри.

После полётов на предельно малых высотах в «Союзе», где использовались все складки местности, чтобы быть незаметным для противника, полёт на такой высоте был необычным, было ощущение, что ты находишься у врага как на ладони, что всё оружие противника направленно только на тебя. Но это чувство быстро прошло, потому что необходимо было выполнять основную задачу, сосредоточившись на ведении визуальной ориентировки и поиске караванов, автомобилей, групп «душманов».

Поиск осложнялся тем, что эти объекты на такой высоте найти очень трудно из-за очень маленьких размеров, да и нас с земли видно за десятки километров, что позволяло им укрыться до того как их обнаружат.

Очень внимательно осмотрел дорогу Кундуз – Пули-Хумри, над ней ещё предстоит пролетать не один десяток часов по сопровождению наших колон, а также населённый пункт Баглан.

За 30 минут полета мы не увидели ни одной живой души. Было ощущение, что летишь над безмолвной пустыней, хотя кишлаки, горные тропы и дороги присутствуют. Долетев до Пули-Хумри, выполнили разворот на запад и полетели уже над плоскогорьем, представляющим собой небольшие горы серопесчаного цвета. Кое-где в ложбинах лежал снег.

Первыми цель увидели экипажи Ми-8 и начали наводить нас. Честно сказать сразу цель я не увидел, а обнаружил её только после снижения при выходе на боевой курс.

В ложбине занесенной снегом по узкой тропе шёл караван «вьючных» (верблюды, лошади, ослы) груженные тюками и ящиками. Спрятаться им было негде, хотя людей видно не было, наверное, разбежались, заслышав шум вертолетов, бросив караван на произвол судьбы.  

Первым, пикируя на цель, отработал по каравану неуправляемыми ракетами и из пулемета ведущий пары капитан С. Поляков, затем наступила наша очередь. Командир экипажа выполнил стрельбу неуправляемыми ракетами, которые попали точно в цель, я из пулемета - по месту разрыва ракет. При отвороте от цели увидел чёрно-красные воронки на белом снегу, убитых животных, разбитые ящики с боеприпасами и небольшое количество сбившихся в кучку «вьючных», стоящих в стороне.

По команде ведущего группы мы отошли от цели на безопасное расстояние и экипажи Ми-8 точными бомбометаниями завершили разгром каравана.

После выполнения задания группа взяла курс на свой аэ­родром. Посадку производили уже в солнечную погоду, солнце впервые за эти дни вышло из облаков.

После заруливания на стоянку и остановки двигателей, командир экипажа провёл со мной разбор полетов.

В целом больших замечаний не было, основным было то, что стрелять из пулемета мне нужно было не по разрывам ракет, а по той группе «вьючных», что стояла в стороне.

На стоянку подошел штурман эскадрильи майор Потапов И. Г., поинтересовался, как прошёл вылет, сделал нам замечание, за привезенные назад бомбы, и порекомендовал в дальнейшем их использовать по назначению.

Но в целом для первого боевого вылета мы отработали хорошо, командир экипажа восстановил свои навыки, а я получил первый боевой опыт.

Подготовив вертолеты к повторному вылету, мы отправились на КДП, где написали боевое донесение и затем пошли в свой модуль на отдых. Там нас уже ожидали наши товарищи, которые сразу приступили к расспросам о вылете и о впечатлениях после него.

Уничтожить караван с оружием в первом боевом вылете, это конечно большая удача и настроение было приподнято, а вера в свои возможности только усилилась. Можно сказать, что мы прошли боевое крещение и были готовы выполнять поставленные задачи.

Сопровождение  колонн

Боевая работа быстро вошла в нашу жизнь, на войне раскачиваться не дадут, каждый должен выполнять свои обязанности с отличным качеством и высоким чувством ответственности. Здесь нет лишних людей, нет слова «не могу» и зачастую жизнь одного напрямую зависит от профессионализма другого, независимо в каком роде войск проходишь службу.

После вылета на воздушную разведку местности 5 января 1985 года поступила новая задача – сопровождение колонны с продовольствием, боеприпасами и топливом.

С наступлением рассвета 6 января и прибытием воздушного прикрытия колонна выдвигалась из населённого пунктаПули-Хумри и направлялась в гарнизон Кундуз. Выполнив все необходимые мероприятия по подготовке к вылету, с рассветом наша пара вертолетов Ми-24 взлетела на сопровождение колонны. Подлетев к населённому пунктуПули-Хумри, ведущий пары вышел на связь с авиа-наводчиком, доложив о нашем прибытии в зону прикрытия колонны. С высоты полета наблюдалась узкая лента техники, выползающая из населенного пункта на трассу. В состав колонны входят несколько десятков грузовых автомобилей, в основном «КАМАЗы» с боеприпасами и продовольствием, топливозаправщики («наливники») и боевое охранение, включающие в себя танки, бронетранспортеры, грузовые автомобили с ЗГУ-23, распо­ложенными в кузове. В одном из бронетранспортеров располагается авиа-наводчик. Впереди колонны шли сапёры и «танк-тральщик». Расстояние между населёнными пунктами небольшое - всего около  80 км. В мирных условиях такая ко­лонна преодолевает это расстояние за 2-3 часа. В условиях Афганистана этот путь составлял весь световой день 8-10 часов. Дорога вся разбитая, в ухабах и воронках от взорванных мин, по обочинам валяются сожжённые автомобили и бронетехника. С правой стороны по ходу движения колонны находятся горы, с левой -населённый пунктБаглан и Багланская долина.

Колонна движется очень медленно, часто останавливаясь, то для проверки дороги на предмет обнаружения мин на подозрительных участках, то для обстрела вызывающих подозрение,  близко расположенных от дороги полуразрушенных домов и дувалов (каменных заборов).

Особую осторожность командир колонны проявляет при движении через кишлаки, вдоль «зелёнки» (насаждения деревьев) и нависших над дорогой скал. Колонна останавливается, авиа-наводчик даёт нам команду на разведку указанного объекта. Наша пара вертолетов снижается, пролетаем над указанными объектами, выполняем разворот и делаем залп неуправляемыми ракетами по «зелёнке», а в ложбины скал сбрасываем 100 килограммовые бомбы. Эффект от наших действий с земли, конечно, потрясающий. Авиа-наводчик благодарит нас, колонна продолжает движение, а мы занимаем установленную высоту, для продолжения прикрытия колонны. Действия командира колонны были, скорее всего, профилактические. При воздушном прикрытии нападения душманов на колонны практически не было, хотя в октябре 1985 года при сопровождении колонны из Кабула в Гардез был подбит вертолет.

После 1,5-2 часов полёта на смену прилетает другая пара вертолётов, а мы улетаем на дозаправку и зарядку боекомплекта. За день выполняем до 2-3 вылетов.

Полеты на сопровождение колонн выполняются очень часто, на первый взгляд они кажутся монотонными и однообразными. Но только на первый взгляд.

В сентябре 1985 г. мы сопровождали колонну из Пули-Хумри в Файзабад. Колонна насчитывала более 1 000 единиц техники и растянулась на несколько километров. Формировалась такая колонна один раз в год для восполнения боеприпасов, материальных средств, продовольствия и топлива гарнизона расположенного в Файзабаде. Расстояние, которое необходимо было преодолеть около 200 км, и чем ближе к конечному пункту маршрута, тем выше в горы уходит дорога и медленнее продвигается эта неуклюжая армада техники. Можно представить себе, какие меры безопасности предусмотрены и реализуются при движении такой колонны. Время в пути около трёх суток. Дневное время - в движении, ночь - отдых и устранение неисправностей на промежуточных пунктах, где расположены гарнизоны Советских войск.

Наша задача состояла в прикрытии колонны с воздуха по вызову авиа-наводчика, а также из положения дежурства на земле по вызову с командного пункта полка. Над колонной постоянно находилась пара вертолётов, сменяя друг друга каждые полтора часа. С высоты полёта было видно, как огромная масса техники еле движется, постоянно останавливаясь, обстреливая из бронетехники подозрительные места вдоль дороги и разминируя заминированные участки. Если поступала команда, то мы производили воздушную разведку маршрута, снижались на предельно малую высоту и буквально на «брюхе» облетали заданные участки разведки.

Что же я видел? А видел я заброшенные кишлаки с разрушенными и горящими домами, толпы афганцев уходящих подальше от этих кишлаков, расположенных вдоль дороги. Особенно врезалось в память, как переходила вброд горную реку, по всей видимости, семья: мужчина, женщина и двое детей. Мы летели очень низко над рекой и по курсу полета увидели этих людей. Они остановились на середине реки, обернулись на шум летящих вертолетов, увидев нас, встали, как вкопанные. Полет по времени скоротечен, но иногда хватает мгновенья, чтобы запомнить увиденное навсегда, на нас смотрели лица, выражающие ненависть, бесстрашие, непокорность и безграничное горе. В их взглядах не было страха, не было ужаса.

Конечно, кому понравится, когда сгоняют из своего дома, с родной земли и к какому очагу вернёшься после прохождения колонны, неизвестно.

Пролетев над ними, мы развернулись в сторону колонны, доложили о результатах разведки, и продолжили прикрытие на заданной высоте.

Прохождение такой колонны это настоящая войсковая операция. Главная задача, которая состоит в том, чтобы прибыть в конечный пункт маршрута с минимальными потерями в живой силе и технике и поэтому по всему пути следования стреляют из всех видов оружия по всему подозрительному, что окажется в поле зрения. Как тут не разбегаться в разные стороны? Война.

В одном из вылетов, поступила команда уничтожить дом, из которого был произведен выстрел из гранатомета. Стрелок промахнулся, но колонна остановилась и не могла двигаться, пока не будет уничтожена засада противника.

Получив координаты цели, вертолеты развернулись на боевой курс.

Первым для атаки заходил ведущий пары капитан Поляков С. В., на пикировании  выполнил залп неуправляемыми ракетами, точно в цель. За ним начали заходить на цель и мы, наблюдая, как он выходит из атаки, уходя с боевого курса выполняя правый разворот.

В какой-то момент его вертолет качнуло в левую сторону и через секунду с балочных держателей сошли авиабомбы.

Ведущий пары доложил об отказе левого двигателя, его выключении и сбросе авиабомб. Мы находились в непосредственной близости и под нами так «ахнули» бомбы, что казалось мы, разлетаемся в разные стороны – приборы от сильной вибрации были расплывчаты, свое физическое состояние на один миг было не управляемо. Но это только мгновение, хотя оно ощутимо, осязаемо. Бомбы были сброшены для облегчения веса вертолета с высоты почти в два раза меньшей, чем разрешенная для сброса с мгновенным взрывателем, и поэтому вся сила взрывной волны досталась нам. Хорошо осколками не задело.

Вертолет ведущего плавно развернулся в сторону аэродрома, не снижаясь, мы полетели на свою базу. Аэродром находился на расстоянии 35-40 км и через 15 минут, не занимая безопасной высоты над аэродромом, сходу зашли на посадку.

Поменяв вертолеты, продолжили выполнение задания.

После выполнения задания экипаж капитана Полякова С.В. был поощрен командованием.

Хорошо то, что хорошо заканчивается, бывали случаи, когда исход полетов был иным.

Июль

В июле 1985 года проводилась одна из самых крупных операций за всё время пребывания Советских войск в Афганистане по «зачистке» Панд-Шерского ущелья от банд мятежников под кодовым названием «Пустыня».

Огромное количество вертолётов авиации 40-й армии, сосредоточилось на аэродроме Баграм. Предстояло высадить несколько тысяч десантников в ущелье и сопровождать колонны.

Десятки вертолетов с раннего утра находились в воздухе, перевозя десант, боеприпасы, топливо и продовольствие. Прекратились вылеты около 14 часов из-за сильного ветра, порой достигавшего 40-45 м/сек.

Начиналась операция с очень неприятного, трагичного события.

Десятого июля почти все боевые вертолеты нашего полка  (40 вертолетов Ми-8 и Ми-24) примерно в 8 часов 30 минут вырулили на взлетную полосу и ожидали команды на взлет. Но вместо команды на взлет, поступила команда зарулить на стоянку и выключаться, а экипажам майора Ефимова и капитана Клевжица приготовиться к вылету на сопровождение санитарных вертолетов в сторону населенного пункта Ишкамыш (восточный сектор), где произвел вынужденную посадку экипаж капитана В. Гетманова.

На что капитан Клевжиц заметил, что это отнюдь не вынужденная посадка.

Как не хотелось в это верить.

За 30 минут до вылета группы, взлетела пара вертолетов отдельной вертолетной эскадрильи на воздушную разведку. Ведомым этой пары были мои однополчане командир экипажа капитан Вячеслав Гетманов и летчик – оператор Владимир Ландырев. Производя воздушную разведку, ведущий пары в районе населенного пункта Ишкашим Бадарахшанской провинции, обнаружил на высоте 3 200 м установку ДШК, доложил на командный пункт и начал выполнять маневр для уничтожения цели. Ведущий выполнил заход и отвернул, экипаж Гетманова зашёл на цель, произвел пуск неуправляемых ракет и при отвороте хвостовой балкой задел скалу на высоте 3 000 м. От удара вертолет полностью разрушился и сгорел. Но этого мы пока не знали.

Дождавшись санитарных вертолетов, с красными крестами на бортах, выруливших на взлетную полосу, мы произвели взлет и взяли курс на восток. Набрав высоту, вертолеты полетели в сторону Ишкашимскй долины. Мы летели замыкающими в группе. Солнце светило в лицо, ухудшая видимость.

Командир сказал мне, чтобы я своё внимание обратил на поиск очагов дыма. Всё внимание я сосредоточил на поиске вертолета. Вдруг, слева по курсу 15 градусов, на дальности около 10 км, появились отблески красно-багрового огня.

Я немедленно сообщил командиру.

Командир понадеялся на меня и доложил ведущему группы об обнаружение объекта поиска, вся группа взяла указанный мной курс. Через какое-то мгновение я понял, что за огонь принял скалу красно-багрового цвета. А ещё через мгновение ведущий санитарных вертолетов сообщил, что наблюдает на этой скале обломки сгоревшего вертолета.

