Кинжал и кортик

Каждый год, сколько себя помню, накануне  9 мая и 7 ноября папа готовил «парадную амуницию»: в специальную прямоугольную  пластмассовую пластинку с прорезями и маленькими круглыми отверстиями продевал за «шейку» медали и чистил зубным порошком. Это приспособление нужно было, чтобы сберечь ткань крепления награды, не запачкать. Медали были жёлтые и белые, был ещё орден «Красной Звезды» и знак «Гвардия». Процедура повторялась дважды в год, . . .

я ждала этого чуда: потемневшие медали начинали сиять, «улыбались» в ожидании праздника…  Пока папа служил и носил форму, он ещё и пуговицы на кителе чистил, а когда ушёл в отставку, только награды.

Папа всегда готовился к празднику не торопясь, с вечера накануне, и в это время лицо у него было сосредоточенным, но если начать расспрашивать, мог и рассказать, какая награда за что.

Я знала, что мой отец, гвардии лейтенант Крадажон (Крадажен - как только не переиначивали нашу фамилию) Михаил Иванович, воевал на Центральном фронте, был на Курской дуге, потом  – на 1-м Белорусском фронте. Был тяжело ранен в 1943 году. В справке о ранении чётко, без эмоций написано: «гвардии лейтенант Крадажон; войсковая часть и адрес – 118сп; возраст –1923 г.; партийность – кандидат в члены ВКПб; образование  – 8 классов; ранен пулей в правый плечевой сустав; П/п. взаимопомощь». А потом – год госпиталей…

За сухими строчками справки военного архива  – целая жизнь, которая изменилась в тот день, когда фашистская пуля вошла в тело моего двадцатилетнего отца…  Но и до отцовства ему в 1943 ещё не близко. И до воспоминаний о том, как с однополчанами в разведке сидел под водой, дышал   через соломинку, как в мокрой шинели в белорусских болотах думал о том, как вернётся в большую казачью семью, обнимет своих стариков, младших братьев, сестёр Ниночку и  Любочку… Так всё и вышло. Только с того самого дня, который был отмечен короткой записью  «П/п. взаимопомощь», всю жизнь вспоминал он ещё одного человека  – своего ординарца, старого солдата. Это он вынес гвардии лейтенанта, своего командира, а попросту – «сынка» из пекла того боя в далёком 43-м. А если бы не это – не было бы ни меня, ни этого моего рассказа о давнем…

А при чём тут кинжал и кортик спросите вы? Да при  том, что вместе с медалями и форменными пуговицами чистил папа всегда перед праздниками свой офицерский кортик и старый кинжал.

Кортик был блестящий, щеголеватый, с пятиконечной звездой и Спасской кремлёвской башней на ножнах, с гербом Советского Союза вверху рукояти. На ножнах были два кольца, за которые кортик крепился к портупее. На клинке, сверху, чуть пониже рукояти, выбит длинный номер. Папа надевал кортик к парадной форме, и я очень гордилась. В нашем ведомственном доме почти у всех отцы ходили в форме, но мне казалось, что на моём папе она сидит особенно молодцевато: он ходил очень прямо, легко. Сказывалась любовь к танцам – танцор он был отменный. Словом, кортик и папа очень подходили друг к другу и к форме. Вместе они смотрелись безукоризненно.

…А кинжал был неказистый, к форме его надеть было нельзя, я это с детства понимала. И ножны были поцарапанные, а шишечка внизу ножен и вовсе помятая. Кольцо на ножнах было одно, и в него продета грязная верёвочка, завязанная на узел. И вместо чёткого ряда цифр, как на кортике, были непонятные цифры на ножнах: 1914/20/3. Цифры эти скрывали какую-то тайну…

Кортик был, как породистая овчарка, – такой Мухтар из художественного фильма с Юрием Никулиным «Ко мне, Мухтар!». А кинжал был похож на дворняжку. Я даже как-то стеснялась, когда папа его доставал и чистил вместе с понятными мне прекрасными наградами. А он бережно протирал фланелью старые ножны с корявой деревянной вкладкой, поглаживал рукой и укладывал до следующего «смотра».

Как-то я не выдержала и спросила, зачем ему эта ерунда? Папа помолчал, а потом сказал, что это – его талисман. Тот старый солдат, ординарец, прошедший не одну войну, солдат, что вынес «сынка»-командира с поля боя,  отдал ему, истекающему кровью, на удачу свой талисман – кинжал, спасавший его не раз ещё в Первую мировую …

Много потом у папы было ратных дел, была служба в МВД, преподавательская работа в Школе милиции, а талисман боевого друга-солдата неизменно был рядом с кортиком и сиял перед праздниками, несмотря на старые царапины, которые с годами стали казаться мне шрамами и морщинами.

…Хоронили папу с воинскими почестями. Рота почётного караула на пронизывающем февральском ветру словно окаменела. Пламенели подушечки, в последний раз на них красовались награды, которые мы в суете скорбных дел не удосужились почистить, гордо лежал любимый кортик рядом с хозяином. И только старый кинжал остался дома. Его с собой ТУДА не взяли. А он на этот раз не уберёг.

Елена Крадожен-Мазурова, кандидат филологических наук, доцент