Вячяслав Васильевич Ковыршин

Родился в 1954 году, в г. Томске, учился в школе № 15

В 1978 году окончил, Томский военно-медицинский факультет при ТМУ.

Специальность – врач общей практики. В настоящее время полковник медицинской службы в отставке, военный пенсионер.

Женат.

Жена, Екатерина Степановна, провизор, познакомились и поженились в период студенчества в Томске, через два года будет 50-летний юбилей совместной жизни.

Детей трое и внуков трое. В студенческом Томске родилась старшая дочь, в Монголии родился сын, на Байконуре младшая дочь.

О себе

«Отец фронтовик, воевал с 1941 по 1945 годы. В Кенигсберге был сильно ранен и контужен. Мать в войну работала в Доме отдыха  «Ключи», в котором выхаживали раненых и больных, поступающих из томских эвакогоспиталей.

Жил рядом с речкой Ушайка. Детство прошло на её берегах. Летом в играх на берегу и купании, зимой - в катании на коньках и лыжах. Футбольный фанат клуба «Томь». Пишу стихи, работаем с женой на даче. Делаю фигурки зверей из сучков и пеньков. Пытаюсь воспитывать внуков».

Нынешнее поколение молодых людей может и не поверить, но в недалёком советском прошлом жизнь была достаточно спокойная, особенно в 60-е годы. Несмотря на то, что в мире и на наших границах регулярно возникали военные конфликты, с участием наших военных, об их возникновении 99% жителей СССР даже не догадывались. Тогда правительство лишней информацией народ не баловало. Население страны с интересом и надеждой слушали по радио речи вождей на эпохальных съездах и пленумах коммунистической партии, смотрели по телевидению на действительно грандиозные стройки коммунизма и отчётные выступления ударников пятилеток, восхищались концертами Зыкиной, Гурченко, Магомаева, Лещенко, забиравшихся в самые глухие места страны… И счастливые готовилось к приходу коммунизма, обещанного к 1980 году Никитой Сергеевичем Хрущёвым.

Конечно, возвращались домой солдаты и офицеры после войны в Корее, после венгерских и кубинских событий, после Чехословакии и Даманского, и рассказывали о том, что видели, что пережили, несли людям правду о том, что скрывали власти, но втихаря, потому что давали «подписку о неразглашении». Однако русский народ, прошедший великую войну, знал и понимал, что мы окружены врагами, а с ними мирно жить невозможно, и горячо поддерживал и одобрял решения партии и правительства на любой отпор врагу.

Настроение в стране было пацифистское – все люди братья и нужно жить мирно. Что, в общем-то, правильно.

Первый раз совсем ещё молодой лейтенант Ковыршин, младший врач полка, начал воевать 17 января 1979 года в конфликте, возникшем между Китаем и Вьетнамом. О том, что в тех боевых действиях участвовали советские военные, мало кто знает и сейчас. Однако всё это было. Было.

«Эрлянская война»

«Моим первым местом службы оказался Забайкальский военный округ в Монгольской народной республике, аймачный центр Сайн-Шанд, на китайской границе», - говорит Вячеслав Васильевич, полковник с настоящим иконостасом правительственных наград на груди.

«В то время китайские войска попытались войти в Монголию через Эрлянский выступ. Китайцы прошли через северную оконечность Вьетнама и по границе решили проникнуть во внешнюю Монголию с Эрлянского плацдарма, который вдавался в страну клыком или зубом. Вот с этого плацдарма они и пошли. И вся наша монгольская группировка - 40-я армия, в которой я служил уже полгода, мотострелковая, частично воздушная - вместе с 12-й танковой монгольской чойбалсанской армией вышла на границу и закрыла её во избежание более серьёзного военного конфликта с Китаем.

Это была так называемая «Эрлянская война».

С января по май месяц наши войска стояли на границе. Только весной вернулись на место дислокации.