Что-то не зависимо от меня подсказало мне, что именно на этой скале оборвалась жизнь моих боевых товарищей. Санитарные вертолеты встали в круг над объектом, а мы пролетели над горой, обстреливая, подозрительные участки. На самой верхушке горы, представлявшей маленький пятачок размерами не более 5 на 10 метров, были видны небольшие еле тлеющие обломки вертолета, блок неуправляемых ракет. Остальные части вертолета упали глубоко в ущелье, оставив на склонах горы след от сгоревшего керосина и останков фюзеляжа.

Экипаж ведомого вертолета в группе Ми-8 доложил об отказе двигателя, нашему экипажу поступила команда сопровождать его на аэродром.

Сопроводив до зоны аэродрома, мы вернулись на место катастрофы. Оставшийся вертолет Ми-8 завис над пяточком, опершись правой задней стойкой шасси на скалистую породу. Из вертолета выпрыгнули члены парашютно-десантной группы и члены экипажа и приступили к поиску.

Поиск проходил в труднейших условиях: среди ещё раскаленных обломков, неразорвавшихся неуправляемых ракет, по острым скальным породам. На борту остался один командир экипажа и, судя по всему, он испытывал огромное напряжение, удерживая вертолет на одном месте без помощи правого летчика, на высоте 3 000 м, на одной правой стойке шасси.

В эфире звучала одна и та же фраза: «Сейчас бы хоть глоток воды!».

 Мы барражировали над местом проведения спасательных работ, внимательно осматривая, что могло послужить причиной гибели экипажа.

Выполняя правый вираж на высоте 3 200 м. на самой верхушке горы мы обнаружили кладбище, состоящее из 3-5 могил. По мусульманским традициям у могил вкапывают под наклоном шест и повязывают на них поминальные тряпочки. Что за люди были похоронены на такой высоте? Я думаю, что не простые. По всей видимости, ведущий группы у капитана В. Гетманова принял эти шесты за ДШК и начал атаковать эти могилы. В. Гетманов увлекся атакой и начал поздно выводить вертолет из атаки, вдобавок попав в сильный нисходящий воздушный поток который со страшной стремительной силой тянет вниз и практически бесполезно, что-либо делать, чтобы выйти из него. В горах очень сильные воздушные потоки, на светлой стороне поток вверх, на тёмной - вниз. В левом развороте на расстоянии примерно 300-500 м от могил вертолет столкнулся хвостовой частью с горой.

Через 15 минут командир санитарного борта сообщил, что группа на борту, загружен один 200-ый, командир и летчик-оператор не найдены. Да и как они могли их найти, если после удара борттехника выбросило из грузовой кабины, а весь вертолет с почти полной заправкой топлива по склонам горы упал в ущелье.

Борт оторвался от пятачка и вся группа полетела на аэродром.

На смену нам уже подлетала другая поисково-спасательная группа. После заруливания и выключения двигателей, мы всем экипажем направились к стоянке санитарного борта. Увиденное потрясло, я впервые увидел, что остается от человека после катастрофы. От борттехника осталось обугленное тело. А что осталось от Гетманова и Ландырева? Славных сынов своего отечества. Вечная им память! 

Пока мы участвовали в спасательной операции, полк улетел в Баграм. Нас отправили на отдых, мы зашли в свою комнату и улеглись на панцирные сетки кроватей, потому что матрасы и постельные принадлежности были на борту, нас охватил тревожный сон.

Через час нас разбудили, мы пообедали и пошли к своим вертолетам для перелета в Баграм.

В Баграм прилетели уже под вечер. Сели. По пути к месту дислокации нашей эскадрильи встретили Полякова и Дудникова, они очень обрадовались, увидев нас. Они самыми первыми улетели в Баграм и о катастрофе узнали уже на месте. Им сообщили, что погиб наш экипаж. Серега Поляков где-то достал бутылку водки и с горя всю её выпил. Так что встретил он нас в соответствующем состоянии.  Все очень тяжело переживали эту трагедию.

На следующий день начались боевые действия за Панд-Шер. Десантирование войск и вхождение колонн, проходили без особых осложнений. У противника хорошо работала разведка, и они были прекрасно осведомлены о предстоящих действиях Ограниченного контингента. В боевые столкновения с нашими войсками не вступали, но чувствовалось, что душманы были везде. Был случай, почти комический, если бы не война.

Паре вертолетов нашей эскадрильи поставили задачу прикрывать колонну техники продвигающейся вглубь ущелья. Чем глубже колонна входила в ущелье, тем больше было превышение над уровнем моря, дорога пролегала на высоте около 3 000 м. Вертолеты кружились над колонной между белоснежными вершинами гор Гиндукуша. Силовые установки работали на пределе своих возможностей из-за предельной высоты полета. Вдруг ведущий пары доложил, что на верхушке горы наблюдает группу душманов. Высота горы более 4 000 м и она покрыта снегом.

Ведущий выполнил стрельбу неуправляемыми ракетами с небольшого угла кабрирования (выполнил горку) и ушёл с боевого курса.

Ведомый произвел пуск ракет и при выводе из атаки попал в «подхват» (неуправляемое движение вертолета связанное с конструктивным недостатком гидроусилителей рулевого управления, особенно на предельных высотах) и как летел с небольшим углом кабрирования, так и влетел прямо по курсу в снежную шапку атакуемой горы.

В это время на аэродроме экипажи эскадрильи в классе подготовки летного состава готовились к предстоящим заданиям на другой день. В класс вошёл заместитель командира полка подполковник Н. Лукашев и приказал командиру эскадрильи майору Чуваеву собрать данные на членов экипажа, а группе инженеров готовиться к вылету на место вынужденной посадки.

Для нас это был очередной удар, прошло два дня и ещё одна потеря. Одним из членов экипажа, был наш сослуживец, борттехник Юра Л. Поисково-спасательная группа прилетела через полтора часа. Борт Ми-8 был весь в пробоинах от пуль. Лица инженеров и медиков, находящихся на борту были бледны и напуганы. Вертолет, выполняя заход к месту аварии, был обстрелян плотным огнем из стрелкового оружия из рядом расположенных горных склонов. Это просто чудо, что никто не пострадал на борту, когда пули начали прошивать грузовую кабину, все упали на пол, как будто это могло спасти. Командир экипажа принял решение не рисковать жизнью людей и вернулся на аэродром. Одно мы узнали точно, что экипаж жив.

После вынужденной посадки и выключения двигателей, командир экипажа дал команду о занятии круговой обороны.

Все залегли за каменными выступами, командир осмотрелся и увидел, что борттехник Юра. Л. без личного оружия и бортового пулемета ПКТ, который должен быть на каждом борту, без защитного шлема и бронежилета, в одном лётном комбинезоне и сандалиях на босы ноги, а кругом снег и минусовая температура. На вопрос где оружие и защитные средства последовал немой ответ. Юра считал, что командировка в Афганистан это просто прогулка с некоторым экстримом, но ни как не предполагал, что такое отношение к своему профессиональному долгу подставит под угрозу его жизнь и жизнь его боевых товарищей.

Информация о вынужденной посадки вертолета Ми-24 мгновенно распространилась по всем соответствующим инстанциям 40-й Армии. Почти мгновенно начались действия по спасению экипажа. Несмотря на то, что несколько тысяч людей занимались непосредственной боевой задачей, спасение экипажа стало первостепенной. Так как шла высадка воздушного десанта и воздушное обеспечение операции, то в воздухе находилось много вертолетов. С воздушного командного пункта, одной из пар вертолетов находившихся в непосредственной близости, поступила задача высадить десант в районе посадки вертолета.

Летчики вертолетов Ми-8, проявив высочайшее мастерство, через 10-15 минут высадили группу десантников на высокогорную площадку на высоте почти 4 000 м.

Десантники, совместно с экипажем, заняли оборону и начали ждать вертолеты поисково-спасательного обеспечения (ПСО).

Душманы очень быстро окружили место посадки и наверняка надеялись на очень крупное вознаграждение за вертолет и экипаж с десантниками. После неудачного захода на посадку вертолетов поисково-спасательного обеспечения, ждать помощи было уже неоткуда, начинало смеркаться и темнеть. Душманы начали постреливать, нащупывая слабые места обороняющихся, для молниеносной атаки. У них явно было неоднократное численное превосходство. Времени на раздумье не оставалось, и командир десантной группы принял решение, подорвать вертолет и, маскируясь дымом уходить вниз в расположение наших войск.

Члены экипажа высказались против такого решения, аргументируя тем, что нужно спасать вертолет. Десантники ответили, что уйдут одни, вертолет спасти в таких условиях невозможно, а нужно спасать людей, не то «духи» всех перестреляют.

Мудрый и грамотный был командир у десантников, хотя отроду ему было чуть за 20 и звание «лейтенант».

Подорвав вертолет, под покровом ночи и дыма, группа без потерь в невероятно трудном спуске по скалам, под утро пришла в расположение наших войск.

Юру Л. мы увидели в Баграме. Весь измученный, оборванный, с разбитыми босыми ногами, он появился в нашем модуле и тут как гром среди ясного неба, началось землетрясение.

Все, кто находились в модуле, кто в чём выбегали по раскачивающемуся полу на улицу.

После этого случая, я до конца командировки не видел столь исполнительного, вооруженного и экипированного, постоянно чистящего свой бортовой пулемёт между вылетами борттехника, как Юра Л. Такие уроки не забываются до конца жизни.

Через несколько дней в ущелье из ПЗРК был сбит штурмовик Су-25. Во время падения у него оторвался и раскрылся тормозной парашют. Наблюдавшие за падением, приняли его за катапультировавшегося летчика. Нашли место падения быстро, но, увы, лётчик погиб на своём рабочем месте.

Надо признать, что при выполнении любой боевой задачи, лётчики нашего полка проявляли чудеса мужества и безграничного самопожертвования.

Командир звена Ми-8 капитан Зиверт обнаружил в ущелье тюрьму и под огнем противника высадил десант. Десантники быстро захватили объект, уничтожив и захватив в плен несколько десятков душманов, которые сообщили, что несколько часов назад 120 пленных были расстреляны боевиками Ахмад-Шаха, в том числе и советские военнослужащие, хотя достоверных сведений об  этому меня нет до сих пор.

В том же месте была обнаружена мощная радиопередающая станции американского производства.

Были случаи, когда экипажи Ми-8 снимали с боевых позиций крупнокалиберные пулеметы ДШК, чем спасли не одну жизнь советских солдат. Скорее всего, душманы, потеряв бдительность, уходили всем расчетом на молитву. На главенствующих высотах (3 000 - 3 900 м.) вдоль дороги по дну ущелья располагались наши посты, осуществляющие наблюдение за безопасным передвижением наших войск и за передвижением душманов Ахмад-Шаха. Так вот на эти точки почти ежедневно доставлялись боеприпасы, питание, вода, топливо для обогрева и работы портативных электростанций и почта, обратно забирали больных и раненых. Посадки вертолетов на такие площадки очень сложный элемент в технике пилотирования требующий высокого мастерства лётчиков.

Как уже отмечалось, вылеты осуществлялись до 13-14 часов, после чего из-за сильного ветра прекращались. Оставалась дежурить пара вертолетов Ми-8 и пара Ми-24, остальные экипажи отправлялись на отдых. В один из дней, выпавшем на наше дежурство, поступила команда на взлет в район ущелья, недалеко от г. Джабаль-Усарадж, забрать раненных бойцов и доставить их в Баграмский госпиталь. Руководитель полетов дал метеосводку: «… скорость ветра 40-45 м/сек.(140-160 км/час.), видимость по полосе 200-300 м».

Такой ветер и видимость превышали все ограничения экипажа и вертолета.

Развернув вертолёты против ветра, произвели запуск и взлетели со своих стоянок вслед за Ми-8-ми (до чего же крепка советская техника!). По мере набора высоты вылетели из облака пыли, перед нами предстала, вся Баграмская долина в красно-песочном цвете от поднятого ветром песка. Не было видно ни одного хоть маломальского ориентира, кроме верхушек гор, еле выделяющихся на фоне песочного неба. Группа собралась в воздухе, встала на заданный курс и полетела к месту эвакуации раненых. Долетев до места, мы остались в воздухе для прикрытия Ми-8-х, выполнивших посадку.

День был почти на исходе, а переход между светлой и темной стороной в горах происходит почти мгновенно. Снизившись на тёмную сторону горы, нас резко бросило вниз, с огромной вертикальнойскоростью под воздействием нисходящего потока огромной силы. Казалось вот чуть-чуть и мы столкнемся с рядом расположенными скалами и поделать, что-либо не могли, вертолёт был не управляем. В какой-то момент, долетев до границы темного и светлого, вертолёт остановился в своём падении, и с такой же невероятной силой стал набирать высоту. Нам необходимо было набрать как можно больше высоты, чтобы не попасть на темную сторону ущелья, с чем мы успешно справились. Дождавшись взлетевших Ми-8-х, мы взяли курс на аэродром.

Ми-8-ые выполнили посадку на площадку в Баграмском госпитале, а мы на аэродроме.

Каждый день боевых действий начинался очень рано, ещё до восхода солнца. Экипажи выходили на аэродром для подготовки техники. Вокруг стояла звенящая тишина, долина наполнялась матовым светом, восходящего солнца. Из-за гор его ещё не было видно. Однажды под своим вертолетом я разбудил спящего у своего пулемёта солдата из караульной роты, будил, долго тряся  всё его тело, а он никак не хотел просыпаться, проснувшись, никак не мог понять, где он и что от него хотят. Уснул солдат, видно надеясь все на то же русское «авось пронесёт», а может, был физически измотан постоянными караулами, отделяло же его от противника всего метров 100, да посредине жидкая колючая проволока. А у него свой пост – это целая эскадрилья боевых вертолетов и его собственная жизнь.

Осмотрев и опробовав вертолеты, построились на предполетные указания.

На одном из построений у меня возникло ощущение, что земля уходит из-под ног, а душа вылетела из тела и через несколько секунд, я увидел впереди себя, на удалении 5-7 км, разрывы артиллерийских снарядов – это батарея 122 мм самоходок производила «утреннюю профилактику» по позициям душманов шрапнелью. Эффект неожиданности был конечно невероятным. За артиллерийским огнем воздух сотряс рев турбореактивного двигателя на форсажном режиме. Это был взмывающий почти вертикально ввысь истребитель МиГ-23, улетающий на разведку погоды.

