Я ТОЖЕ МОГ БЫ РАССКАЗАТЬ ТЕБЕ О СЕВЕРЕ

А Р К Т И К А                                                     Внуку Никите посвящаю
                                                    (часть 1)

В школу я пошёл, когда мне было восемь лет. Шёл 1942 год, где-то далеко на Западе гремела страшная война, немцы рвались к Сталинграду , как позже пришедшие с победой солдаты расскажут в песне:

«Рвались к Волге немецкие орды,
край родной был пожаром объят.
И у волжских дверей, отражая зверей,
стал стеной богатырь Сталинград».

А здесь, далеко в сибирской деревеньке, женщины ходили с суровыми лицами. Всех гнула к земле забота о хлебе, страх за ушедших на фронт.
Нынешним «реформаторам» не понять, что работа в коллективе (я пишу про колхоз) даёт большой заряд бодрости, поэтому, не смотря на плохие вести с фронта, каждое раннее утро тревожил слух и бередил душу протяжный напев выезжающих в поле баб-солдаток про девушку, что "на позицию провожала бойца,
Тёмной ночью простилася на ступеньках крыльца.
И пока за туманами видеть мог паренёк,
На окошке у девушки всё горел огонёк».

И ещё, постепенно затихал, удаляясь, красивый украинский напев:
«Посияла огирочки низко над водою.
Сама буду поливаты дрибною слезою»

Эта деревенька была когда-то основана моим прадедом Никитой и носила название «Никитинка».
Кости прадеда Никиты где-то закопаны в безымянной могиле стараниями работников Народного Комиссариата Внутренних Дел, а его сын Сидор Никитович уже шестой год валил лес в посёлке Котлас на холодном севере.
В деревне, куда привезла меня мать, жила моя бабушка с младшим сыном Алексеем и младшей дочкой Ниной. Моему дяде Алёше 15лет, он работал в колхозе, возил на пароконной подводе сено, солому, дрова, зерно и другие нужные колхозу грузы, был сам грузчиком и водителем конной упряжки. Работа была от темна до темна. И подросток так уматывался за день, что ночью во сне, всё погонял матом утомлённых работой голодных лошадей.
Тринадцатилетняя тётка Нина училась в пятом классе в ближайшем райцентре, каждый день ходила пешком за три километра в школу.
Два старших сына были на фронте, а средняя дочь училась в военном медучилище и вскоре должна была убыть на войну.
Мать привезла меня к бабушке из пригородного совхоза, ставшего подсобным хозяйством вывезенного из Москвы авиационного завода.
Москвичей селили к оставшимся после ушедших на фронт мужиков семьям, уплотняя жильцов до предела. Поэтому мать решила, что мне будет лучше у бабушки: там огород, корова - с голоду не умрём. Да ещё бабушке в тот год чуточку повезло. Около деревни в
излучине реки Оми военное медицинское училище построило учебный лагерь, куда прибывали курсанты из города на лыжах после сорока километрового кросса, принимали пищу и после непродолжительного отдыха уходили опять в город. В полевых кухнях им готовили горячее, а выпечку хлеба, по рекомендации председателя колхоза, возложили на мою бабушку. Военные обеспечивали её дровами.

Просыпался я утром, зимой рассветало поздно, электричества ещё не было и в помине, комната слабо освещалась горящим фитильком, опущенным в бутылку с керосином. Жарко горели дрова из сухой берёзы в русской печке, посылая красные отблески на противоположную стену дома и окна. Бабушка уже отщипнула кусочек теста из квашни, раскатала скалкой лепёшку, положила на сковородку. Из печки заструился сладостный аромат свежего хлеба.

Простая крестьянская изба состояла из двух больших комнат. «Передняя» ,с русской печкой, с массивной деревянной лавкой (скамейкой) вдоль стены, с большим столом, за которым усаживалось большое семейство, и с широкой деревянной кроватью, на которой в былые годы располагалась на ночь вся детвора. Вторая комната называлась «горницей», по-нынешнему, - «зал». Мебель вся была самодельная: буфет, диван, кровать для молодых, зеркало на стене, в углу большой фикус в кадке. На окнах круглый год цвели герань и бальзамин –«Ванька мокрый». Так жил самый богатый в деревне мой родной дедушка Сидор Никитович Чечуков.
В углу кряхтел старый еврей Соломон, приехавший из города в деревню на заработки. Соломон - сапожник. Ему несли в починку обувь, платили продуктами, кто чем мог. По выходным к нему приезжала «Сагочка» и увозила заработанные продукты.
Соломон с утра до вечера стучал молотком, загоняя деревянные шпильки в подошвы, и смолил дратву, мыча грустную песню или молитву. А в глазах его таилась такая тоска, что приносившие отдавать обувь в починку бабы шептали: «Бедный еврей!»-и прибавляли лишнее яйцо.
Я чувствовал, что лепёшка уже готова и бабушка гусиным пёрышком мазала её сметаной.
- «Вставай, внучек, перепечка ждёт тебя!»
Перепечка –так по- белорусски называлась лепёшка.
Я быстро справлялся с перепечкой и стаканом молока и вскоре сидел в холодном классе среди таких же мальчишек и девочек- первоклассников. Первоклассники занимали пять парт в левом ряду, а правый ряд занимали ученики третьего класса. Школа в деревне была начальная, малокомплектная. Располагалась она в простом крестьянском доме. В первую смену занимались первоклассники и третий, класс, а во вторую - второй и четвёртый.
Все знали друг друга и жизнь шла без конфликтов. Самое обидное было для нас, первоклассников, когда третьеклассники на переменах начинали кричать хором:
«Третий класс купил колбас, второй нюхал, четвёртый ел, первый в дырочку смотрел!»
Немножко обидно было, но утешало, что и мы подрастём и будем четвероклассниками.
Учительница Елизавета Яковлевна на первом утреннем уроке читала нам рассказы Аркадия Гайдара. За это время комната немного прогревалась и мы в старых книжках между печатных строк писали под диктовку простые предложения или решали лёгкие
примеры. А в это время в ряду третьеклассников учили стихи:
«…Вдали, в океане, в холодной пустыне…
Четыре товарища жили на льдине…
Вода бушевала у них под ногами, ломался обманчивый лёд.
Метель засыпала палатку снегами, но люди стремились вперёд.
И знали герои, что если нагрянет несчастье в далёком краю
Сквозь вихри и бури им Сталин протянет надёжную руку свою.

А в книжке «Хрестоматия» была картинка, где четыре дядьки в меховых шубах строят дом из снега. Елизавета Яковлевна рассказывала о папанинцах, как Родина встречала героев, как ими гордится наша страна. А мы очень завидовали им. Я в то время и не думал, что увижу их, пройду по их следам.
В седьмом классе я прочёл книгу Вениамина Каверина «Два капитана», вот что нужно читать нынешним молодым, если хочешь стать настоящим мужчиной, а не тех Гарри Поттеров, что нам подсовывают почитатели «Дяди Сэма».
Мечта об авиации у меня была с раннего возраста. Десятый класс я заканчивал в школе, где директором был замечательный человек, бывший фронтовик, летавший на фронте в качестве штурмана Дальней авиации. И вот, Илья Григорьевич Новолоцкий, перед выпуском, в задушевной беседе, узнав, что я хочу летать, дал совет учиться на штурмана:
-«Штурмана называют «воздушным интеллигентом»,- говорил он.- Это, грамотный специалист. (В войну, чтобы стать пилотом, достаточно было семи классов, а штурманом – только среднее образование.) Выполнение боевого задания зависит на 80% от подготовленного штурмана. Точный выход на цель по месту и времени, точное бомбометание, фоторазведка и другое.
Без штурмана А.В.Белякова, при мировом рекордном перелёте «Москва-Северный полюс-Америка» экипаж В.П.Чкалова не достиг бы такого блестящего результата».

Забегая вперёд, напомню некоторые исторические эпизоды.
В 1937году, когда иностранные лётчики стали совершать сверхдальние перелёты из Европы в Америку, ставя мировые рекорды дальности и продолжительности, правительство СССР поставило перед авиаконструкторами и лётчиками задачу: «Догнать и перегнать страны капитала! Летать дальше всех, выше всех, быстрее всех!»
Готовясь к установлению рекордов, экипаж В.П. Чкалова совершил сверхдальний по тем временам перелёт: Москва-Дальний Восток. По плану посадка намечалась в новом городе Комсомольск-на Амуре.
После пролёта Читы самолёт вошёл в сплошные дождевые облака,
нижняя граница была неизвестна, а внизу простирались до побережья Тихого океана горы высотой до трёх километров и пробивать облака вниз из-за несовершенного пилотажного (ещё не был изобретен радиовысотомер) и навигационного оборудования
было равносильно катастрофе.
Приводных радиостанций в то время не существовало, да и радиокомпасы на наших самолётах появились лишь в конце войны, скопированные с американских самолётов, поступающих в СССР по ленд-лизу из Америки.
Штурман экипажа Александр Васильевич Беляков, несмотря на огромный опыт полётов в облаках, не смог определить местоположение г.Комсомольска –на Амуре. Долетев до береговой черты Охотского моря, где облачность окончилась, восстановил
ориентировку, снизился, но в баках уже не осталось бензина, чтобы продолжать полёт.

И только мастерство и мужество Валерия Павловича Чкалова сделало удачной вынужденную посадку на крошечном островке Удд, что в северной оконечности острова Сахалин.
В 1938 году, самолёт «Родина», ведомый Полиной Осипенко, Валентиной Гризодубовой и штурманом Мариной Расковой совершил рекордный женский дальний перелёт по маршруту Москва-новый город Комсомольск- на- Амуре.