Несмотря на то, что это было вооружённое пограничное стояние двух больших армий мира и люди гибли с обеих сторон, всё же это было относительно мирное стояние двух сил. Китайцы делали диверсионные и всякие провокационные вылазки, мы пытались всё это пресечь: стреляли «грады», самолёты летали, иногда даже бомбили...

С одной стороны для меня, совсем зелёного офицера, всё это было страшно занимательно и поучительно, но вместе со мною была моя жена. За неё становилось безумно боязно. Её тоже мобилизовали, она была вольнонаёмной и служила в медицинском батальоне в аптеке.

Аптечный пункт медбата был развёрнут полностью по штатному расписанию военного времени: поставлены палатки, завезены медикаменты и полевое оборудование. Все ждали большого поступления раненых. И она была там. Готовила медрастворы и прочее для раненых и больных

Но вскоре у нас на позициях подорвались два БТРа и её отозвали на базу, готовить растворы уже в больших объёмах в стационарных условиях, поэтому она пробыла на передовой всего несколько дней.

Екатерина Степановна провизор, окончила Томский мединститут вместе со мною. Наша маленькая дочь в это время находилась у друзей в гарнизоне. Обстановка была очень серьёзная. Готовность для эвакуации семей военнослужащих в Союз была 45 минут. Взять с собой разрешалось только документы, деньги и ценности. Очень много семей во время конфликта выехало в Союз.

До 1982 года мы с женой  прослужили в Монголии, а потом меня перебросили на Байконур. И там я оставался до декабря 1988 года.

Афганистан

В 1985 году, в июле месяце был командирован в Афганистан. Я уже был капитаном, начальником бактериологического отделения и когда приехал в Афган, то служил врачом в группе особо опасных инфекций. Поэтому Афганистан исколесил от и до. Практически не было места, где бы мы ни побывали. В июле я уехал, а 17 декабря того же года вернулся домой. Вернулся из-за сильной контузии.

В той командировке мне всё-таки здорово повезло с самого начала.

Я не попал на самолёт, на котором должен был лететь в Афганистан, и его сбили под самым Кабулом. На нём летели наши военторговские работники и учителя - женщины афганки и их ребятишки. Когда я через часа полтора после посадки своего самолёта приехал на пересыльный пункт в Кабуле, к нам подъехал на «Уазике» офицер, и спросил: есть ли среди вас медработники?

Оказалось нас двое. Вторым был прапорщик фельдшер по имени Казбек.

И мы поехали к сбитому самолёту собирать останки погибших, точнее то, что от них осталось.

И собирали лопатами, похожими на широкие вилы, такими собирают картошку в поле и на складах…

Собирали в ящики, в мешки…

Не помню, что чувствовал при этом, просто понимал, что ЭТО надо было сделать. Никто другой ЭТО сделать не сможет.

Казбек, крепкий кавказский мужчина, часто прикрывал лицо рукой и на время отходил в сторону…

Холера

Через неделю после приезда в Кабул, выехал в Джелалабад на вспышку холеры.

Возвращалась наша бригада с боевых действий, и, маскируя продвижение, поменяла маршрут возвращения, но кто-то, где-то, толи проговорился об этом, толи ещё что, в итоге оказалось, что на их новом маршруте вода была отравлена. Итог известен.

Мы ехали туда на двух БТР-ах, между нами шла «санитарка». Наш БТР немного отстал, какая-то поломка небольшая случилась. И нас тут же обстреляли из «зелёнки» крупнокалиберным пулемётом. Нам пришлось через нижние люки вылезать и отстреливаться из автоматов, потому что опасались обстрела из гранатомёта.

Хорошо парнишка водитель не растерялся, развернул башню и расстрелял почти весь боекомплект крупнокалиберного пулемёта в то место, откуда стреляли.

И стрельба прекратилась. Толи он всех перестрелял, толи они сочли за благо уйти не прощаясь.

Мы быстро залезли в БТР и уехали догонять своих.