Экипажи расходятся по бортам, запускают вертолеты и от тишины не остается и следа.

Октябрь

Кабул. Прилетели почти всем полком. Транспортные вертолеты перевозили грузы, а мы (экипажи Ми-24 и Ми-8) готовились к «зачистке» дороги, направления Кабул – Гардез.

На Кабульском аэродроме сосредоточилась почти вся армейская авиация 40-й армии. Наша задача как обычно состояла в прикрытии десантов, колонн, разведки и т.д. В воздухе находились десятки вертолетов, выполняя различные задачи. Управление ими осуществлялось с воздушного пункта управления (ВЗПУ) на базе самолета Ан-30. Члены экипажей таких пунктов обладали высочайшим мастерством. Они знали задачу каждого экипажа, время нахождения в воздухе, количество десантников, боевую зарядку и ещё множество факторов влияющих на выполнение боевых задач.

Одним из руководителей такого ВЗПУ был подполковник Кускильдин, в высоком профессионализме которого мне пришлось убедиться в реальной боевой обстановке.

Нашей паре поставили задачу прикрывать поисково-спасательную группу, осуществляющую эвакуацию экипажа Ми-24, сбитого в 50-60 км юго-западнее аэродрома Кабул. Полет происходил без осложнений, мы встали в круг и осуществляли прикрытие. Запас топлива позволял нам осуществлять полет в течение одного часа тридцати минут, подлётное время с места прикрытия до аэродрома 15 минут. Общее время нахождения над объектом не более одного часа. Нашей парой руководил ВЗПУ позывной «Казбек» руководитель полетов подполковник Кускильдин. Время нахождения над объектом истекло, ведущий пары запросил у руководителя уход на основной аэродром по остатку топлива.

Руководитель ответил «… у вас топлива еще на 20 минут продолжайте задание».

Вот так, до аэродрома топать 15 минут и на аварийный остаток топлива надеяться не приходиться. Ну что поделать, приказ есть приказ, пары, которая бы нас подменила нет, а прикрывать товарищей нужно. Прошло 5, 6, 7 минут и вдруг долгожданная команда Кускильдина «Паре 533-го возвращаться на точку», подлетела пара для нашей замены.

Остаток топлива - на 13 минут полета на самых экономичных режимах. Подлетели к Кабулу, запросили посадку с ходу, но не тут-то было, нас отправили по установленной схеме захода на посадку. Бортовой речевой информатор постоянно оповещает об аварийном остатке топлива. Стрелка топливомера уже лежит на нуле, а до полосы лететь ещё один километр. Нервы на пределе. Вот и  полоса, посадка по-самолетному, двигатели работают, заруливаем на стоянку и выключаемся. Подъезжает топливозаправщик. Техники определили остаток топлива, на нашем борту 20 литров, а на ведущем 40. Вот так, на нашем примере, рассчитывали полетное время воздушные пункты управления, чтобы с «максимальной эффективностью использовать боевые вертолеты».

Обстрел Кабульского аэродрома

Операция по «зачистке» дороги на Гардез продолжается. Вечером, после полетов на прикрытие наших спасателей, получаем задачу на следующий день. Задача заключается в следующем: выйти на площадку, произвести её разминирование (пуском неуправляемых ракет по площадке высадки), обеспечить высадку и воздушное прикрытие десанта в 100 км, юго-восточнее аэродрома Кабул, для блокировки выдвижения душманов из района боевых действий, с целью их дальнейшего уничтожения. В составе группы – командир эскадрильи майор Чуваев (позывной 500-ый) его ведомый заместитель командира эскадрильи майор Ефимов, вторая пара в составе - ведущий капитан Поляков и его ведомый капитан Клевжиц.

Взлетели ранним утром самыми первыми.

В ходе набора высоты над аэродромом, наблюдал как десантники «ручейком растекались» по бортам вертолетов Ми-8, которые должны взлететь через десять минут после нас. Только набрали 500 метров над аэродромом, как в эфире прозвучала команда руководителя полетов (50-го отдельного смешанного авиационного полка): «500-ый, аэродром обстреливают ракетами из-за северной горы, срочно подавить установки противника».

Внизу, на поле аэродрома я увидел пять пыльных облачков от разрывов ракет. Две ракеты взорвались на стоянке Кабульского международного аэропорта, у самолета совершающий рейс Дели-Кабул-Москва и три на стоянке вертолетов, где шла погрузка десанта.

Реакция ведущего группы была мгновенной, по его команде мы начали поиск. Экипаж майора Чуваева обнаружил, уже за северной горой, небольшой грузовичок, на большой скорости, удаляющийся в северном направлении. По команде, экипаж майора Ефимова произвёл пуск управляемой ракеты с высоты 30 метров, расстояние от вертолёта до цели было метров 600. Ракета, вылетев из пусковой трубы, ударилась плашмя о дувал (забор) и вошла в кабину грузовика.

Нашей паре поступила команда отвернуть влево, а пара Чуваева продолжала поиск в районе уничтожения цели. При отвороте я увидел, что по дороге, на запад, удаляется автомобиль, расстояние до него примерно 3-4 км. Я немедленно доложил командиру экипажу, он ответил: «не вижу, бери управление, выводи на цель». Доложили ведущему пары, он тоже не видит, и пристроился за нами.

Взяв управление, вывел вертолет на боевой курс, командир увидел грузовик ГАЗ-51 мчавшийся на всех парах и выполнил пуск неуправляемых ракет, которые легли точно впереди автомобиля. Я прицелился для стрельбы из пулемета, нажал на кнопку «огонь», пулемет сделал один выстрел и заклинил.

Уничтожил машину экипаж Полякова, так «прошелся» из пулемета по машине, что от неё щепки летели в разные стороны.

При левом отвороте, в сторону северной горы, борттехник Руслан С. доложил, что наблюдает ещё одну машину, уходящую вверх по серпантину. Стрелять неуправляемыми ракетами нельзя, машина почти под нами, у меня пулемет заклинил, зато Руслан из своего ПКТ с левого борта произвел очередь прямо по кабине. На правом сиденье душман сразу был сражен, а водитель, высочайшего роста в белой одежде, медленно вылез из кабины и, держась за борт кузова, стал передвигаться в зад автомобиля. Мы развернулись на боевой курс, мне хорошо было видно этого душмана, командир произвел пуск ракет по автомобилю. Четыре ракеты легли строго по периметру, одна из них под ногами этого душмана ….

Разобравшись с противником, приступили к выполнению основной задачи.

Прилетели на площадку, разминировали её (выполнив залп ракетами по площадке), поддержали высадку десанта и улетели на аэродром Гардез.

Приземлившись, приступили к подготовке вертолетов к повторному вылету. Я и командир экипажа начали разбираться, почему заклинил пулемет, оказалось, при зарядке специалисты группы вооружения Кабульского полка нарушили технологию зарядки патронной ленты, что реально привело к срыву боевой задачи, а если бы с грузовиков было огневое противодействие, то мы бы, как голуби мира, только крылышками им в ответ махали. Хорошо Ми-24, «летающий танк», и вооружение на нём достаточно.

После заправки и зарядки вертолетов, командир эскадрильи приказал всем отдыхать. Экипажи направились в курилку возле КДП. В ней находился старший лейтенант, десантник, сопровождавший двух бойцов в Кабульский госпиталь. Разговорившись с ним, я узнал, что солдаты наркоманы. Служили они уже второй год и в основном на блокпостах, вот и подсадили их афганские мальчики на наркотики. Дури этой там навалом и стоит гроши. Что стало с этими бойцами в дальнейшем? Страшно подумать. Война, оказывается, не только там, где стреляют.

Внезапно поступила команда группе Чуваева срочно возвращаться в Кабул. У всех возникла тревога, почему такая спешка? А мысль свербит, всё же уничтожили три машины и их пассажиров.

При подлете к Кабулу нашей паре поступила команда захода на посадку, а паре Чуваева выйти в район уничтожения автомобилей и осуществить прикрытие досмотровой группы.

Через два часа после приземления всей группы стали известны результаты нашей работы. В первом грузовике (ГАЗ-51) находилось 30 реактивных снарядов калибра 100 мм, во втором, что уходил по серпантину, пусковая установка для ракет.

Да, хорошо, что мы были в воздухе, натворили бы дел эти ракеты. Спасли, я думаю не один десяток человеческих жизней и дорогостоящей техники.

После обеда поступила команда: эскадрилье Ми-24-х возвращаться в Кундуз. Причина возврата - поступила информация о готовящимся обстреле Московского погранотряда.

Взлетели всем составом эскадрильи.

Погода была изумительная, как говориться в авиации «миллион на миллион». За  перелёт мы ещё раз полюбовались величественными горами Гиндукуша и залитыми солнцем долинами предгорий. Ощущение от полетов, по сравнению с первыми вылетами, стало совсем другое. Появилась уверенность в своих силах и исчезла излишняя тревожность. Перелет эскадрильи благополучно завершился в Кундузе. Пока техники готовили вертолеты к повторному вылету, мы получали от командира полка боевую задачу…

О необходимости той войны для СССР и о последствиях её для страны

В то время проводилась идеологическая компания по доведению до военнослужащих и населения, о необходимости введения и присутствия наших войск для защиты завоеваний апрельской революции в Афганистане. Мы считали своим долгом выполнять боевые задачи там, где это необходимо. Вопросов лично у меня не было, как и у моих сослуживцев. На десять лет было перекрыто поставка наркотиков в СССР, не допустили американцев и их сателлитов к нашим границам. В Афганистане строились больницы, школы, в СССР в ВУЗах обучались тысячи афганцев.

Необдуманная политика Горбачева и его команды привела к развалу СССР.

Желание показать, какой он миролюбивый, привело к необдуманному выводу войск и предательству правительства Афганистана, отбросило страну обратно в средневековье и развязало гражданскую войну. Запад, почувствовав слабость, напал на Ирак. Затем вывод войск из стран Варшавского договора привел к выходу из соцлагеря стран Восточной Европы и параду суверенитетов Союзных Республик. Результат – блок НАТО у границ России, а США уже двадцать лет в Афганистане.

Местное население

Приведу отрывок их своего дневника.

… В один из дней, возвращаясь в жилой модуль после вылета мимо КДП (оно же здание аэропорта), мы приятно удивились, что рядом с ним открылся мини базар. Афганцы торговали свежими фруктами, овощами, сухофруктами. От вида дынь, арбузов, винограда и других вкусностей было ощущение, что мы находимся на восточном базаре. Мирно торгующие афганцы приветливо улыбались и зазывали нас, чтобы мы непременно купили у них. Но чувство настороженности всё же осталось, не дай бог отравят? Посмотрев на базар, мы продолжили свой путь. В вечернее время каждый занимался своим делом, кто письма писал, кто книги читал, кто в курилке в нарды играл. Каждый день в местном «кинотеатре» показывали фильмы, которые мы с удовольствием просматривали, и даже не один раз.

Скоротав тихий летний вечер, все легли отдыхать. Но вдруг наш модуль начал сотрясаться от залпов самоходных 122 мм гаубиц, за залпом последовал залп батареи «Град». Мы стояли у окон и наблюдали, как огненный смерч улетал в чёрное небо.

В комнату вбежал, начальник штаба, сообщив что «духи» обстреливают ракетами аэродром, приказал выдвинуться к вертолётам и произвести вылет по команде, в указанный квадрат. Нам хватило несколько секунд, чтобы надеть комбинезоны, обуться, взять лётное снаряжение, получить оружие у начальника штаба и, выскочив из модуля бегом направиться в сторону стоянки вертолетов. Воздух сотрясался от взрывов и свиста снарядов и ракет. Ракеты, падая и взрываясь, создавали огненный столб из красных раскаленных осколков высотой метров 30-40, а мы бежали, несмотря на разрывы….

Последствия обстрела для нашего гарнизона были незначительны. Первые ракеты упали, не долетая позиции батареи ПВО, в начале ВВП, затем с интервалом 80-100 метров они падали, приближаясь к КДП, в результате одна ракета упала в расположение бань, уничтожив две или три бани. Всего было выпущено около 50 ракет. Наведение осуществлялось с «мини восточного базара». После этого ракетного обстрела, вся «восточная» торговля вблизи аэродрома была прекращена.

Какое может быть отношение? Только отвернись, сразу нарвешься на неприятность.

Отношение к «афганцам» на «гражданке» и в армии.

В настоящее время в нашем районе, да и вообще в г. Москве проживает очень много афганцев, которые покинули свою Родину вслед за нашими войсками. Живут своими семьями, дети учатся в школах и уже обрусели. На 15 февраля (день вывода войск) обязательно учувствуют вместе с нами в мероприятиях, посвященных этой дате, и обязательно подымают стопку водку за здоровье живых и в память погибших. В общем, люди как люди.

Негатив войны

Война – это очень страшно. Особенно когда погибают боевые товарищи, и на своих плечах несешь гроб с телом к самолету, который отвезет его на Родину, а ты дальше выполняешь боевые задачи, несмотря ни на что.

Нужно иметь очень крепкую психику, чтобы не сломаться.

Отвыкнуть от постоянного пребывания в стрессе очень тяжело, очень многие сломались уже после войны. Государству они стали не нужны.

Худой мир лучше хорошей войны

С 1986 по 1990 годы служба в Монголии. Опыт ведения боевых действий, передавал летному составу в подразделениях, в которых проходил службу. В 1989 году начался вывод войск из этой страны.

С 1990 по 1993 года обучался в Гуманитарной академии ВС РФ.

С 1993 по 2007 годы проходил службу в частях армейской авиации Московского Военного Округа (МВО), выведенных из ГДР практически в чистое поле, в качестве заместителя командира полка по воспитательной работе, командира отдельной вертолетной эскадрильи, заместителя начальника штаба авиации МВО.

В боевых действиях больше не участвовал.

С 2007 года военный пенсионер.