Не учтя опыт чкаловского экипажа, лётчицы понадеялись на «компас Когановича», (так лётчики прозвали железную дорогу, поскольку Лазарь Коганович был Наркомом путей сообщения), который должен вывести самолёт к месту посадки. Тогда железной
дороги от Волочаевки до Комсомольска ещё не существовало.
Вместо того, чтобы долететь до Хабаровска и вдоль реки Амур следовать к Комсомольску, Раскова проложила курс напрямую от Биробиджана на Комсомольск над безориентирной местностью.
Боковой ветер отнёс самолёт влево, и реку Амур они пересекли левее города юности, но решили, что справа, и продолжали полёт на Север, пока не кончилось горючее. Пришлось садиться вынужденно.
Эта ошибка дорого обошлась авиации. В результате поиска пропавшего экипажа столкнулись в воздухе два самолёта и погибло двенадцать человек. Весь мир узнал, что в стране Советов есть женщины-герои, и самолёты летают дальше всех.
После этого дальняя авиация получила астрокомпас, бортовой секстант, (угломерный инструмент для определения угла высоты звёзд), карты звёздного неба, астрономические ежегодники.

Зима 1943г, я - второклассник. В маленькой неблагоустроенной комнатушке мы ютимся вчетвером. Кроме меня с мамой, с нами разделяет этот неустроенный военный быт эвакуированная из Украины жена военного лётчика с трёхмесячной дочуркой Олюшкой.
Деревянная детская кроватка-качалка в тесной комнатушке стоит рядом с кроватью тёти Наташи ближе к кирпичной печке-плите, которую рано утром разжигает моя мама. После того, как дрова схватывались огнём, через конфорку в плите засыпали мокрую
каменноугольную пыль.
Уголь брали глубокой ночью на казённом складе, скрытно от постороннего взгляда. Это приравнивалось к воровству государственного имущества и грозило тюрьмой. В ту ночь
выпала очередь доставать уголь тёте Наташе. Сквозь сон я услышал, как громко плакала, малышка, а моя мама качала кроватку и ласково баюкала: «А- а- а, сейчас мама придёт, Оле мони принесёт…»
Но Наташа пришла через час, вся в слезах. Она рассказала, что её
встретил с углём Циклоп и повёл в контору, грозя отдать под суд. Комендант Егоров - одноглазый здоровенный мужик, гроза одиноких, придавленных страхом за судьбу своих родных на фронте, недоеданием и тяжёлым трудом солдаток. За глаза они его звали Циклопом. Рыдая, тётя Наташа рассказала, что Циклоп повёл её в контору, грозил отдать в руки милиции. Мать, о чём-то догадавшись, прижала голову Наташи к груди, гладила ей голову и что-то шептала, успокаивая. А тётя рыдала, глотая слёзы и шептала: «Что я скажу Саше?»
Вечером Наташа, держа малышку у груди, перечитывала письма от мужа, обливая их слезами, иногда делясь с мамой мелкими подробностями.

В начале войны, в первых воздушных боях её муж был ранен и попал в Омский госпиталь, а Наташа была эвакуирована в Каменск-Уральский. После выздоровления Сашу определили лётчиком испытателем на 166-й авиационный завод. В 1942 году эвакуированный из Москвы завод приступил к серийному выпуску штурмовиков ИЛ-2. Саше предстояло облётывать только что изготовленные самолёты.
Завод ещё строился на пустыре, на восточной окраине города. Рабочие размещались в наскоро сооружённых деревянных бараках, а техники и лётчики лётно-испытательной станции (ЛИС) ютились в землянках. Лейтенант Большагин обратился к директору завода Соколову с просьбой разрешить жене переехать с Урала в Омск и Наташа перебралась к мужу.
Но счастье молодым улыбалось не долго. Через полгода Саша получил приказ отправиться на Дальний Восток в распоряжение генерала Мазурука. Много позже, я узнал, что генерал Илья Мазурук, известный полярный лётчик, в годы войны командовал дивизией, перегонявшей американские самолеты через Аляску и Сибирь на Западный фронт.
У Наташи шёл восьмой месяц беременности. Первое письмо от него пришло через два месяца. Оно вначале заставило замереть её сердце в страхе.

Конверт был красивый, из плотной бумаги, с загадочными буквами POST USA, но немного придя в себя, она увидела родной почерк: г. Омск, почтовый ящик № 46 Большагиной Наталье Викторовне.
Письмо написано простым карандашом на листках из блокнота, бумага очень качественная, явно заграничная, как и конверт.
Написано оно было в начале октября, а пришло уже в конце декабря. С фронта поступали плохие вести, всё больше семей оплакивали гибель своих близких.
Муж писал, что он очень любит свою дорогую Наташу и будущего сына, что очень беспокоится за их благополучие. В письме осталось много недосказанного, много такого, о чём молчат супруги и что остаётся их тайной, ведь они прожили вместе так мало. Но, самое главное, что он жив и в безопасности, просил не беспокоиться и обещал скорую встречу.

Это было первое и последнее известие от мужа Наташи. Вскоре у неё родилась дочь. Деньги, получаемые на аттестат за мужа, быстро «уходили» на дорогие рыночные продукты и необходимые вещи для малышки. Правда, продуктовые карточки на двух иждивенцев, поскольку она пока не работала, немного спасали положение.

Парторг завода уговорил Наташу перебраться на подсобное хозяйство около города:
- Там есть детские ясли, работать будешь в столовой или на молокозаводе.
Вот так Наташа стала жить с нами.
В феврале 1944года Наташа получила письмо от товарищей из эскадрильи, которые сообщали, что в начале января 1944г, выполняя специальное задание, самолёт нашего друга Саши не вернулся.
Поиски не дали результатов.
После окончания войны, Наташа с дочкой уехала из посёлка, и след их затерялся. А через 25 лет мне пришлось вспомнить своё детство.
                                                  * * *

В 1952 году я поступил в военное авиационное училище штурманов бомбардировочной авиации. Осваивали самолёты ПЕ-2, ТУ-2, ИЛ-28.
Шла война в Корее и программа была ускоренной. В 1953г война закончилась и в программу добавили несколько часов по астронавигации. Как таинственно звучали слова: ЗЕНИТ, НГАДИР, ПАРАЛАКС, НЕБЕСНЫЙ МЕРИДИАН, РЕГУЛ, СПИКА, АРКТУР, ДЕНЕБ и другие, всего 12 навигационных звёзд и 12 созвездий Северного полушария: ВОЛОПАС, СПИКА, ДЕВА, ЛЕВ, ВОЗНИЧИЙ и другие.
Познакомились с астрономическими навигационными приборами, и даже не возникало мысли, что вскоре придётся с этим подружиться вплотную.
Окончив училище двадцатилетним лейтенантом, я был направлен в авиацию воздушно - десантных войск.
У нас ещё не было межконтинентальных ракет, а из-за океана нам уже начали грозить атомной бомбой.
С1948 года в растущем противостоянии СССР и США большое влияние стала играть Арктика. Это огромная северная полярная область Земли, включающая окраины материков Евразии и Северной Америки, почти весь Северный Ледовитый океан с островами, а также прилегающие части Атлантического и Тихого океанов.

Генеральным штабом было решено строить ледовые аэродромы в полярной зоне Северного Ледовитого океана для посадки стратегических бомбардировщиков ТУ-4, как промежуточных, так как максимальная дальность полёта ТУ-4 составляла 5000 километров. На льдины нужно было завезти технический состав, топливо, горючее, продовольствие, стройматериалы, оборудование для метеостанций и прочее снаряжение.
Поиски льдин осуществляли прославленные лётчики Полярной авиации Илья Мазурук, генерал-майор авиации, участник первой (1937г) экспедиции на Северный полюс и полётов в Антарктиде.
За обнаруженную льдину, государство платило 30 тыс. рублей (два автомобиля «Победа»). Среди полярных лётчиков ходила поговорка: «Не будь дураком – летай с Мазуруком!»
Второй знаменитый полярный лётчик, тоже бороздил небо над Ледовитым океаном, отыскивая поля, Иван Черевичный, Герой Советского Союза, участник снятия экспедиции Папанина с дрейфующей станции «Северный полюс-1». Он освоил первые полёты и посадки в районе полюса относительной недоступности.
Чтобы обеспечить ледовые аэродромы необходимыми грузами и обслуживающим составом, Генеральный штаб поставил задачу командующему ВДВ обеспечить транспортные перевозки, в обстановке строгой секретности. Для сохранения секретности на самолётах смыли красные звёзды и номера, заменив надписью «Аэрофлот». Лётный состав переодели в форму лётчиков Гражданской авиации: чёрные куртки до колен на собачьем меху, мягкие до бёдер собачьи унты, свитера из гагачьего пуха, чёрные шапки-треухи. Мы тогда шутили: шапки с тремя окладами.

