Кусок сахара от Ваньки
Историю, о которой пойдёт речь, рассказала мне коренная ленинградка Антонина Александровна Карпова, в девичестве – Елисеева. Это удивительная женщина, педагог, директор липецкой школы № 29 (в Липецк Антонина Александровна приехала, будучи уже взрослой). Сегодня речь пойдёт о знакомых Антонины Александровны – тёте Нине и тёти Зине. Эти две пожилые женщины были подругами, соседками и, можно сказать, добровольными бабушками ребятишек одного большого ленинградского двора. Оттого их все так и звали – без отчеств, по-домашнему.
Когда закончили припасы, были оторваны обои и выварен весь клейстер, а карточные нормы сократились, тётя Нина и тётя Зина не сдались. От своих скудных пайков они отрезали примерно треть (отчего там отрезать-то…). Вымачивали в воде, растирали – получалась тарелка этакого супа. Каждая женщина делила эту тарелку пополам и приглашала к себе двух ребятишек – строго по очереди. Надо сказать, двор был большой, ребятни до войны здесь жило много. Многих, правда, смогли эвакуировать, но всё-таки осталось примерно пятнадцать человек. Кто рос у мамы один, кто – в большой семье. Подмога была каждому. И она приходила в лице двух старушек, которые, еле волоча ноги, пытались помочь детям не попасться в лапы смерти. Но голод и старость брали своё. Труднее приходить тёте Зине, она была семью годами старше подруги и носила в сердце большой груз – потерю единственного сына, который погиб ещё мальчиком, попав под машину. С каждым днём тётя Зина всё тяжелее передвигалась. Её палка уже не бойко стучала, а неразборчиво шаркала по асфальту. В один из дней женщина возвращалась домой, отоварив карточки. Путь её, как всегда, лежал мимо хлебозавода. Здесь и настигла тётю Зину большая слабость. Она тяжело опустилась на асфальт и закрыла глаза. Смерти тётя Зина не боялась, нет. Но ребятишек было жалко. Вот же они, прежде крепыши, а сейчас – словно скелетики. Кто поможет им, кто даст лишнюю тарелочку супа из блокадного хлеба? - Бабусь, а бабусь! – сквозь шум в ушах услышала женщина голос. Словно не сахар оказался во рту тёти Зины, а какое-то чудодейственное лекарство. Она хотела было выплюнуть драгоценный кусочек – у ребёнка отняла, у парнишки! – но не смогла. Зубы сжались сами собой, не послушались. Хотела было спросить, как зовут мальчишку, где живёт, но того уже и след простыл. И она, придя в себя, заплакала, как умеет плакать только тот, кто пережил много трудностей и вдруг увидел настоящее доброе чудо. Домой тётя Зина вернулась с пустыми руками. В тот день ей нечем было накормить ребятишек, и она очень переживала из-за этого. Но радовалась тому, что завтра снова придёт им на помощь. Прошло какое-то время – может, несколько недель, а может, месяцев. Всё смешалось, перепуталось в тяжёлой, голодной жизни тёти Нины и тёти Зины. Им казалось – длится один-единственный бесконечный, трудный день. Тётя Нина развязала верёвки – и даже ахнула. Такого богатства ей и не снилось: несколько банок консервов, хлеб, сухари и небольшой кусок сала! Нет, женщина не радовалась чужим бедам. Но ей стало спокойнее оттого, что теперь больше недели ребятишки её двора будут почти сыты. Она позвала тётю Зину, вместе держали совет, как растянуть продукты, что приготовить. А тётя Зина попросила банку тушёнки и пошла к хлебозаводу. Она надеялась встретить того самого мальчишку, который когда-то спас её. Прошло ещё время, осталась позади блокада. Перед самой Победой умерла тётя Нина. А подруга её жила ещё около десяти лет. Да не одна, а вместе с приёмным внучком – Ванечкой. И всё виделось ей, что это не мальчишка, который когда-то склонится над ней у хлебозавода и сунул в рот кусок сахару, а родная её кровь, сын погибшего сыночка. Оттого и любила она его без памяти. Да и Ванька её – тоже. И было у тёти Зины ещё пятнадцать внуков. Они не жили вместе с ней, но часто приходили в гости и приносили разные вкусные вещи. Так и происходит в хороших крепких семьях.
Софья Милютинская
|