В настоящее время работаю в опытном конструкторском бюро Московского вертолетного завода им. М. Л. Миля (АО «НЦВ Миля и Камова») начальником отдела по изготовлению эксплуатационной документации».

У каждого свой Афганистан

Тищенко Андрей Петрович

год рождения  - 14. 01. 1967.

Место рождения – Томская область, Молчановский район, с. Молчаново.

Образование – высшее: Бийский пединститут, спортфак, Новосибирский  государственный аграрный университет, юрфак.

Годы службы:  1985-1988 годы.

Рядовой.

Призван из Томска, Октябрьским РВК.

Комиссован по ранению. Военный инвалид.

Награждён орденом  «Красной звезды».

27 прыжков с разного типа самолётов и вертолёта МИ-8.

В Афганистане  пробыл почти восемь месяцев.

Удивительное дело, все солдаты-ветераны, не раз побывавшие в боях, не любили и не любят много рассказывать о них. Всё как-то у них просто: был, стрелял, ходил в атаку… Всё больше вспоминают что-то совсем далёкое от боевой обстановки и часто совсем анекдотичные случаи из армейской жизни. Вот и герой нашего рассказа такой же. Но тем, наверное, и интересен русский солдат, что не кичится своими подвигами, не выставляет напоказ свои раны и награды. Просто живёт и работает, как ему его совесть подсказывает.

Вот что  рассказал о своей службе в Афганистане и жизни после него Андрей Петрович Тищенко.

Детство

Наше село - районный центр. А в остальном, село как село. Как и сотни тысяч сёл в России.

Разве вот только река Обь рядом, да тайга, кедрачи, болота – все прелести и радости Сибири в пределах доступности детворы. На реке торчал с детства, да и по тайге шастал не хуже взрослых: кедровая шишка, клюква, смородина, малина – всё моё было. С раннего детства любил стрелять из рогатки. Подрос, отец в 12 лет дал ружьё 28 калибра. У старшего брата Игоря ружьё 20 калибра появилось в 14 лет. Нас трое мальчишек было в семье, я самый младший, брат Виктор старше меня на 4 года, Игорь - на два. Вот все вместе мы и ходили на охоту.

Честно говоря, в школе учился не очень. Столько соблазнов на улице и в тайге, что не до учёбы. После восьмого класса поступил в училище ССПТУ-11. Вот там учился хорошо. Даже в местной газете отмечали за собранный большой процент зерна с гектара. Получил специальность  механика-водителя и авто-слесаря 4 разряда.

В училище была военная подготовка, мы стреляли из АКАМ-74. Выбивал из трёх выстрелов самое малое 27 очков, но в основном, все пули ложились на мишени в девятку и в десятку.

Томск

После окончания училища, не пошёл работать по  направлению, решил перебраться в Томск. Всё-таки город. Хотел дальше учиться, но не сложилось. Поступил работать на завод ГПЗ-5, в транспортный цех, водителем на «ЗиС-5». Водительские права у меня уже были. Машина, честно говоря, попалась развалюха-развалюхой, за территорию завода выезжал редко, в основном развозил грузы по территории. Работа мне нравилась. Дороги хорошие и ГАИ нет.

Ещё дома, в деревне, увлекался спортом: футбол, хоккей, мотокросс, лыжи… Этим же занимался и в городе. Тогда в Томске было широко развито движение лыжников, казалось, весь город на выходные вставал на лыжи.

Был прописан в заводской общаге, но жил на съёмной квартире. Общежитие было напротив завода, в кирпичной пятиэтажке. Изредка появлялся там, когда шёл с работы, чтобы забрать почту из дома.

 Последний раз прихожу, а там для меня уже куча повесток на вахте лежит. Взял последнюю, и пошёл в военкомат. Всё объяснил, как получилось с повестками. Военком сказал: «Увы, эта повестка уже не для тебя, а ждёт тебя весёлая служба в обнимку с автоматом», и вручил новую повестку. Постращал, чтобы не вздумал прятаться, посадит. Но я и не думал прятаться. Да и чувствовалось, что стращал командир просто так,  для порядка. В положенное время прибыл к месту назначения – спортзал лампового завода, попросту «Лампочка». Там узнал, что зачислен в команду «59-ф». Но что это за команда никто не говорил. Перед этим съездил домой, как положено отпраздновал с родственниками и друзьями призыв в армию. Вернулся в город, и сразу на поезд «Томск-Новосибирск» и далее в Ташкент.

Присяга.

Присягу принял в Фергане, в учебном центре.

В учебке нас сразу построили и стали спрашивать, кто, где и кем хочет служить. Вроде, как добровольно, по призванию. Полная демократия.  Кто пулемётчиком вызвался, кто радистом…  Ну, а мы с дружком, с которым подружились в спортзале на «лампочке», решили быть разведчиками. Честно говоря, я мечтал о новом «КамАЗе», но Андрюха Семыкин уговорил. Да и книг про разведчиков в своё время начитался вдоволь, фильмов всяких насмотрелся. Едва ли не Штирлицем себя почувствовал… Это же круто – «вэдэвэшная» разведка!!!...

Ох, как я потом Андрюху проклинал, как ему, бедному, икалось!...

Первые десять дней нас не напрягали, только бегали по кругу стадиона километра по три с утра. Нормальная, думаю, служба. Ну, а потом началось… Все на футбольном поле лежат - мы бегаем, все отдыхают - мы  бегаем, всё свободное время - на турнике, рукопашный бой, бег… И так все шесть месяцев. Всё проклял, думал, не выживу.

Но хуже всего был забег на 15 километров. Хорошо, не по полной боевой: противогаз, каска, лопатка и автомат. Без бронежилетов. Но всё равно это было что-то!..

Бегу и кричу Андрюхе:

- Если добежим, я тебя точно убью… за разведку.

Думал, не добегу, добежал. С нашего батальона не все дошли до финиша. Человек 15 в итоге списали из разведки.

С первого месяца  все знали, что готовят в Афганистан. И как это звучит непатриотично, лететь туда охоты большой у меня не было.

На четвертом месяце, при возвращении с горного центра, был восьмидесятикилометровый пеший марш-бросок. Шли, наверное, часов шестнадцать. С  десятиминутными  остановками на отдых, переобувание и еду… Иногда бежать заставляли. Правда, разрешали выходить из колонны и перематывать портянки. Когда вошли в Фергану, многие шли на автомате, на ходу спали. Один во сне вышел из строя, и долбанулся головой в забор… Колонна свернула в сторону, а он не заметил, спал.

Когда пришли в казарму, дали часовой отдых, потом завтрак и день по распорядку. Естественно, все без ног.

Выдержали. Всё выдержали.

На стрельбище стреляли из автомата. На гражданке я стрелял хорошо, а тут три раза по три патрона и ни одного попадания. После каждого промаха взводный заставлял меня ползти к мишени. Ну, я поставил гильзу недалеко от себя и стрельнул в неё. Вижу, пуля ушла метра на полтора в сторону. Понял, что сбит прицел. Примерно прикинул, как из этого автомата стрелять, сделал в уме правку и следующей серией выстрелов попал в «десятку» и «восьмёрку».

 Говорю взводному:

- А теперь вы попробуйте.

Он полрожка расстрелял и ни одного попадания. Понял, что зря на меня наезжал, сказал, что нужно в лагере отдать  автомат на пристрелку.

Пристреляли хорошо.

Не скажу, что я снайперски стрелял, но точно лучше многих. Стреляли по разным  движущимся мишеням, мне всегда хватало минимум патронов для поражения своих целей.

А тут приезжает комиссия в учебку, и мне дают в нагрузку двух воинов, которые вообще стрелять не могут. То есть, в стоячую мишень они ещё с грехом пополам попадают, а вот по движущимся целям - ни в какую.

Нас втроём отправляют на рубеж, и говорят мне:

- Андрей, все трое должны отстреляться на «отлично».

Ясное дело, не хочется командирам перед комиссией опозорится.

Мы в окопах далеко от комиссии, они нас не видят, у меня один рожок лишний, и все наши цели  были поражены. Все довольны.

От взводного получил увольнение в город.

Идём мы по городу с Андрюхой Семыкиным, курим, дышим свободой… и на встречу замполит в тренировочном костюме. Два наряда на кухню получили за курение в неположенном месте.

Эх, знал бы замполит, что я после наших тренировок готов был хоть три года торчать на кухне. И сытый, и без физкультуры.

Афганистан

Когда прилетели в Афганистан, попали в десятидневный карантин в 350-й полк. За десять дней отстрелялись по многим видам оружия: автоматы, пистолеты и пр.

Когда пришли покупатели, и снова стали спрашивать, кто куда хочет, я сказал:

- В оркестр.

Штирлицем быть уже не хотел.

Я немного в детстве играл на трубе, а в Фергане наблюдал за музыкантами. Мы качаемся из последних сил, а они лежат на травке под деревом шелковицы (тутом) и в дудочки дудят. Так к ним прилечь хотелось…

Но пришёл земляк из старослужащих, командир отделения Лёха Верещагин, и говорит:

- Нет, земеля, будешь разведчиком.

Утром проснулся в 6 часов уже разведчиком, думал, сейчас снова муштра начнётся.

Светло, ещё не жарко, мулла кричит на минарете на весь Кабул.

Пробежка.

Построились, два круга сделали внутри части километра полтора-два, и всё. Даже одышки не было. Потом турник, рукопашка… И первые боевые, вторые боевые, третьи боевые…

На третьих боевых с нами был «МаЗ» «Ураган» с ракетой. Ночью спим, никого не трогаем и вдруг грохот как ухнет…Такой грохот стоял, земля тряслась, как при землетрясении. Душа в пятки ушла.  Ну а потом пошла обыденность незапоминающаяся, сплошные боевые…

На 9-10 мая попали под дождь в горах. Тоже не забудешь. Если не умеешь с палатками обращаться в горах, замерзнуть можно. Три армейские плащ-палатки над головой выкладываются черепашкой на двоих и тогда терпимо. В горах погода - не приведи господь!

Родителям всегда писал, что служу в Германии, погода хорошая, кормят отлично…

Первый бой

Не помню название речки… Была общевойсковая операция. В нас стреляли, мы стреляли. Духи стали наступать, взводный дал координаты реактивной установке. Наши дали залп. Мы побежали в оду сторону, духи в другую. Вот и весь первый бой.

Награды.

Орденом наградили потому, что я уже в госпитале в России был, а так бы… замылили.

Есть такие стихи, кто–то из наших сочинил:

Штабных в Кабуле ждет награда,

А мы привыкли без наград.

На перевале вновь засада.

Опять кого-то в медсанбат.

И всё так было и так будет

Под солнцем - каждому своё.

В кровавой бойне гибнут люди,

Преуспевает - вороньё...

Сейчас половина страны ходит с боевыми орденами. Раздают награды как бижутерию: за что? почему? - неизвестно. Обидно за ребят. В основном ордена давали убитым и раненым. Выжил в бою, вот тебе и награда. Живи дальше… Но, конечно, были и геройские ребята. Попадали в страшные переделки и достойно выходили живыми… Вот у них ордена по заслугам.

Короче. Были мы в разведке, я старший в боевом дозоре, увидели небольшой укрепрайончик. Слышим, ишак орёт… Отмашку дали, чтобы наши притаились, вдвоём с напарником вперёд пошли. На точке двое. Один душман просто спал, второй что-то ковырялся у ДШК. Ну, дали ему по голове, связали обоих. За это и дали орден. Всё буднично и просто. Без особого патриотизма.

Будни

В нашем взводе были ребята из разных регионов. Томичей раскидали сразу по прилёту в Кабул по разным частям. Но земляки во взводе имелись.

С дембелями отношения были нормальные, не сильно прессовали. Нынешней дедовщины не было точно. Мы были почти одного призыва, возможно, поэтому. Да и обстановка не располагала к дедовщине, молодёжь учили для совместного боя.

Офицеры были грамотные, порядочные. Солдаты быстро к ним привыкали. Приказы выполняли беспрекословно, особенно, в горах. Комбат Каримов улетел в отпуск в Союз, нам дали из третьей роты командира, хорошего человека и офицера, так мы всё равно к нему как-то не так относились, как к своему капитану…. Наверное, ещё потому, что мы «ВДВ», а он из пехоты пришёл.

Особисты знали своё дело чётко, зорко за нами присматривали, но во взводе у нас «стукачей» не было. И нарушений крупных не было. В основном мелочёвка, на неё даже внимания не обращали, но ведь особисту любое нарушение работа. Встречали после каждого боевого выхода, опрашивали, что и как… И только.

Наркотики, конечно, были, но я ими не баловался, да за это хорошо и влетало, если  кто-то попадал. Вообще «дурь» не терплю. И не понимаю, как на неё западают. У меня такое ощущение, что афганцы нам специально наркоту подбрасывали.

От афганцев ощущение двоякое. Во-первых, вроде, дружелюбны, но в любой момент, если отвернёшься, могли и нож в спину воткнуть и мину подбросить. В Кабуле, надо признаться, они жили хорошо. Даже можно сказать, лучше, чем в Союзе. Еда лучше, одежда лучше, машины лучше, всякой техники навалом и всё импортное. И всё не так дорого. Офицеры в Союз и ковры, и магнитофоны, и фотоаппараты увозили. Деньги у них были, почему не купить хорошую вещь для семьи, для дома? В горах жизнь похуже, но это их жизнь. Не нужно было нам к ним лезть. Но это дело политиков. Мы просто воевали по приказу.

А вообще интересно было. Природа иная, горы красивые. Молодой был. Любопытно всё посмотреть, потрогать.

Бывал у столба Александра Македонского. Не столб, столбище!

В 16 км. к югу от Кабула, на перевале Гульдара, стоял столб Александра Македонского.Метров 30, не меньше. Говорили, что такие столбы, а их несколько в Афгане, служили ориентирами армии Александра Македонского, как пограничные вехи территорий римской империи. На нём было высечено:«Завоевал, но не покорил - Александр».

Хорошая надпись для всех завоевателей Афганистана. Жаль только, что мы  не учимся на уроках истории.Не нужно нам никого учить жить, из-за этого сами шишки получаем.

На самом деле столб никакого отношения к Македонскому не имел. У него было какое-то иное предназначение.