На дрейфующих льдах была создана целая сеть ледовых аэродромов. Для таких аэродромов площадки выбирались тщательно. Льдина должна быть не менее 2500м. Для замеров толщины льда сверлили лунки. А когда тяжёлые машины, вес ТУ-4 более 50т, а с горючим и атомной бомбой все 60, садились на эту полосу, из лунок били фонтаны воды.
Рядом с Северным полюсом проходила предполагаемая линия фронта. И как всякие военные объекты, аэродромы готовились к защите от нападения: из прессованного снега делались огневые точки, устанавливались мины, намечалось присутствие бронетехники.
Первые тяжёлые бомбардировщики ТУ-4 стали садиться на лёдовые площадки в1949году. Там они сменами дежурили по нескольку дней, готовые в любой момент взлететь для бомбового удара по противнику на другой стороне Полюса. На обратный путь бензина в баках не оставалось, но боевая задача должна быть выполнена. Поэтому, после выполнения задания экипажи должны были следовать в сторону Атлантического океана, где по выработке горючего, на парашютах, следовало покинуть самолёт, и на спасательных плотиках ждать, пока не подберут подводные лодки.
Для лётчиков это было слабым утешением. Все понимали, если дадут приказ бомбить Америку-это будет полёт в один конец. Но американцы должны знать, что мы можем их достать!
Сейчас всё это кажется какой-то авантюрной затеей, но по указанию Правительства с подачи Генштаба, в Заполярье стали спешно строить ледовые аэродромы, завозить строительные материалы для сооружения щитовых домиков, горючее, продукты, личный состав, готовить к вылету самолёты.
Солдаты срочной службы находились на льдинах по году, а офицеры без замены.
Жизненные условия были невыносимо трудными, но Устав обязывал : «переносить все тяготы и лишения».
                                                   * * *
В 1955году, я, двадцатилетний лейтенант, штатная должность - штурман корабля, был назначен в экипаж, неоднократно летавший в Заполярье, в качестве стажёра. Командир экипажа капитан Скуйбин Василий Алексеевич, крупный мужик, седоватые волосы, возраст - за сорок пять, носил длинный кожаный реглан, такой же как носили лётчики чкаловской поры. И очень был похож на актёра, играющего в кинофильме «Валерий Чкалов» командира полка Батю. В довершение образа Василий Алексеевич носил такую же бородку.
Среди лётчиков эскадрильи ходила «байка»: в трамвае, где он ехал на службу, вдруг раздался детский голос: «Мама, смотри у дяди на бороде волосики, как у тебя на писе!»
До войны Василий служил при Военно-воздушной Академии в Монино и был знаком со всеми авиационными знаменитостями. В свободные минуты от занятий, Алексеевича всегда окружала толпа лётчиков, слушая его бесконечные забавные истории про себя и служивших с ним лётчиков.
Мой инструктор - Николай Модеев, старший лейтенант, коренастый нижегородец, тогда -горьковчанин, говоривший нажимая на букву "О», военный штурман 1-го класса, пролетавший три года на фронте. Мне у него было чему поучиться.
На подмосковном аэродроме Люберцы взяли оборудование для Управления Гидрометеорологии Северного Морского пути в Мурманске, свежие газеты и почту для зимовщиков.
                                                     * * *
Прошло десять лет, как отгремела война. Город Мурманск ещё был до конца не восстановлен, после полного разрушения вражеской авиацией.
Во время войны незамерзающий порт играл громадную роль. Туда приходили конвои с техникой и военными грузами из Америки, Англии, Канады. Немецкие подводные лодки и самолёты, базирующиеся в оккупированной Норвегии, старались уничтожить корабли союзников.
Так из 37 кораблей конвоя Q-37 до Мурманска дошли только 13. Груз на 700 млн. долларов этого конвоя покоится на дне Баренцова моря. Потеряны сотни человеческих жизней.
На аэродроме Мурмаши мы задержались на два дня из-за дождей и туманов по трассе и в Амдерме. Решили посмотреть город, переживший героическую оборону.
Посетили кладбище. На надгробных плитах высечены имена британских, американских и русских парней, убитых при попытке доставить продовольствие, технику, и вооружение.
«Коридором смерти» называли моряки путь на Мурманск. Вот лежит
американец Джон Смит- механик, британец Рассел-артиллерист, русский моряк Алексей
Прохоров и ещё десятки имён на надгробных плитах.
Утром следующего дня аэродромный диспетчер сообщил, что командира экипажа и штурмана приглашают к 13 часам в штаб Главсевморпути. В назначенное время мы подошли к массивному пятиэтажному зданию, построенному в послевоенное время
военнопленными. Фасад украшала доска, где золотом на беломраморном фоне сверкали буквы:
« Здесь с 1939 по1946 год работал Иван Дмитриевич
ПАПАНИН, советский полярный исследователь, доктор
географических наук, контр-адмирал, дважды герой СССР».

И.Д. Папанин- активный участник Гражданской войны на Украине и в Крыму. Возглавлял первую советскую дрейфующую станцию «СП-1». Начальник Главсевморпути, начальник Отдела экспедиционных работ Академии Наук СССР.

Руководители страны Советов с самого прихода к власти понимали значение нашего Заполярья в будущем, когда откроются его кладовые, богатые мехом, рыбой, кадмием, золотом, никелем, каменным углем, нефтью, ураном, почти всей таблицей Менделеева.
Но чтобы добраться до сказочной кладовой, надо освоить короткий путь от Мурманска до Берингова пролива, а для этого надо было обустроить вдоль побережья порты, аэродромы, разместить полярные станции, чтобы вести аэрометрические, гидрологические, геомагнитные, биологические и медицинские, актинометрические (лучистая энергия), гляциологические (лёд) наблюдения.
К началу «перестройки» в Арктике работало 102 советские полярные станции. Чтобы пройти северным морским путём за короткое лето требовался ледокольный флот. От царской России молодой Советской Республике досталось два ледокола «Ермак», «Святогор» и ледокольный пароход «Вайгач». Построенный в 1909 году пароход служил базой гидрографической экспедиции под руководством Б.А Вилькицкого, во время которой в1913 году была открыта Северная Земля. В 1914-1915 году он впервые прошёл Северным морским путём из Владивостока в Архангельск, с зимовкой.  В 1918 г. пароход «Вайгач» затонул в Енисейском заливе.

Небольшая справка:
Ледокол «Ермак», первый в мире ледокол, способный форсировать тяжёлые льды, был построен в 1889г под руководством адмирала Макарова. Он совершил первое плавание в Арктику, достигнув 81 градуса 28 минут северной широты.
                                                    * * *
Когда мы вошли в здание штаба, нас проводили на 2-ой этаж и провели в приёмную, где встретил нас седовласый моряк с широкой ромбовидной символикой на погонах и предложил присесть.
- Иван Дмитриевич вас сию минуту примет,- услышали мы.
Я подумал, что ослышался: Иван Дмитриевич?! Сам легендарный Папанин?
В 12часов 55 мин. открылась дверь кабинета, на которой значилось:

«НАЧАЛЬНИК ОТДЕЛА МОРСКИХ
ЭКСПЕДИЦИОННЫХ РАБОТ А.Н. СССР».

Пожилой человек, полный, ниже среднего роста, в гражданском костюме с двумя золотыми звёздами Героя Советского Союза, добродушно улыбаясь, жестом пригласил заходить в кабинет.
-Хлопцы, заходите, располагайтесь. С тех пор, как 21 мая 1937 года Мишка Водопьянов нас высадил на полюсе, уважаю летунов!
Он каждому из нас пожал руку. Мы представились. А Иван Дмитриевич, посмотрел на часы:
-У нас на флоте -«Адмиральский час». Поэтому, гости, пройдём в соседний кабинет, там и поговорим.
Мы уселись за богато сервированный стол, Иван Дмитриевич открыл бутылку коньяка марки «КВ-ВК» (Коньяк, выдержанный, высшего качества). Я читал про папанинскую эпопею и вспомнил, что Папанин, готовясь дрейфовать на льдине, взял лично для себя ящик коньяка.
Разливая коньяк по рюмкам, Папанин поинтересовался, летали ли мы уже в Заполярье? Скуйбин ответил, что не впервой и рассказал знаменитому полярнику, что в 1937 году он служил в эскадрилье Михаила Водопьянова и помнит проводы папанинцев. Иван Дмитриевич оживился, и они предавались воспоминаниям, пока в бутылке не иссяк коньяк. «Адмиральский час» закончился, и Папанин перешёл к деловой беседе:
-Скуйбин… Караван из восьми сухогрузов, ведомый ледоколом «ЕРМАК», сейчас на подходе к АМДЕРМЕ. Дальше пойдёт на ДИКСОН. До Диксона ваш экипаж будет производить ледовую
разведку для каравана. Высота полёта от 300 до 1200 метров. Сегодня из Ленинграда прилетает оператор Мосфильма. Он будет производить натурные съёмки с воздуха для будущего фильма
«Два капитана». Полетит с вами. А вы всячески поспособствуйте его работе.

Взволнованные встречей со знаменитым полярником мы решили прогуляться в порт и не напрасно: нас ожидала встреча с легендарным кораблём-ледоколом «КРАСИН». Ветеран советского ледокольного флота стоял у пирса. Шла разгрузка устаревшего оборудования перед походом в Германию на капитальный ремонт.
Извинившись за вторжение, командир попросил разрешения вахтенного офицера показать нам судно, сделав, то ли нарочно, ударение на конечное О. Моряк поправил: сУдно! А в суднО ходят оправляться.
Моряк приставил к нам матроса, который в течение часа водил нас по кораблю, рассказывая про его устройство. В конце «экскурсии» мы оказались в кают-компании, где кок нас угостил ароматным цейлонским чаем и интересным рассказом о боевых делах корабля.
(Ниже, я перескажу его «одиссею»).
Кают –компания была одновременно столовой и залом, где крутили кино, а также библиотекой с «красным уголком». На стене красовался огромный стенд: « ИСТОРИЯ и БОЕВОЙ ПУТЬ ЛЕДОКОЛА «КРАСИН». Ещё не упакованная к переносу картина, где ледокол крушил паковый лёд. Рядом лежала стопка брошюр с названием на обложке: «История подвигов ледокола». Я «прихватил» одну для знакомства. Она долго хранилась у меня, пока не «зачитали» до дыр мои дети. А то, что осталось в памяти, я расскажу читателю.