На объекте мы были не одни, с нами работал Красный Крест: бельгийцы, поляки, венгры. По-моему, даже англичане были. То, что мне очень запомнилось, так это их оборудование: современные микроскопы, разовая посуда, разовые пипетки, какие-то пакетики разовые…

Особо разглядывать времени не было, мы практически две недели работали без сна.

Встал, поел и за работу. Немного поспал, встал, поел и опять за работу…

Мы брали воду и делали пробы земли вблизи источников на пути возвращения бригады, искали холерные эмбрионы.

Было одновременное заражение более шестисот солдат, два смертных случая. Заражения выявили и среди местного населения. Много было обезвоженных, крайне тяжёлых больных.

И тоже было очень тяжкое впечатление от увиденного. 

Вернулся на базу и через две недели снова полетел на «брюшняк» в Шинданд.

Однокашники

В Шинданд со мною летел Миша Шадрин, мы оканчивали институт вместе с ним. В институте были в разных взводах и мало общались, но здесь уже было всё совсем другое. Он назвал мне ещё двух наших выпускников: начмеда полка Александра Алексеева и Владимира Безверхнего.

Володя в то время тоже был в пехотном полку начмедом, но его почему-то не было на месте, поэтому мы перенесли нашу встречу на следующий день, чтобы всем встретиться сразу  за одним дружеским столом.

А на следующее утро Шадрина убил снайпер.

И Володя Безверхний куда-то уехал надолго, не дождались его. Так и не встретились с ним в Шинданде.

Вдвоём с Алексеевым вечером тихо помянули Мишу…

Пробыл я в Шинданде не долго. В конце октября пришёл приказ прибыть в Кандагар, на вспышку брюшного тифа.

Опасное соседство

В Кандагар добирался с очередным приключением. Самолёты уже почти туда не летали, только случайные рейсы. Вот мне такой и попался, случайный. Лететь нужно было три часа.

В салоне кроме меня летели шесть вакуумных бомб в деревянной упаковке, похожие немного на свиные туши, только серого цвета. Самолет всё время маневрировал, менял высоту, опасаясь пулемётного или ракетного обстрела, над горами его болтало и поэтому бомбы во время полёта с лёгким стуком тихонько «шевелились», подаваясь от одного борта к другому. Видимо, немного ослабло крепление и мне приходилось их постоянно отталкивать ногами, чтобы не придавили.

Размер каждой моей неожиданной соседки былпримерно метра полтора с упаковкой.

Перед полётом лётчик предупредил:

- Если нас будут обстреливать и пуля пробьют корпус бомбы, от нас не останется вообще ничего, даже памяти.

Хорошая информация к размышлению, главное, вовремя сказанная.

Летели над районом Красного Регистана, совсем низко над красными горами. Внизу так красиво, просто глаз отвести невозможно.Было ужасно интересно смотреть на это настоящее чудо природы, все чувства обострены происходящим, и вместе с тем было очень страшно рядом с шестью молчаливыми вакуумными пассажирками.

Долетели благополучно.

«Брюшняк»

В Кандагаре стояло очень много наших войск: вертолётная эскадрилья, десантно-штурмовая бригада в тридцати километрах от Кандагара, много других подразделений и всё это обслуживал наш инфекционный госпиталь, который работал в тот момент по повальному «брюшняку».

Жара была  невыносимая. Днём 50, 53, 55 градусов…

Работали день и ночь. Всё, что запомнилось о том времени, так это работа, работа и работа. Других воспоминаний и впечатлений нет.

Вставали в пять, никаких зарядок, наскоро умывались, завтракали и сразу за работу. Делали биохимические анализы и прочее. И так часов до девяти, потом покушаем и снова за работу. В четыре - в пять обедали и без ужина часов до 12 ночи снова пашем. Немного приляжем на подушку, а в пять уже подъём.

Я думал, такой режим не выдержу. Войск было много, больных уйма.