Самое печальное, что ничего под нашим небом не бывает вечным. Весной 1998 года, в результате почти семибального землетрясения, тот столб рухнул.  

Обстрелы гарнизонов были везде, но на нашу территорию редко попадало. Однажды ушли на боевые, приходим, ребята рассказывают, прилетели с гор четыре «эрэса», бабахнули в самом центре по пустому месту, а в полку никого из нас не оказалось. Мы в части мало находились, в основном в горах разведывали скопления душманов, точки базирования и прочее. Сами старались не ввязываться в боевые действия, это уже дело других подразделений. Поэтому потерь среди нашего взвода почти не было.

Помню, ребята случайно ввязались в какую-то крупную заварушку, результат несколько раненых и один «двухсотый». Это за всё время, пока я там был, а вот где меня ранили, там убитые были, но не знаю точно сколько.

Ранение.

Ехали в Джелалабад большой колонной. Стали к зелёнке подъезжать, первый обстрел начался. Его мы отбили довольно быстро. К нам слегка раненого командира третьей роты с бэтээра на броню подсадили. Не «вэдэвэшника», пехотинца. Он на башне пристроился, ногу в башню свесил. Мы третья машина были от конца. За нами «солярики» и «камазы» шли со всяким военным барахлом. А тут снова зелёнка и впереди выстрелы, облако дыма. Далековато, правда, перед нами машин тридцать было. Колонна шла на расстоянии друг от друга метров шесть-десять. Мы с ребятами сидели на снарядных ящиках. И вдруг взрыв. Вижу, башню сорвало, и она стала крутиться. «Комбата три» на ней уже не было, и я сам лежал не понять где. Так шарахнуло, что я сбил собой с брони ребят вместе с ящиками. Не помню, терял сознание или не терял. Оказалось, налетели на заложенный фугас. Не повезло, называется. Понял, что ранен, думал, ногу оторвало. Проверил, нога цела, но пара дырок от осколков выше колена имеется. Едва освободил ногу из-под ящиков, стал стрелять из автомата по зелёнке – куда и сам не знаю. Лишь бы стрелять. А тут автомат заклинило, дали на базе старый БК – боекомплект. Вспомнил, что у меня только два рожка были со старым БК. Быстро выбил гильзу, перезарядил автомат рожками с новыми патронами, и снова по зелёнке. Потом ребята на броню подсадили… Вертушками добросили до госпиталя.

Невидимый был бой. В нас стреляем, мы стреляем. А куда – неизвестно.  Ночью было бы видно по вспышкам, откуда бьют. Да и сидели они со стороны солнца. Грамотно работали.

Сколько в этом бою погибших, не знаю.

«Комбату три» повезло: ему только пятку раздробило и вышвырнуло с брони на дорогу. Жив остался, слава богу, старлей. А вот механик не выжил…

Ну и всё, служба моя на этом закончилась. А я думал, ещё на сверхсрочную остаться…

За рекой, за речкой, на Большой земле.

Когда меня бомбануло, из Кабула нас, раненых, перекинули в Ташкент. Лежал в Ташкенте, в госпитале. Когда прислал письмо из Союза, мать, видимо, что-то почувствовала, и сразу к нашему деревенскому парню, раньше меня служившему в Афгане: почему я в Ташкенте? Тот посмотрел обратный адрес на конверте, на другие адреса моих писем… Госпиталь Бурденко объяснил ему всё. Там лежали только военные и в основном из Афганистана. Так и сказал матери, что меня из Афганистана привезли.

Отец бьёт мне телеграмму: «Вылетаю завтра». Я ему тут же отбиваю свою: «Не вылетай. Я здесь в командировке проездом, нас перебрасывают в город Саки». Отец послушался, не вылетел, а нас перебросили на Украину и разместили в санатории.

 В санатории жизнь как в санатории. Дисциплина не армейская. А мы все молодые рискованные и немного ошалевшие от мирной жизни. Случился конфликт с морпехами из-за девчонки. Обычная история: морпехи выпендриваются перед ВДВ, танкисты перед пехотой, погранцы на армейцев с высока поглядывают... Короче, наваляли немного морпехам, но я при этом повредил ногу. Мне в Кабуле поставили в неё пластину. Нога стала опухать и врачи срочно решили удалить пластину. Удалили небрежно, оставили обломок в ноге…Началось нагноение, попросту остеомиелит. Потом была стычка с врачом.

Во время перевязки товарищ врач неосторожно лузгал семечки и скорлупка от семечки попала в рану… Ну, дал ему в дыню. Не сдержался. Врач, такой упитанный крепыш, открыл дверь палаты в другую сторону, а меня очень вежливо начальство попросило удалиться из санатория. Правда, перед этим появилось сильное кровотечение в ноге, потерял около литра крови, артерия открылась. Меня срочно доставили к нормальному хирургу, который удачно зашил артерию, и положил в реанимацию.

Приехала мать, увидела, что я ещё в реанимации, с ней плохо. Но немного погодя взяла меня оттуда и повезла в Томск.

Когда перевозили в Томск, во всех аэропортах ко мне относились очень хорошо, кроме томского. Например, в Оренбурге подъезжала «скорая» с медбратьями. Нога в гипсе, меня под руки и в машину. Комнату давали, могли питание предложить. Правда, у нас своё всё было. Но уважение и внимание к «афганцам» чувствовалось. В Москве при пересадки из аэропорта в аэропорт опять подъехала «скорая», доставили по первому разряду к самолёту. Прилетели в Томск и вот в родном городе вся цивилизация, уважение и льготы закончились. Никакой «скорой», никаких медбратьев, матери самой пришлось вызывать «скорую» из города. Довезли до вокзала, там мы сели в автобус и поехали в Молчаново.Хорошо, что разрешили побывать дома перед госпитализацией.

Немного погостил дома и поехал в Томск, в госпиталь, где пролежал год и два месяца. Провели двадцать одну операцию под общим наркозом. Всего операций  было 23если считать Кабульскую и в Саки. На последнюю операцию, двадцать четвёртую,уже шёл почти с удовольствием: надеялся, что она будет последняя. Делал её в 1998 году профессор Соколович в МСЧ-2. Он удалил мне остеомиелит. Дай бог ему здоровья, если ещё жив! По гроб жизни ему благодарен. Надоело каждый день делать перевязки и ходить ежегодно на комиссию по инвалидности. Ну ладно, у меня остеомиелит, но у других-то не было рук и ног. Что они за год могли отрасти, что ли? Чего людей мучить понапрасну? Мы же не ящерицы, у которых хвосты отрастают.

На гражданке

После госпиталя получил инвалидность и устроился в спецавтохозяйство на Иркутском тракте, 59. Посадили на автогрейдер. Я не столько работал, сколько на больничном сидел. Первый год ещё ничего, а потом самостоятельно поменял колесо на грейдере и снова залетел на полгода в госпиталь. Проработал так два с половиной года и ушёл.

Одновременно с работой на грейдере параллельно работал в военно-спортивном клубе «Тайфун». Занимался с детьми. Готовил ребят к прыжкам с парашютом, тренировал с 1989 по 1997 годы. Преподавал парашютное дело восемь лет. Директором клуба был Андрей Сологуб. Хороший мужик, сейчас живёт в Германии, переписываемся в «Одноклассниках», приезжает в Томск. В клубе ещё работали Юра Волков и Игорь Осипов, всего нас было четыре человека.

В 1994 году мне передали в нагрузку печать «Союза ветеранов Афганистана» Октябрьского района. Попытался что-то делать, но у меня был последний курс обучения в ВУЗе, с трудом всё двигалось. После окончания ВУЗа назначили директором Клуба. Гена Лобиков передал печать. Я всё пытался коммерцией заниматься, бизнес какой-никакойхотел наладить, ничего не вышло.

Избирался с 1997 по 2011 годы на должность Председателя городской организации инвалидов войны в Афганистане. Одновременно с 2002 по 2007 год работал на «Скорой помощи». В это же время подрабатывал по совместительству директором спортивного клуба «Торпедо». В 2007 году избрался на пост Главы администрации Воронинского сельского поселения, куда входили село Воронино, Ново-Михайловское, Сухоречье. В 2010 году уволился по собственному желанию от стойкого недоверия к местным властям. Теперь нахожусь на вольных хлебах.

Друзья и однополчане

Из афганских друзей-однополчан в Томске только Андрей Семыкин. Остальные живут в разных точках бывшего Советского Союза.

С местными ребятами афганцами встречаемся уже не так часто, как раньше, только по знаковым официальным датам. Например,  15 февраля, в день вывода войск из Афганистана.

В Молчаново, конечно, бываю часто. Всё-таки там прошло детство и юность. Друзей детства ещё много.

Этого никогда не было. Забудьте

   Сергей Георгиевич Прибытков родился в1960 году в посёлке Трудовом Чаинского района Томской области.

Учился в Подгорнской средней школе. С детства мечтал стать лётчиком. Окончил Сызранское высшее военное училище. Служил в Краснознамённом Восточном пограничном округе (г. Алма-Ата).

Последнее воинское звание в армии – капитан, командир вертолётного звена.

В Афганистане с 1983 по 1989 годы.

Начал лётчиком на вертолёте «МИ-24». Затем – командир экипажа и командир звена вертолётов «МИ-8».

Военный лётчик 1 класса.

Совершил более 2 500 боевых вылетов.

Общий налёт – 3 700 часов на вертолётах «Ми-24», «Ми-8».

Награждён медалями «За боевые заслуги», «За отвагу», «За безупречную службу», «Воину-интернационалисту», «От благодарного афганского народа», «Пограничная служба», «Афганистан. В память о выполнении воинского долга», «70 лет Вооружённых Сил СССР»..

Начало

В пять лет Сергей Прибытков вместе с матерью впервые летал на самолёте – ездили к родственникам на Украину в гости. Это был всем известный «Ан-2». Стояла плохая погода. В воздухе самолёт страшно болтало, трясло, он попадал в воздушные ямы, и все пассажиры жутко страдали от этой болтанки, некоторых тошнило... Да и шум в салоне был неимоверный. На удивление, только один Сергей чувствовал себя прекрасно. Обратно с Украины мать хотела ехать поездом, потом добираться домой автобусом, но Сергей был против, и настоял на своём. Полетели.

Погода в тот раз оказалась на высоте, и полёт был ровным и спокойным. Все остались довольны полётом, особенно Сергей.

Вот тогда и родилась в голове пятилетнего ребёнка мысль стать лётчиком.

В первом классе деревенской начальной школы, в её единственном кабинете, который сразу объединял для одновременного обучения детворы три класса: в первом – три ученика, во втором и в третьем чуть больше – Сергей и занимался.

С самого начала обучения понравились ему уроки внеклассного чтения, которые проводила с третьим классом учительница. Она читала книгу Александра Ивановича Покрышкина «Небо войны». Позднее он перечитывал эту книгу знаменитого лётчика не единожды.

Когда научился самостоятельно читать, в школьной библиотеке перечитал все книги об авиации. При этом всегда старался хорошо учиться по всем школьным предметам. И часто ему было страшно: вдруг не поступит в лётное училище? Не видел себя мальчишка без авиации. Старательно занимался спортом, закалялся. Мечтал стать истребителем. Но 1978 году в военкомат пришел запрос из Сызранского лётного училища вертолётчиков. Это и определило судьбу Сергея Прибыткова.

Служба

«В декабре 1979 года Советская Армия вошла в Афганистан, – рассказывает Сергей Георгиевич, – наш батальон построили, сказали, что «...ввиду необходимости...» и так далее. Все курсанты тут же написали заявление, что «в случае необходимости» готовы к войне в Афгане.

В 1982 году у нас был ускоренный выпуск не в конце лета, как обычно, а в мае. На войне уже не хватало вертолётчиков. Это был 13-й выпуск нашего училища. Для некоторых курсантов он стал роковым.

Перед выпуском из погранвойск приехали представители для отбора вертолётчиков в авиацию на границу. Пограничники всегда находились в составе войск КГБ, поэтому требования у них к будущим офицерам были повышенные. Меня отобрали в погранцы. Я, Стас Белкин и Юра Недвига попали в Краснознамённый Восточный пограничный округ, с дислокацией и штабом в городе Алма-Ата.

После месячного отпуска дома поехал в Алма-Ату.

Погранец

В штаб округа в Алма-Ате зашли три молодых лейтенанта с голубыми погонами и в голубых фуражках. К нам вышел начальник авиаотдела полковник Тимофеев с зелёными погонами и в зелёной фуражке, сказал:

 – Ну что, сынки, выбрасывайте свои голубые фуражки, сейчас поедете в войсковую часть, вам выдадут зелёные пограничные фуражки и зелёные погоны. Вы попали в часть, которая действует в Афганистане.

Это было для нас открытием.

Официально пограничники не участвовали в боях в Афганистане, но таких авиационных полков, как я узнал позже, было три в погранвойсках: Марийский, Душанбинский и Алма-Атинский.

С этого времени, можно сказать, и началась подготовка к боевым полётам. Про Афганистан мы все что-то слышали, но ничего толком не знали. Бывших «за речкой» в части было мало. Решили: время покажет, что там и как. Всё равно самому нужно побывать в деле – иначе не поймёшь.

Первая потеря

Стас Белкин был первым лейтенантом из нашего выпуска, который погиб в Афганистане. Он окончил училище с отличием. В октябре 1982 года его первая командировка в Афган стала для него последней. Экипаж был подбит при заходе на посадку. Цинковый гроб со Стасом отправили в родной для него город Владимир.

Бои и первые потери быстро вытеснили прежние напутствия о «высокой и почётной миссии – оказании интернациональной помощи», место которых заняла простая логика войны: «Стреляй первым!».

С горечью осознаю, что потери полка в Афганистане не обусловлены недостаточно высоким профессиональным уровнем лётчиков или недостаточными маневренными и боевыми возможностями наших вертолётов. Просто война есть война.

Согласно общепринятым данным, в ходе Афганской войны 1979–1989 годов советская авиация потеряла около 400 вертолётов. В том числе авиация пограничных войск потеряла 62 вертолёта.  