Российский линейный ледокол «Святогор» был построен на Балтийском заводе в 1916 году.
В 1917 году капитан Деер посадил его на мель и утопил. Шла Гражданская война и заниматься его подъёмом было некому.
Во время интервенции корабль попал к англичанам, что и стало удачей для молодой страны Советов. Во-первых, англичанам ледокол был не нужен, а во-вторых, Британия оказалась первой влиятельной страной, с которой Россия могла заключить в 1921 году первый договор, хотя бы экономический. Большевистский режим признали. За переговоры между Москвой и Лондоном отвечал нарком внешней торговли, а по совместительству полпред и торговый представитель в Британии Леонид Красин.
Самый мощный по тому времени ледокол нужен был России для спасения своего ледокольного парохода «Соловей Людемирович», затёртого во льдах Карского моря. Британия одолжила ледокол, но не России, а Норвегии. И тот принял боевое крещение в Арктике.
Четыре героических похода вошли в славную историю корабля. В 1928 году итальянский генерал Нобиле организовал экспедицию к Северному Полюсу на дирижабле «Италия». На обратном пути дирижабль попал в зону сильного обледенения и потерпел катастрофу. Девять человек остались на льду, а шестеро исчезли, унесённые ветром вместе с останками летающей сигары.
Когда сигнал бедствия был получен от Нобиле, стало ясно, что никто помочь не может, кроме «КРАСИНА». Через 4 дня и 16 часов ледокол был готов к экспедиции. За операцией следил целый мир. Через месяц ледокол, ведомый норвежским капитаном Карлом Эдди спас из ледового плена оставшихся членов экспедиции, а заодно и немецкий круизный лайнер, потерпевший бедствие, напоровшись на льдину, желая посмотреть советский ледокол, равно которому в мире не существовало. Было спасено 2000 человек.
Война застала ледокол на Дальнем Востоке. 22 июня 1941г «КРАСИН» стоял в бухте Провидения на Чукотке. Здесь капитан М.Г. Марков получил приказание готовиться к переходу в США.
Американцы по договору с Советским правительством хотели использовать «КРАСИН» для обеспечения высадки десанта в Гренландии, захваченной фашистами. Маршрут пролегал через Тихий океан в порт Сиэтл на западном побережье Северной Америки и далее через Панамский канал до Гельсинфорса.
В Балтиморе на «КРАСИН» установили кормовую трёхдюймовую пушку и десять пулемётов. Из Канады ледокол направили в английский порт Глазго, где ещё усилили вооружение, установив ещё три трёхдюймовые пушки и семь скорострельных пулемётов «Эрликон». 26 апреля 1942г в составе конвоя PQ-15 КРАСИН вышел из порта Рейкъявик (Исландия) на родину.
В пути караван подстерегали плавающие мины, фашистские самолёты и подводные лодки. 3 мая на караван налетели вражеские бомбардировщики и торпедоносцы. Ощетинившись огнём, «КРАСИН» прошил огнём «Эрликонов» двух торпедоносцев, а потом, его зенитчики отправили на дно ещё одного фашиста. За день до подхода к Мурманску ещё было сбито два воздушных пирата.
После этого перехода, десятки судов с важными народнохозяйственными и оборонными грузами провёл «КРАСИН» сквозь льды Карского моря и моря Лаптевых. К концу навигации 1943г, проведя суда в восточном секторе, 6 октября «КРАСИН» отдал якорь в бухте Золотой Рог. Завершилось 885-суточное кругосветное плавание.
«Холодный угол ада» так называли моряки, где проходила последняя часть пути в составе северного конвоя PQ-15. Капитаном ледокола во время кругосветного плаванья был Михаил Марков. Вместе с ним на борту находились его жена и сын. Жена работала врачом, а десятилетний сын был учеником радиста. В Америке их принял президент Теодор Рузвельт, долго с ними беседовал, затем преподнёс мальчику подарок. Бывший архангельский паренёк Михаил Гаврилович Марков прошёл славный путь от судового механика до капитана дальнего плавания, отдавшего свою героическую жизнь делу освоения Арктики. Он умер на боевом посту в 1954г во время проводки судов в Карском море.
                                                      * * *

Прибыв на аэродром, мы встретили молодого человека, одетого в лёгкую куртку - «аляску» с меховым капюшоном и летние туфли. Только толстый шерстяной шарф указывал, что парень собрался пройтись по дождливому Невскому проспекту, а не по весенней тундре.

Он представился: «Григорий Верховский».
Мой инструктор, критически осмотрев парня, спросил:
-Ты, пижон, куда собрался? На чай к Наде?
Парень опешил:
- К какой Наде?\
-У которой, всё «хозяйство» сзади! Она на Севере, а ты в тапочках не дойдёшь.
- Я прилетел на ПО-2, а зимнюю одежду я отправил поездом и уже получил.
При упоминании о ПО-2 наш командир «разгладил» на лице морщины, глаза стали излучать весёлые искорки, видно, вспомнились полёты на этом тихоходном биплане. Мы ждали, что сейчас «Батя» нас повеселит, и не ошиблись:
- У нас в полку было звено связи, три ПО-2. Однажды, командир дивизии поручил мне отвезти донесение в штаб ВВС на ПО-2.
Возвращаясь, после пролёта Серпухова, я увидел, что по дороге на Тулу быстро движется бежевая «Победа». Я снизился и на 10 метрах сделал вираж над машиной и показал водителю: «Давай. Кто быстрее?» Скорость ПО-2- 100 километров в час.

Шофёр вдавил педаль газа и стал заметно уходить вперёд. Через 10 минут машина была уже в километре впереди самолёта. Встречный ветер уменьшил скорость до 80 километров и мой старенький ПО-2 показал свою техническую отсталость».

                                                      * * *

На утро, наш заправленный «по пробки» ИЛ-12, тяжело оторвавшись от металлической полосы, взял курс на Восток.
Погода над Кольским полуостровом, как говорят в авиации, «звенит», то есть ясно, видимость больше 100 км . Через сорок минут под крылом появилось Баренцево море.
Была уже вторая половина апреля, но море ещё покрывал сплошной лёд, только разводья после ледоколов серебрились рябью открытой воды. Внизу, почти у самого льда пересекали курс стаи перелётных птиц. Высота полёта 1200 метров, ровно «поют» движки, воздух спокойный, справа льёт ослепительные лучи весеннее солнце, лучи, отражаясь от заснеженных льдин, заставляют, несмотря на солнцезащитные очки, постоянно щурить глаза.
Мой инструктор Николай, второй лётчик Слава Коньков и борттехник Лев Садов (дразним, Лёва Задов) ушли в грузовой отсек продолжать недоконченную «пульку» в преферанс. Василий Алексеевич контролирует АП-48 (автопилот), изредка внося поправки в курс и высоту. Я через каждые 30 мин измеряю угол сноса и путевую скорость, рассчитываю время пролёта контрольного ориентира- полуострова Колгуев.
Вот, впереди у горизонта показалось чёрное облачко, которое быстро приближается, превращаясь в чёрную ленту, уходящую за горизонт. Это навстречу идёт караван из шести транспортов. Ведёт его знаменитый ледокол «ЕРМАК». Это первый в мире ледокол способный форсировать тяжёлые льды. Построенный в 1899г под руководством адмирала Степана Осиповича Макарова, флотоводца, океанографа, русского руководителя двух кругосветных плаваний. В начале русско-японской войны он командовал Тихоокеанской эскадрой в Порт-Артуре. Погиб на броненосце «Петропавловск» - подорвался на мине.
Среди замечательных деяний «ЕРМАКА» выделяется его участие в работах по эвакуации полярной станции « Северный полюс-1» . Это рассказал при нашей встрече И.Д. Папанин, поручив нам сообщить капитану ледовую обстановку от полуострова Колгуев до Мурманска. Радист с ледокола подтвердил ледовую обстановку и поблагодарил нас за информацию от имени капитана, взаимно пожелав счастливого пути. Мы прекратили связь. Через 5часов наш самолёт произвёл посадку в горном посёлке Амдерма на побережье Карского моря.

В порту разгружался большой караван судов, доставлявший до северного посёлка все необходимые запасы для будущей зимовки горнякам, добывающим флюорит – минерал, ценное оптическое сырьё.
Быстро заправившись и получив прогноз погоды по трассе, наш экипаж взял курс на Восток.
Впереди нас ждал порт Диксон в Карском море, при входе в Енисейсий залив в полутора километрах от материка. Рядом на материке расположен посёлок горного типа и порт. Там же полярная станция, на базе которой радиометеорологический центр, географическая обсерватория, рыбзавод.
Остров ДИКСОН в 1916 году был назван по имени одного из дореволюционных меценатов . Самого Диксона никто не помнит, а имя его у каждого не слуху. Я впервые услышал это название ещё
в детстве из кинофильма «Семеро смелых», только там оно звучало как ДиксОн.
С Диксоном связано много историй. Когда-то, на острове было несколько домиков и радиостанция. Сюда Руальд Амундсен, зимовавший почти в тысяче километров от полуострова Таймыр, послал двух матросов с почтовым сообщением. Один погиб в середине пути, второй не дошёл буквально несколько километров. Его нашли через много лет. Скелет, обтянутый кожей лежал на обрыве, видимо, по версии зимовщиков, он увидел огни полярной станции, оскользнулся на льду, упал, ударился об лёд, потерял сознание и замёрз. У него на поясе нашли часы, по ним узнали, что это Петер Тесен, участник экспедиции на землю Франца-Иосифа в 1903году, которая проходила под руководством американца Фиале, и кольцо с именем его жены Паулины. Над могилой Тессена стоит необтесанный крест с надписью от руки корабельной краской:
« ВБЛИЗИ ЭТОГО МЕСТА
ПОГИБ УЧАСТНИК ЭКСПЕДИЦИИ РУАЛЬДА АМУНДСЕНА
ПЕРЕР ТЕССЕН»