Пробыл там месяц. Выдержал.

Шах Масуд

Когда мы отработали Кандагар, к городу подошла сорокатысячная армия Шах Масуда.

Моджахеды захватили аэропорт, окружили Кандагар.

Среди солдат стали ходить панические слухи, что нас уже оттуда не вытащат…

Армия Шах Масуда была очень сильная. Её командир уважаемый военачальник не только среди афганцев и таджиков на севере страны, но даже среди советских генералов».

Афганский полевой командир таджикского происхождения Ахма́д Шах Масу́д (01.09. 1953 – 10.09. 2001) среди своих имел прозвище - Панджерский лев, которое получил за оборону своего родного кишлака Джангалак.О нём хорошо отзывались советские генералы Валентин Варенников и Игорь Родионов (командующий 40-й армией в Афганистане в 1985-1986 годах).

Известно, что он единственный из командиров моджахедов пошёл в 1982 году (самое начало правления Андропова - 10 ноября 1982 года) на перемирие с советскими войсками. Возможно, это было именно то время, когда Кандагар был в кольце моджахедов, что и спасло город от падения.

Многие считают, что если бы тогда ему дали всю полноту власти в Афганистане, он смог бы вернуть свою страну к миру. И вполне возможно, одной горячей точкой на карте мира стало бы меньше. Меньше бы наших ребят погибло.

Но мира в Афганистане никто не желал.

Известный советский дипломат, доктор исторических наук Валентин Михайлович Фалин, вспоминал:"От военных разведчиков мне было известно, что Масуд был не прочь возглавить правительство в Кабуле и полагал, если ему будет обеспечена свобода рук, то через 6-8 месяцев в Афганистане наступит покой".

Ветераны Афганистана вспоминают Масуда как достойного противника, чьи методы были прозрачны и честны.

Вот что о нём говорили наши военные:

- Когда я встречался с Ахмад Шахом в 1998 году, мы с ним говорили долго. Он сказал мне поразительную вещь: «Я, говорит, мог же с вами воевать по-другому. Я же мог сбивать ваши пассажирские самолёты. Я же не сбивал пассажирские самолёты. Я с вами воевал, как воевал». - Руслан Аушев.

Генерал армии Валентин Варенников свидетельствовал, что президент Афганистана Наджибулла настаивал на ликвидации Ахмад Шаха, однако сам В. И. Варенников противился этому:

- Я ему сказал, что этого делать нельзя. Я ему доказывал, что Ахмад Шах Масуд в отличие от других руководителей — это совершенно другая фигура, это государственник. За ним идёт народ, народ в него верит, он пользуется колоссальным авторитетом на севере страны, где проживают таджики. И он не зашоренный, не озлобленный, с ним можно нормально говорить и договариваться.

Генерал Игорь Родионов, командующий 40-й армией в 1985-1986 годах, вспоминал:

- Самая тяжёлая обстановка была в Панджерском ущелье… Командовал душманами знаменитый Ахмад Шах Масуд… Масуд, конечно, талантливый и очень способный командир. Тогда, в 80-е годы, он успешно отразил не одно наше наступление.

Масуд во время переговоров с советским командованием категорически отказывался идти на какие-либо прямые контакты с эмиссарами из Кабула. Но с советским руководством Панджерский лев согласился иметь дело, равно как и оно с ним, ибо, по словам командующего 40-й армией генерала Бориса Громова, «Ахмад Шах искренне заботился о простых людях и они отвечали ему признательностью – среди афганского населения авторитет этого полевого командира был огромен... В 1982 году нам удалось главное – мы установили с Ахмад Шахом достаточно прочные контакты, которые не прекращались до самого вывода советских войск из Афганистана… В частности, уже в 1982 году представителями 40-й армии и лично Ахмад Шахом были подписаны соглашения, в которых шла речь об обязательствах Масуда не допускать обстрела советских колонн на южном участке перевала Саланг, где он безраздельно господствовал.