Первая командировка

– Я сам первый раз полетел в Афганистан в январе-феврале 1983 года, на «Миг-24» лётчиком-оператором. Запомнилась первая командировка тем, что мы тогда разбили очень большой караван. Шёл он из Пакистана в Афганистан. Это был один из самых крупных караванов за всю историю войны в Афганистане. Захватили много пленных, боеприпасов, оружия всех видов: от современных до старинных, почти музейных, чуть ли не кремнёвых ружей. Они ещё из них по англичанам стреляли. Табун ишаков, лошадей и людей с грузами... Очень много было ДШК. Привезли пленных вертолётами в Гульхану, где базировались. Их даже негде было размещать. Они все были обмороженные – в горах холодно, перевалы в снегу, температура минусовая. С ними работали наши разведчики, потом пленных бортами перевезли в Файзабад.

Первый раз тогда увидел духов: мелкие, худощавые, в бинтах... Жалкие. Но выносливые.

Через два года прилетел в Афганистан уже как командир экипажа «Ми-8».

Командир экипажа

С 1983 по 1989 год принимал участие в войне в Афганистане. Из Алма-Аты летали на Ош для заправки, потом за границу, в Афганистан.

У всех лётчиков в Алма-Ате была хорошая горная подготовка. Наш полк работал в самых высокогорных районах. Высота площадок от 3 900 до 2 500 метров над уровнем моря. Даже в летний период брали с собой тёплые вещи. На высокогорье дул постоянный холодный ветер и летом, и зимой. Днём ташкентская жара, ночью сибирская зима с ветром.

Участвовал во многих операциях, которые проводили войска и авиация погранвойск. За время войны сделал более 2 500 боевых вылетов.

Офицерская честь

«Наградной лист у меня не столь большой, как у многих, поскольку я по молодости случайно вступил в конфликт с начальником политотдела полка.

Мы накануне поздно вечером вернулись с экипажем Сани Цыплёнкова на базовый аэродром из Афганистана. У нас как раз сменился командир полка, и новый комполка решил провести учебную тревогу, через посыльных поднял полк по тревоге. Посыльные подумали, что наших экипажей ещё нет в части, командир эскадрильи их вовремя не поставил в известность. Когда всё же нас известили, мы быстро прибежали на аэродром и, главное, уложились вовремя по нормативу. Но наш начальник политотдела решил выслужиться перед новым командиром, очень оперативно нарисовал стенгазету «Колючка», где мы с Саней Цыплёнковым были в роли, мягко говоря, отстающих. И всё бы ничего, но он вывесил её на дверях перед столовой, где питались и офицеры, и рядовой состав.

Мы возмутились, просили разобраться. Я сообщил об этом происшествии командующему авиацией полковнику Тимофееву.

Начальник политотдела спросил меня, чем может загладить свою вину. Я предложил построить полк и в присутствии офицеров и солдат, которые видели стенгазету, извиниться.

Офицеры говорили, что никогда прежде не слышали о том, чтобы где-то и когда-то какой-либо начальник политотдела извинялся перед старшим лейтенантом – офицером низшим по званию.

Но мне пошли навстречу. Собрали офицеров полка, и начальник политотдела извинился передо мною.

Я сказал, что так дело не пойдёт – опозорили перед всем полком, а извинились только перед офицерами. Где рядовой состав? Они тоже читали газету.

Сделали извинение перед всем полком... А дальше...

А дальше такие вещи не прощаются. Они запоминаются.

Вот поэтому на меня у начальства вырос огромный зуб. Все повышения и награждения проходили через руки начальника политотдела. И, естественно, раз за разом моя фамилия из всех представлений и списков вычёркивалась. Ни орденов, ни званий не было».

Телогрейка

Но вне зависимости от званий и наград было событие в жизни Сергея Григорьевича Прибыткова, о котором лётчики-вертолётчики вспоминают сейчас с подлинным восхищением и пишут в своих воспоминаниях не только как о подвиге военном, но и как о большом научном вкладе в технику полётов вертолётов в горах.

К сожалению, формат очерка не позволяет подробно, с техническими нюансами, которые поймут и оценят только специалисты, описать то, что произошло в 1985 году в горах Афганистана, но об этом желающие могут узнать в книге лётчика-«афганца» Владимира Циканова «Господа офицеры». А было всё так.

При проведении общевойсковой Зардеевской десантной операции вертолёт Сергея Прибыткова был подбит, однако экипаж сумел посадить борт с одним работающим двигателем на совершенно невозможную для посадки площадку на высоте 3 000 метров.

«Это был мой второй день рождения –20 октября1985 года, – считает Сергей Георгиевич. – Во время операции руководил авиагруппировкой в Гульхане подполковник Виктор Григорьевич Захаров, прекрасный лётчик, трижды (по документам) представленный к званию Героя Советского Союза и трижды его не получивший. Так вот, у Виктора Григорьевича был день рождения. Он сказал, что сегодня летать не будет, отдохнёт. А мы продолжали полёты в обычном порядке. Выполняли свою рутинную боевую задачу: поиск противника, обстрелы, вывоз раненых...

Поступила информация, что в соседнем ущелье будет прорыв банды полевого командира Дустума, они должны были помочь обороняющимся в Зардеевском ущелье.

Соседнее ущелье было интересно тем, что ни армия, ни мы его словно не замечали. Это был своего рода заповедник, почти курортное место по своим природным условиям. Собственность самого Дустума. Широкая долина, лес, голубые озёра, чистый воздух... В него «духи» отправляли на лечение своих раненых и просто нужных людей. Боевики отдыхали и развлекались, что называется, по полной программе. Говорят, там их обслуживали даже француженки...

На разведку вначале полетела «двойка» во главе с Гавриловым. Следующей парой летели мы со Славой Давыдовым. Заполнили полностью баки керосином, боекомплект взяли под завязку, и взлетели. Бортовой номер моего вертолёта 37-й.

Когда летели, Гаврилов сообщил, какие квадраты нужно дообследовать. Перевалы там от3 800 до 4 000 метров, заснеженные. В правом кресле в качестве лётчика-штурмана подполковник Шабанов, полковой штурман, борттехник – старший лейтенант Паршин. Когда облетали указанные Гавриловым квадраты, ничего там не обнаружили. Я посмотрел по карте, и мне показался очень интересным перевал на высоте 3 800 метров. А те, которые мы осматривали ранее, были немного выше.

Я шёл первым бортом, Давыдов за мной, прикрывая нас. Не доходя до перевала,мы увидели ровные точечки на снегу. Нам они показались подозрительными. Точки выстроились в извилистую ниточку, словно гусеница. Я со снижением сделал разворот в сторону подозрительных объектов. Выхожу на боевой, и все сразу увидели, что это та самая группировка. Я тут же обстрелял её ракетами, Лёша Паршин обстрелял группу из пулемёта. И только я стал выходить из атаки влево, почувствовал, что вертолёт «посыпался».

Правый двигатель заглох.

Видно, попала пуля и застряла в нём. Вертолёт был полностью заправлен и с неизрасходованным боекомплектом. Тяжёлый. Мы на одном двигателе стали быстро падать. По времени это было не больше минуты, а прошла перед глазами вся жизнь.

Горы есть горы. В них и на двух двигателях трудно сесть, а тут особенно не приходилось искать площадку. Мы падали!

Чтобы не потерять обороты несущего винта, я их строго контролировал. Нужно было держать 95 оборотов и тогда в режиме авторотации вертолёт планирует, гасит вертикальную скорость и может плавно приземлиться. Если падают обороты несущего винта, вертолёт просто падает камнем – и всё.

Есть особенность: перед посадкой нужно вовремя выдернуть шаг-газ, использовать кинетическую энергию несущего винта, и вертолёт, гася вертикальную скорость, может, используя вращающую силу винтов, плавно приземлиться.

Растерянности не было, все действовали спокойно. Выбирать место посадки особо не приходилось, садились на первое попавшееся, как показалось, сносное место.

Перед самой посадкой Шабанов сказал только одно слово: «Справа!».

 Я успеваю понять его и взять немного влево.

Место, куда мы падали – или приземлялись, – было рядом с ручейком, который тёк с вершины. Получалось так, что мы садились на обрыве его крутого бережка, и правое колесо не попадало на скальный грунт. Если бы я немного не взял влево, то мы бы опрокинулись в эту горную речку.

Плюхнулись на площадку, оказавшуюся солончаковым пятачком, благополучно. Справа и прямо были огромные булыжники. Посадка получилась по-вороньему, без пробега и с небольшой вертикальной скоростью. Всё получилось удачно, но весь вертолёт словно обмакнулся в грязь из солончаковой лужи.

После того, как сели и заглушили двигатель, я дал борттехнику команду выйти и посмотреть, что у нас с вертолётом.

Он вышел и буквально через секунды влезает в кабину.

– Командир, выйди, сам посмотри. Вылезаю на землю, вижу слева большие булыжники, впереди такие же. Если бы немного вперёд пробежали, точно вертолёт бы в них врезался.

Обхожу вертолёт спереди, вижу, что правое колесо сантиметрах в 20 от обрыва в ручей. Не пройти.

Посмотрели двигатель, на нём небольшие вмятины, Даже не успели весь вертолёт осмотреть, Слава Давыдов передаёт по рации: «Духи спускаются к тебе».

А у нас ещё внутри всё не остыло от посадки, нервы на пределе, коленки трясутся. Стали готовиться к встрече незваных гостей.

У нас был на вертолёте ящик гранат «Ф-1», вытаскиваем его, снимаем пулемёт с вертолёта, у каждого личное оружие (автомат Калашникова) и занимаем небольшую высотку неподалёку от вертолёта. Лёша Пашин говорит:

–Командир, давай сожжём вертолёт.

 А я ему:

– Не торопись, он нам жизнь спас.

И тут смотрим – вертолёт Славы Давыдова садится невдалеке от нас. С трудом, но нашёл местечко для посадки. Ну, мы тут быстро перебежали к нему на борт, перед этим забрали всё из вертолёта: оружие, карты, и даже свои зелёные фуражки.

Когда я падал и садился, то успел передать Славе, что случилось с вертолётом. А он уже передал это на базу, указав место посадки.

Летим на базу, благополучно садимся. Через некоторое время видим: летят три вертолёта. Среди них первым наш «37-й», весь в грязи, почти до самых блистеров. (Ребята потом спрашивали, где я нашёл в горах болото).

Оказалось, что, узнав об аварии, подполковник В. Г. Захаров, ни с кем из верхов не согласовывая своего решения, отважился лично вызволить подбитый вертолёт.

Вдвоём с майором Коваленко, инженером эскадрильи Бурундайского полка, взявшего на себя обязанности бортового техника вертолёта, они долетели до места аварии, сумели в кратчайшее время проверить живучесть борта, провести ремонт и по новой запустить двигатели. Их в это время прикрывали с воздуха вертолёты.

Уже один этот факт кажется фантастическим. На такой высоте запуск двигателя вертолёта без аэродромной техники невозможен. Но, спасая машину, лётчики сделали невозможное – взлетели и посадили вертолёт на родном аэродроме.

Выйдя из вертолёта, Захаров подходит ко мне, и говорит:

– Покажи, что у тебя под курткой? Мать тебя, наверное, не в рубашке родила, а в телогрейке.

Потом они рассказали, что, когда прилетели и осмотрели наш вертолёт, то вначале запустили исправный двигатель, потом рискнули и запустили от работавшего двигателя заглохший. В нём оказалась небольшая поломка, несущественное повреждение от пули, двигатель спомпажировал, по этой причине и заглох.

Группу душманов командование решило не добивать, показывая, что лучше к нам не соваться. Короче, решили не ссориться с Дустумом, и он это понял, вернув группу назад. Да ещё и мы их напугали своими манёврами: то на них нападаем, обстреливаем и садимся, то улетаем, оставив один вертолёт, то возвращаемся и уходим всей троицей...

А если бы бандиты прорвались в Зардеевское ущелье, вреда принесли бы много. Вооружены они были под завязку».

Эта вынужденная посадка вертолёта до сих пор в памяти многих ветеранов той войны. Вот что они пишут: «Вертолёт Сергея Прибыткова после обстрела вынужденно сел на одном двигателе. На одном двигателе в горах, тем более на высокогорье, не летают. И тем более – он сел на площадке, совершенно непригодной для взлёта и посадки вертолётов. Это посадка могла быть сделана только высококлассным специалистом, а у Сергея был только третий класс».

 С таким же третьим классом прилетел к нему на выручку и Слава Давыдов. Оба офицера по квалификации не имели права даже перевозить десантников.

За эту уникальную операцию – посадку с одним двигателем на высоте 3 000 метров – Сергей Прибытков был награждён подполковником Захаровым именными часами «Слава» с надписью: «За мужество и умелые действия в воздухе».

А самому подполковнику В. Г. Захарову, как позднее узнали офицеры, командование вместо награды вменило в вину «не целесообразное решение по самостоятельной эвакуации неисправного вертолёта».

Из вышеперечисленных офицеров за этот подвиг никто не был награждён даже медалями. Ни Захаров, ни Коваленко, ни Давыдов, ни Прибытков. Но зато вертолётчики изучают этот полёт, в котором многое было на грани возможностей. Никто и никогда в мире до этого случая не производил вынужденную посадку с отказавшим двигателем (правильнее сказать – с одним работающим двигателем) на случайно подобранную с воздуха площадку на высоте 3 000 метров над уровнем моря на вертолётах модификации «Ми-8Т». Никто и никогда в условиях боевых действий не эвакуировал людей с таких высот. Никто и никогда в мире не выключал двигатели любых типов вертолётов на таких высотах, не имея для запуска основного аэродромного источника питания, рассчитывая запустить их снова только от собственных источников питания вертолёта (аккумуляторных батарей) и не запускал двигатели вертолётов на этих высотах от аккумуляторных батарей, не имея для подстраховки специальной машины АПА (аэродромный пусковой аккумулятор).

Они это смогли сделать, вопреки всем приказам, инструкциям и наставлениям.