А сколько безымянных могил хранят льды и мерзлота Арктики! А сколько славных имён первопроходцев носят названия морей, островов, земель, мысов, проливов, селений ! ?
Море братьев Лаптевых, Берингово море, Земля Франца-Иосифа, Остров Врангеля, Мысы Челюскина, Дежнёва.
Я расскажу об этих именах ниже, а сейчас, мы, заправив наш воздушный корабль, идём «заправляться» сами.
Столовая - засыпанный по крышу ещё не растаявшим снегом большой щитовой деревянный дом. Это столовая военной аэродромной комендатуры. Сегодня для поваров праздник: прилетел военный экипаж, значит, угостят спиртом, который они, почему-то называют «чемергес» или «зинзибер».
Встречают нас как самых дорогих гостей. На столе - мелко наструганный, замороженный муксун, заправленный луком, перцем, уксусом, солью; стерляжья уха, красная икра и горячие отваренные куски оленьего мяса. После двенадцатичасового перелёта и по «соточке» спирта, при такой закуси, усталость временно покидает организм и наступает блаженное состояние. Обед продолжается долго. Служители пищеблока, участвующие в застолье вместе с нами, неоднократно вливают в себя «чемергес», соревнуются с нашим командиром в конкурсе на свежий анекдот.
Нынче в моде анекдоты про Чапаева, евреев и армянское радио. Время Никиты-кукурузника ещё не пришло. Василий Алексеевич:
-Сара: Мойша, вымой шею, сегодня приедут гости!
-А если гости не приедут? Я что буду ходить с чистой шеей, как дурень?

- Абрам: Зяма, знаешь? Вчера, твоя Руфа с Ёськой во дворе на досках!
- А, причём здесь я? Ведь доски не мои, а управдома!

Повар, вольнонаёмный Степаныч:
-В тундре начинается полярный день. Весна! Из чума вышел молодой эвенк с женой:
-Смотри, однако, солнышко вышло. Весна называется.
Скоро прилетит железная птица. Вертолёт называется!
    Из неё выйдут бородатые люди. Иологи называются.
Меня будут поить огненной водой. Спирт называется!
Потом мне будут бить морда, а тебя насиловать. Эспидисия называется!

Ещё целый час продолжался «трёп» на разные темы. Спать не хотелось, несмотря на усталость, полярное солнце без устали светило круглые сутки, и не понять было - день сейчас или ночь.
Наш оператор, наскоро перекусив, побежал снимать северные пейзажи. От Диксона до Хатанги мы шли на высоте 600 метров над тундрой полуострова Таймыр. Внизу было много озёр, ещё не совсем очистившихся ото льда. Миллионы перелётных птиц покрывали пространство над водой и сушей. Изредка просматривались большие стада оленей и множество песцов.
За каждым стадом оленей следили отдельные стайки волков, ожидая, когда важенки (матки) с малышами потеряют бдительность и подпустят серых разбойников, чтобы начать преследовать стадо, пока слабые не начнут терять силы. Весенняя тундра жила вновь возрождённой жизнью.
Поступило задание: в Хатанге взять на борт 2,5 тонны мяса оленей и доставить на полярную станцию СП-5. Станция находится на дрейфующей льдине с координатами 110 градусов восточной долготы и 82 градуса северной широты. По вылету на льдине будет включена приводная радиостанция на частоте 640 мегагерц и связная радиостанция на УКВ- диапазоне. Обратно следовать на ТИКСИ.
Полярный посёлок Хатанга расположен на южной оконечности Хатангского залива моря Лаптевых. Местное население долганы и ненцы ведут кочевой образ жизни. Охота на моржей, тюленей, песцов и разведение оленей:- основные занятия. По прилёту нам загрузили 40 туш только что забитых, освежёванных оленей. В маленькой аэродромной столовой накормили нас вареным свежим мясом, и полностью, долив баки бензином, мы взяли курс на Полюс.
После взлёта, бортовой техник надел на кинооператора Гришу подвесную парашютную систему, привязал его стропой к крепёжным кольцам, открыл входную дверь. Оператор лёг животом на расстеленный чехол от двигателя, свесил голову за борт, и включил мотор.
Внизу, ледяные торсы проплывали под самолётом, на краях широких трещин-расщелин массивными тушами грелись моржи, иногда виднелись белые медведи.
Оператор так увлёкся северным пейзажем, что чуть не вывалился за борт, благо техник успел схватить парня за ногу а, когда втянул его в отсек, первоначально дал ему увесистого тумака по спине и стал оттирать его замёрзшие пальцы, затем затащил в кабину экипажа, подал бедняге полстакана спирта, открыл баночку гусиного жира, смазал ему лоб, щёки и губы. Гусиный жир входил в набор аптечки полярника. Потом мы удивлялись самоотверженной любви к своему делу нашего кинооператора: за бортом -15 градусов и скорость воздушного потока 250 километров! Герой!
Расчётное время полёта до дрейфующего лагеря 5 часов 30 минут. Местность совсем без ориентиров. Магнитные компаса работают неустойчиво. Средневолновая радиосвязь из-за магнитных бурь -сплошные помехи. Единственная надежда найти льдину - это не уклониться влево или вправо более 30 километров, так как маломощная радиостанция не может обеспечить точный выход на себя. В душе я не сомневаюсь в благополучном исходе, ведь меня контролирует первоклассный штурман.
Идём на высоте 900 метров, над океаном дымка, видимость в пределах 4-6 км. Заданный курс пилоты держат по гироскопическому компасу, который я сверяю по компасу астрономическому. Определить скорость и направление ветра проблематично. Замечаю впереди по курсу огромный торос и по прицелу снимаю угол сноса, даю поправку в курс. Несколькими пеленгациями угла высоты солнца и высчитываю пеленги по таблицам, рассчитываю путевую скорость. Зная скорость, рассчитываю время прибытия на конечный путь. За время полёта эти вычисления повторяются много раз.
Каждый раз после измерений докладываю результаты инструктору. Пока всё спокойно, замечаний нет.
Прошли «ТОЧКУ ВОЗВРАТА», - значит, при изменении обстановки на льдине, (туман, трещины на посадочной полосе и д.р.) на обратный путь не хватит топлива. До расчётного времени
остаётся 40 минут, настраиваю радиокомпас на волну СП, позывные прослушиваются еле-еле, а стрелка радиокомпаса упрямо показывает, что льдина впереди по курсу.
Семь пар глаз устремляют взор сквозь иллюминаторы, стараясь разглядеть кучку чёрных точек на обширном ледяном пространстве. Появилась радиосвязь. Радист на льдине радостным голосом передаёт условия посадки.
Наш прилёт - праздник для зимовщиков! Новые люди, письма от родных, газеты недавней свежести, посылки. Слышимость с каждой минутой становится сильнее. Все мы глазами рыскаем по снежной торосистой равнине, но пока тщетно.
Прошло расчётное время, стрелка радиокомпаса упорно тянет вперёд, летим ещё 10 минут - нашей льдины нет! Ещё 10 минут - льдины нет! Глаза болят от напряжения! Стала затихать слышимость в наушниках…..Берусь за ручку настройки радиокомпаса, чуть шевельнул вправо - стрелка радиокомпаса начала отклоняться и развернулась на 180 градусов. ПРОЛЕТЕЛИ! ПРОСМОТРЕЛИ!
(Впоследствии мы узнали, что «янки» для создания нам помех, установили на северной стороне Гренландии мощную радиостанцию, вещающую на одинаковой с нашей частоте, и нашими телеграфными позывными).
После разворота на обратный курс попросили обозначить точку дымом и через пять минут увидели чёрный дымовой шлейф. И только с расстояния около десяти километров мы увидели несколько чёрных точек на огромном снежном поле. Это были два трактора и бочки с топливом. Жилые девять домиков и палатка были занесены снегом и только, подлетев ближе, увидели флаг на мачте, антенны радиоузла и посадочную полосу, обозначенную чёрными флажками.
Льдина была огромных размеров, примерно 5 х 5 километров, позволяла принимать тяжёлые воздушные корабли. В 1956 на полярную станцию СП-5 совершил посадку первый советский реактивный лайнер ТУ-104 с бригадой артистов из Москвы. Эта льдина, найденная «полярным волком» лётчиком Ильёй Мазуруком, как полярная станция СП-4, была открыта 8 апреля 1954 года на 75 градусов 8 минут северной широты и 178 градусов 25 минут западной долготы. Возглавил экспедицию Евгений Толстиков 21 апреля 1955г.