Косвенно это подтверждает рассказ полковника В. В. Ковыршина о том, что во время «кандагарского сидения» в окружении масудовцев, его группа дважды выезжала в Лашкаргах (дороги тогда ещё не были заблокированы), там были больные и раненые. Когда ехали по окрестным кишлакам, везде были вооружённые мужчины с автоматами, с винтовками «Бур», с пулемётами и длинноствольными ружьями прошлого века … Их было много. Даже очень много. Но не было ни одного конфликта, ни одного нападения. Местное население не проявляло агрессии к советским войскам.

И, тем не менее, советские войска и армия ДРА провели против сил Масуда девять военных операций. Только в одной из них участвовали 2 600 афганских и 11 тысяч советских военнослужащих, применялись 390 самолетов и вертолетов (включая бомбардировщики), 39 артиллерийских батарей.

Но хотя военные и достигли ограниченного успеха, разделаться с командиром моджахедов никак не могли. Всё-таки прозвище Масуд, что значит "счастливый", он получил не зря.

Винтовка «Бур»

«Мой однокашник Миша Данилов, капитан медицинской службы, большой любитель оружия, особенно исторического, был начмедом батальона охраны штаба армии и потому имел некоторые преимущества по сравнению с нами, жившими по четыре человека в одной комнате.  Он имел отдельное жилье и у него в комнате на стенах висели все виды стрелкового оружия, какие только можно было найти в то время в Афганистане: сабли, ятаганы, шашки, наганы, маузеры, кремневое оружие, немецкие автоматы и винтовки времён ВОВ и американские М-16. Имелась у него и винтовка «Бур».

Интересно, удалось ли ему вывести свою столь занятную коллекцию в Союз».

Про винтовку «Бур», которой пользовались снайперы душманы, ходили разные слухи: дальность полёта пули - 2 км, калибр - 11,2, убойная сила просто чудовищная. Ходили легенды, что она способна пробить броню БТРа и так далее. Но правда, как всегда, немного отличается от мифов.

"Бур" на самом деле является английской винтовкой, производимой в разных модификациях с 1895 года под названием "Ли-Энфилд".

Винтовка получилась настолько удачной, что применяется во многих конфликтах стран третьего мира до сих пор.

Десятизарядныймагазин и удачная конструкция механизма затвора позволяли вести из винтовки продолжительный (относительно 5-ти зарядных винтовок) огонь с неплохим показателем боевой скорострельности.

Ли-Энфилд активно применялась Англичанами во время Англо-Бурской войны 1890-1902 годов. Отсюда производным образом образовался и "Бур". Цифры "303", иногда употребляемые в названии оружия, говорят нам о его калибре в дюймах.

Винтовочный патрон7,7х56мм. обеспечивал Ли-Энфилд неплохой дальностью стрельбы - до 2-х километров, что порой осложняло положение советских солдат, чьи АКМ и АК-74 были рассчитаны на стрельбу до километра.

Винтовки «Бур» применялись для уничтожения воинских колонн на серпантинах.

Стреляли с дальнего расстояния в первую и последнюю машины, а потом методично пытались уничтожать середину колонны.

"Буры" попали в Афганистан в начале 20 века и до сих пор, по утверждению некоторых источников, остаются боеспособными!

Баграм

«После того, как Шах Масуд почему-то отвёл войска от Кандагара, - вспоминает Вячеслав Васильевич, - яуспел две недели поработать в Кабуле, там была большая вспышка малярии и лейшманиоза среди солдат внутренних войск Афганистана («ХАД»). А мне ещё нужно было успеть съездить в Баграм, но при выходе «бэтээров» из города нас остановили на блок-посту, сказали, перевал закрыт, стреляют. Полетите на вертолёте.

Полетели в Баграм на вертолёте и… нас подбили почти над целью нашего полёта.