Нарушение канонов

Если быть честным, то нарушений приказов и инструкций было масса, как и на всякой войне. Если бы воевали по правилам иных времён, было бы жертв больше. На каждой войне свои законы. По исправленным позже командирами документам, в Афганистане вертолёты летали только в дневное время. А не строем по широким ущельям, как они это при необходимости делали при свете луны... При видимости ниже 1 000 метров, а не «миллион на миллион», летали за истекающими кровью тяжелоранеными, за ребятами, попавшими в засады, потому что так надо было. И за подбитыми вертолётами залетали в Пакистан, нарушая государственную границу. Ползали почти по земле, сбивая колёсами траву. Получали повреждения осколками противотанковой мины, взорвавшейся под БТРом, над которым пролетали. Документы об этом уничтожены. Нельзя так нельзя... А вертолётчики летали, спасали. И не за награды.

Афганцы

«Местное население в высокогорных районах, можно сказать, жило в каменном веке: ни электричества, ни современной связи, ничего. Кругом камни и скалы.

Как только приземлялись, сразу к вертолёту бежала толпа мальчишек с бидонами и канистрами разных размеров. Они всегда просили у нас керосин для своих керосиновых ламп и протягивали бидоны.

Но мы же не бензовозы, чтобы наполнить все их посудины. Наливали только тем, кто с маленьким бидоном или канистрой приходил. Потом машешь рукой, что всё, сейчас будем взлетать, винт крутиться будет. Опасно! А они облепят вертолёт и не отходят. Ноль внимания, просят: «Дай, дай, дай»! Приходилось их пугать. Возьмёшь автомат и наставляешь на них. Вначале боялись, разбегались, а потом поняли, что пугаем, и не уходят, кричат своё «дай-дай»!

Однажды Серёга Лагунов вот так же отгонял их, отгонял, а потом вытащил ракетницу, а у неё ствол большой, увидели эту «пушку» – сразу разбежались. Испугались по-настоящему. И тогда мы спокойно взлетели.

Разведка

Два экипажа вертолётов «Ми-24» полетели на разведку вдоль границы в самый высокогорный район. Высота гор в том месте доходила до 7 000 метров над уровнем моря.

Должен сразу сказать, что «Ми-24» – вертолёт огневой поддержки, не хуже, чем «Ми-8», но на высотах, на которых мы летали, по техническим характеристикам уступал «Ми-8». Во-первых, высокогорье, во-вторых, лопасти у него покороче и сам тяжеловат.

У экипажей были два молодых штурмана, ребята элементарно не справились в горах, заблудились, долго плутали, зашли на территорию Пакистана и сели там, когда уже кончался керосин.

Мы вылетели на их поиски вдоль границы при первом же известии, что с ними беда. Искали пропавших долго и везде, даже заходили на территорию Пакистана, не раз попадали при этом под обстрел зениток с пакистанской стороны. Через космическую связь в течение суток наконец-то удалось установить их местонахождение, и мы полетели к ним по указанным координатам. Но буквально на несколько часов пакистанцы нас опередили.

И вот что рассказывали лётчики, когда их вытащили из Пакистана через наш МИД и правительство.

Пакистанцы арестовали сдавшиеся без боя экипажи, раздели догола, привязали к большим палкам, словно убитую охотничью добычу или как пленных, которых носили индейцы на заклание, и отнесли к пакистанским властям, где с ним стали работать разведки разных стран.

Им предлагали на выбор любую страну мира. Даже самых красивых жён предлагали выбрать, но наши лётчики не согласились.

За них заплатили за каждого по миллиону долларов и плюс к тому отдали немецкого лётчика Матиаса Руста, который в своё время сел на Красную площадь в Москве.

Лазуритовые рудники

В Афганистане есть древние лазуритовые рудники. В то время это был сильно укреплённый район, охранявший уникальные разработки. Афганский лазурит до сих пор поступает на рынок, обеспечивая движение Талибан не в меньшей мере, чем наркоторговля. На этот минерал афганцы закупали оружие у Запада и у соседей, поэтому он им был необычайно дорог. Ни наша авиация, ни Советская Армия туда даже не пыталась заходить. Слишком многих бы потеряли в итоге. Риск был неоправданным. Там была сильная оборона, много точек с ДШК и всего иного прочего.

Но мы несколько раз туда всё же залетали. Нас прикрывали «Ми-24». Летели туда на большой высоте с кислородными масками, потом снижались на предельно малую высоту, потому что у нас имелась карта, на которой были отмечены разведанные огневые точки ДШК, мы ориентировались по ней. И так вот прорывались в ущелье, в самое пекло.

Однажды зашли в ущелье, где добывали лазурит, там готовился обоз в Пакистан. Стоит много повозок, ишаков и лошадей навьюченных. Видимо, готовили караван в дорогу и нас не ожидали. Я их сразу обстрелял из неуправляемых ракет и пулемёта. Сзади «Ми-24» из мощного пулемёта 12,7 миллиметра прошёлся по каравану, и на максимально низкой высоте мы быстро улетели, чтобы духи не опомнились и нас не обстреляли уже прицельно из ДШК.

Такое вот общение было с добытчиками красивого камня.

Выход из Афганистана

Мы улетели из Алма-Аты в очередную командировку «за речку» перед самым выводом войск из Афганистана. Там же в 1989 отметили Новый год. До января месяца несколькими экипажами вертолётов первой эскадрильи вывезли почти всё имущество погранцов в Союз, оставалась мелочёвка.

При вхождении в Афганистан в 1979 году Ошский мотострелковый полк, следовавший в Файзабад через ущелье Ишкаши, от личного состава и техники потерял, наверное, две трети. Сгоревшая и подбитая техника валялась по всему пути следования колонны. Бои шли жестокие.

Когда летишь, там везде сгоревшая техника, бронетранспортёры...

Высшее командование при выводе войск вначале хотело вернуться тем же путём в Союз, но учли уроки входа, и назад решили не вести Файзабадский полк по старой дороге. Большую часть техники армия оставила в Файзабаде, личный состав отправили самолётами на родину. Мы продолжали вывозить имущество погранвойск.

И вот снова судьба-злодейка сыграла с нами шутку.

На сам вывод войск нас поменяла наша вторая эскадрилья, но мы уже всё успели вывезти до них. Им оставались крохи и торжественная часть.

После вывода войск награждали только те экипажи, которые участвовали на этот момент в парадном выходе. А так как нас там не было, мы были уже дома, нас просто душевно поблагодарили, сказав тёплое «Спасибо!». Экипажи второй эскадрильи награждены все.

Всё правильно. Мы же не прикрывали непосредственно парадный вывод войск».

Развал Союза

В 1992 году, в связи с уже обозначившимся развалом Советского Союза, Сергей уволился из армии в запас и ушёл в Колпашевский авиаотряд, с начальником которого успел переговорить будучи в отпуске. Полетать там удалось немного. Кризис бил по всем отраслям человеческой деятельности, в том числе по армии и гражданской авиации: была постоянная задержка заработной платы, резко сократились грузоперевозки, из отряда стал уходить обслуживающий персонал, возникли трудности с запчастями и так далее. Всё приходило в упадок и разрушение, начиналось массовое сокращение кадров, нужно было думать о будущем, и бывший военный лётчик поступил в Новосибирске на юрфак Томского Госуниверситета, где проучился с 1994 по 1997 годы. Потом переехал жить в Новосибирск, где работал на многих предприятиях города, начинал юристом на Сибтекстильмаше, который, к величайшему сожалению, впоследствии был обанкрочен. А на нём делались уникальные ткацкие станки для всего Союза и юго-восточной Азии. На НПО «Сибсельмаш» был уже начальником юридического отдела. Затем сдал квалификационный экзамен на должность судьи, был несколько лет мировым судьёй, а дальше, как говорится, пошло-поехало... В настоящее время он судья в Ордынском районном суде Новосибирской области.

В память об Афгане

Сергей Георгиевич рассказывает: «На 15 февраля, день вывода наших войск из Афганистана, День авиации и День пограничника всегда встречаемся с ветеранами той войны. В Новосибирске много лётчиков-пограничников, есть что вспомнить. Не забываем друзей, переписываемся с теми, кто живёт уже в других странах, в частности, в Казахстане.

Афганистан забыть невозможно».

Фомин Сергей Антонович

Сергей Антонович Фомин родился в 1949 году, в г. Колпашево Томской области, подполковник милиции, ветеран МВД. До выхода на пенсию прослужил в органах внутренних дел Томской области 16лет. Начинал простым инспектором ОБХСС в Томском сельском районе. С первых дней службы зарекомендовал себя профессиональным и инициативным сотрудником. Окончил Новосибирскую школу милиции, заочно юрфак ТГУ. В 1974 году поступил в Академию МВД в Москве, после окончания Академии был назначен начальником Кожевниковского РОВД. С 1982 по 1984 годы – советник в Афганистане. После выхода на пенсию в 1986 годуруководил охраной на трёх крупных томских заводах.

В конце лета 1982 года, как раз перед отпуском, в УВД пришла разнарядка на специалиста такого профиля, с таким образованием и с опытом работы, как у Фомина. Опыт у него был большой, пять лет начальник милиции в Кожевниковском районе. Кандидатура Сергея Антоновича подошла идеально, и, раскрыв последние, бывшие у него в разработке два преступления, пройдя медкомиссию, сдав дела напарнику, Сергей Антонович отправился в свою самую необычную командировку – в Афганистан.

Перед этим в Ташкенте обучался на краткосрочных четырёхмесячных языковых курсах, изучал дари.(1) Язык, конечно, не выучил, но кое-что уловил на курсах, в основном мелодику речеведения и заучил сотни полторы слов, больше надеялся на переводчиков, которые должны были быть при советниках. Уже в Афганистане пришлось обложиться словарями, и самостоятельно осваивать разговорный язык.

Советники

Советники (эксперты)МВД были направлены в Афганистан ещё в 1978 году. В январе 1981 года там было создано представительство МВД, которое в свою очередь подчинялось представительству КГБ в Афганистане.

По линии министерств внутренних дел между странами налаживалось тесное взаимодействие. В Кабуле появилась постоянно действующая группа советников МВД СССР. Перед вводом Ограниченного контингента войск аппарат советников МВД был количественно усилен.

Генералы выполняли обязанности военных советников при МВД ДРА. Офицеры являлись советниками командиров подразделений и частей сил МВД ДРА, должностных лиц Главного управления защиты революции (ГУЗР).

Наши милиционеры разработали для афганцев такую же структуру, которая была у нас, в СССР: отделы, внутри которых были сотрудники по линии уголовного розыска и участковые инспектора. Только всё больше им приходилось не патрулировать улицы, а работать по выявлению банд и их уничтожению. По сути это были оперативные работники, напоминающие служащих «Смерша» в годы ВОв. Вместе с военными они также иногда участвовали в боевых операциях. 

Самой многочисленной в Афганистане была, конечно, «диаспора» партийных советников. Например, по некоторым свидетельствам, только в 1983 году при ЦК НДПА работали 80 советников и 50 переводчиков. Плюсом к этому – советники в провинциальных комитетах НДПА. По оценкам Запада, «… Раздутый штат советских советников (в 1986 году – 2 500 чел.) мешал Наджибулле…» (2).

Например, существовавшие только на бумаге афганские профсоюзы (какие могут быть профсоюзы в нищей, практически без рабочего класса, воюющей стране!) тоже имели советников. Эти советники решили, что в той обстановке в стране единственного, чего не хватает, так только социалистического соревнования. А из ЦК ВЛКСМ поступило указание провести в организациях ДОМА (Демократическая организация молодежи Афганистана)… Ленинский зачет. Это уже было зазеркалье.

Для справки:с 1978 по 1988 год в Афганистане побывало более 150 советников по линии ВЛКСМ.

И ещё театр абсурда. Были в Афганистане, оказывается, и советники по линии Минречфлота СССР…

По некоторым публикациям всего за годы войны в Афганистан было командировано около 8 000 военных советников, специалистов и переводчиков.

Примечание: в это число не входят советники КГБ, погранвойск и МВД. Есть основания полагать, что общая численность советников по линии всех силовых ведомств единовременно составляла 2 000 человек.

Замечу, что до войны услуги советских экспертов в Афганистане оплачивались неважно даже по сравнению с экспертами из других соцстран: тем платили до тысячи долларов в месяц. После вторжения зарплата советников из СССР выросла примерно до семисот долларов: значительно больше, чем они могли получать на родине.

Армия советников в Афганистане была просто огромна. Не все из них, естественно, жили в Кабуле. Большинство прикомандировывались в города и крупные кишлаки рядом с воинскими частями.

Если в Кабуле ещё можно было жить и работать, то в глубинке были все бытовые прелести средневековья! Большинство наших советников и специалистов жили в тяжелейших условиях, делили с афганцами тяготы быта, постоянно подвергаясь при этом смертельной опасности.

Всего за годы «афганской» войны погибло, по требующим уточнения данным, 180-195 советников и специалистов.

Не обходилось без жертв и среди гражданских специалистов. В начале 1983 года в г. Мазари-Шарифе бандиты захватили автобус с нашими специалистами, строившими мукомольный комбинат. В плену оказалось 16 человек. В операции по их освобождению были задействованы значительные силы. Их хотели переправить в Пакистан, чтобы выдать за летчиков, якобы бомбивших кишлаки. Только через две недели их удалось освободить. К сожалению, в ходе этой операции четверо из них погибли.

Всего, по официальным данным, за годы «афганской» войны погибли 20 гражданских специалистов из разных министерств и ведомств.

«Силою можно тащить, но нельзя силою кормить» (афганская пословица).

Долгое время участие в боевых действиях в Афганистане сотрудников МВД СССР, в том числе и военнослужащих внутренних войск, хранилось в тайне. Руководство страны посчитало нужным засекретить присутствие этой категории людей в погонах в стране, которой мы оказывали интернациональную помощь. Возможно, это было связано и с тем, что по своему статусу МВД было не вправе действовать за рубежом. И чтобы не обострять и без того напряженные отношения с Западом - всё-таки, шла "холодная" война, - отправку сотрудников органов внутренних дел решили скрыть. Но "гриф секретности" сейчас снят. На брифинге в Центральном музее Росгвардии рассказали, что с 1979 по 1989 годы в Афганистане выполняли специальные задачи 856 военнослужащих войск правопорядка - 3 генерала, 627 офицеров и 226 прапорщиков. Погибли 8 офицеров, двое из них - из спецотряда МВД "Кобальт". Родина наградила орденами и медалями 552, а Республика Афганистан - 352 военнослужащих внутренних войск.