На льдину высадился для замены зимовщиков СП-4 научно-исследовательский коллектив во главе с начальником Волковым Н.А. Полярная станция стала называться СП-5.
Вот на эту посадочную полосу «приледнился» наш транспортный корабль. На стоянке нас встретили заместитель начальника станции Гудкович З.М., руководитель гидрологического отдела, врач Соловьёв и повар Загорский. Гудкович извинился, сказав, что Николай Алексеевич не встречает: «У нас аврал, готовятся к торжественному открытию станции 1 мая».
Туши оленей выгрузили прямо на снег. Подрулил трактор, привёз восемь двухсотлитровых бочек бензина и наш техник Садов и механик Ваня Чирва начали заправлять самолёт.
Повар с трактористом повезли мясо в домик-столовую, а доктор Соловьёв стал знакомить нас с лагерем. После подготовки самолёта нас привели в столовую, где повар Загорский накормил нас не хуже, чем он потчевал московскую публику в ресторане «Арагви». После непродолжительного отдыха, взяв на борт 15 зимовщиков, отработавших на станции двенадцать месяцев, вылетели в бухту ТИКСИ.
Тикси – это один из северных портов, расположенный в южной части моря Лаптевых, созданный в 1933г. Как один из пунктов Северного Морского пути, он служил исходной базой станции СП-5.
В течение сорока суток мы завозили различные грузы: топливо, продукты, оборудование, снаряжение для научно- исследовательской станции.
14 раз летали на льдину, которая дрейфовала вблизи полюса
ещё два года. На ней сменилось три экспедиции: СП-4, СП-5, СП-6. За этот дрейф льдина прошла 6970 километров, на ней работали полярники , самолёты совершали посадки, доставляя грузы.
Домой мы привезли двух трёхмесячных бурых медвежат, мать которых убили браконьеры. Пока медвежата не выросли до восьми месяцев, жили они на аэродроме, ходили за строем солдат в столовую, затем их отдали в городской цирк.
За время командировки на Север я получил ценную практику в высокоширотных полётах.
Через двенадцать лет, летая на Дальнем Востоке, мне снова довелось облететь северные территории.

                                            Э Х О   В О Й Н Ы

                                               (часть вторая)                                    

Прошло двенадцать лет после первого моего знакомства с Севером. В 1958 году из авиации ВДВ, я был переведён в распоряжение Главкома ПВО, и направлен в испытательный полк в Казахстан, а затем в результате орг. мероприятий, оказался в Хабаровске на должности штурмана звена.
В одной из командировок была поставлена задача - доставить начальника связи 11 армии ПВО с бригадой специалистов для проведения регламентных работ на радиорелейных точках вдоль
побережья Берингова моря, моря Лаптевых и Чукотского полуострова. Вся командировка занимала
полтора-два месяца, но всё зависело от погоды, которая в Заполярье может меняться несколько раз в день.
Маршрут Хабаровск-Николаевск-Охотск-Магадан-Гижига-Марково-Анадырь-Бухта Проведения, по аэродромам, где расположены релейные точки.
Самая восточная точка в Беринговом проливе - Кресты , где могила Семёна Дежнёва. Потом –мыс Шмидта (Отто Юльевич Шмидт, советский учёный, один из организаторов Северного морского пути). Следующая точка- остров Врангеля, (Врангель - барон, русский мореплаватель, адмирал), затем Певек и последняя –Черский (Устье Колымы), Певек- порт в Чаунской губе Восточно-Сибирского моря.
В Заполярье наступала полярная ночь. Полярная ночь - это период, когда солнце зимой на высоких широтах не поднимается над горизонтом, прямое солнечное освещение отсутствует. Продолжается до 23 суток на 68 градусе, а на Северном Полюсе - до 175 суток. Поэтому, чтобы попасть на объекты в светлое время, решили в первую очередь на остров Врангеля( 72 градуса северной широты)

Я в молодости был спортсменом-многоборцем, как шутили, доморощенные остряки:
«Военное многоборье это - авто-, вело-, мото-, фото-, гребля, девки и охота»
Долгие минуты, иногда напрасно, вдруг в голове сложится немного грустный куплет:
Охотника поймёшь тогда, когда пройдёшь неоднократно,
Надежды полный путь туда, и горемычный путь обратно.

Перед вылетом на Север мой товарищ и компаньон по охоте попросил привезти щенка охотничьей лайки. Первая долгая остановка из-за плохой погоды была в поселке Марково, что на Чукотке. Ударили крепкие морозы. И тундра, и тайга окутались туманом. Синоптики прогнозируют туман, задержку не менее двух суток.
Утром я, прихватил фляжку спирта (на всякий случай), пошёл в посёлок - искать щенка. Проходя мимо магазина, я увидел толпу праздно стоявших аборигенов. Подошёл, спросил:
-Охотники есть?
Оказалось , что все-охотники. На вопрос:
-У кого есть щенки лайки?- Пятеро заявили:
- Пойдём покажу!
Чтобы рассказать историю поисков , нужен дар сатирика, а поэтому я перехожу к главному сюжету.

Уже под вечер два пьяненьких провожатых - чукчей привели меня к дяде Васе. Чисто одетый старик добродушно встретил гостя, провожатых без церемоний выставил из избы, представился:
-Я - дядя Вася, самый старый чукча на Чукотке.
Он пригласил меня к столу. Увидев, что я достал фляжку, спросил :
- Строганину будешь?
-Буду, -ответил я
Давно, когда впервые оказался на Севере в посёлке Диксон, я попробовал строганину. Это было блюдо из настроганного мороженого муксуна с луком, перцем, слегка политое слабым уксусом и подсоленное по вкусу. Объедение!
И сейчас, пока дядя Вася ходил в чулан за рыбой, у меня началось слюноотделение. Дядя Вася вернулся с рыбой и топором, положил рыбу на пол, обухом разбил её на клочки, собрал их с пола
ладонями, высыпал в тарелку, сказал:
- Мальма,- и поставил на стол.
Пока он готовил закуску, я разглядывал его жилище. По сравнению с жилищами, в которых я сегодня побывал, комната дяди Васи выглядела довольно прилично. Стены были обшиты светлой доской, полы чистые, видно, есть женщина.
Дядя Вася, будто угадал мои мысли , стал рассказывать, что живёт он с сыном и сестрой, а жена умерла. Сын окончил медицинское училище, работает в посёлке фельдшером.
После первой стопки Василий Иннокентьевич рассказал, что ему 72 года, что на Чукотке нет никого старше. А во время войны он был председателем оленеводческого совхоза, который снабжал фронт
оленьим мясом, рыбой, а также для фронта били гусей, заготавливали бруснику, клюкву, сушили грибы.
Летая не раз по этой трассе, я знал, что в годы войны здесь пролегала трасса: Аляска –Сибирь, но не предполагал, что встречу живого свидетеля этой героической эпопеи.
Знаменитый перегон самолётов из Америки через Аляску и Сибирь, а затем дальше, на фронт. Трасса называлась АЛКСИБ, то есть «Аляска-Сибирь», она вошла в историю войны героической страницей.
Летом 1942 года в помощь Советскому Союзу из США по «ленд-лизу», то есть в долг, начала поступать помощь. Наша страна нуждалась в танках, самолётах, автомобилях. Их отправляли
двумя путями : первый - через два океана , Персидский залив и Иран, это путь был очень долгим;
второй путь - через Атлантику северными морями в Архангельск и Мурманск. Этот путь был более коротким, но опасным. Караваны гружёных судов подстерегали подводные лодки немцев.
В конце Сталинградской битвы, когда помощь особенно была важна, отправка транспортных кораблей по Атлантике прекратилась. Поводом послужил разгром одного из самых больших за войну конвоев союзников.
На самом опасном участке пути, у берегов Норвегии, он почему-то оказался без прикрытия. И немецкие подводные лодки буквально искромсали караван безоружных транспортных кораблей . Из тридцати пяти – двадцать три были потоплены. На дно ушло 430 танков, 210 самолётов, 3350 грузовых автомобилей и ещё 100000 тонн различных военных грузов.
Это очень озаботило Сталина и Рузвельта. Было принято решение – перегонять самолёты из США через Аляску и Сибирь на западный фронт. Началась кипучая работа по созданию авиатрассы
протяжённостью в десять тысяч километров - от американского штата Монтана через Канаду, Аляску, Берингов пролив и просторы Сибири до Красноярского края. На этом пути снималась угроза, но был серьёзный противник – суровая природа Севера. Зима 1942-43 года на Чукотке была на редкость суровой. Морозы превышали 60 градусов.
В термометрах замерзала ртуть, коченели даже пушные звери. Моторное масло каменело, бензин не горел. Ампутация обмороженных пальцев в ту зиму была обычным делом. При вдохе из зубов выпадали пломбы. Было немало случаев обморожения лёгких.
Война не считалась с погодой, не позволяла военным и гражданским людям греться у печки.
АЛСИБ уже действовал . Первые шесть тысяч километров были неимоверно трудными. Часто летали при плохой видимости, совершенно не зная, что ждёт их по курсу. Метеостанций не было,
метеосводки из-за магнитных бурь трудно было передавать.
Радисты с голоса переходили на более надёжный тип связи-«искровую морзянку». Карты были не точными. Перепад температур по высотам в этих местах был лля лётчиков новостью. Облака
были слоем в несколько километров. Часто летали вслепую, с трудом привыкали доверять приборам. Бомбардировщики и транспортные «Дугласы» летали поодиночке. Истребители
перегонялись « гусиным строем», то есть впереди опытный ведущий, изучивший маршрут, за ним, «клином», одноместные «АЭРОКОБРЫ», а сзади бомбардировщик «БОСТОН».
Команда бомбардировщиков следила за строем, не отбился ли кто-нибудь, не потекло ли у кого масло. Если кого-то подвёл мотор, то «замыкающий» держал под контролем вынужденную посадку и замечал место, чтобы потом прийти на помощь.
Десять тысяч километров одномоторные истребители «Аэрокобры», двухмоторные «Бостоны» и транспортные «Дугласы» не могли преодолеть без посадки. Сталин приказал срочно строить
промежуточные запасные площадки, где можно было дозаправиться.
Самым длинным участком трассы был проходивший над тундрой путь с Уэлькаля в Сеймчан.
Нередко перелёты тормозились по причине пурги. Было много драматических случаев на «холодной трассе».
Командир перегонной дивизии «полярный волк» Илья Мазурук обнаружил на подлёте к Сеймчану плотный туман и решил сажать самолёт на отмель реки Колыма. Вся группа приземлилась благополучно. Но надо же потом было взлететь после полуночи, а мороз -тридцать пять. Но, по счастью, вблизи был расположен посёлок Зырянка.
Местные жители не только приютили лётчиков в своих жилищах, но и привезли печки-буржуйки из домов, поставив их под брезент на моторах.
Всю ночь топились печки, не давая моторам остыть. Утром группа благополучно взлетела.