Хорошо, что вертолёт летел низко, а внизу были не скалы, а каменная осыпь. И мы по ней, как по детской горке, скатились на равнину. Внизу нас уже ждали наши ребята.

При обстреле вертолёта меня контузило от ранения в голову по касательной. Не сильное ранение, но голова болела ужасно.

В Баграме тоже оказался свой человек, томич Дима Валиулин, начмед танкового полка, с которым мы потом в Томске преподавали на факультете. Он был одним из невольных участников моего спасения.

После контузии в принципе чувствовал себя хорошо, но потерял нюх и слух.

Неделю отлежал на койке, потом обратился к неврологу, он сказал:

- Нечего тебе здесь делать, твоё время командировки уже давно закончилось. Езжай домой.

Освидетельствовали и отправили из Кабула сначала в Ташкент, потом в Алма-Ату.

Вот так я вернулся на Байконур.   

Вскоре мне присвоили звание майора.

Воспоминания

За время командировки я побывал практически во всех крупных городах Афганистана и во всех местах, где были крупные боестолкновения, кроме Герата, который тогда был в руках моджахедов.

На отдых и хоть какую-то личную жизнь времени не хватало, все дни были заняты работой, но всё же я за шесть месяцев дважды побывал в центре Кабула.

Первый раз съездил на рынок, купить всякую соблазнительную экзотическую вкуснятину:  импортный шоколад, жвачку, баночное ситро и баночное пиво, сигареты. Ну и прихватить водки, конечно. То спиртное, что выдавалось офицерам, заканчивалось быстро.

Второй раз ездил за подарками для жены и дочерей. Купил юбки, джинсы и прочую мелочёвку.

Восточный рынок это, конечно, нечто. Прилавки ломятся от всякой всячины. Горы овощей, арбузов, дынь и фруктов, сладости, о которых я даже и не слышал. Всё свежее, больших размеров, цвета сказочные… Даже обычный гранат мог быть с голову полуторагодовалого ребёнка. Фантастика!

Природа Афганистана в красках напоминает восточный ковёр. Был бы я художником, картины бы там писал.

Но на изучение всех этих прелестей не было времени - в провинции холера. Нужно было спасать людей, а не глазеть по сторонам.

Общее для всей страны – жара и отсутствие воды и рек.

Я даже стихи написал про это разнообразие.

Сегодня тридцать лет, как нет Афгана.

Представить страшно - целых тридцать лет,

Но память, как зияющая рана

Запомнила лишь жёлто-красный цвет.

Ещё немножко зелени – «зелёнка».

Ещё немножко чёрного – «тюльпан».

И очень много серый, раскалённый,

Твой небосвод, безжалостный Афган.

Я не художник был с цветной палитрой,

Я был врачом - тридцатник с малым лет.

Курить? – Курил, и был знаком с поллитрой,

Но чётко знал, что крови красный цвет.

Об этом знает каждый, кто однажды

Порезал палец или нос разбил,

Но струйку стёр, перевязал отважно

И всё, о ней и думать позабыл.

Сегодня чёрно-белых хроник снимки

Напомнили, что не забыли мы и вы;

Какого цвета кровь теряли в синей дымке

Афганских гор мальчишки-«шурави».

Сегодня встретилось всё воинское братство

Седых солдат, прошедших сквозь Афган.

За тридцать лет мы не нашли лекарства,

Что вылечат нас от открытых ран.

Если сравнивать с Монголией, совсем печаль. В пустыне Гоби не земля или песок, а очень мелкая галька и солончаки. Ближе к Китаю пески, саксаул и легендарные монгольские карликовые золотые берёзки. И почти никакой живности, только редкие песчаные зверушки – тушканчики, ящерицы... И большая часть из них выползают на поверхность лишь ночью.

Когда ехали с дочкой в отпуск, то на остановке поезда сошли на стоянке размяться. Дочка увидела едва пробившуюся травку и радостно закричала, сорвав травинку:

- Мама, мама, смотри, цветок!