Чем они там занимались? Помогали афганцам создавать буквально "с нуля" собственные МВД и внутренние войска, подразделения охраны и безопасности. Разумеется, по советскому образу и подобию. Финал известен.

Афганистан

20 декабря 1982 года группу советников МВД забросили на военных самолётах в Кабул. Поселили первоначально в палатках, потом через неделю распределили кого куда, и отправили по местам службы.

Фомину выпал район, граничащий с Ираном.

Вечером приказ: утром на вылет – и через несколько часов самолёт приземлился в Шинданде.

Ощущение от необычной командировки были странными для опытного офицера: во-первых, полная неизвестность, которую никто из начальства не торопился развеять, во-вторых, постоянная, почти несмолкающая стрельба вдалеке. Слышны были взрывы орудий, слабая трескотня стрелкового оружия и противный вой мин… Тревожно было на душе.

«На аэродроме прибытия дислоцировалась десантная бригада, наши и афганские лётчики, они были спокойны, словно не слышали посторонние «шумы», как обычно неторопливо занимались своей рутинной военной работой: взлетали и садились самолёты и вертолёты, грузились десантники, вылетающие на задания, привозили раненых и убитых, заправлялись горючим и боеприпасами вертолёты…».  

Пройдёт совсем немного времени и вновь прибывшие в Афган «из-за речки», будут испытывать тревогу только тогда, когда на короткое время вдруг прекращался этот «концерт» страшной «музыки войны». Пять-шесть часов в полной тишине, в тревоге, неопределённости и в отсутствии аппетита, и вдруг, при первых звуках канонады всё менялось: тревога уходила, поднималось настроение, и сам собой появлялся зверский аппетит.

В Шинданде вновь прибывшим в последний момент выдали немного денег и отправили первым же самолётом в провинцию Фарах (3), за 500-600 километров от базового аэродрома.

«Фарах – старинная феодальная крепость.(4) Стоит на горе высотой, наверное, километра полтора. По легенде, Александр Македонский не смог взять её и ушёл из Афганистана, не завоевав его. Ни мы, ни местные в крепость не поднимались.

Город Фарах сам по себе интересный, особенно для иностранцев. Сказочная, необычная архитектура и столь же удивительное расположение улиц. Рядом с городом на плоскогорье два небольших озера. И всё та же, почти непрерывная работа артиллерии, разносимая эхом далеко по горам.

Фарах уже был обжит нашими предшественниками. Нас, группу из 12 человек, все офицеры МВД, поселили в двухэтажном доме: командир, старший советник и наше отделение из пяти человек. Света в городе не было, не было и радио. Пользовались военными передвижными установками, вырабатывающими электричество. Но очень редко. Больше обходились керосиновыми лампами.

Оперативная работа

Для начала в Фарахе в отделении милиции собрали сход местных жителей. Не всех, но самых уважаемых. Переводчик-афганец что-то говорил о новых советниках, в том числе и о Фомине, потом, по просьбе афганцев, предоставили слово Сергею Антоновичу. Сказал несколько слов, и этого оказалось достаточно, чтобы его узнали и запомнили в лицо, впрочем, как и всех приехавших с ним «шурави», и в дальнейшем обращались с просьбами и проблемами лично даже на улице.

В Афганистане советники ходили в «гражданке» без охраны. При себе имели автомат и «ПМ». От афганцев отличались только европейским покроем одежды. Приходилось бывать и в домах и на квартирах у подопечных.

«В Академии МВД был курс лекций «Организация борьбы с бандформированиями и террористическими группировками». Курсантам тогда этот курс казался экзотическим и нафаршированным голой теорией, рассуждали меж собой: вряд ли когда эти знания могут пригодиться на практике. Последние банды басмачей и бандеровцев были ликвидированы в СССР в середине пятидесятых, никто не ожидал повторения этой беды в СССР. Но когда я  прилетел в Афганистан, все академические знания по этому курсу оказались очень даже востребованными.

Пришлось вспоминать «голую» теорию. Необходимо было заниматься сбором информации о бандах и их руководителях, об их численности, дислокации, количестве и качестве вооружения, настроениях в банде и окружающего населения. Наводили справки об активистах в банде, устанавливали её местонахождение. Активно занялись вербовкой агентов из состава бандформирований. Они сообщали о местах минирования, о будущих нападениях на наши части, о дислокации банд. Однажды пришли и предупредили, что дорога заминирована. Показали где. Привезли шесть больших фугасов.

После обработки полученной информации, её передавали в штаб, в Кабул, и там решали что делать: проводить боевую операцию или просто уничтожать бандитов на месте».

Эпизоды войны

«Довелось участвовать в шестнадцати бомбо-штурмовых операциях (БШО). Вылетали на вертолётах. Брали с собой афганца-наводчика и он на месте координировал куда наносить удар. Мы сбрасывали бомбу, указывали этим цель, а потом на цель шли штурмовики.

Однажды душманы нас так сильно обстреляли, что мы даже не успели сбросить вторую двухсоткилограммовую бомбу и аварийно сели в горах. Практически мягко упали.

Со второго вертолёта нас быстро взяли к себе на борт и мы улетели. Подбитую «вертушку» потом восстановили и благополучно вернули на базу.

Был случай, когда большой снаряд в нескольких метрах от меня зарылся в песок и не взорвался… Повезло. Но страху натерпелся вдоволь.

Один раз был контужен, снаряд разорвался рядом с «бэтээром», всех скинуло взрывной волной с машины, но никого даже не ранило. Вечером заболела голова, а утром пошла кровь из носа… Но всё тогда, вроде, обошлось. Врачей рядом с нами не было, так прошло само собой. Откликнулось это только четыре года назад, когда срочно пришлось отнять ногу… А вот когда заболел зуб в Фарахе, туда прилетел вертолёт и отвёз на удаление в Кабул»…

Вербовка

Кажется, обычная работа оперативника. Но даже на родине вербовка агентов требует длительного времени для изучения объекта и знания психологии преступника. За «речкой» свои люди, даже если они преступники, изученные и проверяемые годами неоднократно, их типы описаны во всех учебниках криминалистики и то с ними трудно, здесь - чужаки с неизвестным менталитетом, верующими в неизвестных богов, подчиняющиеся непонятным устоям бытия. Приходилось нелегко. Но афганцы относились к русским советникам дружелюбно. Особенно если человек им чем-то понравился. Всё для него сделают. Информацию любую дадут, даже спасут в случае  опасности. На контакты шли легко. Не особенно сопротивлялись и вербовке, потому что знали и понимали, что бандиты несут им смерть».

На советников и военных попыток покушений и даже просто каких-либо инцидентов в

городе за все два года пребывания Фомина в Фарахе не было.

«Снабжение признаться в Фарахе было неважным, многое приходилось добывать и покупать самим. Сами себе готовили, сами покупали бензин, керосин для ламп… Это армейские снабженцы так работали безобразно. Но телевизоры были, холодильники были, чай, кофе, тушёнка… А электричества не было».

Афганистан – страна чудес.

«Конечно, в кишлаках изматывала работа при 60 градусах жары с мая до середины ноября.  Средняя температура плюс 50, в палатке плюс 49. При этом вокруг почти всегда где-то и что-то далеко бухало, ухало, взрывались мины и снаряды, летали самолёты и вертолёты… В Союзе при 30 градусах – жара, люди ходят в футболках, а мы здесь кутаемся во всё тёплое. В песках вообще температура зашкаливает… В Кабуле 30 градусов, наши, только что прибывшие из Союза, купаются и радуются, а у нас зуб на зуб не попадает. Становится уже непонятным, как люди в Союзе живут?…

Но работа оперативников не должна была страдать от климата. Работали.

Когда уезжал в Афганистан весил 82 кг, поехал в отпуск через два года – 62. Двадцати килограмм как не бывало.      

И уж совсем невиданное - миражи.

Совершенно неожиданно, над серыми дувалами, над вибрирующем от раскалённого воздуха горизонтом, в бесподобных ярких красках вдруг появлялся город или кишлак… Изумрудное море… Изумительный зелёный оазис… Неописуемой красоты и реалистичности картины!..

Но всё это лишь мираж, такой же, как тогдашняя мечта о новогоднем снеге в Сибири.

Кстати, о снеге.

Как-то вышли на большое ровное плато, покрытое километров на десять «белым асфальтом», оказалось, плато полностью закрыто солью. А создавалось ощущение, что под моими ногами чистый, хрустящий снег. Жара выдавила из земли соль. Сто лет там не было даже облаков, не то, что дождя, и вот соль. Откуда? Оказывается конденсат в горах такой, что вся вода стекает под землёй в долину. Вода была там близко от поверхности, пару лопаток копнёшь, вот она и вода.

В Фарахе не было скважин, было три колодца.

Или вот ещё. Однажды всю ночь вдалеке безмолвно вспыхивало небольшое свечение, потом медленно разрасталось в половину неба и снова медленно гасло. Будто замедленный ядерный взрыв в стороне Ирана. И так всю ночь. Что это было, так и не поняли: толи природное явление, толи новое оружие…».

Угон самолёта в Иран.

Сдали отчёт в Кабуле, нужно лететь в Зарандж. Получил секретные документы, зарплату на всех своих, продукты, летим на гражданском Ан-26. Летать приходилось на чём угодно, что попутно, на том и летим. Лётчики – афганцы. Пассажирами кроме меня в самолёте два солдата, два советника (партийный и комсомольский) и один прапорщик. Пролетели примерно полпути, часов пять в полёте, прапорщик хорошо знал местность, сообщает, что мы уже в Иране. Я выглянул в иллюминатор, действительно, что-то не то. И вижу иранский город Заболь через речку. На иранской стороне столбы, провода, а у нас ни света, ни радио не было. Мы из Фараха в Зарандж не раз летали, местность знакомая. Говорю лётчикам, что мне нельзя в плен, со мной секретные документы. Лётчики против, летим правильно. Тогда говорю, как только приземлимся в Иране, взорву гранаты. Лётчики молодые, первый раз летели из Кабула в Зарандж. Я, как старший по званию, командование беру на себя. Приказываю развернуться. Развернулись и спросили, куда лететь. Говорю, в Фарах. Лётчики задумались, признались, что заблудились, первый раз летели по этому маршруту. Пролетаем границу и видим, по нам стали бить зенитки. Быстро сообщаем диспетчерам, что происходит.

Команда - лететь в  Шинданд, это в 70 км от Заранджа.

Приземлились. В борту несколько пробоин, слава богу, не серьёзные.

У трапа встретил афганский генерал, командующий лётчиками. Стал извиняться за сплошное ЧП, а не полёт.

- Майор, извини, никому только не рассказывай. Завтра доставят в Зарандж.

Устроил приём по высшему разряду. Поели плов, чай попили. Нас в казарму. Там койки, белые простыни… выспались.

Утром в другой самолёт и в Зарандж. Там разгрузились, я передал документы секретчику. О ЧП командованию молчок. На второй день пришло извещение о том, что мне дали подполковника. Срок выслуги подошёл.

Самолёт Ан-26 машина серьёзная и дорогая. Дорого бы она и нам всем стоила, если бы не туда сели.

***

После Афгана Сергей Антонович четыре года возглавлял отделение ОБХСС УВД. Всяких интересных случаев была масса в его работе и до и после Афганистана, но вот запомнился такой.

В 70-х годах пришлось столкнуться с неким гражданином, имя которого Фомин помнит до сих пор – Арижан Алюшин. Прекрасный музыкант. Его пригласили выступать в художественной самодеятельности УВД. Ему даже форму новую милицейскую выдали. А потом новоявленного «коллегу» милиционерам пришлось искать аж на Украине. Оказалось, парень после очередной «отсидки» решил обосноваться в Томске. Подрабатывал культмассовиком в Багашовском доме отдыха. Получил в подотчёт аппаратуры тысяч на десять (в 70-е сумма не малая). Немного поработал-поработал, а потом в один прекрасный день всё продал и прямо в новенькой форме сбежал.Объявили во всесоюзный розыск, нашли и заставили возместить ущерб. Форму конфисковали. Оказался мошенником-рецидивистом, имел три паспорта на разные имена, отметился в Омске, Ленинграде и на Украине.

После выхода на пенсию работал Сергей Антонович в Томске на трёх заводах начальником охраны. Случалось, ездил на сопровождение грузов  в наши южные республики и уже тогда там чувствовалась обстановка и в целом настроение населения родственное Афгану. Тревожило это. Там никогда не было советской власти в нашем понимании, там была ханско-байская власть и борьба кланов, поддерживаемая московскими властями. К чему это привело, сейчас видно всем.

Работая на заводе режущих инструментов, смог выявить группу воров, расхищавших продукцию вагонами. Долго не мог понять, как это делается. Привлёк к делу бывших коллег из Кировского ОБЭПа. Отследили весь механизм хищений и задержали преступников. Причем, как выяснилось на следствии, в схеме существовали каналы «сбыта» на уровне руководства завода…

Не стареют душой и профессиональным умением ветераны.

Примечания:

1.                  Дари́— язык афганских таджиков, хазарейцев, чараймаков и некоторых других этнических групп. Один из двух государственных языков Афганистана.

2.                  Р. Брейтвейт в книге «Афган. Русские на войне» (2013 г.).

3.                  Фарах (пушту / дари : (فرا) - одна из 34 провинций Афганистана, расположенных в юго-западной части страны рядом с Ираном. Это просторная и малонаселенная провинция, разделенная на одиннадцать районов и состоящая из сотен деревень.На севере граничит с провинцией Герат, на юге и юго-востоке — с провинциями Нимрози Гильменд.

4.                  Фарах, город на Ю.-З. Афганистана, в оазисе на р. Фарахруд и на автодороге; административный центр провинции Фарах. 28,7 тыс. жителей (1969). Торговый центр с.-х. района (зерновые).В настоящее времяФарахэто один из крупнейших городов западного Афганистана с населением 54 тыс. человек.

Александр Толкачёв

01.02.2022