Было много потерь. Если исчезал самолёт, то найти его было трудно, тайга молчалива. До сих пор топографы и геологи находят в малодоступных местах останки машин и людей.
Всего через Сибирь и Аляску на фронт перегнали 7308 машин, а в 1943 году фронт испытывал в них острую нужду. «Холодная трасса» АЛКСИБ была согрета общей надеждой людей - приблизить
победу над общим врагом.
Описанную выше историю АЛКСИБа, я узнал много позже, когда встретился с человеком, непосредственным участником этих, по праву, великих событий. А тогда я слушал рассказ дяди Васи и дивился, как, ещё недавно, кочевники-оленеводы во время самой страшной войны помогали в качестве разведчиков или снайперов. А, здесь далеко от фронта, в тяжелейших северных условиях, они на оленьих упряжках или собаках помогали строительству «холодной трассы».
После трёх часов дружеской беседы, дядя Вася проводил меня до гостиницы, где мы ещё, вместе с экипажем, долго слушали рассказы старого чукчи, пока дежурная тётя Шура не выпроводила пьяненького героя восвояси.
На прощанье Василий Иннокентьевич оставил свой адрес и пригласил летом пожаловать в гости, пообещав, повезти меня на оленях в тундру поохотиться и порыбачить. Я тоже оставил ему
свой хабаровский адрес и, если представится случай ему или сыну, наведаться ко мне в гости.
Командировка наша продолжалась два месяца. Мы облетали весь север Чукотского полуострова. Щенка я возил с собой. Сыто накормленный, обросший длинной шерстью, в полёте он всё время спал на моторных чехлах или у меня на коленях, согревая мои руки.

Щенка другу я привёз. Дали ему, чёрному лохматому увальню, сибирскую кличку - «Кучум». Пёс рос не по дням, а по часам, целыми днями лежал в тени, спасаясь от жары, но ни разу не «гавкнул», пока знаток - кинолог не подсказал, что это - пастушья лайка-оленегонка, а не охотник. Отдали его пастуху в соседний совхоз пасти коровье стадо.

Весной 1979 года в гости ко мне прилетел молодой человек из чукотского посёлка Марково.
Это был сын моего знакомого, самого старого чукчи дяди Васи, Анатолий. Погостив три дня, купив лекарства для своей амбулатории и охотничьи принадлежности для отца, Анатолий улетел домой,
оставив мне письмо от старика. Я несколько раз перечитывал корявые строчки, написанные химическим карандашом. Василий Иннокентьевич, если представится возможность, просил приехать, обещая показать тундру во всей красе. Эта заманчивая идея увлекла меня и я, получив в августе полуторамесячный отпуск, три недели отдыхал в Богдановском санатории, а затем после
трудных «дипломатических» переговоров с женой, купил авиабилет до Маркова, прихватил подарки для новых друзей и самолётом АН-24 вылетел на Чукотку.
Не буду описывать радость старика. В глазах местных жителей - военный лётчик из Хабаровска в гостях у «старейшего» -придал деду ещё больший авторитет.
На третий день к дому деда сын Анатолий привёл три пары оленей и начал впрягать их по парам в нарты, сказал:
-Готовьтесь, сейчас подъедет Андрей и тронетесь.
Андрей, это ветеринарный врач из летнего стойбища, повезёт продукты и медикаменты пастухам. На грузовые широкие нарты мы уложили своё снаряжение и продукты. На первых легких нартах дед
разместился сам, вторые с грузом привязал к своей упряжке, а мои привязал за ними, себе взял длинный тонкий шест (каюр), поднял вверх над головами оленей и крикнул:
- ЧОХ!
Наш «поезд» тронулся, и понял я, почему мы летом в тундре едем на санях, ведь ни одно колёсное транспортное средство здесь не пройдёт и ста метров по мокрому мху. Вскоре нас догнал ветврач Андрей и олени лёгкой рысью, переходящей на шаг понесли нас в необъятные просторы тундры.
Сезон гнуса уже кончился, но комары ещё портили нам настроение, а в накомарниках была плохая видимость. Через два часа сделали привал, чтобы передохнули и подкормились олени. Мы заварили чай, перекусили вяленой рыбой и варёной холодной олениной, приправляя мясо черемшой. После обеда мы с Андреем закурили, а дядя Вася достал нож и стал вырезать из куска берёзовой болванки какую - то поделку.

Я улёгся спиной на мох, подставил лицо солнцу и почти задремал. Сквозь дрёму услышал голос дяди Васи:
-Андрей, а ты знаешь, как чукчи стали оленеводами?
-Знаю, слышал от своего отца.
-Тогда расскажи гостю это народное предание.
Андрей снова разжёг трубку, и совсем прищурив, и так узкие глаза, начал:
-Как, однако, сказывают шаманы, давно - давно жил великий чукча-воин Млакелин.
Однажды наступил страшный голод. Млакелин пошёл за солнцем и захватил оленей у соседнего народа - эвенков. Он привёл оленей и их пастухов к себе на родину и стал учиться оленеводству.
С тех пор стали люди называться «богатыми оленями» - Анучу. Отсюда пошли чукчи.
Передохнув и подкормив оленей, наш «поезд» тронулся в северном направлении. Тёплоё, ещё не осеннее солнце ласково пригревало спину. Путь пролегал вдоль небольшой речушки, берега которой иногда топорщились редким лесом. А слева простирались огромные чукотские просторы, вызывающие ощущение безграничной свободы. Над небольшими круглыми озёрами вились стаи уток, куликов, иногда, гусей - пернатые готовились к перелёту в южные края.
Через пять часов мы были у цели. Три яранги на берегу крупного озера, около каждой дымился костёр. Шесть собак с лаем мчались нам навстречу, но, подбежав, замахали приветливо хвостами и пошли рядом с нартами.
Куча детворы разного возраста, что-то крича на смеси русского и
чукотского языка, подбежала к нашему «каравану», повисла на плечах ведущего оленей
Андрея и потащила его к поклаже, предчувствуя сладкое угощение. Вечером собрались пастухи, женщины приготовили праздничный ужин. Андрей вытащил из поклажи литровую банку спирта и началось пиршество.
Через час я утомлённый дорогой, выпитым немного спиртом и шумом захмелевшей компании, ушёл спать в свою палатку, где наслаждался свободой, необозримыми просторами и тёплой погодой, непривычной для Севера. Я был в таком восторге, что гулял даже светлой ночью, наблюдая за ярким горизонтом на севере, где пряталось солнце.
Пьяный пастух спал прямо на земле. Утром стали будить его, но безрезультатно. Тогда спящего чукчу кинули в озеро, он проснулся и стал что-то бормотать. После пятиминутной ванны в холодной воде озера, его вытащили на берег, переодели в сухую одежду и отвели в ярангу к жене.
Дядя Вася на оморочке (лёгкая лодка) собрался ставить сети.
Я решил, до завтрака, прогуляться с ружьём вдоль берега озера.
Две собаки, увидев ружьё, ласково скуля, увязались за мной. Затем, выскочив вперёд, они начали «челноком» обыскивать местность, выгоняя бекасов, чибисов, куликов и других птиц.
Время шло незаметно. Слева от меня было озеро, а справа, невдалеке, стала просматриваться марь в зарослях высокой травы и тростника. Марь постепенно приближалась к берегу озера, ещё, каких-то двести метров и она подойдёт к озеру вплотную.
Со стороны озера налетели четыре гуся, я выстрелил. Один гусь упал на воду почти у берега, а второй, сначала взмыл вверх, а затем, снижаясь, потянул к мари и упал в зарослях. Собаки бросились к озеру, стали «ссориться», кто вперёд доставит добычу. Я направился в сторону падения птицы и вошёл в заросли тростника. Одна собака догнала меня. Тростник кончился, началась марь, залитые водой, заросшие высокой травой кочки. Собака подала голос, я споткнулся, упал, а когда поднялся, раздвинул заросли и замер от неожиданности: впереди лежал покрытый зелёным мхом остов самолёта. Передняя часть, смятая гармошкой, ушла в болотистый грунт, из которого торчал, загнутый конец лопасти винта. Фонаря кабины, пилота - не было. Плоскости и фюзеляж были покрыты скользкой зеленью, увидеть их можно было, лишь подойдя поближе.
Прибежал пёс, принёс гуся, но мне было уже не до него. Я встал, потрясённый, затем закурил, успокоился, взявшись за борт кабины, поднялся на крыло и заглянул внутрь.
Кабина была пуста, кожаная обшивка сидения отсутствовала совсем, видно, сгрызли мыши. В чаше сидения лежал покрытый мхом парашют, всё покрыто было скользкой плесенью. Это значило, что пилот парашютом не воспользовался. Спинка сиденья выгнулась вперёд, словно её сильно ударили сзади. Протерев приборную доску, я прочёл под разбитыми стёклами
английские слова: мили, футы, галлоны - и понял, что самолёт - иностранный. Когда я заглянул за спинку сидения, увидел там детали двигателя. Значит, движок был установлен за спиной
пилота. Что это американская «АЭРОКОБРА», я окончательно убедился, когда в стороне разглядел переднюю стойку шасси с разрушенным колесом. Все истребители времён войны имели двухколёсные шасси. «Аэрокобры» давала нам Америка в долг (Лендлиз), а недалеко шла трасса АЛСИБ. Эврика!
Надо тщательно осмотреть место крушения! Я попытался сдвинуть вперёд сидение, и после немногих усилий это мне удалось. Запустив под сидение пальцы, я нащупал квадратный, небольшой предмет.
С помощью палочки, я выдвинул наружу небольшую коробочку, перетянутую парашютной резинкой. Коробочка была покрыта серой окисью. Я догадался, что это - портсигар, кустарной работы, сработанный заводским техником, для обожаемого лётчика «на память». Такая традиция была в авиации.
Заинтригованный находкой, я принял решение: открыть коробочку в более комфортных условиях. Вспомнил о подбитом гусе, свистнул и позвал собаку.
Она пришла, виновато махая хвостом и облизываясь, смахивала лапой пух с морды. Я понял: гусь -тю-тю. Вышел к озеру, увидел на берегу перья и пух, понял: гусиного жаркого сегодня не будет. Пока возвращался, вспомнил, что на уроке тактики в лётном училище изучали самолёты вероятного противника.
«АЭРОКОБРА» - был самым любимым русскими пилотами американским самолётом. Урал был местом, где эти машины с Дальнего Востока проходили испытания и техническую доводку.
«Аэрокобра» стал одним из символов нашей победы, на нём летали лучшие ассы, такие как Покрышкин, Речкалов, Гуляев.
Придя на стойбище, я рассказал деду Василию и Андрею о находке. Василий Иннокентьевич что-то долго говорил с Андреем на своём языке, потом хлопнул себя по лбу:
- Помню, в начале 1944года, нас шестеро на собачьих упряжках возвращались из Анадыря с грузом для перелётной комендатуры. Третий день мела метель, и мороз доходил до 45 градусов.
В посёлке нас встретил капитан авиации из комендатуры и велел быстро разгружаться, сменить собак и следовать в район озера Круглого: искать пропавший вчера самолёт.
Одна группа из шести упряжек, старшая в которой Мария Бельды, ещё утром выехала на поиски. В войну под моим началом, в основном, были женщины и подростки. Поиски продолжались неделю, но безрезультатно: метель похоронила под снегом всё, что выделялось на поверхности тундры.
Такой глубокий снег выпал впервые за многие годы.