Ребёнок былинку цветком посчитал.

В 1987 году перевёлся в СибВО, в г. Ужур, юг Красноярского края, предгорье Саян. Чудесное место оказалось. Природа удивительная: берёзовые рощи, ягоды, грибы, рыбалка в реках, где водилась рыба ценных пород.

Здесь встретил знакомых афганцев. Они работали в военкомате. Четвериков начальником 3 отдела, Иноземцев военкомом.

Гена Четвериков  получил орден «Красной звезды» за то, что вызвал огонь на себя. А спас его Володя Иноземцев.

Четвериков, командир роты, был с тридцатью бойцами окружён духами. Понял, что положение безвыходное, не выжить. Решил не рисковать попаданием в плен и вызвал огонь на себя. Назвал координаты.

И тут его радиосигнал поймал командир танковой роты Иноземцев, который был совсем рядом и пошёл к нему на выручку. Пробился и выручил ребят. Бог спас.

Часто собирались вместе семьями, вспоминали Афганистан…

В Ужуре прожил как на курорте до 1996 года, потом наш госпиталь сократили и расформировали. Мне было предложено поехать на Чукотку. Это самая северная точка мыса Шмидта. А там белые медведи, киты, нерпы, тюлени, песцы, рассомахи и прекрасная рыбалка на красную рыбу. И непогода. Шторма, морозы, пурга и метели.

Это всё, конечно, внешние стороны военной жизни, работа врача никуда не делась. И порою очень тяжёлая работа. Люди болели и травмировались. Север не прощает ошибки. Работали не только с военными, но и с гражданскими. Госпиталь пришлось восстанавливать после деструктивной деятельности предыдущего руководителя и вообще государственной политики в отношении армии. Кто помнит 90-е годы, тот понимает, чего стоило сохранять в армейских коллективах относительно нормальную жизнь и дисциплину при развале снабжения всем и вся.

Да и отдалённость от центра тяготила оторванностью от привычной жизни, от родных и друзей.

В 1998 году перевели на Сергеевский полигон начальником 300-коечного госпиталя.

Полигон самый крупный от Урала до Владивостока. Там было всё, в смысле военной техники.

Потом перевели начальником медицинской базы в Шкотово и одновременно назначили начальником гарнизона на территории от города Артём до города Находка. Артём, Шкотово, Большой Камень, Фокино и город Екатеринославка – всё входило в структуру нашего гарнизона. Только Находка нам не подчинялась.

До этого я прекрасно знал, что шло чудовищное сокращение, но только на новом месте службы столкнулся со столь вопиющим уничтожением советской армии со стороны вышестоящего руководства.

Видя направленность на глобальное сокращение войск, население и практически бандитские группировки разворовывали всё, что оставляли войска: здания, территорию, оборудование. 

С 1994 года по 2001 год на Дальнем Востоке, на том участке, где я служил, и в соседних гарнизонах, сократили 184 воинские части.

Приказом Ельцина на границе была отодвинута на 50 километров демаркационная линия с Китаем.

Не все военные поддались «миротворческому» безумию, а по сути предательству интересов России, некоторые думали о сохранении обороноспособности страны. Вскоре базу в Шкотово передали Тихоокеанскому флоту и расширили. Вместо 38 объектов у меня в подчинении стало 52. В том числе два плавучих госпиталя «Омск» и «Иртыш» с двумя тысячами личного состава, что сравнимо с полком пехоты. Пятиэтажные огромные красавцы, укомплектованные по-тогдашнему весьма современно, требовали особого внимания командования. Работы прибавилось кратно.

По семейным обстоятельствам в 2002 году переехал в Томск и стал преподавать на  кафедре организации медицинской службы.

В 2006 году уволился из армии по состоянию здоровья в 52 года, достала контузия. Стал терять слух. Работать со студентами уже не мог.

Александр Толкачёв

На фото: автор Толкачев Александр Александрович