После завтрака мы пошли смотреть находку. С нами пошли и все ребята- школьники. От места падения «прочесали» марь в радиусе 500 метров, но ничего не обнаружили. Ещё раз осмотрев самолёт, я заключил, что при падении самолёт на большой скорости столкнулся с глубоким снегом, носовая часть глубоко зарылась в грунт, смялась в гармошку, а установленный за спиной пилота двигатель, сорвавши крепления, вдавил спинку сидения, прижал пилота к приборной доске, и, вероятно, травмировал его. Возможно, лётчик, придя в себя, расстегнул привязные ремни, замок парашютной и выбрался из кабины, решил двигаться, но, пройдя какое-то расстояние, упал, потерял сознание и умер. Метель замела пилота и самолёт, и обнаружить их было невозможно, даже с воздуха. А, летом трава спрятала камуфлированный самолёт и марь похоронила следы катастрофы на долгие годы.

Мы втроём отвернули согнутую лопасть винта, вынесли на берег озера и вертикально вкопали в землю. Я сказал Василию Иннокентьевичу, что постараюсь узнать фамилию пилота, пришлю
табличку с надписью: «ЗДЕСЬ ПОГИБ СОВЕТСКИЙ ЛЁТЧИК, ВЫПОЛНЯЯ ЗАДАНИЕ РОДИНЫ
Фамилия Имя Отчество ЯНВАРЬ 1944 ГОДА»

Вернувшись в стойбище, мы долго обсуждали случившееся, но мне не терпелось раскрыть секрет найденной коробочки. Я ножом отскоблил налёт алюминиевой окиси и прочёл слова:
«Саня, будешь закуривать, вспоминай меня!
Твой технарь Ваня Лапин. 1940г».

С волнением я открыл портсигар. На дне лежал сложенный вдвое тетрадный лист, видно было, что первоначально он был сложен треугольником (так во время войны посылались письма.)
Сверху на письме находились три бумажных трубочки. Нижний тетрадный лист пожелтел и казался, настолько ветхим, что прикоснуться к нему я поостерёгся. Но одну трубочку я рискнул развернуть.
Прямоугольный пожелтевший листок, из когда- то высококачественной бумаги, был исписан крупным почерком простым, карандашом. В авиации, полётную документацию, в воздухе, заполняют простым карандашом, углерод не растворяется в воде. Глаза сосредоточились на вылинявшем тексте:
«Уэлькель 30.12 43г. Здравствуй, моя дорогая жёнушка и мой, ещё незнакомый сынулик!
Лапушка, ты назвала его Олежка? На всякий случай, если родится доченька, назови, как мы условились, Олечкой, как мою маму. Послезавтра наступает Новый год. По радио передают концерт. И мне с грустью вспоминаются наши встречи Нового года. Какое было счастливое время! …….
Письмо оборвалось. Я понял, что продолжение на следующем листке блокнота, развернул вторую бумажную трубочку.
«Обо мне не переживай, надо мной пули не свистят. Твоё письмо мне передали на краю нашей русской земли. Я тебе пишу, когда позволяют условия.
Здесь нет почтовых ящиков и поэтому, я опускаю их в свой личный. И ношу на груди, они согревают меня. Как только доберусь до конечного пункта, сразу отошлю все письма.
Слушай радио. Сейчас каждый день звучат стихи Константина Симонова
«Жди меня и я вернусь, только крепко жди». Это про нас с тобой. ЛЮБЛЮ, ЦЕЛУЮ. Саша.»

В третьей трубочке было новое, неоконченное письмо.
«1. 01. 1944г Уэлькель. Милая моя радость, и моя дорогая деточка! Поздравляю вас, мои роднулечки с Новым Годом и желаю здоровья, счастья. С НЕТЕРПЕНИЕМ жду встречи. К нам пришли новые «кони» и при хорошей погоде мы поскачем ближе к дому. Целую вас. Ваш муж и папа».
Сложенное письмо я прочту дома, чтобы не повредить, разложу его на стекле, прижму стеклом и, думаю, сумею прочесть.
                                                  * * *
Через неделю, удачно поохотившись на гусей и запасшись вяленой рыбой, я самолётом ЛИ-2 своего полка, возившего груз в Анадырь, возвратился в Хабаровск. Все дни, со времени находки самолёта, меня не покидало странное чувство, как будто мне это уже приснилось в далёком сне. Было что-то знакомое, с чем я уже соприкасался. И в первую ночь после прилёта домой мне приснилось моё далёкое детство: тесная комнатушка, детская кроватка с плачущей девочкой и плачущая тётя Наташа. И письмо от пропавшего мужа - лётчика. Во сне я старался вспомнить её фамилию, но не смог. Утром, я нашёл два небольших стекла, чисто протёр одеколоном, кромку одного смазал вазелином. Осторожно пинцетом извлёк письмо из портсигара и, сложенный вдвое тетрадный лист приложил кромкой к стеклу. Осторожно развернул вторую половину и прижал вторым стеклом. Бумага растрескалась и распалась на кусочки. Буквы, написанные карандашом, авторучек тогда ещё не было и стальные перья с чернилами были в дефиците, можно было с трудом рассмотреть. После долгих усилий, письмо я прочёл:
«Мой дорогой Саша, не знаю где ты сейчас, но твоё письмо от 7 го ноября, я получила. Оно одарило мою душу радостью. Сердце чуть не выпрыгнуло из груди, даже малышка во мне заплясал ножками. У меня всё хорошо. Обо мне не беспокойся, я в глубоком тылу и меня окружают очень добрые люди.
--------------------------------------------------------------------------------------------------------
На сегодня всё. Завтра напишу ещё. Люблю тебя всем сердцем, дорогой. Я уже купила кроватку - деревянную качалку. Целую, твоя Наташа. 5 .12 43 г»

Я перевернул стекла и на обратной стороне показались расплывшиеся, не различимые, фиолетовые от химического карандаша, буквы адреса. Расплывшиеся пятна растворили почти весь текст.
- - Л---В-Я П—Ч—А 1-3--0
Б------Ь-----------НУ АЛ-----------У -И-----------------ЧУ.
О-----СК ……/Я ---6
Первое два слова я расшифровал: ПОЛЕВАЯ ПОЧТА 1 3 0 две цифры неизвестны.
Фамилия адресата ? имя АЛЕКСАНДР ? отчество ИВАНОВИЧ ? ИЛЬИЧ ?
Разгадка давно сидела в моём мозгу. Чтобы исключить сомнения, я позвонил в Омск маме:
-Мама, вспомни. Во время войны с нами жила Наташа с маленькой девочкой, какая у неё была
Фамилия?
-Кажется, БОЛЬШАКОВА или Большова, нет, -Большагина!
Всё стало на свои места. Большагин Александр Иванович нашёл своё последнее пристанище на берегу маленького озера в далёком Чукотском крае. Теперь будет вблизи его могилы вечно стоять стальная лопасть авиационного винта с бронзовой табличкой с его фамилией. МИР ЕГО ПРАХУ.
Я пробовал найти Наташу и её дочь. Узнал у одной старушки, что Наташа вышла замуж за москвича, взяла фамилию нового мужа и уехала в Москву. Адреса нет. И мне подумалось: зачем напоминать о прошлом, вносить тревогу в чужую, счастливую жизнь, тем более, что у дочери есть отец, другого она не знает, Александр Большагин воспитывался в детском доме. Только чукчи посещающие Круглое озеро, будут рассказывать детям о погибшем лётчике.

В.П.Кусов, ветеран боевых действий

Ноябрь 2010 - январь 2011года, г. Хабаровск